одежду и числится стрелком. Непривередлива и очень храбра. Несколько раз
ходила в штыки, на моих глазах приколола японца, а как разойдется, то и я
побаиваюсь ее!
- Обязательно познакомлюсь с ней, - решил Гудима.
Поболтав с полчаса, артиллеристы двинулись обратно. На батарее они
застали Шуру, беседующую с солдатом-стрелком. Среднего роста, довольно
полный, безусый, с мягким продолговатым лицом, он сразу обратил на себя
внимание офицеров.
- Переодетая баба, - определил Гудима. - Тебя как зовут? - спросил он.
- Рядовой седьмой роты Двадцать пятого ВосточноСибирского стрелкового
полка Харитон Короткевич, - грудным женским голосом ответил солдат.
- Не слыхал я что-то у мужиков такого голоса, да и вид тебя выдает! Ежели
ее вымыть да приодеть - ничего бабенка получится, - обернулся штабс-капитан
к Звонареву.
Харитина - это была она - густо покраснела и свирепо взглянула на
офицера.
- Ишь сердитая какая, мордашка! Зачем к нам пришла?
- К сестрице, на хворобу пожаловаться, вашбродь.
- На женскую, что ли? А то у вас самих есть ротные фельдшера, -
допытывался Гудима.
Харитина невнятно что-то забормотала в полном смущении.
- Оставьте ее в покое, Алексеи Андреевич, - заступился Звонарев.
Когда офицеры отошли, Харитина кивнула вслед штабс-капитану и хмуро
спросила;
- Кто эта сволочь?
Шура покраснела.
- Тот, что с тобой разговаривал, - Гудима, а другой - Звонарев.
- Так это и есть твой? Ни в жизнь не спуталась бы с таким. А второй
ничего, мухи, видать, не обидит зря, стеснительный. У него тоже зазноба
есть?
- Нет, один он. Правда, к нему имеет приверженность дочка нашего
генерала. Варей звать. Встречала, может? Все верхом скачет.
- Озорная такая, - знаю. На барышню и не похожа.
Харитина по-солдатски сплюнула через зубы и вздохнула.
- Ты бы лучше к молодому ушла: и красивый и человек хороший - бить,
ругать не станет.
- Солдаты-то тебя, Харитина, не обижают? - поспешила переменить разговор
Шура,
- Пробовали было, так я живо отучила. Зато от офицеров проходу не было.
Потому к капитану ушла: боятся его и не трогают.
- А в Артур как попала?
- С шести лет осталась сиротой и пошла работать по людям. Как годы
подошли - вышла замуж за лакея при станционном буфете. Жили хорошо, только
вот бог деток не давал. Взяли на воспитание сиротку-китайчонка. Война
началась. Забрали мужа в Артур, осталась я одна с малолетком. Опостылело
все. Решила ехать к мужу. Подстриглась, переоделась железнодорожником и
добралась в Артур. Командир полка, спасибо ему, разрешил мне состоять при
полковом лазарете. Так и жила до августа, а на самое преображение ранили
моего... Он через три дня и помер. Поплакала на могилке, да и решила за него
с японцами посчитаться...
Появление Звонарева прервало их разговор.
- Отнесите, пожалуйста, Харитина, этот чертеж своему капитану, - попросил
он.
Харитина старательно свернула бумагу и, отдав честь, ушла.
- Вот вам, Шура, и подруга здесь нашлась. Не знаете, как она попала в
солдаты?
Шура передала прапорщику историю Короткевич.
- Зря это она вернулась в полк: шла бы работать в госпиталь, там женщин
не хватает, а в окопах и без нее обойдутся. Да и вам, по-моему, здесь делать
нечего. Жили бы у своих на Утесе, все постепенно и вошло бы в норму.
Шура неожиданно всхлипнула и залилась слезами.
- Хоть бы вы меня не попрекали!
- Я и не думал вас обижать, - растерялся Звонарев. - К слову пришлось.
- С чего ты нюни распустила? - неожиданно появился Гудима. - Иди в
блиндаж и приведи себя в порядок. Не терплю слезливых и сопливых физиономий!
"Не сладко, однако, живется бедной девушке", - подумал прапорщик и
двинулся на Залитерную.
Борей ко уже ждал его с завтраком. Выслушав рассказ прапорщика, поручик
ругнул Гудиму, пожалел Шуру и выразил желание познакомиться с Харитиной.
- Занятная бабенка, не приходилось еще встречав таких. Поинтереснее
многих наших барынь и барышень.
- Оли Селениной, например?
Борейко насупился и сердито засопел.
- Каждая хороша в своем роде, - примирительно буркнул он после минутного
молчания. - Какой у тебя паршивый язык стал в последнее время, Сережа! Это
все влияние твоей милейшей амазонки. Та на редкость умеет говорить всякие
неприятности и при этом еще с невинным видом, - недовольно бурчал поручик.
Стук в дверь перебил этот разговор.
- Войди! - крикнул Борейко, думая, что это солдат.
Но на пороге появился странный субъект, бритый, одетый в офицерскую форму
без погон, с белой повязкой на левой руке, на которой четко виднелись две
буквы - "В. К. ".
- Дворянин Ножин, - представился он, отдавая честь.
- Попович Борейко, - поднялся поручик навстречу гостю.
На лице Ножина появилось выражение растерянности и удивления.
- Я вас не понимаю...
- Вы изволили довести до моего сведения, что принадлежите к благородному
российскому дворянству. Поэтому я почел за должное сообщить вам, что я
происхожу из кутейников, - не моргнув глазом ответил Борейко. - Что касается
тебя, Сережа, то, право, не знаю, кто ты по своему происхождению.
- Из интеллигентов, если такое сословие имеется, - улыбнулся Звонарев.
- Очень приятно, - пожал ему руку Ножин, все еще не оправившийся от
удивления.
- Прошу садиться. Иван, подай стакан! - скомандовал Борейко денщику. -
Чем могу быть вам полезен?
- Я состою военным корреспондентом артурской газеты "Новый край"...
- Артурская сплетница тож, - проворчал поручик.
- Я не согласен с такой оценкой нашей деятельности.
- Описываете мифические генеральские подвиги, а о настоящих
героях-солдатах и матросах - молчите. Послушать вас, так весь Артур держится
на Стесселе, Никитине, Фоке и прочей сволочи. И все свое внимание уделяете
тому, что сказала, что подумала и о чем не думала Вера Алексеевна, какой
готовят обед у генерала Смирнова, сколько раз мадемуазель Белая встречалась
с Звонаревым, - гудел Борейко.
- Оставь меня в покое, Борис! - вспыхнул прапорщик.
Ножин недоумевающе глядел на обоих офицеров.
- Мадемуазель Белую я не имею чести знать, и вообще о ней, насколько мне
известно, никогда ничего не писалось!
- Зато, наверное, знаете мадемуазель Селенину.
Ведь вы, кажется, живете рядом с Пушкинской школой?
- Эту маленькую и очень свирепую учительницу, которая беспрерывно меня
терзает своей музыкой и пением? Увы, знаю, и даже слишком хорошо!
Звонарев торжествовал, ехидно поглядывая на Борейко.
- Ольга Семеновна обладает прекрасным слухом и недурным голосом, -
заметил Борейко.
- Надо добавить: на твой вкус и взгляд, - подсказал
Звонарев.
- Конечно, иногда бывает приятно послушать и ее, но после целого дня
канонады так хочется тишины и покоя...
- Пьете? - перебил Ножнна Борейко, наливая водку в стаканы.
- Пью, но только рюмками.
- В чужой монастырь со своим уставом не суйтесь!
На Залитерной рюмок и в заводе нет, поэтому прошу. -
И поручик протянул корреспонденту стакан. - Ваше здоровье!
Ножину ничего не оставалось, как выпить, Борейко не замедлил вновь
наполнить стакан.
- Не могу, ей-богу, не могу больше, - уверял корреспондент.
- Я выпил за ваше здоровье, надеюсь, что вы, хотя бы из любезности,
ответите мне тем же.
Пришлось гостю еще раз опорожнить свой стакан. Он быстро начал хмелеть.
- Разрешите осмотреть батарею? На свежем воздухе мне будет лучше.
- Милости прошу! - И они вышли из блиндажа.
Солнце еще достаточно сильно грело. От жары Ножину стало еще хуже, и он
поторопился отойти в сторону. Вернувшись через некоторое время, он умылся,
привел себя в порядок и, извинившись за причиненное беспокойство, предложил
сфотографировать батарею вместе с солдатами и офицерами.
- Я этого не разрешу, - нахмурился Борейко.
- Снимок не будет помещен в газете.
- Если вы это сделаете, я настою на вашем расстреле. В Артуре и так
достаточно шпионов, - заявил поручик. - Не угодно ли вам пройтись вместе со
мной в стрелковые окопы? Оттуда вы сможете заснять японские укрепления. Надо
думать, они им известны лучше нашего и едва ли заинтересуют их.
- Судя по вашим словам, можно подумать, что "Новый край" издается для
штаба Ноги, а не для жителей и гарнизона осажденного Артура.
- Во всяком случае, для него она представляет во много раз больше
интереса, чем для местных аборигенов и гарнизона.
- Ваша точка зрения совпадает со взглядами генерала Стесселя по этому
вопросу.
- Сомневаюсь, чтобы это было как! Газета в Артуре нужна, но газета,
хорошо снабженная новостями извне и совершенно не касающаяся вопросов
обороны, поскольку они секретны.
- Мы и пишем о том, что произошло два-три дня тому назад...
- Чем и облегчаете работу японской разведке.
- Имеется, кроме того, специальная военная и морская цензура...
- Но в ней сидят или олухи, или предатели, разрешающие вам печатать о
положении наших войск, - не унимался Борейко. - Пойдемте-ка лучше к
стрелкам. Там вы сможете вблизи полюбоваться на наших желтолицых друзей,
которые уже скоро восемь месяцев учат нас уму-разуму и, в частности,
военному делу.
- А там не очень опасно?
- Я думаю, что чувство страха незнакомо представителю доблестного
российского дворянства.
- Да, конечно, но все же...
Борейко повел своего гостя не по ходам сообщения, а напрямик, укрываясь
лишь за складками местности. Японцы вскоре заметили их и открыли ружейный
огонь. В воздухе запели пули. Ножин весь съежился, втянул голову в плечи и
пугливо наклонялся при каждой близко пролетавшей пуле.
- Много, видно, у вас знакомых среди японцев, что вам приходится так
часто раскланиваться!
- Дорога, знаете, здесь неровная, боюсь споткнуться и внимательно смотрю
себе под ноги...
- Этак вы ничего не увидите! Поднимемся на холм, что вправо. Там хорошо
видна вся линия японских траншей.
Но его спутник вдруг споткнулся и присел на землю.
- Ой, больно! Нога подвернулась, и, верно, растянулись связки... Помогите
мне добраться до окопов.
Поручик сгреб Ножина под мышки и быстро отволок его до ближайшего
блиндажа. Затем он велел позвать Шметилло.
- Гости к вам пожаловали, Игнатий Брониславович. Потомственный дворянин и
военный корреспондент газеты "Новый край" господин Ножин, - торжественно
представил Борейко. - Объят желанием сфотографировать японцев, осаждающих
Артур.
Шметилло поморщился и довольно сухо поздоровался со все еще охающим
корреспондентом.
- Пройдемте в передовой окоп, гам всего шагов пятьдесят до противника.
Отдельные фигуры то и дело показываются над бруствером.
- Благодарю вас, я и здесь увижу все, что меня интересует, - залепетал
Ножин.
- Отсюда что-либо снять трудно - слишком далеко, а там до японцев рукой
подать, - уговаривал Шметилло.
Отчаянно охая и сильно хромая, незадачливый корреспондент поплелся за
офицерами
- Здесь начинается ход в передовой окоп - сейчас налево, но дальше
передвигаться можно только ползком, - указал Шметилло.
- С больной йогой я едва ли туда проберусь, - нерешительно проговорил
Ножин.
- Харитина, проводи их благородие в секрет, - приказал капитан.
- Слушаюсь, ваше высокоблагородие. Пожалуйте за мной, - повернулась она к
Ножину...
- Право же, мне трудно...
- Ты и есть знаменитая Харитина? - приподнял за подбородок голову молодой
женщины Борейко. - Глаза ясные, чистые, видать - девка хорошая. Певунья?
Харитина сперва смутилась и хотела высвободиться, а затем, взглянув на
приветливую физиономию поручика, с улыбкой ответила:
- В девках самой голосистой считалась на селе.
