Норма унесла карточку к комоду, выдвинула ящик, засунула карточку
под белье и задвинула ящик.
- Вы, наверно, и в Голливуд попадете,- сказала она.
- А как же. С игрушками там еще лучше, чем в Лос-Анджелесе. А
потом, у меня там вроде отпуска. У меня там много друзей. Устраиваю себе
отпуск, гуляю, смотрю разные разности и заодно с торговлей знакомлюсь.
Убиваю двух зайцев. Времени не теряю. У меня там фронтовой друг. на
студии работает. С ним и развлекаемся. В прошлый раз начали с
"Мелроз-грота". Это на Мелроз, рядом со студией РКО. Вот погуляли! Я вам
не буду рассказывать, чем мы занимались, но я в жизни так не веселился.
А другу, конечно, потом пришлось идти на работу, на студию.
Норма навострила уши, как щенок, когда он наблюдает за жуком.
- Ваш друг работает на студии?- равнодушно переспросила она.- На
какой?
- "Метро-Голдвнн-Майерй,- сказал Эрнест. Он укладывал чемодан и не
смотрел на нее. Он не услышал ее свистящего дыхания и неестественных
ноток в се голосе.
- Вы тоже бываете на студии?
- Ага. Вилли устраивает мне пропуск. Иногда хожу смотреть на
съемки. Вилли - плотник. Работал там до войны и опять вернулся. Мы
вместе служили. Прекрасный малый. На вечеринках незаменим! У него
знакомых барышень, телефонов у него - вы себе представить не можете.
Толстая черная книжка - и вся полна телефонами. Сам не помнит половину
дам, которые у него записаны.
Эрнест постепенно зажигался темой. Он сел на стульчик возле стены.
Он засмеялся.
- В начале войны - я его еще не знал - он служил в Санта-Ане.
Офицеры, значит, прослышали про его черную книжечку и стали брать Вилли
в Голливуд. Вилли добывал для них дам и увольнение получал, когда хотел.
Ему неплохо жилось, пока их часть не посадили на пароход.
Во время этих воспоминаний в глазах у Нормы появилось выражение
досады. Она теребила свой фартук. Голос ее сделался высоким, потом
низким.
- Скажите, вас не очень стеснит, если я попрошу об одном одолжении?
- Да нет,- сказал Эрнест.- О каком?
- Если я дам вам письмо, а вы вдруг... Ну, окажетесь на студии МГМ
и случайно встретите мистера Гейбла. Так вы ему... его не передадите?
- Кто это - мистер Гейбл?
- Мистер Кларк Гейбл,- сурово сказала Норма.
- А-а, он. Вы его знаете?
- Да,- сказала Норма ледяным голосом.- Я... я его двоюродная
сестра.
- Вон что? Ну конечно, передам. Но вдруг я туда не попаду? Почему
вы не отправите по почте?
Глаза у Нормы сузились.
- Почта до него не доходит,- загадочно сказала она.- Там сидит
девица - ну, секретарша, так она просто забирает письма и сжигает.
- Да что вы? -сказал Эрнест.- Зачем?
Норма остановилась и подумала.
- Там просто не хотят, чтобы он их получал.
- Даже от родственников?
- Даже от двоюродной сестры,- сказала Норма.
- Это он вам сказал?
- Да.- Глаза у нее были широко раскрыты и ничего не выражали.- Да.
Конечно, я скоро туда поеду. Были предложения, и раз я даже собралась
ехать, но мой двоюродный брат-то есть мистер Гейбл - сказал, он сказал:
"Нет, тебе надо набраться опыта. Ты молода. Тебе некуда спешить". И я
набираюсь опыта. В закусочной очень много узнаешь о людях. Я их все
время изучаю.
Эрнест посмотрел на нее с некоторым сомнением. Он слышал
фантастические рассказы об официантках, которые в одну ночь становились
звездами сцены, но у Нормы не те буфера, подумал он, и не те ноги. Ноги
у Нормы были как палочки. Хотя он знал о двух или трех кинозвездах,
которые без грима до того неинтересны, что на улице их никто и не
узнает. Он читал о них. А Норма - хотя внешность у нее неподходящая -
ну, ей подложат, где надо, и если Кларк Гейбл ей двоюродный брат, то при
такой руке не пропадешь. Все двери открыты.
- В этот раз я вообще-то не собирался просить у Вилли
пропуск,сказал он.- Бывал уже я там... но, если вам нужно, я туда схожу,
найду его и передам ваше письмо. А все-таки зачем, по-вашему, они
выкидывают его почту?
- Просто хотят выжать из него все, что можно, а потом выкинуть его,
как старый башмак,- сказала Норма со страстью. Чувства накатывали на нее
волна ва волной. Она была в экстазе, и в то же время ее душил страх.
Норма не была лгуньей. Такого, как сейчас, с ней никогда не случалось.
Она шла по длинной шаткой доске и понимала это. Одного вопроса, малейшей
осведомленности со стороны Эрнеста было бы достаточно, чтобы скинуть ее
в пропасть, но остановиться она не могла.
- Он великий человек,- говорила она,- великого благородства
человек. Ему не нравятся роли, которые его заставляют играть, потому что
он не такой. Рета Батлера - он не хотел его играть, потому что он не
подлец и не любит играть подлецов.
Эрнест опустил голову и наблюдал за Нормой исподлобья. И Эрнест
начал понимать. Разгадка забрезжила в его сознании. Красивее, чем
сейчас, Норма никогда не будет. Ее лицо выражало достоинство и отвагу и
по-настоящему сильные прилив любви. Эрнесту оставалось либо осмеять ее,
либо ей подыгрывать. Если бы в комнате был посторонний, например, другой
мужчина, Эрнест бы, наверно, ее высмеял из страха, что этот посторонний
будет его презирать, и высмеял бы тем наглее, с тем большим стыдом, что
видел, как светится в девушке сильное, чистое, всепоглощающее чувство.
Это оно заставляет новообращенных пролеживать ночи на камнях перед
алтарем. Такого излияния нектара любви, такого открытого жара Эрнесту ни
в ком не приходилось видеть.
- Я возьму письмо,- сказал он.- Я скажу, что это от двоюродной
сестры.
На лице у Нормы появился испуг.
- Нет,- сказала она.- Лучше, если это будет сюрпризом. Скажите -
просто от друга. Больше ничего, ничего не говорите.
- Когда вы думаете поехать туда работать?- спросил Эрнест.
- Мистер Гейбл говорит, что надо еще год подождать. Говорит, я еще
молода, надо набраться опыта, узнать людей. Правда, иногда я от этого
очень устаю. Так скучаю иногда по своему дому со... с большими тяжелыми
шторами и длинным диваном. Так хочется повидать всех моих подруг - Бетт
Дэвис, Ингрид Бергман, Джоун Фонтейн,- а с теми, остальными-то, которые
вечно разводятся и всякое такое, я компанию не вожу. Мы просто сидим,
говорим о серьезных вещах и все время занимаемся ведь только так можно
развиться и стать великой актрисой. А есть еще много таких, которые
плохо обходятся с поклонниками: не дают автографов и так далее,- а мы
нет! То есть мы не такие. Иногда мы даже приводим девушек прямо с улицы
- выпить чаю и поговорить, как будто мы ровня,- мы-то понимаем, что всем
обязаны верности наших поклонников.- Внутри у нее все содрогалось от
страха, а остановиться она не могла. Она слишком далеко зашла по доске и
не могла остановиться, и доска уже не держала ее.
Эрнест сказал:
- Я сначала не понял. Вы уже снимались? Вы уже знамениты?
- Да,-сказала Норма.-Но мое здешнее имя ничего вам не скажет. В
Голливуде меня знают под другим именем.
- Под каким?
- Я не могу сказать,- ответила Норма: - Вы тут единственный, кто
обо мне что-то знает. Только никому не говорите, ладно?
Эрнест был потрясен.
-Да, - пообещал он,- не сказку, раз вы не хотите.
- Храните мою тайну свято,- сказала Норма.
- Ну ясно,- сказал Эрнест.- Так давайте письмо, и не беспокойтесь,
он его получит.
- Это кто что получит? - произнесла в дверях Алиса.- Что вы тут
делаете вдвоем в спальне? - подозрительно шаря в поисках улик, взгляд ее
скользнул по чемодану с образцами на кровати, задержался на подушке,
оценил состояние покрывала и наконец добрался до Нормы. Он двинулся от
туфель по ногам, помедлил на юбке, помешкал на талии и остановился на ее
пылающем лице.
Норме от смущения чуть не стало дурно. Щеки пошли красными пятнами.
Алиса подбоченилась.
Эрнест примирительно сказал:
- Просто хотел убрать с дороги мой чемодан, а она попросила меня
передать письмо двоюродному брату в Лос-Анджелесе.
- Нет у ней брата в Лос-Анджелесе.
- Как же нет, когда есть,- сердито сказал Эрнест, я знаю ее брата.
И тут злость Алисы, все утро искавшая выхода, вырвалась на волю.
- Слушайте, вы!- закричала Алиса.- Не хватало еще, чтобы всякий
заезжий торгаш портил моих девчонок!
- Да никто ее не трогал,- сказал Эрнест.- Никто до нее пальцем не
дотронулся.
- Ах, нет? А что вы делаете у нее в спальне? А на физиономию ее
посмотрите!- Алиса созрела для истерики. Сильные, хриплые, визгливые
звуки вырывались из ее глотки. Волосы свалились на лицо, глаза
выкатились и намокли. Губы жестоко сжались, как у боксера, который
добивает потрясенного соперника.- Я этого не потерплю! Не хватало еще,
чтобы она понесла! Не хватало мне щенков по всему дому! Мы вам отдали
свои комнаты, свои кровати!
-Да говорят вам, ничего не было!- закричал ей Эрнест. Перед этим
бредовым натиском он чувствовал себя совершенно беспомощным. И то, что
он ей возражает, звучало для него чуть ли не признанием вины. Он не
понимал, что на нее нашло, ему стало муторно от такой несправедливости,
и в нем тоже зашевелился гнев.
У Нормы был открыт рот, ей передался микроб истерии. Она дышала
шумно и при каждом вздохе подвывала. Ее руки выкручивали друг дружку,
словно хотели наломать.
Алиса надвигалась на Норму, сжав правую руку в кулак, и не
по-женски: пальцы были сложены ровно, костяшками вверх, большой плотно
лежал на суставах указательного и среднего. Слова выходили с хриплым
клокотанием:
- Вон отсюда! Вон из дома! Вон, под дождь!
Алиса подступила к Норме, Норма попятилась, и у нее вырвался
испуганный визг.
За дверью послышались быстрые шаги и - окрик Хуанах
- Алиса!
Она замерла. Рот у нее тоже открылся, в глазах возник страх. Хуан
медленно вошел в комнату. Большие пальцы он зацепил за карманы
комбинезона. Он приближался к ней легко, как кошка подкрадывается к
добыче. Золотое кольцо на обрубке пальца тускло блестело в свинцовом
свете из окна. У Алисы вся ярость превратилась в страх. Она съежилась,
отступила, отошла за кровать, очутилась в тупике, допятилась до стены и
там замерла.
- Не бей меня,- прошептала она.- Пожалуйста, не бей.
Хуан подошел к ней вплотную, его правая рука медленно протянулась к
ее руке и взяла повыше локтя. Он смотрел на нее - не сквозь нее и не
мимо. Он мягко повернул ее, провел по комнате и за дверь и закрыл дверь,
оставив Эрнеста и Норму вдвоем.
Они смотрели на закрытую дверь почти не дыша. Хуан подвел Алису к
двуспальной кровати, мягко повернул, и она осела, как калека, повалилась
на спину, бессмысленно глядя на него. Он взял подушку С изголовья и
подложил ей под голову. Его левая рука-с обрезанным пальцем и кольцом -
ласково погладила ее по щеке.
- Ничего, сейчас успокоишься,- сказал он.
Алиса накрыла лицо руками крест-накрест и зарыдала - хрипло,
придушенно, без слез.
ГЛАВА 5
Бернис Причард, ее дочь Милдред и мистер Причард сидели за столиком
справа от входа. Эти трое здесь сблизились. Старшие - потому, что
чувствовали себя в каком-то смысле осажденными, а Милдред - из
покровительственного чувства к родителям. Она часто удивлялась, как
родители выжили в этом грешном и буйном мире. Она считала их наивными и
беззащитными детьми, и в отношении матери была отчасти права. Но Милдред
забывала о детской прочности, устойчивости, о простодушном упорстве -
добиться своего. И Бернис обладала такой прочностью. Она была довольно
миловидна. У нее был прямой нос, и она так давно носила пенсне, что оно
