грудь, мочки ушей, лоб под волосами. Тронула и верхнюю губу. "Мне тоже
хочется нюхать",сказала она.
Она вернулась в закусочную, осторожно обогнув угол, о который
ударилась в прошлый раз. Тут стало еще темнее, потому что заходила туча
и свет едва цедился в комнату. Алиса села за свой столик и поправила
зеркальце. "Хорошенькая,- сказала она,- прямо хорошенькая. Что будешь
делать вечером? Хочешь пойти на танцы?"
Она налила себе стакан. А что, если заедет этот шофер с "Красной
стрелы" - и постучится? Она его пустит. Большой шутник. Она налила бы
ему стаканчик-другой, а потом показала бы шутку-другую.
"Рэд,- сказала бы она,- ты из себя строишь большого шутника, но я
тебе кое-что покажу. Ты не все еще шутки знаешь". Она остановила
мысленный взгляд на его узкой талии и тяжелых мускулистых руках. Джинсы
он носил на широком ремне, а на джинсах... нет, мужик был что надо. Да -
что там еще, с этими джинсами... Медная заклепка внизу, откуда
начинается ширинка. Чем-то эта заклепка опечалила Алису. У Бада была
такая. Медная заклепка на том же самом месте. Она попробовала
отвернуться и от этого видения, не смогла - и всплыло, всплыло в памяти.
Он упрашивал ее и упрашивал. Наконец они ушли на пикник, аа шесть
километров. Бад нес еду - крутые яйца, бутерброды с ветчиной и яблочный
пирог. Пирог Алиса купила, но Баду сказала, что испекла сама. А он даже
не стал дожидаться еды.
Он сделал ей больно. А потом она сказала" "Куда ты?"
"У меня работа стоит",- сказал Бад.
"Ты говорил, что любишь меня".
"Ну?"
"Ты не бросишь меня, Бад?"
"Слушай, милая, переспали, и ладно. Я контрактов не подписывал".
"Это же первый раз, Бад".
"Без первого раза ни у кого не обходится",-сказал он.
Теперь Алиса оплакивала себя. "Ни черта хорошего! - крикнула она в
зеркало.- Ни черта хорошего в этом нет". Плача, она допила стакан и
вылила в него остатки иа бутылки.
В остальных тоже не было ни черта хорошего - и с чем она осталась?
Паршивая работа с постельными удобствами и без жалованья. Вот с чем. И
за паршивым оглоедом замужем - вот с чем. Нашла, называется. Глушь
такая, что и в кино не съездишь. Сиди в паршивой закусочной.
Она опустила голову на руки и горько заплакала. А другая Алиса
слушала, как она плачет. Другая Алиса стояла над ней и наблюдала. Ходи
на цыпочках, все время его ублажай. Она подняла голову и посмотрела в
зеркало. Помада размазалась по всей верхней губе. Глаза покраснели, иэ
носу текло. Она вынула из держателя две бумажные салфетки и
высморкалась. Скатала салфетки и кинула на под.
И чего она вылизывает эту дыру? Всем плевать. А на нее разве нс
всем плевать? Всем] Ничего, она за себя отстоит. Над Алисой не больно-то
покуражишься. Она допила виски.
Достать портвейн оказалось делом нелегким. Она споткнулась и
налетела на раковину. В носу горячо набухло, я она засопела. Она
установила бутылку портвейна на стойке и достала штопор. Когда она
попыталась воткнуть штопор, бутылка упала, а при второй попытке пробка
раскрошилась. Алиса протолкнула пальцем остатки ее в горлышко и побрела
к столу.
"Водичка",- сказала она. Она наполнила стакан темнокрасным вином.
"Вот виски бы еще". Во рту у нее пересохло. Она с жадностью выпила
полстакана. "А хорошее",- захихикала она. Может, всегда надо вперед пить
виски, чтобы вино было вкуснее.
Она придвинула к себе зеркальце. "Ты старая кляча,- горько сказала
она.- Грязная, пьяная старая кляча. Ясно - кому ты такая нужна? Я бы
сама на такую нс польстилась".
Лицо в зеркале было одно, но контуры его двоились, и где-то вне
поля зрения комната уже раскачивалась и подпрыгивала. Алиса допила
стакан, поперхнулась, и красное вино потекло обратно из углов рта. Она
стала наливать снова, но не сразу попала в стакан и разлила вино по сто-
лу. Сердце у нее колотилось. Она слышала его и чувствовала, как оно
бьется у нее в руках, плечах и в жилах на груди. Она мрачно выпила.
Упьюсь,- и черт с ним, тем лучше. Хорошо бы больше не проснуться.
Хорошо бы - конец всему... конец всему... конец всему... Покажу этим
паразитам-не хочу жить и не буду. Я им покажу.
И тут она увидела муху. Это была не обычная комнатная муха, а
молоденькая мясная, и ее тело блестело богатой переливчатой синью. Она
явилась к столу и сидела перед винной лужицей. Она сунула туда хоботок,
потом отошла почиститься.
Алиса застыла. Кожа у нее собралась от ненависти. Все ее огорчения,
все обиды сосредоточились на мухе. Усилием воли она свела раздвоившееся
насекомое в одно. "Ну, стерва,- тихо сказала она.- Думаешь, я напилась.
Я тебе покажу".
Глаза у нее сделались настороженные, хитрые. Бочком, бочком она
отодвинулась от стола и пригнулась к полу, опершись на руку. Она не
сводила с мухи глаз. Та не двигалась. Алиса подкралась к стойке, зашла
за нее. Посудное полотенце лежало на краю стальной раковины. Она взяла
его в правую руку и старательно сложила. Полотенце было слишком легким.
Она намочила его под краном и отжала .лишнюю воду. "Покажу
стерве",-сказала она и, как кошка, двинулась вдоль стойки. Муха
по-прежнему сидела, попрежнему сияла.
Алиса подняла руки и закинула полотенце на плечо. Алиса тихо
подступала к мухе, выставив локоть. Ударила. Бутылка, стаканы,
сахарница, держатель с салфетками - все полетело на пол. Муха взвилась и
закружила. Алиса стояла неподвижно, провожая ее глазами. Муха уселась на
стойку. Алиса сделала выпад, ударила по ней, а когда муха взлетела, еще
раз хлопнула полотенцем по воздуху.
"Так не пойдет,- сказала она себе.- Подкрасться к ней.
Подкрасться". Пол накренился под ногами. Она вытянула руку и схватилась
за табурет. Куда она девалась? Слышно было ее жужжание. Злой,
омерзительный звон ее крыльев. Должна же она сесть куда-нибудь
когда-нибудь. К горлу подкатила тошнота.
Муха заложила несколько петель, восьмерок и кругов, а потом перешла
на бреющие челночные полеты из одного конца комнаты в другой. Алиса
выжидала. В поле зрения вползала с краев темнота. Муха с легким щелчком
вела на коробку кукурузных хлопьев на макушке большой пирамиды,
выстроенной на полке за стойкой. Она приземлилась на "К" "Кукурузных" и
беспокойно переползла на "у". Там она замерла. Алиса втянула носом
воздух.
Комната прыгала и кружилась, но напряжением воли муху и то, что
рядом, Алиса держала в фокусе. Левая рука оперлась за спиной на
прилавок, и пальцы поползли по нему. Медленно, молча она огибала торец
стойки. И очень, очень осторожно поднимала правую руку. Муха скакнула
вперед и снова замерла. Она приготовилась взлететь. Алиса почувствовала
это. Почувствовала раньше, чем муха поднялась. Она вложила в удар весь
свой вес. Мокрое полотенце врезалось в пирамиду картонных коробок и
пробило ее насквозь. Коробки, рядок стаканов и ваза с апельсинами
полетели на пол, и Алиса упала на них.
Комната понеслась на нее красными и синими огнями. Под щекой
лопнувшая коробка извергла хлопья. Алиса подняла раз голову, потом
опустила, и вертящаяся темнота накрыла ее.
В закусочной было сумрачно и очень тихо. Муха подобралась к краю
винной лужицы, высыхавшей на белом столе. Потыкавшись в разные стороны -
не грозит ли откуда опасность,- она неторопливо опустила плоский хоботок
сладкое густое вино.
ГЛАВА 12
Серые тучи громоздились - угроза на угрозе,- и синий сумрак окутал
землю. В долине Сан-Хуан темная зелень казалась черной, а более светлая
зелень травы - стылой, влажно-синей. "Любимая" тяжело катилась по шоссе,
и алюминиевая краска на ней отливала зловещим холодом вороненого ствола.
В южной стороне черная гряда туч осыпалась бахромой дождя, и занавес его
медленно упал.
Автобус подъехал к бензоколонкам перед магазином Брида и
остановился: Игрушечные боксерские перчатки и детская туфелька мелко и
часто качались, как короткие маятники. Хуан продолжал сидеть после того,
как автобус остановился. Напоследок он дал газ, прислушался, потом со
вздохом повернул ключ, и мотор смолк.
- Долго собираетесь здесь стоять? - спросил Ван Брант.
- Хочу взглянуть на мост,- сказал Хуан.
- Еще цел,- сказал Ван Брант.
- Мы тоже,- ответил Хуан. Он отпер рычагом дверь.
Брид появился из-за сетчатой двери и пошел к автобусу. Он пожал
Хуану руку.
- Опоздали немного?
- По-моему, нет,- ответил Хуан,- если у меня часы правильные.
Спустился Прыщ и стал рядом с ними. Он вышел первым, чтобы
посмотреть, как слезает блондинка.
- Кока-кола есть? -спросил он.
- Нет,- сказал Брид.- Несколько бутылок пепси. Кока-колы месяц не
было. Да - одно и то же. Их не отличишь.
- Как мост? - спросил Хуан.
Мистер Брид покачал головой.
- По-моему, труба дело. Сами взгляните. Хорошего мало.
- Трещин пока нет? - спросил Хуан.
- Может полететь вот так,- сказал Брид и с размаха ударил ладонью о
ладонь.- Нагрузка на нем такая, что он плачет, как ребенок. Пошли
посмотрим.
Из автобуса вышли мистер Причард с Эрнсстом, за ними Милдред и
Камилла и последней - Норма. Камилла была ученая. Прыщ ничего не увидел.
- У них есть пепси-кола,- сказал Прыщ.- Хотите?
Камилла обернулась к Норме. Она начала понимать, чем может быть
полезна Норма.
- Хочешь попить? - спросила она.
- Да не откажусь,- сказала Норма.
Прыщ постарался скрыть разочарование. Брид и Хуан шагали по шоссе к
реке.
- Хочу поглядеть на мост,- крикнул Хуан через плечо.
Миссис Причард окликнула мужа со ступенек:
- Милый, ты не мог бы принести мне выпить чего-нибудь холодного?
Хотя бы воды, если нет ничего другого. И спроси, где у них - ну, знаешь
что.
- Это сзади,- сказала Норма.
Бриду тоже хотелось посмотреть на мост, и он пристроился в ногу к
Хуану.
- Каждый год жду, что его снесет,- сказал он. Хоть бы построили
такой мост, чтобы я мог спать по ночам, когда идет ливень. А то лежишь в
постели, слышишь, как дождь стучит по крыше, и все прислушиваешься, не
снесло ли мост. А ведь не знаю даже, какой там будет звук, когда он
повалится.
Хуан усмехнулся.
- Это мне знакомо. Помню, в Торреоне - я был тогда мальчишкой.
Бывало, слушали ночью, не захлопает ли - значит, не поднимется ли
стрельба. Стрельба-то нам даже нравилась, только это всегда значило, что
мой папаша ненадолго отлучится. Один раз он отлучился и больше не
пришел. Мы, наверно, всегда чувствовали, что так и будет.
- Что с ним стало? - спросил Брид.
- Не знаю. Наверное, попал кому-нибудь на мушку. Не мог усидеть
дома, когда стреляли. Без него не могло обойтись. Я думаю, он и не очень
интересовался, из-за чего дерутся. А домой всегда приходил с кучей
рассказов. Хуан усмехнулся.- Был у него один про Панчо Вилью. Будто бы
пришла к Вилье бедная женщина и говорит: "Ты расстрелял моего мужа, а
теперь я с ребятами умру с голоду". А у Вильи тогда было много денег. У
него были прессы, он сам печатал. Повернулся к казначею и приказал:
"Накатай для бедной женщины пять кило бумажек по двадцать песо". Он их
даже не считал - сколько у него было. Напечатали, перевязали пачку
проволокой, и женщина ушла. И тут один сержант говорит Вилье; "Ошибка
получилась, мой генерал. Мужа этой женщины мы не расстреляли. Он
напился, и мы посадили его в тюрьму". Тогда Панчо говорит: "Идите и
сейчас же расстреляйте. Нельзя же разочаровывать бедную женщину".
Брид сказал:
- Глупость какая-то.
