изысканные украшения.
Мэт посмотрел в ту сторону, откуда шли женщины, и у него захватило дух.
Какой там конкурс красоты на телевидении! Девушки, не меньше двух.
десятков, все молоденькие - моложе двадцати, и каждая по-своему потрясающе
красива. Красотки, конечно, были одеты, а впечатление почему-то возникло, что
все наоборот. И не то чтобы они выставляли напоказ большие участки
обнаженного тела, вовсе нет: тут блеснет белизной шейка, тут покажет кусочек
живота прорезь на талии. Однако сам покрой платьев и то, как женщины дви
гались в этих платьях, создавали такое впечатление, что вы видите каждую йоту
женских прелестей, причем одновременно хотелось увидеть все! Мэт решил, что
платья не иначе как зачарованы.
Женщины передвигались в облачке ароматов, будоражащих чувства. Мэт
затрепетал от желания. Наверное, в духи подмешаны феромоны, или они тоже
зачарованы. Наконец сквозь миазм гормональных благовоний прокралась мысль:
эти дамочки не только зачаровывали других, они и сами наверняка зачарованы.
Королевские наложницы проходили мимо, весело болтая и смеясь, но вот одна
из них немного отстала от остальных - новенькая, лицо которой Мэту было так
хорошо знакомо. Фламиния! Ее глаза сверкали от этого запретного приключения.
- Сыграй для меня, менестрель! - кивнула девушка. Мэт замер. Если
посмотреть на Фламинию холодно и объективно, то он был бы вынужден признать:
она не красавица, однако как раз вот этого он больше и не мог - смотреть на
нее холодно и объективно. Какие бы там заклинания ни накладывали колдуны на
королевских наложниц, они подействовали и на Фламинию. Глаза у нее стали
манящими, зовущими, улыбка - не просто очаровательной, нет, призывной.
Еще какой призывной: Паскаль уже пошел к ней - глаза остановились, ноги
ватные. Мэт успел-таки ухватить его за рукав и оттянуть к шляпе, после чего
ударил по струнам и запел:
Эта женщина - увидишь и немеешь,
Глохнешь, слепнешь и теряешь нюх и вкус,
Ни кукушкам, ни ромашкам ты не веришь,
А плетешься добровольно на искус.
Только пусть она идет своей дорогой.
Куда шла - туда пускай себе идет.
Заколдованную женщину не трогай,
И тогда все до рассвета заживет!
Затем Мэт спел еще один куплет, предназначенный для того, чтобы толпа
навсегда забыла, что видела Фламинию:
Да была ль она вообще-то, это тетка?
Вам, любезные, пригрезилась она!
И прическа, и улыбка, и походка -
Все мираж сплошной и видимость одна!
Ну а раз зевакам предписывалось забыть о существовании этой женщины, они и
разошлись мало-помалу со скучающим видом, а Мэту только того и надо было!
Безусловно, песня могла сработать, хотя в тексте не было ни ярко
выраженного действия, ни четких указаний на чью-либо персону. Стражники могли
пока и не заметить, что Фламиния отстала. Нет, он не ошибся в себе, его магия
работала, и все происходящее не просто везение.
И как только последний из слушателей повернулся к нему спиной, Мэт забросил
лютню за спину и успел схватить Паскаля за руку, прежде чем тот заключил
Фламинию в объятия, достойные борца сумо.
- Пошли, надо спешить!
С полсекунды Фламиния демонстрировала разочарование. Но Мэт уже схватил ее
за руку и потащил по улице. И Паскаль, и Фламиния упирались, но Мэт
безжалостно тащил их за собой под колоннаду, которую заприметил заранее.
Главное - заставить парочку шевелить ногами, потому что они оба явно хотели
только одного: остановиться посреди улицы и начать обниматься, не обращая
внимания на прохожих. Однако Мэт упрямо тащил их вперед, хотя получалось у
него это с трудом: ведь он находился посередине, и Паскаль с Фламинией
пытались через него дотянуться друг до друга. Чем дальше, тем сильнее
разгорался их пыл, и они даже начали злиться, но тут Мэт наконец добежал до
полутемной ниши и, отпустив влюбленных, толкнул их туда.
- Вот! - крикнул он. - Обнимайтесь теперь! Они не преминули воспользоваться
разрешением - бросились друг другу в объятия. Мэту сразу захотелось к
Алисанде. То, как Паскаль и Фламиния буквально прилипли друг к дружке, никак
не способствовало сосредоточению. И все же Мэт поднял руки и пропел:
Вот далась вам пыльная Венарра!
Вам не место здесь, шальная пара!
Вам бы в лес, под елку иль на поле,
Чтоб кругом - сплошной покой и воля,
Чтоб кругом все травка, да цветочки,
Да сирень в сиреневом садочке!
Силуэт обнявшихся влюбленных начал таять, но потом снова обрел плотную
структуру. Опять начал таять - и опять вернулся. Снова и снова, словно
пульсировал.
Нечего удивляться. Мэт просто физически чувствовал, как латрурийский воздух
сопротивляется его магии. В отчаянии он спел первое, что пришло на ум из
пожелания молодым людям:
Gaudeamus igitur, juvenesturn sumus!
Gaudeamus igitur, juvenestum sumus!
Post jocundum juventutem,
Post molestam senectutem,
Nos habebit sumus, nos habebit sumus!16
Наверное, латынь сделала свое дело, потому что сопротивление мгновенно
исчезло. Вот они были - и вот их не стало! Нет, все-таки не то чтобы
мгновенно - они просто очень быстро растаяли, но без резкого хлопка,
какой раздается, когда воздух врывается во внезапно образовавшуюся полость
вакуума. Мэт опустил руки и глубоко вздохнул. Он порадовался, что они не
успели привлечь лишнего внимания.
Тем более он удивился, когда чей-то палец постучал по его плечу и голос
прямо над ухом проговорил:
- Превосходная работа. У меня бы лучше не получилось.
Мэт окоченел. Он узнал голос.
И очень медленно обернулся.
- Добрый вечер, ваше величество.
ГЛАВА 18
- Вечер и вправду добрый, - ответил король. - Давай-ка выйдем из-под этой
колоннады на солнце, чтобы ты мог взглянуть на него в последний раз.
Мэт молча смотрел на короля, дожидаясь того мгновения, когда оторвавшийся
от пищевода желудок достигнет дна. Он увидел за спиной у короля Ребозо и
отряд гвардейцев, увидел злобу во взгляде канцлера и почувствовал, как
желудок, достигнув дна, подпрыгнул. Но все равно он сумел выговорить:
- Вряд ли работа так уж превосходна, если я привлек ваше внимание. А вы
ведь ждали, когда я это сделаю, не так ли?
- Да, это была хитро подстроенная ловушка, - подтвердил король и обернулся
к канцлеру. - Поздравляю тебя, Ребозо, твой маневр оказался восхитителен, а
выбор барышни безошибочен.
Канцлер улыбнулся и поклонился королю:
- Сущие пустяки, ваше величество. У этого глупого доброхота совершенно
отсутствует какая бы то ни было подозрительность!
И как это получалось, что одна навязчивая идея влекла за собой другую, вот
интересно?
- Я так понимаю, что ваше величество скорбит о потере многообещающей
наложницы?
- Что-что? - презрительно проговорил Бонкорро. - Ни она, ни ее ухажер тут
ни при чем. Более того, я надеюсь, они будут счастливы вместе.
Однако глаза Ребозо горели мстительным огнем, и Мэт понял: этот был готов
"ka+%$(bl Паскаля и Фламинию исключительно из-за оскорбленного самолюбия.
- А вот ты очень даже при чем, - продолжал король. - Человеку, имеющему
достойное положение, принято называть себя, когда он попадает в чужую страну,
- конечно, тогда, когда он является ко двору короля.
- Это вы про меня? Да я ничто!
- Полагаю, что ты не врешь, хотя это и странно, - прищурившись, заметил
король. - От себя могу лишь сказать, что самоуничижение твое излишне. Всякий,
кому удалось превозмочь заклинание обольщения, наложенное на женщин из моего
гарема, это, безусловно, чародей, и никто иной.
- Как приятно слышать, что на самом деле Фламиния - вовсе не такая
вертихвостка, какой выглядела.
- Итак, ты чародей, - твердо проговорил Бонкорро. Так. Стало быть,
испытание. О, как Мэту хотелось бы нарушить заповедь "не солги" ради спасения
жизни! Однако сейчас ему прежде всего нужно демонстрировать послушание воле
короля.
- Да, ваше величество. Но ивы тоже.
- Вероятно, раз уж я не колдун, - вздохнул Бонкорро. - Однако свою силу я
черпаю не от Сатаны и не от Бога, как ты, несомненно, знаешь.
Канцлер бросил на короля нервный взгляд, но, впрочем, тут же сделал вид,
что никакого взгляда не было. Значит, Мэт угадал верно: канцлер был колдуном.
- Да, это я понял. Но как же в таком случае вы творите чудеса?
- Благодаря феноменальной памяти. - Ага, значит, он решил отложить месть на
потом, а пока поболтать с интересным собеседником о том о сем. - Я ведь на
этом, можно сказать, вырос: я видел, как произносит заклинания мой дед, мне
приходилось на это смотреть вместе с половиной придворных. И попробовали бы
мы не смотреть! Ослушаться короля? Тогда все тряслись от одной только мысли
об этом. Он-то, конечно, никогда бы и не подумал, что я запомню каждое его
слово, каждый жест, вот только раньше для меня все это было бессмыслицей.
Подобным же образом я наблюдал за своим отцом. Он тоже произносил заклинания,
которые, как он утверждал, исходят от Бога и святых. На самом-то деле он с
полной ответственностью обучал меня этим заклинаниям.
Мэт ухватился за слово "утверждал".
- Но вы до сих пор не верите, что силы, которые черпал ваш отец,
происходили от Бога?
Ох, любо-дорого смотреть, как дергается Ребозо при каждом упоминании Бога!
- Нет. И я также не верю, что черная магия пользуется помощью Сатаны. -
Бонкорро цинично усмехнулся. - Я не верю ни в то, ни в другое - ни в Рай, ни
в Ад!
- Вот почему вас так заинтересовало заклинание, позволившее бы вашей душе
прекратить существование, когда вы умрете? - старательно выговаривая слова,
спросил Мэт.
- Молчать! - рявкнул Бонкорро, и глаза его гневно полыхнули. Не без усилия
он овладел собой и вымучил улыбку. - Скажем так: по меньшей мере я отрицаю,
что источники магии - либо Добро, либо Зло.
- Откуда же тогда магия черпает силы?
- Отовсюду. Бесполезно выяснять, откуда именно.
Мэт вспомнил: когда-то и он так думал.
- Значит, вы просто совершаете ритуалы, некогда увиденные и запомненные, а
то, почему и как у вас что-то получается, вас не волнует?
- Именно так. Какое мне дело до "почему"! Главное, что все получается!
- Ну... когда знаешь "почему", можно изобретать что-то новое,- не спеша
проговорил Мэт. -Или, если что-то не получается вопреки твоим ожиданиям,
понять, почему не получилось.
Бонкорро снова прищурился.
- Ты говоришь так, словно все знаешь, но ведь только самые могущественные
из чародеев так верно могут определить источник своей силы и смеют судить о
нем.
- Я был прав! - брызгая слюной, вмешался Ребозо. - Он - верховный маг
Меровенса!
Мэт стоял не шевелясь и многообещающе смотрел на Ребозо.
- Так ли это? - требовательно вопросил Бонкорро. - Ты - придворный чародей
%% величества?
Вот опять христианское воспитание подталкивает: скажи правду! Если бы
только вопрос не был задан так прямо...
- Да, ваше величество. Я - Мэтью Мэнтрел, чародей королевы Алисанды.
- И ее муженек! - Глаза Ребозо довольно заблестели. - Мы, ваше величество,
приобрели бесценного заложника!
- Верно, если сможем удержать его. - Настроение Бонкорро вдруг резко
переменилось. - А как ты думаешь, верховный маг, где источник моей силы?
- Сама мощь вашего царствования, ваше величество, - отвечал Мэтью. -
Законный монарх обретает великую силу от своей страны и от своего народа,
поскольку он глава страны и представитель народа. Однако сила монарха
становится еще больше, если он действительно законный помазанник.
- Молчать! - И рука Ребозо хлестнула Мэта по губам. Голова Мэта
запрокинулась назад. Он выпрямился и одарил старика гневным взглядом.
- Еще раз так сделаешь, - прошипел Мэт, - и получишь свою руку себе на
