Микки СПИЛЛЕЙН
УБЛЮДОК БАННЕРМЕН
1
Я направил свой старый "форд" вверх по шоссе на холм, так, чтобы
можно было увидеть владения Баннерменов, расположенные у самого залива и
освещенные лунным светом. Особняк отбрасывал причудливые тени, и в ночи
ясно виднелась колоннада, похожая на руки гигантского скелета. По
сравнению с тем разом, когда я видел его последний раз, поместье было
сильно запущено и все заросло травой. Чугунные ворота в кирпичной стене
были, правда, еще на месте, но сам кирпич уже весь рассохся и
растрескался, а петли на воротах едва держались. Но сейчас не было времени
останавливаться на подобных мелочах.
Выбоины на шоссе 242 требовали большой осторожности от водителя, но
тем не менее я все время кидал взгляды по сторонам, и это было так
естественно, когда человек прожил здесь первые двенадцать лет жизни,
прежде чем его выбросили на растерзание в этот жестокий мир. И ему,
конечно, хочется взглянуть на отчий дом, на его шрамы и царапины,
появившиеся за прошедшие годы.
Сквозь деревья виднелся свет в некоторых окнах и на лестнице. С
некоторой долей сожаления я смотрел на все это, потом немного притормозил
и свернул с шоссе, направившись вверх по дороге к дому.
"Какой же я, черт возьми, дурак, - подумал я. - Разве я что-нибудь
сделал ради этого?"
Но домой возвращался не просто блудный сын, и поэтому, не зная, каким
будет прием - удачным или неудачным - я всю дорогу дымил сигаретами.
Ну и что с того, черт побери, что прошло уже двадцать три года и
канули в вечность две войны? Если же вам представится такая удивительная
возможность, не упускайте ее! Мой старик частенько говаривал перед
смертью: "Не забывайте, что произошло с кошкой..." И после этих слов
обычно смеялся, потому что звали меня К.К., или, точнее, Кэт Кей
Баннермен.
Теперь-то я знаю, почему меня так назвали. Кэт-Кей - это как раз то
место, где меня угораздило родиться. Только вот зачат я был во грехе. Моя
мать умерла через час после того, как я появился на свет, и старик принес
меня домой вместе с этим именем на устах и с позором для всех остальных
членов семьи, которые так и не смогли примириться с моим существованием.
- Гм... - вырвалось у меня.
Несмываемое пятно! Внебрачный ребенок! Ублюдок! Ублюдок Баннермен!
Нет, Баннермены не могли такого вынести.
Я остановил машину позади двух уже стоявших и, поднявшись по широким
ступеням к парадной двери, дернул за шнур звонка. Теперь он был
электрическим, и я услышал, как зазвенело где-то в глубине дома. После
этого голоса, доносившиеся из дома, казалось, внезапно смолкли, а когда
дверь отворилась, я увидел старую леди, которая когда-то угощала меня кофе
и сэндвичами, когда меня наказывали и запирали одного в моей комнате и
которая всегда рассказывала, что происходит в мире и семье.
- Здравствуй, Анни!
Она как будто застыла на мгновение, поглядела на меня поверх очков и
осторожно сказала:
- Здравствуйте...
Ее голос и сейчас, спустя столько лет, оставался немного тонким и
квакающим.
Я нагнулся и поцеловал ее в щеку.
Проделал я это очень быстро, и она не успела увернуться, но губы ее
скривились от негодования. Но прежде чем она успела раскрыть рот, я
сказал:
- Много воды утекло с тех пор, как мы виделись последний раз, Анни,
но все-таки не думаю, что ты забыла того, кого когда-то называла "своим
котенком".
И как свидетельство того, что память не подвела ее, брови старушки
внезапно поднялись. Она вытянула руки, дотронулась до моего лица и
покачала головой, словно не веря глазам. И вдруг что-то растопилось в ее
взгляде, и она воскликнула:
- Кэт... Мой маленький Кэт Кей!
Я обнял ее и, оторвав от пола, прижал к себе. Щетина, выросшая у меня
на щеках за эти два дня, конечно, колола ей щеки и она невольно издала
слабый стон, хотя и было ясно, что искренне рада встрече. Наконец я
выпустил ее из объятий.
- Просто никак не могу поверить, - сказала она. - Ведь прошло столько
лет! И ты... Ты уже совсем взрослый и такой большой... Заходи же, Кэт...
Заходи, заходи!
- А ты совершенно не изменилась, Анни. И от тебя все так же пахнет
яблочным пирогом и мастикой.
Она закрыла за мной дверь, взяла мою руку слабыми пальцами, отступила
назад и внимательно осмотрела меня.
- Да, это ты... Несомненно, это ты... И нос, который тебе перебил
Руди, и шрам после того, как ты упал с дерева... И глаза, отцовские
глаза...
Говоря, она смотрела на мой черный костюм из дорогой ткани, на
высокую шляпу и по ее лицу было видно, что она думает: я еще не дорос до
того, чтобы она считала меня солидным человеком, я для нее все еще
двенадцатилетний мальчик, которого все еще оскорбляют двоюродные братья -
Руди и Теодор.
- Где же теперь мои милые родственнички? - спросил я.
Она взглянула на дубовую дверь библиотеки.
- Кэт... уж не думаешь ли ты?..
- А почему бы и нет, моя старушка? И не принимай все так близко к
сердцу. Что было, то прошло. К тому же я не собираюсь тут долго
оставаться. Постараюсь исчезнуть до того, как обо мне заговорят. И я
совершенно ничего не хочу от этих Баннерменов. Не волнуйся, все будет
хорошо, и никаких криков, я ведь здесь проездом.
Старушка хотела еще что-то сказать, но потом, вероятно, передумала и
показала на дверь.
- Они все там...
В ее голосе прозвучал какой-то странный оттенок: она все еще была
экономкой и ее не посвящали во все тайны этого дома. Я нежно похлопал ее
по плечу, нажал на обе ручки двустворчатой двери и распахнул ее.
На какой-то миг меня охватило неприятное чувство, которое всегда
возникает от предвидения, что сейчас произойдет.
Я представил, как дядюшка Майлс будет сидеть в своих вечных бриджах в
кресле и выслушивать очередную ложь Руди. Частенько я представлял себе эту
сцену, лежа в темноте на кровати, пока не позволил себе вернуться в "лоно
семьи". Я живо помнил, что старик Макколи не любил выполнять подобную
работу, но получал приказы от дяди Майлса и выполнял ее на моей спине,
зная, что иначе ему будет нагоняй. Нисколько не сомневаюсь: будь жив мой
старик, он бы здорово отдубасил своего осла-братца за подобные приказы. Но
он умер. Ему крупно не повезло. Он пошел помогать Руди, угодившему в
грязную историю, схватил воспаление легких и через неделю его не стало.
Но сейчас все выглядело совсем не так, как двадцать три года назад.
Дядюшка Майлс превратился в худого безобразного старика. Он сидел за
письменным столом с непроницаемым выражением на лице, и оно внушало страх
и выражало угрозу. Вместе с ним в комнате были Руди и Тэд, на которых,
вероятно, устрашающий взгляд старика не производил должного впечатления.
Они тоже здорово облысели за это время, а лица их, как и раньше, были
прыщавыми и угловатыми и вообще имели довольно глупый вид.
Тэд, всегда тише и незаметней брата, и на этот раз примостился в
уголке, а Руди величественно стоял посреди комнаты, нервно водя языком по
губам и подбоченясь.
Кроме них в комнате были еще трое мужчин. Одного я не знал. Он сидел
в кресле, нога на ногу, немного грузный, с густыми черными волосами, как у
женщины, но с лицом мужественным и красивым.
Двух других я знал. Одного звали Карл Матто, второго - Пони Гейдж.
Они оба были из чикагского "синдиката", и у обоих на физиономиях было
написано, что ситуация им явно не по нутру.
Когда я вошел, все головы повернулись ко мне, но, видимо, никто не
узнал меня. Майлс и оба его сынка вопросительно посмотрели на гостей,
молча спрашивая, не из их ли я компании. Но Карл Матто неопределенно пожал
плечами, и они снова с недоумением посмотрели на меня.
В следующее мгновение старикашка Майлс вышел из-за стола и, явно
рассерженный, пошел на меня.
- Что это значит? - сухо спросил он.
Я мило улыбнулся.
- Обыкновенный визит вежливости, дядюшка. Приехал выразить свое
уважение семье и немного отдохнуть.
Первым узнал Руди, и у него сразу перехватило дыхание. Вот-вот
задохнется.
- Кэт... - наконец выговорил он. - Кэт Кей!
- Привет, Пунк! - я подошел поближе и взглянул ему в глаза сверху
вниз, хорошо понимая, что его должно парализовать от страха. Когда же он,
наконец, нерешительно попытался протянуть мне руку, я поднял свою и
шлепнул его по отвисшим губам.
Тэдди несколько секунд сидел, как завороженный, потом вскочил и
забежал за письменный стол.
- Ты... ты что, с ума сошел? - выдавил он.
- Ты не ошибся, братец, - я засмеялся и показал Майлсу, чтобы он сел
куда-нибудь. Сейчас дядюшка выглядел еще хуже, чем в момент моего
появления.
- Не может быть!.. Не может быть!.. - других слов он не находил. И
тем не менее прекрасно понимал, что к чему.
Один из сидевших сзади, довольно прилично выглядевший мужчина,
поднялся со своего места, важно приблизился к столу и пристально уставился
на меня. Мы обменялись жесткими холодными взглядами. Он был примерно
одного роста со мной, но на этом сходство заканчивалось, так как его
внешность совершенно не внушала уважения, но в то же время настораживала.
Такие неуклюжие угловатые парни частенько действуют подобно ударам хлыста.
- Вы что же, считаете, что уже объяснили, кто вы такой? - возмутился
он.
Я легонько толкнул его.
- Начать с объяснений придется вам, дружище!
Толчок, похоже, благотворно подействовал на него.
- Я Вэнс Колби и волею судеб я жених Аниты Баннермен...
Анита! Черт возьми! И как только я забыл про нее? Моя маленькая
кузина! Мне было двенадцать, а ей тогда только исполнилось десять. Это
была крошечная малютка, ходившая за мной по пятам, как преданная
собачонка. Она тоже тайком совала мне сэндвичи и поила молоком, когда меня
ставили в угол... Милый маленький цыпленок!
Когда я навсегда уходил из этого дома, она дожидалась меня в темноте
у ворот. Поцеловав меня на прощание, Анита убежала обратно в дом, горько
плача.
- Отлично! - буркнул я.
- А теперь ваш черед, мистер...
- Баннермен. Ублюдок Баннермен! Вы, должно быть, слышали обо мне.
Макс, мой старик, и Майлс, этот вот, были родные братья. И какое-то время
я жил в этом доме.
- Вот как?
Только это он и сказал. Потом кивнул с понимающим видом, будто
действительно хорошо знал эту историю, и посмотрел на дядю Майлса. Но тот,
казалось, превратился в соляной столб.
Положение принимало все более глупый и даже нелепый оттенок. Все
размазалось, как бы не в фокусе, и в воздухе появилось что-то осязаемое,
что все чувствовали кожей.
Наконец я прервал затянувшееся молчание.
- Я, конечно, не ждал, что в честь меня заколют барашка, но чтобы мои
родственники опустились до того, чтобы принимать в доме таких, как эти
двое...
Гейдж вздрогнул, а Матто поднял руку и предупредил:
- Полегче, парень!
Но мой молниеносный удар переломил его надвое, а второй - в тыльную
часть шеи - кинул на ковер, и пока Гейдж вытащил револьвер, я ткнул ему в
рожу своим сорок пятым. Дуло заскрежетало по зубам. Кровь тонкой струйкой
потекла по подбородку, а глаза округлились от страха. Он отлетел к стене,
вскочил и по нему было видно, что он собирается довести дело до конца. Но,
получив не менее увесистый удар, чем первый, он с жалобным стоном свалился
рядом с Матто.
Наступила зловещая тишина. Такая тишина, про которую говорят, что она
даже звенит. Я вновь прервал молчание, заметив:
