России и Швеции во всех его разновидностях был слишком уж
неравен: Россия была сильнее Швеции приблизительно в десять раз.
Только в исключительных случаях истории, - при почти полном
равенстве сил и потенциала, - как было в Русско-Японскою войну,
хорошая стратегия могла бы изменить ее ход. Но и в данном русско-
японском случае мы не в состоянии дать оценку ни русской, ни
японской стратегии, ибо японская стратегия маневрировала
обутыми дивизиями, русское интендантство поставляло гнилые
валенки, и войска толком маневрировать не могли. Русское же
интендантство было продуктом социальных условий страны и
воровало почти так же, как воровало оно во времена Крымской
войны: в Крымскую войну был, кажется, поставлен мировой рекорд.
Таким образом, "военный гений" определяется, в частности, и
проблемой солдатского сапога. Если сапог плох, армия маневрировать
.не может.
Все удачные и неудачные стороны нашей политики
последних двух столетий лежат вне воли, талантов, ошибок или
доблести отдельных лиц. Все они с исключительной степенью
точности укладываются в такую схему:
Старая Московская, национальная, демократическая Русь,
политически стоявшая безмерно выше всех современных ей
государств мира, петровскими реформами была разгромлена до
конца. Были упразднены: и самостоятельность Церкви, и народное
представительство, и суд присяжных, и гарантия
неприкосновенности личности, и русское искусство, и даже
русская техника: до Петра Москва поставляла всей Европе
наиболее дорогое оружие. Старо-московское служилое дворянство
было превращено в шляхетский крепостнический слой. Все
остальные слои нации, игравшие в Москве такую огромную
национально-государственную и хозяйственно-культурную роль:
духовенство, купечество, крестьянство, мещанство, пролетариат
(посад), были насильно отрешены от всякого активного участия во
всех видах этого строительства. Потери русской культуры
оказались, на данный момент, безмерно выше, чем ее потери от
коммунистической революции.
Начисто оторванный от почвы, наш правивший слой
постарался еще дальше изолировать себя от этой почвы и
культурой, и языком, и даже одеждой. Лет за полтораста
крепостного права старая русская культура была сметена и забыта.
И когда, в конце прошлого века, на поверхность общественной жизни
страны стал пробиваться "разночинец", то на месте этой культуры
он не нашел уже ничего. Слабые попытки славянофилов поднять
общественный интерес к прошлому страны и народа утонули во
всеобщем непонимании, да и они не были последовательны. Оба
крыла нашего правящего слоя: и правое и левое, искали идейных
опорных точек где угодно, но только не у себя дома. Правое крыло
базировалось на немцах министрах и на немцах управляющих: оно
нуждалось в дисциплине, которая держала бы массы в
беспрекословном повиновении. Левое крыло обращало свои взоры к
французской революции и черпало оттуда свое вдохновение для
революции и ГПУ. Центр пытался копировать Англию, забывая о
том, что для английского государственного строя нужно и
английское островное положение. Так шла история - "русская
общественная мысль", русская история, но без России.
Достоевский в "Дневнике Писателя" констатировал: "За
последние полтораста лет сгнили все корни, когда-то связывавшие
русское барство с русской почвой". Это было написано в семидесятых
годах прошлого века. Процесс "гниения корней" прогрессировал все
время. В эмиграции, в сущности, и гнить было уже нечему. Если в
России "сгнили последние корни", то надо надеяться, что в
эмиграции догнивают последние иллюзии о каких бы то ни было
корнях.
Политическую раздробленность и политическое бессилие
эмиграции Народно-Монархическое Движение считает логическим и
историческим результатом того процесса, который привел Россию
- к СССР, а эмиграцию - в эмиграцию. Ввиду этого Народно-
Монархическое Движение по самому своему существу стоит
совершенно ВHЕ каких бы то ни было иных эмигрантских
группировок, с которыми оно может блокироваться или бороться, но
от которых оно отличается принципиально:
Народно-Монархическое Движение пытается понять
интересы русского народа такими, какими этот народ понимал их
САМ и это понимание Народно-Монархическое Движение извлекает
не из рецептов иностранной философии и не из вымыслов
отечественной литературы, а из поступков русского народа за всю
его историческую жизнь. Этой исторической жизни русскому народу
стыдиться нечего: в условиях беспримерной в истории человечества
"географической обездоленности", невиданных в той же истории
иностранных нашествий при хроническом перенапряжении всех
огромных своих сил - этот народ создал самую великую и самую
человечную в истории государственность.
Сейчас он стоит на перепутье трех дорог: правой -
шляхетско-крепостнической, серединной - буржуазно-
капиталистической и левой - философски-утопической. Народно-
Монархическое Движение предлагает русскому народу оставить все
эти дороги и вернуться домой: в старую Москву, к принципам,
проверенным практикой по меньшей мере восьми столетий.
ЧТО НАМ НУЖНО
Прежде, чем перейти к обоснованиям русской национальной
индивидуальности, я попробую установить те нужды, которые само
собою разумеются для каждого человека.
Эти нужды:
а) свобода труда и творчества и
б) устойчивость свободы труда и творчества.
Нам нужна какая-то страховка и от нашествий и от
революций. Или, иначе: от вооруженных и невооруженных
интервенций извне. Причем нам необходимо констатировать тот
факт, что невооруженная интервенция западно-европейской
философии нам обошлась дороже, чем вооруженные нашествия
западно-европейских орд. С Наполеоном мы справились в полгода, с
Гитлером - в четыре года, с Карлом Марксом мы не можем
справиться уже сколько десятилетий. Шляхетская вооруженная
интервенция Смутного времени была ликвидирована лет в десять, со
шляхетским крепостным правом Россия боролась полтораста лет.
Мы должны _ после всех опытов нашего прошлого, твердо
установить тот факт. что внутренний враг для нас гораздо опаснее
внешнего. Внешний понятен и открыт. Внутренний - неясен и
скрыт. Внешний спаивает все национальные силы, внутренний
раскалывает их всех. Внешний враг родит героев, внутренний родит
палачей. Нам нужен государственный строй, который мог бы дать
максимальные гарантии и от внешних и от внутренних завоеваний.
ГАРАНТИИ ОТ ЗАВОЕВАНИЙ
Великий праздник наступления двадцатого века человечество
встретило в состоянии оптимистического обалдения. К середине
этого столетия выяснилось, что завоевательные программы Европы
средины двадцатого столетия значительно хуже соответствующих
программ монголов тринадцатого; монголы шли просто для грабежа,
просвещенная Европа поставила вопрос о физическом порабощении
половины населения страны и физического уничтожения другой
половины. Кажется, именно это и называется политическим и
моральным прогрессом, практически достигнутым вековыми
усилиями Декартов и Кантов.
Практика первой половины двадцатого века, как и практика
предыдущих веков, с предельной ясностью доказала небоеспособность
демократий. Или, по меньшей мере. полную неприноровленность
демократического государственного аппарата к решению вопросов
войны или мира. Вопросы войны и мира в нашем, русском, случае,
есть вопросы жизни или смерти. Ибо если европейские войны имели
в виду борьбу за какие-то там "наследства", за политическую
гегемонию Габсбургов, Бурбонов, Капетов, Гогенцоллернов или
Виттельсбахов, - то, повторяю еще раз, - войны, которые вели
МЫ, были в основном войнами на жизнь или на смерть, причем в
двадцатом веке в еще более острой форме, чем в тринадцатом.
Классическая демократия Европы - Великобритания,
опираясь на свою географическую недоступность, вела свои войны
почти исключительно наемными силами. Те "англичане", которые со
стороны Англии вели войну на Крымском полуострове, были в
значительной своей части навербованы в Гамбурге. Франция, став
республикой, опирается на "иностранный легион" - наиболее
боеспособную часть "французской" армии. Сикхи и гурки,
марроканцы и негры были тем "пушечным мясом", которое
демократический капитал мог - разными способами - закупать во
всех частях мира. Наемных армий мы не знали никогда и никакого
покупного пушечного мяса у нас нет.
В Первой мировой войне две единоличные формы правления -
германская и русская монархии - в разных условиях и с разными
предпосылками обескровили друг друга, и демократиям оставалось
только одно: добить уже побежденного. Во Вторую мировую войну
два иной формы, но тоже единоличные правления - - диктатура
Гитлера и диктатура Сталина - решили исход войны. "Второй
фронт" был искусственно оттянут до того момента когда у
германской армии уже не хватало даже и ружейных патронов. Обе
войны были выиграны двумя разными, но все-таки авторитарными
режимами. Демократия Чехии сдалась без единого выстрела.
Демократия Франции бежала после нескольких выстрелов, более
мелкие демократии не воевали почти вообще. Единственным
боеспособным исключением оказалось Великое Княжество
Финляндское - под командованием русского генерала К.
Маннергейма. Кроме того, финно-советская война была, в сущности,
только частью нашей гражданской войны, которая началась на
финской территории в 1918 году и не кончилась в 1939-40.
Для мирного развития страны демократия Керенского была
бы неизмеримо лучше диктатуры Сталина. Но войну 1941-45
Керенский так же проиграл бы, как проиграл он кампанию 1917 года.
В момент "мобилизации" американского хозяйства для нужд
будущей войны губернатор штата Нью-Йорк м-р Дьюи требовал
назначения в САСШ "хозяйственного царя" (так и было сказано: The
czar оf economics). В тот же момент м-р Труман заявил сенату и
конгрессу, что в случае надобности и дальнейших ассигнованиях он
может обойтись и без сената и без конгресса - и обратиться к
американской нации. Из чего можно заключить, что ни сенат, ни
конгресс в представлении президента Соединенных Штатов НЕ
являются выразителями воли нации.
Политического механизма ("политической машины") САСШ
мы - для нас - не можем допустить, не идя на совершенно
гарантированное национальное самоубийство. Вне всякой
зависимости от того, хороша или плоха эта машина сама по себе,
мы не можем допустить такой неповоротливости, такой
медлительности, таких чудовищных политических ошибок и такого
времени для споров, размышлений, решений и оттяжек этих
решений. Все одиннадцать веков нашей истории мы находились или в
состоянии войны или у преддверия состояния войны. Нет никаких
оснований думать, что в. будущем это будет иначе. И что в будущем
мы сможем положить головы свои на стенографические отчеты
будущей Лиги Наций - и заснуть, - тогда уже последним сном.
Нам необходима сильная и твердая власть. Она может быть
монархией или диктатурой. Властью милостью Божией или
властью Божиим попущением.
ГАРАНТИЯ ОТ РЕВОЛЮЦИИ
Российская монархическая власть, начиная со смерти Императора Петра
Первого и кончая свержением Императора Николая Второго, все время
находилась в чрезвычайно неустойчивом положений. Эта неустойчивость
вызывалась тем объективно данным политическим положением, которое В.
Ключевский характеризовал, как стремление монархии и массы к
"демократическому самодержавию", техническая опора монархии на
аристократический элемент и борьба монархии с этим элементом.
Однако, московской монархии, непосредственно опиравшейся на
"демократический" элемент, - в частности просто на население
Москвы, - удавалось справляться с аристократическими кругами
страны. Именно поэтому столица была перенесена в Санкт-
Петербург и Престол изолирован от "массы". Престол оказался в
распоряжении "гвардейской казармы" и, начиная от убийства
Алексея Петровича, через убийство Павла Петровича, восстание
декабристов, убийство Александра Николаевича и свержение с
Престола Николая Александровича, русская знать пыталась
остановить развитие российской монархии в сторону
