и прочим всей данной страны.
Поэтому практика современных монархий выработала
обычай, по которому монарх вступает в брак только с иностранной
принцессой. Этот обычай имеет и свои неприглядные стороны:
будущая императрица или королева вынуждена менять родину, имя,
религию, язык и прочее. И у всякого человека остается достаточно
оснований сомневаться в том, что все эти перемены проделаны
искренне. Но, с другой стороны, в нашей русской истории
родственники царицы-туземки неизбежно вызывали целый ряд
внутриполитических осложнений: они уже выделялись из общей
массы граждан страны и подданных монарха, претендовали на
привилегии - что было бы не так и плохо, но они претендовали и на
политическую роль, что было плохо почти всегда.
Самая древняя функция монархии - это суд. Основное
требование всякого суда - это беспристрастность судьи,
положение его вне или над сторонами. Отсюда тенденция
приглашать монарха из-за моря - как, например, в Англию был в
1688 году приглашен Вильгельм Оранский и в 1714 году ныне
царствующая Танноверская династия. Очень вероятно, что легенда о
призвании варягов имеет такой же чисто практический смысл. Она
была записана уже в христианское время, следовательно,
божественное происхождение отпадало, а - при тогдашнем
состоянии исторической науки - до "пресветлого корня" просто
еще не додумались.
О весталке и Марсе сейчас, кажется, не спорит никто. О
варягах все еще спорят. Наши историки в течение лет по меньшей
мере двухсот вели спор на эту тему. Этот спор можно было назвать
совершенно бессмысленным, если бы обе спорящие стороны не
защищали бы совершенно конкретных политических программ
сегодняшнего дня.
Профессор Виппер, анализируя труды некоторых германских историков
древнего Рима, с очень большой степенью убедительности продемонстрировал то
прискорбное обстоятельство, что к истории древнего Рима все эти труды
собственно никакого отношения не имели. Они, эти труды, имели целью
показать на древнеримском примере спасительность той германской партийной
программы, какую разделял данный историк. Профессор Виппер писал до той
эпохи, когда "марксистская историография" сконсолидировалась в
окончательный шулерский притон... Но скромные зачатки этого притона
существовали, оказывается, и в досталинские времена.
Люди коверкали, извращали, фальсифицировали римскую историю,
чтобы ее иллюстрациями подкрепить свои партии. По точно такой
же схеме действовали и русские историки. Таким образом, историю
русской историографии целесообразнее всего начать с тех же
варягов.
История русской общественной мысли от Рюрика и Синеуса до Ленина и
Сталина, разделилась, собственно говоря, на две - очень неравные части.
Одна, меньшая, говорила: мы более или менее сами по себе. Другая, большая,
говорила: нам без немцев нет, не было и не будет никакого спасения - под
немцами подразумевались и немцы просто, и немцы вообще - всякие иностранцы,
немцы в московском смысле этого слова - обитатели западноевропейских
культурных стран. На "немецкой стороне" стояла "вся наука", ибо наши
славянофилы, несмотря на все их потуги быть "тоже наукой", были только
публицистикой. Правда, пока что правильно предвидели именно они, но до
"науки" они все-таки не дослужились. Правда, отец всей нашей науки Михайло
Ломоносов от варяжской теории на стенку лез. Но во времена Ломоносова,
точно так же, как и теперь, нет решительно никакой возможности ни доказать,
ни опровергнуть теорию признания варягов. И во время Ломоносова - точно так
же, как теперь - эта теория была использована воинствующим германизмом для
доказательства государственной, культурной и прочей одаренности германского
народа, следовательно, для его права, снова "придти, княжить и володеть".
Из попыток реализации этого права ничего не вышло в 1917 и в 1945 году.
Ничего не выйдет и в какой то другой, нам еще неизвестный, но, все-таки,
еще вероятный год. Варяжская теория пока что поставлена на лед -
кальтгештельт, как говорят немцы.
Очень вероятно, что последующие поколения попытаются ее
разогреть.
В этой легенде - или теории - есть несколько занятных
сторон. Самая занятная из них заключается, может быть, в некоем,
так сказать, чисто семейном моем событии. Жена моего сына -
шведка. И когда я ей рассказывал о Рюрике, Синеусе и Труворе она
высказала подозрение, что тут что-то напутано: Синеус, вероятно,
обозначает семью, дом, домочадцев, а Трувор, вероятно, обозначает
скарб. Действительно, по-шведски сина хус - значит "с домом", а
Трувор очень похож на Труэ - сундук, скарб, скрыню, как называли
этот предмет мебели на Украине. Итак, пришел Рюрик и стал
княжить в Новгороде, его семья в Изборске, и его сундук в Белоозере.
Эта точка зрения может объяснить совершенно бесследное
исчезновение и семьи и сундука со страниц летописей. Несколько
труднее объяснить тот факт, что за двести лет полемики ученые
мужи не догадались заглянуть в шведско-русский словарь.
Другая:
Лет за сто до записи нашей летописи о призвании варягов, английский
летописец записал такое сказание: британские племена, недовольные
собственными раздорами обратились к норманнским, то есть варяжским, братьям
Генгисту и Горзе с приглашением:
Terram latam et spaciosam, omnia rerum copia refertam, vetrae
mandant dicione parere.
Перевод: земля наша велика и обильна, порядка в ней нет,
придите княжить нами.
Литературными плагиатами люди занимались, оказывается,
и тысячу лет тому назад.
Варяжские князья, конечно, были. Как они попали на Русь,
мы, надо полагать, никогда не узнаем. Единственно, что мы можем
установить твердо - это, что они растворились быстро и
совершенно бесследно, что варяжский язык, нравы и прочее никакого
влияния на туземные племена не оказали. Если бы было завоевание,
то оно потребовало бы значительных человеческих сил, и эти силы
бесследно не исчезли бы. Так варяги Вильгельма Завоевателя, завоевав
Англию, во-первых, закрепостили все ее население. Памятником
этого закрепощения и до сих пор служит Doomsdaybook - Книга
Страшного Суда, в которой был записан и закреплен раздел земли
между победителями и которая и до сих пор служит чем-то вроде
юридического справочника при решении некоторых земельных
вопросов. Чудовищные земельные богатства английской
аристократии и до сих пор основаны на праве завоевания и на
пергаменте Doomsdaybook. Приблизительно до 16-го столетия
норманнское наречие французского языка было официальным языком
правящего слоя Англии. В некоторых церемониях оно осталось
официальным языком и сейчас. Английский язык есть смесь языков
двух завоевателей - датских и норманнских. Язык коренного
населения страны исчез почти бесследно. Правда, еще и м-р Ллойд
Джордж в своем детстве говорил на кельтском, уэллском наречии, но
на конструкцию сегодняшнего английского языка оно не оказало
никакого влияния. У нас от варяжского языка осталось несколько
терминов, происхождение которых можно объяснить, как вам будет
угодно. Слово князь можно производить от варяжского "конунг" и от
татарского "хан", - по-хазарски "каган", или, еще дальше, по-
древнееврейски "коган". Это - вопрос вкуса.
Таким образом: пришли завоеватели. Ничего похожего на,
скажем, битву при Гастингсе тут не было. Никаких книг Страшного
Суда составлено не было. Никаких разделов имущества побежденных
не происходило. Никакого лингвистического влияния оказано не было.
По-видимому, не было и никакого сопротивления со стороны
побежденных. Вообще, варяги в качестве завоевателей являют собою
истинно радостное исключение в истории России и мира. В церквах
Западной Европы в те времена читали специальные молитвы: "От
свирепости норманнов спаси нас, Господи". До варягов и после варягов
всякая попытка завоевания русской равнины вызывала многолетнюю,
иногда многовековую резню. А тут - такая, можно сказать,
культурность в обращении! Я думаю, что и о теории призвания и о
теории завоевания просто говорить не стоит. Но у Ключевского
есть короткий, тусклый и не очень внятный намек на одно
обстоятельство, которое во всей истории России играло, играет и
будет играть решающую роль.
Наш историк пишет: "В дружине киевского князя мы
находим, рядом с туземцами и обрусевшими потомками варягов,
тюрков, берендеев, половцев, хазар, даже евреев, угров, ляхов, литву и
чудь" (Т. 1. стр. 197).
Этот киевский интернационал, конечно, безмерно важнее
Рюрика с его сундуками. Ибо именно он является первым указанием
на то основное свойство русской государственности, которое и
определило ее судьбу, начиная от Новгорода и кончая Петербургом.
Это свойство я бы назвал так: уменье уживаться с людьми.
Если вы предпочитаете политическую терминологию О.
Шпенглера, - это свойство вы можете назвать "бесформенностью
славянской души". Если вы предпочитаете историческую
терминологию Достоевского, - можете говорить о
"всечеловечности". Если вам нравится философия, - то вы можете
использовать шубартовский "иоаннический эон", эон, конечно,
звучит наиболее здорово. Я предпочитаю оперировать термином
уживчивость.
Как и все в этом мире, - ограничена и русская уживчивость.
Граница проходит по другому термину, который я определил бы как
"не замай": уживчивость, но с некоторой оговоркой. При нарушении
этой оговорки происходит ряд очень неприятных вещей - вроде
русских войск в Казани, в Бахчисарае, в Варшаве, в Париже и даже в
Берлине. Русскую государственность создали два принципа: а)
уживчивость и б) "не замай". Если бы не было первого - мы не могли
бы создать Империи. Если бы не было второго, то на месте этой
империи возник бы чей-нибудь протекторат: претендентов в
протекторы у нас было вполне достаточное количество - даже и
без Рюрика и его сундуков.
Вопрос о том, когда именно на этой равнине возникла русская
государственность, вероятно, так и останется без ответа, - да
этот ответ и не очень уж интересен. С той точки "познания
России", с которой я здесь рассматриваю нашу историю, важен
ответ на вопрос, "как", ибо он, и только он один, может дать нам
практические указания: как следует и как не следует строить
русскую государственность и дальше. Едва ли мы когда-либо найдем
ответ и на вопрос о том, когда и откуда появились славянские
племена на русской равнине. Сейчас принято считать, что примерно
в седьмом веке они спустились с Карпат. Историк готов Иордан
утверждает, что уже в середине четвертого века в состав готского
государства входили и какие-то славянские племена: veneti, anti et
sloveni.
Очень важно и это утверждение. Ибо если мы примем
обиходную теорию: славяне, кем-то прижатые на Карпатах,
спустились вниз, на северо-восток, на "ничью землю", как
американские скваттеры - на Дальний Запад САСШ, то исходный
пункт нашей истории принимает характер, противоречащий всем
ее остальным пунктам: почему, в самом деле, Карпаты были
оставлены без боя, а за московский суглинок народ воевал до самых
последних своих сил? Если мы примем сообщение Иордана, то
придется сказать, что от четвертого до девятого века, то есть, в
течение полутысячи лет, на нынешней русской равнине жили,
действовали и как то боролись те племена, состав которых так
небрежно перечислен Ключевским. И, следовательно, в результате
этой пятивековой борьбы, конкуренции, влияния и прочего, то племя
или та "доминанта", которые впоследствии получили
прилагательное "русские", каким-то неизвестным нам путем
поглотили, растворили, ассимилировали всех их, - для того, чтобы
из фантастической смеси этих племен создать что-то новое и
окончательное. Может быть именно этой смесью и объясняется и
то обстоятельство, что, кроме языка, у нас с остальными
славянскими народами Европы нет, в сущности, решительно
никаких общих черт. Может быть, именно здесь мы можем
установить первые проблески того упорства которое характеризует
всю дальнейшую русскую историю: русская "доминанта" пересидела
все остальные.
Не забудем того обстоятельства, что русская
