ищете дворника. Если вы его нашли, то он вам пространно и дотошно объяснит:
"рехтс, линкс унд герадеаус". Вы идете. Вы поднимаетесь на пятый или шестой
этаж, чтобы там обнаружить - ах, так это не тот подъезд. Сейчас нумерация
домов перестраивается по русскому образцу. Но для нумерации квартир догадки
еще не хватило.
Это разумеется, мелочь. Но именно она дает ответ на вопрос не о
богатстве, накоплении капиталов и машин, а об организационных способностях
в их, так сказать, химически чистом виде. Организация, вообще говоря, тем
лучше, чем она проще.
Организационная сторона Европы средних веков была чудовищно сложна:
феоды, привилегии, цехи, таможни, Церковь, города, - все это отгорожено
друг от друга невероятною законодательной неразберихой, целыми горами
пергаментов, грамот, договоров, кодексов, конституций и прочего. И все это,
в сущности, имело только одну объективную цель: разорвать "общее благо" в
клочки частновладельческих интересов. Если бы Киевская Русь повторила
европейские пути, то на ее месте, когда-нибудь, и, может быть, выросла бы
какая-то государственность. Но, может быть, и до нынешних времен не выросло
бы никакой.
* * *
Валы, засеки, сторожки, остроги, станицы и прочее и прочее
являются одним из самых важных явлений во всей русской истории.
Они были вызваны известными историческими условиями, для
постройки их нашлись известные психологические данные и все это
вместе взятое обусловило рождение той исторической формы
правления, какой нигде больше в мире не было и нет и которая
называется "самодержавие", то есть совершенно своеобразное
сочетание начал авторитета и демократии, принуждения и
свободы, централизации и самоуправления. Одно из самых
изумительных явлений в истории русской историографии
заключается в том, что она проворонила, ухитрилась проворонить
или предпочла проворонить самые очевидные вещи в нашей истории.
Поставим вопрос так: Северо-Американские Соединенные
Штаты есть наиболее типичная демократия нынешнего времени.
САСШ имеют объективную возможность целый год мусолить план
Маршалла. Он пройдет - но пройдет с опозданием. Деньги будут
даны - но в урезанном виде. Представители рязанской психологии в
САСШ будут говорить: "до нас кентуккийских, не дойдет".
Принимая во внимание чудовищный перевес количественных,
материальных и прочих сил на стороне демократий, можно сказать,
что вся эта канитель в конечном счете решающего значения иметь
не будет. Просто: сейчас будет сэкономлено миллиардов десять,
потом придется ухлопать лишних миллиардов двести. В 1945 году
весь этот "последний и решительный" можно было довольно просто
и даже бескровно ликвидировать силами русских Ди-Пи, - теперь,
вероятно, придется ухлопать лишние несколько миллионов людей. И
это при том условии, что военный потенциал демократий
относится к военному потенциалу СССР, примерно, как пять к
одному. А, может быть, и как десять к одному. Или: что в 1945 году
СССР можно было ликвидировать так же легко, как Третий Райх в
1933 или даже в 1939 году. Но даже в вопросах жизни и смерти
САСШ действуют теми методами, которые я определил бы
термином - канализационные методы политики.
Эти методы технически возможны только в исключительно
благоприятных геополитических условиях - Россия живет в
исключительно неблагоприятных. Попробуем сконструировать
некую географическую утопию: представим себе, что САСШ не
отделены от Батыя, Вильгельма, Гитлера, Сталина, никакими
океанами и проливами, и что граница между САСШ и СССР
проходит по линии современной американско-канадской границы.
Совершенно очевидно, что при такой географии Сталин разгромил
бы САСШ в течение двух-трех недель. И что, следовательно, перед
САСШ стоял бы выбор - если бы для этого выбора и было бы время:
- или найти совершенно иную форму политического строя или
просто погибнуть.
Мне могут возразить: но ведь есть европейские и, кроме того,
маленькие страны, которые являются чисто демократическими и,
ничего - живут. И даже не плохо живут. В качестве классически
удачных примеров можно привести республиканскую Швейцарию и
монархическую Швецию. В качестве неудачных - республиканскую
Францию, которая с полной очевидностью разваливается и извне и
изнутри. Можно было бы сказать, что Германия Вильгельма,
построенная примерно на той же "конституции", на какой была
построена Россия после 1905 года, семимильными шагами шла к
мировой хозяйственной, политической и даже культурной гегемонии.
Словом, примеры могут быть довольно разнообразными. За
всеми этими примерами имеется одно и основное явление: войны,
которые вела Европа, не были войнами на жизнь или на смерть. На
жизнь или смерть Европа воевала против гуннов и потом - и то с
очень большими оговорками - против арабов. С тех пор европейские
войны были, так сказать, поверхностными войнами. Гитлер
мимоходом разгромив Францию, старался обращаться с ней по
возможности вежливо. Но он же, еще не разгромив СССР, обращался
с его населением точно так же, как обращался в свое время Батый.
Какая бы ненависть не разделяла немцев и французов, они друг для
друга остаются все-таки своими людьми - европейцами, Россия и
для Польши и для Германии, была по меньшей мере колониальным
вожделением. И Польше, и Германии в России нужны были две вещи:
земля и рабы. Даже половцы и татары выступали с более скромной
программой: тем нужны были только рабы. Польша, кроме рабов и
земли, систематически посягала даже и на религию России, чего
опять-таки не делали ни Кончак, ни Батый.
Эта объективно данная обстановка, более или менее,
автоматически приводила к централизации и концентрации власти.
И Киевская Русь держалась до той поры, пока существовала
центральная и сильная княжеская власть. С распадом этой власти
- погиб и Киев.
Попробуем перевести эту объективно данную обстановку на
язык современной политической демократии. И, проще и нагляднее
всего, - на язык сегодняшней политической "машины" САСШ.
Итак: князю в Киеве, Царю - в Москве или Императору в
Петербурге докладывают: половцы в Лубнах, татары - на Уче,
поляки - в Смоленске, шведы - под Полтавой, Наполеон - в Москве
и т. д. Князь, Царь или Император созывает верхнюю и нижнюю
палату парламента. В обеих палатах начинаются прения - о
политике, о войне и кредитах, и о прочем в этом роде. Создаются
согласительные комиссии. Самые предприимчивые люди страны
снабжают половцев, поляков, шведов и прочих, русским оружием,
зарабатывая на этом пятьсот процентов. Адмиралы восстают
против генералов, генералы восстают против центральной власти,
центральная власть зависит от голосующего "человека с улицы".
Человек с улицы одурманен устными или письменными сенсациями,
на человека с улицы давит "общественное мнение", формируемой -
черт его знает кем. И теми же половцами (пятая колона), и
налогоплательщиками, и спекулянтами. Квакеры говорят о
половецких достижениях, генералы планируют истребление
порабощенных половцами племен - и пока все это демократически
происходит, - врываются половцы и сажают всех на кол. Прения
прекращены.
Нечто очень близкое к этой утопической картине произошло
ведь и с нашим недоношенным парламентом. Он начал свою жизнь
яростной атакой на центральную власть. Кое-как он был разогнан.
Он тормозил вооружение страны. И в самый переломный момент
войны центральной властью стал сам. Разрешил въезд в Россию
половецкой пятой 'колонне, предложил половцам и печенегам мир без
аннексий и контрибуций, развалил армию и страну, и спасся под
крылышко очередной демократии, откуда предпринял свой очередной
поход на государственное бытие России.
Следовательно: парламентские способы обсуждения вопросов
жизни и смерти страны и нации - для России были технически
невозможны - как во время Владимира Святого, так и во время
Николая Александровича. И с другой стороны, когда дело шло о
вопросах канализации во всем ее разнообразии, то киевская,
московская и отчасти даже и петербургская Россия действовали
чисто парламентарными способами: можно поговорить, время
есть... Ниже я привожу трогательное повествование проф.
Кизеветтера о том, как именно московский "Союз Городов"
обсуждал петровский проект нового городового положения:
совершенно парламентарные методы.
Повествование проф. Кизеветтера я называю трогательным
потому, что оно появилось только в эмиграции - только после того,
как замешанная, заквашенная и испеченная нашей профессурой
революция оказалась совершенно несъедобной. Пока дело шло о ее
выпечке - профессора о прошлом нашей страны нам не сказали
ничего толкового.
Таким образом, организационные принципы русской
государственности, - от Олега до Николая Второго, - вопрос о
жизни и смерти предоставляли компетенции самодержавия. И
вопросы канализации - компетенции самоуправления.
Эта система продолжалась одиннадцать веков. В сущности,
те же одиннадцать веков продержалась и система обороны:
дальневосточная армия Блюхера только повторила основные
принципы позднего казачества и ранних "валов" и "засек".
Дальневосточная армия считалась лучшей из советских армий. Во
Вторую мировую войну нечто вроде этого попытались организовать
немцы с их "вербауэрами", - вооруженным крестьянством, -
которое должно было "на востоке" сыграть роль германского
казачества. Ничего не вышло.
Киевская Русь интересна не как театр военных и
политических действий между Ростиславовичами и
Мстиславовичами, - хотя были и эти действия. Она интересна, как
эмбрион русской государственности. В этом эмбрионе оказались
заложенными все те принципы, на которых эта государственность
стояла и будет стоять: уживчивость, организованность, упорство,
боеспособность и умение подчинять личные интересы интересам
целого. Илья Эренбург в 1941 году почти буквально повторил
летописные афоризмы Святополка о "чести русского имени".
Вячеслав Молотов в 1939 году повторил политические требования
Олега. Русская общественность при Владимире Мономахе так же
протестовала против попыток пересадить к нам из Византии
смертную казнь, как она протестовала при Ленине-Сталине.
Православие было принято Русью прочно и окончательно: без
религиозных войн, без инквизиции, почти без ересей и почти без
всяких попыток заменить ее чем-либо иным.
РУССКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ
Я, конечно, русский империалист. Как и почти все остальные
русские люди. Когда я в первый раз публично признался в этой
национальной слабости, сконфузился даже кое-кто из читателей
тогдашнего "Голоса России": ах, как же так, ах, нельзя же так, ах,
на нас обидятся все остальные... Люди, вероятно, предполагали, что
величайшую империю мира можно было построить без, так сказать,
"империалистических" черт характера, и что существование этой
империи можно как-то скрыть от взоров завистливых иностранцев.
Кроме того, русская интеллигенция была настроена против русского
империализма, но не против всех остальных.
В гимназиях и университетах мы изучали историю Римской
Империи. На образцах Сцевол, Сципионов, Цицеронов и Цезарей
воспитывались целые поколения современного культурного
человечества. Мы привыкли думать, что римская империя была
великим братом, - и эта мысль была правильной мыслью. Потом -
более или менее на наших глазах стала строиться Британская
Империя и мы, при всяких там подозрениях по адресу "коварного
Альбиона", относились весьма почтительно, чтобы не сказать
сочувственно, к государственной мудрости британцев. Мы, к
сожалению, "своей собственной рукой" помогли построить
Германскую Империю и нам, во всех наших гимназиях и
университетах тыкали в нос: Гегелей, Клаузевицей, Круппов, -
германскую философию, германскую стратегию, и, паче всего,
германскую организацию. В начале прошлого века очень много русских
образованных людей искренне сочувствовали и наполеоновской
империи, - вспомните хотя бы Пьера Безухова. Да и князь Андрей
Волконский ничего, собственно, против Наполеона не имел.
