мясистая голова. Этим воочию для простого народа обозначалось:
недосягаемое величье власти, с одной стороны, и беспредельная
низость злодейства -- с другой. Над ямой стоял стражник с
длинной деревянной колотушкой, умягченной на толстом конце
тряпьем -- для того чтобы преступник не смел поднимать своего
нечестивого взгляда вверх, к сиятельному лику вельможи. Этим
пояснялось для простого народа, что созерцание начальства есть
уже само по себе великое счастье, которого лишаются
недостойные. Агабек уже получил два раза по темени, и теперь,
слегка оглушенный, тупо смотрел в землю недвижным, помутившимся
взглядом.
На ступенях широкой пологой лестницы, между вельможей и
преступником -- дабы слышать обоих,-- размещались писцы со
своими книгами; сбоку, в двух шагах, стоял купец, наблюдаемый
особым стражником.
Остальные стражники -- пешие и конные -- двойной цепью
отгораживали судилище от напиравшей толпы. Мелькали плети,
взблескивали сабли, опускаемые плашмя на головы и плечи
любопытных, излишне просунувшихся вперед.
Ходжа Насреддин с великим трудом протискался к судилищу --
и сразу же над ним взвилась плеть, от которой, однако, он сумел
увернуться. Немного отступя, он занял место позади какого-то
дюжего рослого бородача; отсюда ему было и видно и слышно, а
бородач заслонял его собою от взоров сиятельного вельможи.
-- А теперь объясни, ты, именующий себя Агабе-ком, сыном
Муртаза,-- вопросил вельможа,-- откуда и как попали эти
драгоценности к упомянутому тобою земледельцу Мамеду-Али, от
которого ты якобы их получил в уплату за воду? И почему он
уплатил тебе драгоценностями, а не просто деньгами?
-- Он беден,-- глухо ответил Агабек.-- Откуда бы он взял
столько денег.
-- Беден? -- язвительно усмехнулся вельможа.-- Беден, а
платит за воду для целого селения? Беден, а расплачивается
золотом и самоцветами?.. Запишите! -- приказал он писцам.--
Запишите эту бесстыдную, но глупую ложь, которая в дальнейшем
послужит нам к изобличению преступника!
-- Это -- не ложь, о сиятельный князь! Забывшись, Агабек
поднял было голову, но сейчас же получил колотушкой по темени и
ткнулся подбородком в обрез ямы, прикусив язык. Удар, хотя и
мягкий, привел его в изумление -- он долго не мог ничего
вымолвить и только смутно мычал, закатив глаза, источая слюну и
возя бородой по земле; наконец он вошел опять в разум и речь
вернулась к нему.
-- Это -- не ложь! -- забубнил он себе под ноги в яму, как
в бочку.-- Упомянутый Мамед-Али действительно беден и не имеет
денег; драгоценности же нашел он в своем саду, под корнями
яблони, которую окапывал...
-- Умолкни, презренный лжец! -- загремел вельможа,
встопорщив усы.-- В твоих речах нет ни одного слова правды!
Нашел под корнями яблони! Что же, ты надеешься уверить нас, что
золото и рубины растут в земле" подобно грибам? ,'
-- О блистательный судья, о светоч справедливости -- я
готов поклясться на Коране!
-- Поклясться на Коране! Ты хочешь увеличить список своих
злодеяний еще и кощунством! Запишите, писцы, его ложь --
запишите, дабы могли мы перейти к следующему вопросу.
Писцы записали. Вельможа перешел к следующему вопросу:
-- Если ты, как это явствует из твоих ранее сказанных
слов, действительно владел столь доходным озером,-- то по каким
причинам ты покинул его и вознамерился уйти в Египет? Где твое
озеро?
-- Я обменял его.
-- Обменял? На что и кому?
-- Я обменял его на египетского наследного принца... То
есть на ишака, являющегося в действительности принцем... Я хочу
сказать -- на принца, имевшего обличье ишака...
-- Что?! -- подпрыгнул вельможа -- Повтори!.. Нет, не смей
повторять! Как ты осмелился перед нашим лицом сопоставить в
своих лживых речах царственную особу и некое недостойное
четвероногое?
-- Вот, вот! -- подхватил, обрадовавшись, Агабек.--
Длинноухое, покрытое шерстью...
Наконец-то его поняли! Позабыв о колотушке, он глянул
вверх. Тяжеловесный удар, упавший на голову ему, сразу лишил
его языка и привел к молчанию. Взор его помутился, отражая
помутнение разума, и туман беспамятства скрыл от него лик
вельможи.
-- Новое преступление! -- гремел вельможа.-- Он изрыгнул
хулу на царственную особу и осмелился на это в присутствии
начальственных лиц! Писцы, запишите,-- но, разумеется, в
иносказательных пристойных выражениях.
-- Здесь нет никакой хулы! -- стонал из ямы несчастный.--
Я направился в Египет, дабы принять должность визиря и
хранителя дворцовой казны -- в награду за возвращение принцу
человеческого облика. Превращенный злыми чарами в длинноухого,
принц был встречен мною...
-- Молчи, презренный лживый клеветник,-- молчи, говорю
тебе! -- грянул вельможа, восстав в пылу негодования с
подушек.-- Поистине, уже давно мы не оскверняли нашего взора
созерцанием столь злостного я закоренелого преступника! К
переча" всех неслыханных злодейств он добавил еще одно --
самозванное присвоение высочайшего сана визиря, сана, которого
даже мы сами только недавно достигли! Пишите, писцы, все
пишите: первое -- кража, второе -- бесчинство и буйство,
учиненные сегодня на базаре, третье -- хула на царственную
особу, четвертое -- самозванство.
Писцы дружно заскрипели перьями -- ив этом скрипе Агабек
почуял свой неминуемый неотвратимый конец.
Тщетно взывал он к милосердию вельможи, молил о
справедливости, просил выслушать до конца. Вельможа оставался
неумолим и не внимал его жалким ничтожным воплям, устремив
непреклонный остекленевший взгляд в пространство поверх толпы,
как бы созерцая в небесных высотах ему только одному видимое
светило правосудия.
Агабек -- в ужасе, в бессилии, в изнеможении -- затих.
Бывший судья -- вот когда он понял на своей шкуре, как
иногда в глазах судей чистейшая правда оборачивается
злонамеренной ложью, и ничего нельзя с этим поделать, ничем
нельзя доказать своей невиновности; сколько раз ему самому
приходилось так же судить и заточать в тюрьмы невинных людей
только за то, что их правда внешне выглядела как ложь. А теперь
вот-- его самого настигло и поразило возмездие!
Приговор был суров: пожизненная подземная тюрьма.
Агабек застонал и вырвал клок волос из бороды.
Стражники подхватили его, вытащили из ямы, поволокли в
подземную тюрьму. Так он попал к Абдулле Полуторному, который,
выдав преступнику для начала десяток плетей, перепоручил его
своему помощнику, свирепому афганцу. Были пинки, зуботычины;
затем с высоты сорока ступеней Агабек покатился вниз, во
мрак и смрад, в скрежет зубовный и вопли, и там остался
навсегда, получив от судьбы как раз то, чего был уже давно
достоин за все зло, которое посеял в мире!
Судилище продолжалось. Купец просил о возврате
драгоценностей. Конечно, подумав, можно было изыскать вполне
законный повод к их отобранию в казну, тем более что жалоба на
такое решение наверняка бы не имела у хана успеха,-- но
драгоценности принадлежали не столько самому купцу, сколько его
прекрасной супруге, а перед нею вельможа чувствовал себя
виноватым, ибо ни разу после сундука не посетил ее, хотя она
через подосланных старух дважды напоминала ему о себе; опасаясь
еще больше прогневить ее, зная всю пылкость и неукротимость ее
нрава, он решил "во избежание" послать ей в подарок
драгоценности -- через купца -- и приготовился закончить суд в
его пользу.
-- Пишите, писцы! -- звучно возгласил он.-- Поелику
установлено с полной достоверностью, что перечисленные выше
драгоценные предметы принадлежат купцу Рахимбаю, сыну Кадыра,
имеющему лавку в меняльном ряду...
Но тут его речь была дерзко прервана возгласом из толпы:
-- Защиты и справедливости!
Стражники, свирепо ощерясь, рванулись в толпу, на дерзкий
голос. Вельможа подавился собственным языком. Еще никогда и
никто из простонародья не осмеливался вмешиваться в его
судейские дела.
Между тем закон предусматривал и разрешал такое
вмешательство со стороны; вельможа помнил об этом. Кроме того,
мгновенно сообразил: может быть, кто-нибудь из придворных
врагов нарочно подослал на суд своего человека, с целью
вынудить нарушение закона, дабы таким путем получить повод к
доносу?
Повелительным движением руки он пресек усердие стражников:
-- Говори! Кто там?.. Выйди вперед! И несказанно изумился,
увидев Ходжу Насред-дина:
-- Гадальщик, ты! Да где же ты пропадал? Мы обшарили в
городе все закоулки, разыскивая тебя!
Держась ближе к истине, он должен был бы сказать:
"разыскивая твою голову", ибо именно такова была подлинная
сокровенная цель его поисков,-- но об этом он, разумеется,
умолчал.
Однако подал тайный знак стражникам, и те -- незаметно, со
спины -- подступили к Ходже Насред-дину, ощупывая под халатами
веревки, что всегда были у них наготове.
Ходжа Насреддин все это видел, но сохранял полное
спокойствие, ибо имел против коварных замыслов вельможи крепкий
надежный щит.
-- Приветствую почтеннейшего Рахимбая! -- Он
поклонился купцу.-- Да пребудет над ним и далее
благоволение аллаха!
Купец промолчал, отвернулся: он не забыл своих десяти
тысяч таньга, перекочевавших в карман этого плута-гадальщика.
-- Где ты пропадал? -- повторил вельможа свой вопрос.
-- Я удалялся из города по своим делам, о сиятельный
князь! А теперь -- вернулся, и как раз вовремя, чтобы дать на
этом суде весьма важные показания, направленные к торжеству
справедливости.
-- Ты хочешь дать показания? Какие же?
-- Относительно драгоценностей,-- об их законном и
неоспоримом владельце.
-- Владелец известен, он перед нами,-- указал вельможа на
Рахимбая, который уже забеспокоился, зашевелился, предчувствуя
какой-то новый подвох со стороны гадальщика.
-- В этом и сокрыта ошибка,-- ответил Ходжа На-среддин.--
Мне доподлинно известно, что многопочтеннейший Рахимбай не
является законным владельцем этих драгоценностей. Они
принадлежат другому лицу.
-- Как это -- другому? -- закричал, набухая кровью,
меняла.-- Как это -- я не являюсь владельцем? А кто же
является? Ты?..
-- Не я, но и не ты, а некое третье лицо.
-- Какое там еще третье? -- завопил меняла.-- И для чего
допускаются на суд разные темные босяки и бродяги?
Вельможа поднял руку, призывая к тишине. Выждав, он
сказал:
-- Гадальщик, твои загадки здесь неуместны. Что хочешь ты
сказать? Мне самому доподлинно известно, кто владелец этих
драгоценностей, ибо я самолично имел случай увидеть их,-- уже
давно, задолго до сегодня, на одной мне известной особе...
Он поперхнулся, ибо дальше следовало имя Арзи-биби,
произнести которое перед купцом он не смел, зная за собой свои
грехи.
-- Истинно так! -- подхватил Ходжа Насреддин.-- Но еще
раньше, чем сиятельный князь впервые, задолго до сегодня, узрел
эти драгоценности на одной известной и даже весьма известной
ему особе,-- еще раньше, говорю я, они принадлежали не
Рахимбаю, а другому лицу, у которого были упомянутым Рахим-баем
незаконно и насильственно отторгнуты в свою пользу.
-- Ложь! -- закричал купец.-- Черная, гнусная ложь!
-- Это лицо сейчас находится здесь,-- продолжал Ходжа
Насреддин, не смущаясь воплями купца.-- Вдова, подойди к
помосту, покажись властительному судье!
Из толпы вышла вдова, стала рядом с Ходжой Насреддином.
Вельможа молчал в замешательстве. Слишком все это было
