стараясь превзойти друг друга, закричали и завопили так громко,
что аллах, наверное, приказал ангелам закрыть окна в своих
чертогах, опасаясь оглохнуть. Коза, обгладывая тополевый
колышек, блеяла жалобно и протяжно.
Плешивый бросил ей полснопа клевера, но бородатый
закричал:
-- Убери свой грязный, вонючий клевер от моей козы!
Он отшвырнул клевер далеко в сторону и поставил перед
козой горшок с отрубями.
-- Нет! -- злобно завопил плешивый брат.-- Моя коза не
будет есть твои отруби!
Горшок полетел вслед за клевером, разбился, отруби
перемешались с дорожной пылью, а братья в яростной схватке
катались уже по земле, осыпая друг друга ударами и проклятиями.
-- Два дурака дерутся, два жулика молятся, а коза тем
временем подохла с голода,-- сказал, покачав головой. Ходжа
Насреддин.-- Эй вы, добродетельные и любящие братья, взгляните
сюда! Аллах по-своему рассудил ваш спор и забрал козу себе!
Братья, опомнившись, отпустили друг друга и долго стояли с
окровавленными лицами, разглядывая издохшую козу. Наконец
плешивый сказал:
-- Надо снять шкуру.
-- Я сниму шкуру! -- быстро отозвался бородатый.
-- Почему же ты? -- спросил второй; плешь его побагровела
от ярости.
-- Коза моя, значит, и шкура моя!
-- Нет, моя!
Ходжа Насреддин не успел вставить слова, как братья опять
катались по земле, и ничего нельзя было разобрать в этом
хрипящем клубке, только на мгновение высунулся грязный кулак с
зажатым в нем пучком черных волос, из чего Ходжа Насреддин
заключил, что старший брат лишился значительной части своей
бороды.
Безнадежно махнув рукой. Ходжа Насреддин поехал дальше.
Навстречу ему попался кузнец с клещами за поясом -- тот самый,
с которым Ходжа Насреддин разговаривал вчера у водоема.
-- Здравствуй, кузнец! -- радостно закричал Ходжа
Насреддин.-- Вот мы и встретились, хотя я и не успел еще
выполнить своей клятвы. Что ты здесь делаешь, кузнец, разве и
ты пришел на эмирский суд?
-- Только будет ли польза от этого суда? -- угрюмо ответил
кузнец.-- Я пришел с жалобой от кузнечного ряда. Нам дали
пятнадцать стражников, чтобы мы кормили их три месяца, но
прошел уже целый год, а мы все кормим и кормим и терпим большие
убытки.
-- А я пришел от красильного ряда,-- вмешался какой-то
человек со следами краски на руках, с лицом, позеленевшим от
ядовитых паров, которые вдыхал он ежедневно от восхода до
заката.-- Я принес такую же точно жалобу. К нам поставили на
прокормление двадцать пять стражников, торговля наша
разрушилась, доходы наши пришли в упадок. Может быть, эмир
смилуется и освободит нас от этого нестерпимого ярма.
-- И за что только вы ополчились на бедных стражников! --
воскликнул Ходжа Насреддин.-- Право же, они не самые худшие и
прожорливые среди жителей Бухары. Вы безропотно кормите самого
эмира, всех его визирей и сановников, кормите две тысячи мулл и
шесть тысяч дервишей,-- почему же несчастные стражники должны
голодать? И разве не знаете вы поговорки: там, где нашел себе
пропитание один шакал, сейчас же заводится еще десяток? Я не
понимаю вашего недовольства, о кузнец и красильщик!
-- Тише! -- сказал кузнец, оглядываясь. Красильщик смотрел
на Ходжу Насреддина с упреком:
-- Ты опасный человек, путник, и слова твои не
добродетельны. Но эмир наш мудр и многомилостив...
Он не договорил, потому что завыли трубы, ударили
барабаны, весь пестрый табор всколыхнулся, пришел в движение --
и тяжело открылись окованные медью ворота дворца.
-- Эмир! Эмир! -- понеслись крики, и народ со всех концов
хлынул ко дворцу, чтобы взглянуть на своего повелителя.
Ходжа Насреддин занял самое удобное место в первых рядах.
Сначала из ворот выбежали глашатаи:
-- Дорогу эмиру! Дорогу светлейшему эмиру! Дорогу
повелителю правоверных!
Следом за ними выскочила стража, колотя палками направо и
налево, по головам и спинам любопытных, придвинувшихся слишком
близко; в толпе образовался широкий проход, и вышли тогда
музыканты с барабанами, флейтами, бубнами и карнаями; за ними
следовала свита -- в шелках и золоте, с кривыми саблями в
бархатных ножнах, усыпанных драгоценными камнями; потом провели
двух слонов с высокими султанами на головах; наконец, вынесли
пышно разукрашенные носилки, в которых под тяжелым парчовым
балдахином возлежал сам великий эмир.
Толпа зарокотала, загудела навстречу ему; словно ' бы
ветер прошел по всей площади, и народ распростерся ниц, как
этого требовал эмирский указ, повелевавший верноподданным
смотреть на своего владыку, с подобострастием и обязательно
снизу вверх. Перед | носилками бежали слуги, расстилая ковры на
пути;
справа от носилок шел дворцовый мухобой с опахалом г из
конских хвостов на плече, а слева степенно и важно 1 шагал
Шествие замыкала стража в медных| шлемах, со щитами, копьями,
самострелами и саблями | наголо; в самом хвосте везли две
маленькие пушки. | Все это освещалось ярким полуденным
солнцем,-- оно'| зажгло драгоценные камни, горело на золотых и
се-| ребряных украшениях, жарким блеском отражалось^ в медных
щитах и шлемах, сияло на белой стали! обнаженных клинков... Но
в огромной, распростертой;
ниц толпе не было ни драгоценных камней, ни золота,] ни
серебра, ни даже меди,-- ничего, что могло бы,] радуя сердца,
гореть и сиять под солнцем,-- только;
лохмотья, нищета, голод; и когда пышная эмирская4
процессия двигалась через море грязного, темного, \ забитого и
оборванного народа, похоже было, что тянут сквозь жалкое рубище
тонкую и единственную^ золотую нить. ;
Высокий, устланный коврами помост, откуда надлежало эмиру
излить на преданный ему народ свою милость, был уже оцеплен со
всех сторон стражниками, а внизу на лобном месте хлопотали
палачи, готовясь к исполнению эмирской воли: испытывали
гибкость прутьев и крепость палок, вымачивали в тазах
многохвостые сыромятные плети, ставили виселицы, точили топоры
и укрепляли в земле заостренные колья. Распоряжался начальник
дворцовой стражи Арсланбек, прославившийся свирепостью далеко
за пределами Бухары; он был красен лицом, грузен телом и черен
волосом, борода покрывала всю его грудь и опускалась на живот,
голос его был подобен верблюжьему реву.
Он щедро раздавал зуботычины, пинки, но вдруг весь
изогнулся и задрожал в подобострастии.
Носилки, плавно колыхаясь, поднялись на помост, и эмир,
откинув балдахин, явил народу свое лицо.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Он был не очень уж красив с виду, пресветлый эмир; лицо
его, которое придворные поэты всегда сравнивали в своих стихах
с полной серебристой луной, гораздо более напоминало
перезрелую, вялую дыню. Когда эмир, поддерживаемый визирями,
встал с носилок, чтобы пересесть на золоченый трон. Ходжа
Насреддин убедился, что и стан его, вопреки единодушному
утверждению придворных поэтов, далеко не подобен стройному
кипарису; туловище эмира было тучным и грузным, руки --
короткими, а ноги -- столь кривыми, что даже халат не мог
скрыть их уродства.
Визири заняли свои места с правой стороны, муллы и
сановники -- с левой, писцы со своими книгами и чернильницами
разместились внизу, придворные поэты выстроились полукругом
позади трона, глядя в затылок эмиру преданными глазами.
Дворцовый мухобой взмахнул опахалом. Кальянщик сунул в рот
своему господину золотой чубук. Толпа вокруг помоста затаила
дыхание. Ходжа Насреддин, приподнявшись в седле и вытянув шею,
весь обратился в слух.
Эмир сонно кивнул головой. Стражники расступились,
пропуская плешивого и бородатого, дождавшихся, наконец, своей
очереди. Братья подползли на коленях к помосту, коснулись
губами ковра, свисавшего до земли.
-- Встаньте! -- приказал великий визирь Бахтияр.
Братья встали, не осмеливаясь отряхнуть пыль со своих
халатов. Их языки заплетались от страха, речь была непонятна и
сбивчива. Но Бахтияр был многоопытный визирь и понял все с
полуслова.
-- Где ваша коза? -- нетерпеливо прервал он братьев.
Плешивый ответил ему:
-- Она умерла, о высокорожденный визирь! Аллах взял нашу
козу к себе. Но кому же из нас должна теперь принадлежать ее
шкура?
Бахтияр повернулся к эмиру:
-- Каково будет твое решение, о мудрейший из повелителей?
Эмир протяжно зевнул и с видом полного безразличия закрыл
глаза. Бахтияр почтительно склонил голову, отягощенную белой
чалмой:
-- Я прочел решение на твоем лице, о владыка!..
Слушайте,-- обратился он к братьям; они опустились на колени,
готовясь поблагодарить эмира за мудрость, справедливость и
милосердие. Бахтияр объявил приговор; писцы заскрипели перьями,
записывая его слова в толстые книги.-- Повелитель правоверных и
солнце вселенной, наш великий эмир, да пребудет над ним
благословение аллаха, рассудить соизволил, что если козу взял к
себе аллах, то шкура ее по справедливости должна принадлежать
наместнику аллаха на земле, то есть великому эмиру, для чего
надлежит снять с козы шкуру, высушить и обработать ее и
принести во дворец и сдать в казну.
Братья в растерянности переглянулись, по толпе пробежал
легкий шепот. Бахтияр продолжал раздельно и громко:
-- Кроме того, надлежит взыскать с тяжущихся судебную
пошлину в размере двухсот таньга, и дворцовую пошлину в размере
полутораста таньга, и налог на содержание писцов в размере
пятидесяти таньга, и пожертвование на украшение мечетей,-- и
все это надлежит взыскать с них немедленно деньгами, или
одеждой, или прочим имуществом.
И еще не успел он закончить, как стражники по знаку
Арсланбека кинулись к братьям, оттащили в сторону, развязали их
пояса и вывернули карманы, сорвали халаты, стащили сапоги и
вытолкали в шею, босых и полуголых, едва прикрывающих жалкой
одеждой свой срам.
Все это произошло в полминуты. Сразу же после объявления
приговора весь хор придворных поэтов пришел в движение и начал
славословие на разные голоса:
-- О мудрый эмир, о мудрейший из мудрых, о умудренный
мудростью мудрых, о над мудрыми мудрый эмир!..
Так они восклицали долго, вытягивая шеи по направлению к
трону; каждый старался, чтобы эмир отличил его голос из всех
других голосов. А простые люди, толпившиеся вокруг помоста,
молчали, с жалостью глядя на братьев.
-- Ну вот,-- заметил благочестивым тоном Ходжа Насреддин,
обращаясь к несчастным, которые громко рыдали в объятиях друг
друга.-- Вы все-таки не зря просидели шесть недель на площади.
Наконец-то вы дождались справедливого и всемилостивого решения,
ибо известно всем, что в мире нет никого мудрее и милосерднее
нашего эмира, а если кто-нибудь сомневается в этом,-- и он
обвел глазами своих соседей в толпе,-- то недолго крикнуть
стражников, и они предадут нечестивца в руки палачей, и уж тем
ничего не стоит разъяснить человеку всю гибельность его
заблуждений. Ступайте с миром домой, о братья; если впредь у
вас случится спор из-за курицы -- приходите снова на эмирский
суд, но предварительно не забудьте продать свои дома,
виноградники и поля, ибо иначе вы не сможете уплатить всех
пошлин.
-- О, лучше бы нам умереть вместе с нашей козой! --
воскликнули братья, роняя крупные слезы.
-- Вы думаете, там, на небе, мало своих дураков? --
ответил Ходжа Насреддин.-- Достойные доверия люди говорили мне,
что нынче и ад и рай набиты дураками до отказа -- больше туда
не пускают. Я предсказываю вам бессмертие, братья, и уходите