как же можно уважать того старшего, который постоянно лжет и
притворствует?
Воспользовавшись тем, что Обадий только молча хлопал волосатым ртом,
не зная что сказать - лицо его медленно наливалось сизой кровью, - Геро,
не попрощавшись, с достоинством вышел.
Когда он прибежал домой и отворил калитку, каким уютным показался ему
дворик! Громадный ствол платана занимал чуть ли не половину крохотного
пространства, а крона его была так велика и густа, что даже в самые жаркие
дни и дворик, и дом с плоской крышей скрывались в прохладной тени. Дерево
могуче и вольно раскинуло свои толстые ветви, накрыв ими двор, и если
глянуть вверх - над головой везде непроницаемая зеленая крыша.
Уже стемнело. Ярко пылал огонь в летнем очаге. Возле него хлопотала
мать в длинном широком платье, какие носят замужние албанки, в белом,
сползшем на плечи платке. Придерживая одной рукой платок, она длинной
деревянной ложкой помешивала в закопченном горшке. Лицо матери ярко
озарялось пламенем, казалось румяным, молодым, между нижними ветвями и
крышей дома виднелась полоска тускнеющего неба, и там сейчас ярко горела
большая зеленая звезда. Листва, освещенная снизу пламенем, казалась такой
же черной, как выбившиеся из-под платка волосы матери.
Отец был не один. Он и высокий голубоглазый славянин Микаэль сидели
на теплых, нагретых за день камнях у очага и неторопливо беседовали.
Широкое лицо отца было задумчиво и хмуро.
Геро положил на лавочку возле матери лепешки, сыр, мимоходом прижался
к ее теплой руке, снял с себя лук, колчан со стрелами, кинжал, которые
всегда носил, выходя за город, и, торопливо подбежав к сидящим мужчинам,
прижав руки к груди, степенно поклонился, потом, все-таки не выдержав,
бросился к отцу, обнял его, потом любимого домисто Микаэля, прокричал:
- Как хорошо, что ты пришел, домисто! У меня к тебе накопилось много
вопросов.
Взрослые заулыбались, понимающе переглядываясь.
- Остер ли твой кинжал, Геро? - спросил Микаэль, ласково поглаживая
мальчика по широкому крепкому плечу. Неделю назад он подарил Геро кинжал.
- О! Такой острый, что я за один взмах могу перерубить ствол дерева в
руку толщиной! - воскликнул мальчик и, сверкнув глазами, взмахнул правой
рукой, показывая, как он перерубает ствол. - Я уже пробовал! И он даже не
затупился.
- А сколько будет, если к четырем прибавить пять? - быстро спросил
Микаэль, лукаво улыбнувшись в бороду.
- Девять, - без промедления ответил мальчик, включаясь в игру.
- А от шести отнять восемь?
- Как можно от меньшего отнять большее? Домисто Микаэль, а почему
звезды не падают на землю? Кто их подвесил? А кто каждую ночь зажигает их
там, в небе? - торопливо задал Геро с недавнего времени мучившие его
вопросы.
Микаэль несколько растерянно глянул на Мариона, словно спрашивая, что
с его сыном, но тотчас улыбнулся, погруженный в свои мысли.
- Может быть, я в детстве тоже задавал подобные вопросы, но на
счастье или на беду, я не помню, чтобы кто-нибудь смог на них ответить, -
медленно проговорил Микаэль. - Ты спрашиваешь о том, чего я не знаю. - Он
грустно покачал головой и добавил: - Ну вот, ты уже вырос, мальчик, вырос
настолько, что задаешь вопросы, на которые я не знаю ответа, и мне грустно
сознавать, сколь скудны мои знания...
- Как ты можешь говорить такое! Ведь ты лучший оружейник в городе! -
горячо возразил Геро.
Давно, может, двадцать лет назад, по настойчивой просьбе филаншаха,
купцы привезли в Дербент оружейника, знающего секреты изготовления
стальных панцирей и кольчуг. Они сказали, что выкупили кольчужника у
тудуна Семендера за огромные деньги, а хазарский тудун приобрел этого
человека у алан - жителей Кавказских предгорий. Этим оружейником и был
Микаэль. Теперь в Дербенте у него было много учеников, и в нижнем городе
его уважительно звали Уста-барх, что означает - первый мастер. Жил Микаэль
одиноко, в пристройке возле мастерской, давно забыл свои обычаи, принял
христианство, а по языку и одежде казался настоящим албаном.
- Какой бы я ни был оружейник, но знания мои скудны, да... Но я часто
слыхал, что жили когда-то в древности мудрецы, их звали философами,
которые, пожалуй, смогли бы тебе объяснить многое...
- И почему луна светит только ночью? И почему она то огромная, то
маленькая, то красно-желтая, то словно из серебра? И почему иногда
начинают трястись горы? И живут ли в море морские люди? - глаза мальчика
возбужденно блестели, он нетерпеливо затеребил Микаэля за рукав.
Вдруг кто-то сверху схватил юношу за прядь волос. Геро поднял голову.
Вверху раздвинулась густая листва, и в просвете появилось смеющееся лицо
Витилии, она показала брату язык и, посмеиваясь, сказала:
- А я знаю, почему луна сначала большая, а потом становится меньше и
не такой круглой... Потому что она сладкая, как дыня! И верхние жители
откусывают от нее по кусочку! А потом она прячется и снова растет...
Поймай меня, Геро!
- Подожди, не мешай... - мальчик отвернулся от нее и вновь спросил: -
А почему, домисто Микаэль, вы себя называете то славянином, то росичем?
- Потому что племя наше славянское, а жили мы на реке Рось и, чтобы
отличаться от других племен, называли себя росичами, что значит с Роси, -
объяснил Микаэль.
- Домисто Микаэль, а ты можешь меня выучить, как из разных знаков,
которые пишут палочкой на выделанной коже или на глине, складывать слова?
Я видел, так делал мальчик в верхнем городе, он объяснил мне, что
складывать из знаков слова называется чи-та-ть, а изображать знаки -
пи-са-ть...
Задумавшийся было Марион, услышав просьбу сына, поднял голову и
неожиданно сурово сказал:
- Послушай, Геро, ты сын воина и сам будущий воин. Тебе не нужно
знать того, что знают мальчики из верхнего города. Жизнь слишком тяжела
для простых людей, и тебе нужно знать лишь то, что тебя будет кормить. Ты
понял? Сейчас поужинай, и мы займемся с тобой делом.
Сникший было мальчик, услышав последние слова отца, обрадованно
сверкнул глазами. Заняться делом означало, что отец после ужина будет
показывать ему приемы рукопашного боя. Он вприпрыжку побежал в дом, но
Витилия уже опередила его и появилась в дверях, прижимая к себе обеими
руками бронзовый щит отца.
- Меч я не могла вытащить из ножен, он слишком длинный и тяжелый, -
объявила она, отдувая упавший на глаза кудрявый локон, и, приблизив губы к
уху брата, шепотом сказала:
- Геро, отец хочет нас увезти в горы. Он ждет, когда в городе
появятся сородичи. Правда, хорошо? Ну, неси скорее меч!
Внутри дома было две комнаты, разделенные плетенной из прутьев и
обмазанной глиной перегородкой. Двери в перегородке не было, проем входа
занавешивался пологом. В первой, большой комнате жили мать, отец и Геро,
во второй спала Витилия и хранился сундук с приданым сестры и зерно в
потайной яме.
В большой комнате, потрескивая и чадя, горел светильник, подвешенный
на стене, тускло освещая зимний очаг - обложенное камнями небольшое
углубление с нависшим над ним вытяжным дымоходом, напоминающем закопченный
кузнечный мех, сужающимся концом уходящий в отверстие в потолке. Дымоход
был изготовлен из ивовых прутьев, обмазанных глиной. Слева из полутьмы
выступали огромные, почти в рост мальчика глиняные кувшины. В них держали
зерно и воду. Рядом, на крепком деревянном табурете виднелись два каменных
круга в локоть шириной, один с отверстием посредине и широким округлым
желобком, другой - с двумя каменными пальцами на противоположных сторонах
круга. Сложенные один на другой, они образуют зернотерку, на которой мать
Геро мелет муку. Обычно в зимнее время возле очага стояла широкая лавка,
на которой громоздились малые кувшинчики, глиняные чашки, горшки для варки
мяса и похлебки. Сейчас эта лавка вынесена во двор. Возле дальней от входа
стены - крепко сколоченный дощатый помост, прикрытый бараньими мягкими
шкурами. Слева от помоста, на обмазанной глиной стене, висит оружие отца:
кольчуга с короткими рукавами, изготовленная Микаэлем из множества мелких
вороненых колец, лук в кожаном налучье, со спущенной тетивой и меч в
ножнах. Марион иногда доверяет сыну точить свой громадный меч на точильном
камне, и хотя Геро для своего возраста весьма росл и силен, мечом он может
взмахнуть, лишь держа его обеими руками, да и то с трудом. Впрочем, и не
каждому мужчине он под силу.
Возле горящего светильника кружились ночные бабочки, залетевшие в
крохотное оконце из темноты на свет. Оконце на зиму закрывалось бычьим
пузырем, растянутым на деревянной раме. Сейчас рама была вынута, и в
комнату вливалась ночная прохлада.
Геро бережно снял со стены меч, вынул его из ножен и на миг замер,
держа тяжелую холодную сталь на весу. Чудесно пахло оружие, пахло кожей,
железом, потом. Томительно-сладкое чувство восторга, упоения, надежд
пронизало все существо юноши. Ах, скорее бы вырасти! Бессчетное число раз
Геро примерял шлем и, грозно насупив брови, расхаживал с мечом по комнате.
Как волновали его рассказы отца, как будоражили воображение!
Ужинали во дворе. На плоском камне возле очага мать нарезала сыр,
положила на дощечке вяленое баранье мясо, подала в горшке дымящуюся мучную
похлебку с чесноком.
Когда все уселись и выжидательно замолчали, Марион взял кусочки сыра,
мясо, бросил в жарко пылающий огонь. Пламя взметнулось, весело затрещало,
пожирая подношение. Марион торжественно произнес, обращаясь к очагу:
- О великие предки! О могучий Нишу - охранитель наш! Мы помним о вас,
молимся за вас! Пусть будет светел ваш мир, блаженство да будет! Защитите
же и вы нас от всех болезней, напастей и бед грозных. Мира и благополучия
роду нашему пожелайте!
Микаэль принес для детей гостинец - горшочек меда, купленный у купца
из Ширвана. Когда сняли тряпицу, прикрывающую горловину горшочка, разлился
такой восхитительный аромат, что Витилия восторженно взвизгнула.
После ужина отец велел взять кинжал и щит. Геро вскочил, снял с ветки
висевший на ней, сплетенный из ивовых прутьев щит и пошел вслед за отцом.
Отец, не обращая внимания на сына, сделал несколько шагов, держа меч в
опущенной руке, и вдруг, молниеносно повернувшись, направил острие меча в
грудь Геро. Но как ни было неожиданно и стремительно его движение, сын
успел уйти из-под удара, прикрывшись щитом и резко бросив свое тело влево.
И лезвие скользнуло вдоль щита и было отброшено щитом. Марион только
одобрительно хмыкнул, Витилия хлопнула в ладоши, а Микаэль выкрикнул,
улыбаясь:
- Не поздоровилось бы тебе, Марион, будь у него настоящий щит и меч!
Придется подарить ему и то, и другое! Молодец, Геро!
- Я Геро, сын Мариона!.. - гордо воскликнул мальчик, но тут же
замолчал, потому что отец нанес рубящий удар сверху, и Геро опять
прикрылся щитом, и, когда обрушивающаяся сверху сталь коснулась щита,
быстро опустился на правое колено, смягчая удар, и, в свою очередь,
наклонившись вперед, коснулся своим кинжалом незащищенной ноги отца.
Потом Марион показывал приемы рукопашного боя одного воина сразу с
несколькими противниками, с бешеной силой вращал над головой меч, не давая
приблизиться на расстояние пяти шагов, и от его мечущегося по двору тела
поднялся ветер, задувая пламя очага и колебля его.
Учил:
- Всегда следи, чтобы за спиной оставалось свободное пространство для
передвижения, но если противник оказался позади, заметь, где он, и жди. Он
бросился на тебя! Ты - вперед! Передний занес меч, скользни под его руку!
Главное, чтобы он нанес удар - рубящий или колющий. Тот, кто нападает
