- Вы и так уже отлично о нас позаботились, благодарю вас, - мрачно
отозвался Бейли. - С этим покончено.
Он устало выпрямился, внезапно почувствовав себя очень старым.
Слишком старым, чтобы начинать все сначала. Не надо обладать большой
проницательностью, чтобы угадать, что ждет его впереди.
Комиссар в одинаковой степени и напуган и разгневан. Он холодно
встретит Бейли и каждые пятнадцать секунд будет проверять свои очки. Тихим
голосом - Джулиус Эндерби почти никогда не повышает голос на подчиненных -
он будет втолковывать ему, что смертельно оскорблены космониты.
"С космонитами так разговаривать нельзя, Лайдж. Они этого не любят. -
Голос Эндерби звучал у него в ушах со всеми оттенками интонации. - Я
предупреждал вас. Ясно без слов, какой огромный ущерб вы нанесли нам. Но,
учтите, я вас понимаю. Мне ясно, чего вы добиваетесь. Будь это земляне -
тогда дело другое. Я бы сказал: да, попытайтесь. Рискните. Выкрутите их.
Но это космониты! Лайдж, надо было сказать мне. Посоветоваться со мной.
Ведь я знаю их. Я вижу их насквозь".
А что Бейли ответит на это? Что как раз ему он и хотел доверить свой
план. Что риск был слишком велик, тогда как комиссар - человек слишком
осторожный. Что именно Эндерби подчеркивал невероятную опасность как
полного провала, так и нерассчитанного успеха. Что избежать
деклассирования можно было, лишь доказав вину космонитов...
Тогда комиссар скажет:
"Придется написать рапорт, Лайдж. Будут всякие неприятности. Я знаю
космонитов. Они потребуют вашего отстранения, и мне придется подчиниться.
Вы ведь понимаете, в чем дело, Лайдж, верно? Я постараюсь облегчить вашу
участь. Можете рассчитывать на меня. Я как смогу буду отстаивать вас,
Лайдж.
Именно так оно и будет. Комиссар выступит в его защиту... но лишь в
известных пределах. Он побоится, например, навлечь на себя гнев мера.
"Черт побери, Эндерби! - раскричится мэр. - Что за безобразие! Почему
не посоветовались со мной? Кто в конце концов хозяин в городе? Кто
разрешил этому роботу проникнуть в город? Какого дьявола вы поручили этому
Бейли..."
И если положение самого комиссара окажется под угрозой, то ему будет
не до Бейли. Собственно, Эндерби тут ни при чем.
Лучшее, на что Бейли может теперь рассчитывать, - разжалование - вещь
довольно отвратительная. Условия жизни в современном городе таковы, что
даже полностью деклассированным обеспечен прожиточный минимум. Но он
слишком хорошо знает, как низок этот минимум.
Лишь занимаемая должность обеспечивает скрашивание жизнь мелочи: будь
то удобное место в экспрессе, лучшее блюдо в столовой или более короткая
очередь еще где-нибудь. Можно подумать, что философскому уму присуще
пренебрегать побочными мелочами.
Но ни один человек, как бы философски настроен он ни был, не может
без воли отказаться от привилегий, когда-то прежде им полученных. В этом
все дело.
Какое ничтожное бытовое удобство представляет собой индивидуальный
умывальник, если учесть, что целых тридцать лет Бейли пользовался общими
душевыми и это не казалось ему обременительным. Но если бы он лишился ему,
как унизительно и невыносимо стало бы снова ходить в душевые! С какой
сладкой тоской вспоминал бы он бритье у себя в спальне, как жалел бы об
утраченной роскоши!
Среди современных публицистов стало модно с высокомерным осуждение
толковать о меркантилизме прежних времен, когда экономикой правили деньги.
Конкурентная борьба за существование, утверждают они, жестока. Ни одно
по-настоящему сложное общество не может существовать из-за напряженных
усилий, вызванный вечной борьбой за "чистоган". (Ученые по-разному толкуют
слово "чистоган", однако общий его смысл сомнений не вызывает.)
И наоборот, они высоко превозносят современный "коллективизм", как
наиболее продуктивную и просвещенную форму общества.
Может, это и так. Одни произведения романтизируют прошлое, другие -
полны сенсаций. Медиевисты же считают, что индивидуализм и инициатива
расцвели благодаря именно меркантилизму.
Как бы то ни было, сейчас Бейли терзала одна мысль: "Действительно,
доставался ли когда-то человеку этот "чистоган", чтобы он ни означал,
тяжелее, чем жителю города достается его право съесть на воскресный ужин
куриную ножку - мясистую ножку некогда живой птицы".
"За себя я не боюсь, - подумал Бейли. - Вот как быть с Джесси и
Беном?"
В его мысли ворвался голос доктора Фастольфа:
- Мистер Бейли, вы меня слышите?
Бейли вздрогнул:
- Да.
Как долго стоял он, застыв как истукан?
- Прошу вас присесть, сэр. Теперь, когда вы обдумали свои проблемы,
быть может, вы пожелаете посмотреть пленку, снятую нами на месте
преступления?
- Нет благодарю вас. У меня дела в городе.
- Но ведь дело доктора Сартона важнее.
- Не для меня. Я уже, наверное, отстранен. - Тут он внезапно
взорвался: - Черт возьми, если вы могли доказать, что Р.Дэниел робот,
почему вы сразу этого не сделали? Зачем было устраивать какой-то фарс?
- Дорогой мистер Бейли, Меня очень интересовали ваши выводы. Что
касается отстранения, то я в этом сомневаюсь. Я уже просил комиссара
оставить вас. Полагаю, что он согласится.
Бейли с неохотой опустился на стул.
- Чем вызвана ваша просьбы? - спросил он дружелюбно.
Доктор Фастольф забросил ногу на ногу и вздохнул.
- Мистер Бейли, мне встречались только два типа землян: бунтовщики и
политиканы. Ваш комиссар нам полезен, но он увлекается политикой. Он
говорит нам то, что нам хочется услышать. Он нас обхаживает, так сказать.
Вы же приходите сюда и обвиняете нас в чудовищных преступлениях и
старается доказать свою правоту. Мне это понравилось. Это отрадное
явление.
- Отрадное ли? - с сарказмом переспросил его Лайдж Бейли.
- Определенно. Вы тот человек, с которым можно говорить откровенно.
Вчера ночью, мистер Бейли, Р.Дэниел связался со мной по субэтеральному
каналу. Кое-что в его сообщении о вас меня заинтересовало. Например, ваши
книгофильмы.
- А что в них особенного?
- Большинство из них на исторические и археологические темы. Значит,
вы интересуетесь человеческим обществом и кое-что знаете об его эволюции.
- Даже полицейский, если пожелает, может посвящать свободное время
книгофильмам.
- Совершенно верно. Но мне нравится их тематика. Ваш интерес к
истории поможет мне объяснить вам кое-что. Прежде всего речь пойдет об
исключительности жителей Внешних Миров. Вот мы живем в Космотауне, не
бываем в городе, очень редко и со всякими ограничениями общаемся с
землянами. Мы дышим наружным воздухом, но при этом пользуемся фильтрами. И
сейчас у меня в ноздрях фильтры, на руках - перчатки, и я стараюсь не
подходить к вам очень близко. Как вы думаете: почему?
- Нет смысла гадать, - угрюмо ответил Бейли. "Теперь его черед
говорит".
- Как многие земляне, вы могли бы ответить: потому что вы, мол,
презираете землян и из опасения утратить свое превосходство не хотите,
чтобы вас касалась даже их тень. Но это не так. Правильный ответ очевиден.
Тот медицинский осмотр, который вы прошли, а также душ и прочее вовсе не
часть ритуала. Они продиктованы необходимостью.
- Болезни?
- Да, болезни. Дорогой мистер Бейли, первые земляне, завоевавшие
Внешние Миры, оказались на планетах, где полностью отсутствовали земные
бактерии и вирусы. Они привезли свои, разумеется, но вместе с тем они
обладали совершенными медицинскими и микробиологическими методами. Тем
более, что им пришлось иметь дело с малым количеством микроорганизмов при
полном отсутствии промежуточных хозяев - кормильцев паразитов. Не было ни
комаров - разносчиков малярии, ни улиток, распространяющих шистосоматоз.
Поэтому разносчики болезней были скоро уничтожены, а полезные бактерии
беспрепятственно размножались. Постепенно на Внешних Мирах болезни
исчезли. Естественно, со временем к иммигрантам стали относиться с
неприязньью, так как Внешние Миры все больше и больше опасались заразных
болезней.
- А вы когда-нибудь болели, доктор Фастольф?
- Да, но не инфекционными заболеваниями. Мы подвержены таким
заболеваниям, как, например, атеросклероз, но у меня никогда не было того,
что вы называете гриппом. Заразись я им, я бы наверное не выжил. У меня у
нему нет никакой сопротивляемости. Вот в чем беда всех жителей Космотауна.
И все мы очень рискуем. Ведь Земля кишит болезнями, от которых у нас нет
защиты, естественной защиты. Вы сами являетесь носителем микробов почти
всех известных болезней. Вы этого не чувствуете, поскольку постоянно
контролируете их при помощи антител, выработанных вашим организмом за
многие годы. В моем организме антител нет. Вы удивляетесь, почему я
стараюсь держаться подальше от вас? Поверьте мне, мистер Бейли, только в
целях самозащиты.
- Если это так, почему не растолковать это землянам? - предложил
Бейли. - Объяснить, что дело не в вашей заносчивости, а в той реальной
опасности, которая вам угрожает.
Космонит покачал головой.
- Нас мало, мистер Бейли, к тому же нас не любят, как всех
иностранцев. Мы сохраняем нашу безопасность, поддерживая в ваших людях
шаткое представление о нас как о существах высшего порядка. Мы не можем
уронить свой престиж, признав, что мы просто боимся приблизиться к жителю
Земли. По крайней мере, до тех пор, пока земляне и космониты не научатся
понимать друг друга.
- Если положение не изменится, это произойдет не скоро. Мы... они
ненавидят вас как раз за это мнимое превосходство.
- В этом вся проблема. Не думайте, что мы этого не понимаем.
- Комиссар знает обо всем этом?
- Мы с ним никогда так откровенно не беседовали. Наверное,
догадывается. Он ведь умный человек.
- В таком случае он должен был рассказать мне об этом, - как бы про
себя произнес Бейли.
Доктор Фастольф удивленно поднял брови.
- И тогда вы не стали бы подозревать в Р.Дэниеле космонита. Так ведь?
- Бейли только слегка пожал плечами.
- И вы были бы правы, - продолжал Фастольф. - Помимо психологических
трудностей - влияние на нас ужасного шума и толп людей, - можно прямо
сказать, что войти на территорию города для любого из нас равносильно
самоубийству. Вот почему доктор Сартон предложил создать человекообразных
роботов, которые вместо людей могли бы общаться...
- Да, да. Р.Дэниел рассказывал мне.
- И вы это осуждаете?
- Послушайте, - сказал Бейли, - раз уж мы говорим откровенно,
позвольте задать вам простой вопрос. Зачем вы, космониты, пришли на Землю?
Почему бы вам не оставить на с в покое?
Доктор Фастольф не скрывал своего удивления:
- Разве вы довольны жизнью на Земле?
- У нас не так уж плохо.
- Верно, но всегда ли так будет? Население ваше постоянно растет;
вам все труднее и труднее вырабатывать необходимое количество калорий.
Земля зашла в тупик, мой дорогой.
- Нам не так плохо, - упрямился Бейли.
- Но и не хорошо. Нью-Йорк тратит массу усилий на то, чтобы добывать
себе воду и удалять отбросы. Атомные электростанции работают на уране,
запасы которого скудеют даже на других планетах нашей системы, а
потребности в нем все возрастают. Жизнь города зависит от того, вовремя ли
будет древесная масса для дрожжевых баков или минеральные соли для
гидропонных установок. Наконец, проблема вентиляции. Иными словами,
сохраняемое равновесие зависит от тысяч разнообразных проблем, которые
усложняются с каждым годом. Что произойдет с Нью-Йорком, если нарушить это
равновесие хотя бы на час?
- Этого еще никогда не случалось.
- Но может случиться в будущем. В примитивные времена населенные
