нашей планете основной источник энергии - молекулярные превращения. Вот,
например, энерговода: натуральная вода, только переменившая свою
структуру. В энерговоде молекулы вползают одна в другую - и обычная вода
превращается в сгущенную, а освобождаясь от неестественного сгущения,
выдает накопленную в ней энергию. Это, конечно, отличный энергетический
материал, но мы открыли тысячекратно мощнейший источник энергии. Не
уродовать молекулы сжатием, а дробить либо начисто уничтожать ядра их
атомов. И тогда исчезающее ядро превращается в энергогенератор. Если бы,
генерал, вас самого... нет, лучше вашего охранника, либо моего друга
Бертольда, либо даже меня самого, готов и на такое самопожертвование...
Короче, если бы вдруг разбрызгать ядра всех атомов одного человеческого
тела, то чудовищный взрыв даже нашу славную столицу Адан, огромный город,
мгновенно превратил бы в шар огня, в гору пепла, в ураган раскаленной
плазмы.
- Очаровательная перспектива! А если бы всех жителей Адана?..
- О, еще восхитительней! Погибла бы вся планета, все стало бы на ней
пламенем, испепеляющим сиянием... Вспыхнула бы новая звезда! И если наша
работа завершится удачно, такой эксперимент...
- Надеюсь, удачи у вас не будет! Мне бы не хотелось превратиться в
пламя и так губительно засиять. Ваше яркое описание пока доказывает мне
лишь то, что вы, во-первых, занимаетесь крайне опасным экспериментом. И,
во-вторых, экспериментом ненужным, ибо немыслимо заставить материю
самоуничтожиться. Я в школе учил, что материя неуничтожаема.
Швурц с мольбой поглядел на друга. Настал черед второго Бертольда,
худого хронофизика Козюры, переубеждать меня. В его речи звучали скорбные
нотки.
- Генерал, вы трагически ошибаетесь! Высвобождение внутриядерной
энергии происходит чаще, чем можно вообразить. И приводит к уничтожению
городов со всем их населением. Не исключено и распыление целых
континентов, даже всей планеты. Правда, уничтожение целых стран, тем более
всей планеты, нам пока...
- Значит, уничтожение городов вы наблюдали?
- Наблюдали, генерал.
Мне стало ясно, что оба физики - психи. Было только непонятно, буйные
или тихие? Они сидели рядком на жестком диване ядрофизика. Я спросил
хронофизика: Поза выражала не угрозу, а уважение. Почти угодливость. Так
держатся обычно только просители. Правда, в следующую минуту они могли
вскочить, завопить и броситься меня душить. Я подосадовал, что запретил
Варелле тайно прислушиваться к беседе в моей комнате. И сказал с большей
вежливостью, чем они того заслуживали:
- Наблюдали уничтожение городов на нашей планете? Что-то никогда об
этом не слышал.
- И не могли слышать. Распыление городов происходило в ином мире.
- На других планетах?
- Не на других, а на иных планетах.
- Разве это не одно и то же - другие и иные?
- Совершенно разные понятия! Иные планеты - это не наши планеты, а
планеты в ином мире. Или, проще, в иной вселенной, соседствующей с нашей,
но закрытой для нас.
Пока он говорил, я думал, что Павел, конечно, сознательно скрыл от
меня существование их лаборатории. Я бы не разрешил тратить
государственные деньги на исследование каких-то иномиров. Теперь надо было
проверить сообщение Пустовойта, что один из этих физиков - и, кажется,
именно хронофизик - считает себя выходцем из соседней вселенной. Признание
в таком факте стало бы достаточным аргументом для его перемещения из
лаборатории иномиров в палату для психов, а заодно и его друга.
- Вы не из соседней вселенной прибыли к нам, Козюра?
Он так обрадовался, словно я похвалил его за подвиг, а не обвинил в
слабоумии.
- Вы уже знаете об этом, генерал? Да, я оттуда. И так все было не
подготовлено, что только удивляться, что я живой, в противоположность
другим...
- Другим, Козюра? Вас много совершило такой... межвселенский перелет,
можно так выразиться?
- Точное выражение! Думаю, много. Вероятно, мои родители взяли меня с
собой в ядерную лабораторию, они занимались искривлением времени внутри
ядер. Это меня и спасло. Взрыв еще не завершился, лаборатория еще не
превратилась в клубок плазмы и сияния, а меня вынесло в искривление
времени на какие-то микро-микросекунды до того, как я должен был
превратиться в плазму. И выбросило на хронолинию вашего мира, в пустыню
около города Сорбаса. Там вначале сочли меня сумасшедшим, но, подлечив,
убедились, что я разумен, только странен - с их точки зрения, конечно.
- Какая катастрофа! Я хотел сказать, какая удача, что вы остались
живы. Но я не вижу на вас шрамов от ран.
Он притронулся рукой к лысой голове.
- А это? К сожалению, переход из одного временного потока в другой
часто приводит к потере волос.
Я перевел взгляд с головы Козюры на голову Швурца. Тот, я уже говорил
об этом, был столь же лыс.
- Вы тоже пришелец из параллельной вселенной?
- Нет, генерал, я не пришелец, а ушелец. В смысле - пытался уйти из
нашего мира в сопряженный. Между прочим, термин "сопряженный мир" мне
кажется более точным, чем соседний или параллельный.
- Не сумели проникнуть в сопряженный мир?
- Как видите, генерал, ибо нахожусь в нашем мире и стою перед вами.
Но попытка стоила и мне потери волос. Первая конструкция аппарата для
перехода из одной вселенной в другую была весьма недоработанной. Сейчас мы
монтируем более надежную.
- Ясно, друзья. Сейчас скажу вам, что думаю о вашей лаборатории и о
производимых в ней экспериментах.
- Вы этого не сделаете! - пылко воскликнул Бертольд Козюра. Он
соображал быстрей своего друга. - Знаю, знаю ваши мысли! Так вот, они
необоснованны. Раньше посетите нашу лабораторию и познакомьтесь с
аппаратами. Они убедительней слов. Так сказал сам полковник Прищепа и
предоставил все средства для хроно- и ядроработ.
- Мой друг Прищепа добрей меня. Показывайте вашу лабораторию. Она
далеко?
- Рядом, рядом! Десять минут ходьбы.
Прыткий хронофизик шел впереди. Я за ним. Позади плелся толстый
Швурц. Он все же очень отличался от своего приятеля. Швурц и говорил
медленнее, и соображал неспешно. А шагал с таким усилием, словно его
тащили на невидимой веревке.
Варелла, сидевший на веранде, встал и так ухмыльнулся, что я
догадался: если он и выполнил запрет включать свой подслушивающий аппарат,
то старым человеческим способом - навострив уши - хорошо уловил смысл моей
беседы с двумя физиками. Он пристроился позади.
Мы шли по парку не десять минут, как пообещал Козюра, а не меньше
получаса, и я отвлекся. Я всем в себе вдруг ощутил, что много лет не
общался с природой - сперва работа в лаборатории заполняла все время,
потом была война, государственные обязанности... Конечно, насаженный по
чертежу парк еще не истинная природа, не природа сама для себя. Но все же
это были настоящие деревья, настоящая трава, настоящие кусты, покрытые
настоящими цветами. И над деревьями, в просветах их крон, нависало
настоящее небо, бледное, смирное, но небо, а не арена противоборствующих
искусственных циклонов, небо, а не сшибка стратегических туч, созданных
могучими метеогенераторами. И я всей душой погрузился в краски листьев и
травы, цветов и коры, в запахи парка, в шелест его ветвей, в глухое
бормотание высоких - на свободном ветру - вершин. Ко мне, обогнав
неповоротливого Швурца, подобрался Варелла.
- Генерал, вы пошатываетесь. Обопритесь на меня.
Я отвел его протянутую руку.
- Мне хорошо, Варелла. Давно, очень давно не было так легко.
На повороте аллеи открылся двухэтажный дом на два десятка окон в
каждом этаже. Бертольд Козюра торжественно произнес:
- Лаборатория хронофизики, генерал. Я говорю о втором этаже, где
аппараты, искривляющие наше унылое однолинейное время.
Бертольд Швурц с некоторым опозданием добавил:
- А на первом раскалываем тяжелые ядра атомов, чтобы извлечь их
внутреннюю энергию. А также соединяем маленькие ядра в ядра побольше. Это
трудней, зато выход энергии еще больше.
Первый этаж - помещение с заводской цех - было заполнено механизмами,
а людей я не увидел: Швурц объяснил, что лаборатория автоматизирована. В
закрытых механизмах что-то не то вываривалось, не то неслышно взрывалось,
не то вообще нацело исчезало, а конечным результатом становилась зарядка
больших аккумуляторов в подвале. Аккумуляторы обеспечивали энергопитание и
самих лабораторий, и домика, в котором я жил.
На верхнем этаже механизмов было поменьше. В углу лаборатории высился
экран в два человеческих роста и на всю ширь межоконного проема. Он
походил на наши стереоэкраны, но вместо отчетливых картин по нему плыли
клочья синего тумана, из синих клочьев вырывались оранжевые пламена,
накаливались, рассыпались по экрану и гасли.
- Пейзаж иномира! - торжественно возгласил хронофизик. - Самый
близкий наш сосед, такая же планета, моя далекая родина.
- Пока я вижу только туманные пятна. Если это и пейзаж, то не
предметный, а иллюзорный. Не думаю, чтобы реально существовали планеты из
смеси тумана и вспышек.
Козюра подошел к столу рядом с экраном. На столе покоился другой
экран, маленький, мутный. Козюра нажал какие-то кнопки, потрогал какие-то
рычажки и повернулся ко мне.
- Фокусировка во времени требует не только знаний, но и искусства.
Сейчас вы видите на большом экране облик одного района инопланеты,
суммированный за сто лет. Вам неясно? Поясню. Если взять ваше лицо, каким
оно было, скажем, тридцать лет назад, и наложить на него все изображения
вашего лица за последующие годы, то вряд ли вы получите отчетливый образ.
Изменившиеся черты будут смазывать прежние, вместо четкой фотографии
получится что-то расплывчатое. Сейчас я сфокусирую столетие инопланеты в
месяц, даже в день, даже в минуту - иногда и до секунды удается - и тогда
вы увидите нашего соседа в сопряженном мире.
Хронофизик произвел еще какие-то манипуляции кнопками и рычагами, и
на малом экране появилось фиолетовое пятно. Сперва оно захватывало почти
весь экран, потом стало сжиматься, накалялось. Я отвел глаза и не уследил
превращения пятна в точку, слишком уж нестерпимым стало сияние. Зато на
большом экране пропал туман и выступили дома, мачты, столбы и - вдалеке -
деревья. А по центру экрана в мою сторону пролегла широкая каменная
дорога. На дорогу вдруг рухнула с неба исполинская машина с крыльями и с
ревом понеслась на меня. Мне показалось, что она сейчас раздавит меня
своим чудовищным корпусом, проедется по мне целым кустом колес. Но машина
остановилась, с одного бока у нее открылись дверки, из дверок высунулись
лестницы, по лестницам сбегали люди с чемоданами и пакетами - много людей,
мужчин и женщин. Я не мог охватить глазом эту толпу. Она была слишком
большой для моих двух глаз.
- Да это водолет! - воскликнул я. - Но какой огромный! И на колесах,
без кормовых и тормозных дюз. Как может двигаться такое страшилище?
- На моей старой родине такие машины назывались не водолетами, а
самолетами, - отозвался хронофизик. - Ручаться не могу, у меня при
переброске из одной вселенной в другую так повредило память... Одно помню:
на той планете и понятия не имеют о сгущенной воде. Двигатели там
используют дерево, уголь, нефть...
- Как же они обеспечивают полив своих полей? Без энерговоды даже
дохленького циклона не создать.
- Там вообще не создают своих циклонов. Ограничиваются влагой,
поставляемой самой природой. И дожди идут не по программе, а от случая к