- Странно, странно! - сказал он задумчиво. - Я попрошу вас, дорогой
друг, и впредь передавать ваши видения в мельчайших подробностях.
- Ищете развлечений? - спросил я сухо. Не знаю, уловил ли он обиду,
голос мой был так слаб, что стирались все интонации. - Или вам нужна
дополнительная информация о моем душевном состоянии?
Он покачал головой.
- Ваши видения больше похожи на информацию - фантастически, правда,
искаженную, но о реальных событиях, - чем на простое порождение
болезненного бреда.
- Они порождены ежедневными вопросами Орлана, Павел. Чем я могу еще
отплатить врагам, если не повторяющимся бредом о их неизбежной гибели?
Я ненавидел этого отвратительного стража. Он обрисовывался около моей
клетки ежедневно, иногда по три раза на день, временами казалось -
ежечасно. Он стоял, полупризрачный, неподвижный, лишь шея неторопливо
вытягивалась, унеся голову вверх, бесстрастно интересовался:
- Тебе еще не хочется смерти, человек? Надеюсь, тебе не хорошо?
Я смотрел на его безжизненное лицо и весь накалялся.
- Мне хорошо. Ты даже вообразить не можешь, остолоп, как мне хорошо,
ибо я до своей кончины еще увижу твою гибель, гибель твоего властителя,
гибель всех его прихлебателей. Передай своему верховному чурбану, что я
бесконечно радуюсь жизни.
Орлан со стуком вхлопывал голову в плечи и исчезал.
12
Переломные события нашего плена отпечатались в моей памяти во всех
подробностях.
Вечером, перед ужином, я приказал себе уснуть, а когда пробудился,
была ночь, пленные спали. Я сел; встать и пройтись по клетке, как делал
еще недавно, не было сил.
Не открывая глаз, я вслушивался в звуки, доносившиеся отовсюду:
сонное всхлипывание, шуршание поворачивающихся тел, храп мужчин,
развалившихся на спине, свист носов тех, кто разлегся на боку... Я в
последнее время стал хуже видеть, к тому же в ночные часы самосветящиеся
стены тускнели.
Зато обострился слух, сейчас до меня свободно доходили звуки, каких я
в нормальной жизни не мог бы уловить.
И я легко разобрался еще до того, как шаги приблизились, что кто-то
подкрадывается ко мне. Так же безошибочно, все не открывая глаз, я
определил, откуда послышался новый шум.
Я поднялся на ноги и минуту так стоял, пересиливая головокружение.
Перед глазами замелькали глумливые огоньки, в изменяющейся сетке
пропала тусклая картина спящего зала. Я терпеливо дождался, пока погасла
последняя искорка, и, ощупывая воздух руками, чтоб не удариться о
прозрачные препятствия, медленно двинулся к ограде. Я делал шаг и
останавливался, от каждого шага вновь вспыхивали искры в глазах, нужно
было не дать им разгореться до головокружения.
Потом я долго всматривался в маленького человечка, напиравшего телом
на наружную сторону невидимой ограды.
- Астр, зачем ты пришел? - спросил я. - Ты должен держаться, будто
меня не существует.
Эту недлинную речь я произносил минут пять.
- Отец! - зашептал он со слезами. - Может, хоть ночью я смогу
передать тебе пищу?
Он тщетно старался просунуть сквозь невидимую стену кусочки еды. Он
вбивал их в силовой забор, они падали на пол, он поднимал их, снова, все
отчаянней, пытался просунуть. Плач его становился громче.
Я смотрел на него, вяло соображая, чего ему надо. Мне не хотелось
есть, не хотелось разговаривать, я лишь одно понимал - рыдания могут
разбудить Мэри и она не справится с новым приступом отчаяния.
- Астр, иди спать! - сказал я. - Даже атомные орудия наших предков не
разнесут эти стены, а ты хочешь пробиться сквозь них слабыми кулачками.
На этот раз я говорил связной речью, а не словесными корпускулами.
Астр бросил на пол принесенную еду, стал топтать ее ногами и все громче
плакал. У него был слишком горячий характер.
- Перестань! - приказал я, голос мне почти уже не подчинялся. - Стыд
смотреть на тебя!
- Ненавижу! - простонал он, сжимая кулаки. - Отец, я так ненавижу!
- Иди спать! - повторил я.
Он уходил, через каждые два-три шага оборачиваясь, а я смотрел на
него и думал о нем.
Он был сыном шестнадцатого мирного поколения человечества, даже слово
это - ненависть - было вытравлено из словаря людей задолго до его
рождения, он тоже его не знал. И он сам, опытом крохотной собственной
жизни, открыл в себе ненависть, ибо любил.
Я не уверен, что именно так думал в тот момент, но всего меня
заполнило смутное ощущение, эквивалентное именно этим мыслям.
Наш разговор, как ни был он тих, привлек Андре. Безумец спал мало, и
в часы, когда все покоились, неслышно прогуливался по залу, напевая
неизменную: "Жил-был у бабушки серенький козлик..."
Он подошел к месту, откуда пытался ко мне пробиться Астр, оперся
локтями о силовые стенки, лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом,
подмаргивал.
Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что
повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел,
что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу: "Не надо" - я
расслышал отчетливо.
- Ты даешь мне новый совет? - переспросил я, удивленный. - Я
правильно тебя понял, Андре?
Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось,
покривилось, засмеялось, испуганно задрожало - все эти выражения так
быстро сменяли одно другое, что я опять не понял ни слов, ни мимики.
- Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре, - сказал я, измученный.
На этот раз я расслышал повторенную дважды фразу:
- Ты сходишь с ума! Ты сходишь сума!
- Радуйся, я схожу с ума! - сказал я горько. - Все как ты советовал,
Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что ж ты не
радуешься?
- Не надо! Не надо!
Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она
относилась.
У меня снова закружилась голова. Я привалился туловищем к стенке,
простоял так несколько минут, опоминаясь.
Когда я очнулся, Андре не было. В полумраке сонного зала я увидел
торопливо удаляющуюся согбенную фигурку.
Сил добраться до середины клетки на тряпичных ногах не хватило, я
опустился на пол, где стоял, и вскоре забылся, а еще через какое-то время
повторилось видение и раньше посещавшее меня - штурмующие Персей корабли
Аллана.
На этот раз я не увидел зала с подвешенным посередине полупрозрачным
шаром, кругом была просто звездная сфера, окраинный район скопления Хи, -
я несся меж звезд, превращенный сам в подобие космического тела.
Вместе с тем и в бреду я сознавал, что я не космическое тело, а
человек, и не лечу в космосе, а покоюсь где-то на наблюдательном пункте, а
вокруг меня не реальные светила, а их изображения на экране, и бешеный мой
полет от одной звезды к другой - не реальное движение, а лишь поворот
телескопического анализатора: я не мчался, рассекая проходы меж светилами,
а прибором отыскивал эскадры Аллана.
И когда передо мной засверкали огни галактических крейсеров, я жадно,
повторяя едва шевелящимися губами вслух цифры, считал их. Две светящиеся
кучки, две растянутые струи огней по сто искр (каждая искра была хорошо
мне знакомой сверхсветовой крепостью) неслись клином на Персей - острие
клина нацеливалось на Оранжевую, тусклую, постепенно гаснувшую; я уже
хорошо знал, что означает ее зловещее исчезновение.
"Пробьются или не пробьются?" - думал я, трясясь слабой дрожью, у
меня не хватало сил и на дрожь, лишь мысли пока не теряли ясности.
"Пробьются или нет?" - думал я, выглядывая темные тела в густо пылающей
массе огней: тел было не меньше десятка, они неслись, покорные могучим
аннигиляторам кораблей, каждое из тел в миллионы раз превосходило любой
звездолет по объему и массе, а одно, самое массивное, составляло острие
клина - вытянутая грозная шея желтовато-белых огней кончалась черным
клювом.
И скоро, сам весь затянутый черным туманом бреда, я уже не видел ни
эскадр, ни планет, гигантская светящаяся птица с темными пятнами на белом
теле хищно неслась в моем мозгу, вздымала клюв - сейчас, сейчас она
яростно ударит им в самое темя скопления!
- Клюнет, сейчас клюнет! - шептал я лихорадочно, меня все мучительней
била дрожь, я плотнее прикрывал глаза, чтоб отчетливее узреть
надвигающееся.
А затем я увидел забушевавшее горнило, и массы галактических
кораблей, ринувшихся в фокус взрыва. В моем мозгу путались звезды и
корабли, звезды ошалело неслись в стороны, расшвырянные взрывом
пространства, а корабли пожирали новосотворенное пространство пастями
аннигиляторов и рвались вперед, на исчезнувшую Оранжевую, вперед, только
вперед - к нам на помощь...
Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня
по-прежнему била слабая дрожь, жизнь еле теплилась во мне, а в чадном
бреде тело мое, могучее, как галактический корабль, пробив стены, вольно
вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее
ощущение заполнило меня всего - свобода!..
Я упал на пол в знакомом зале, на троне восседал властитель, обширное
помещение заполняли странные лики и фигуры - образины, а не образы, я
много раз уже наблюдал их в своем бреду...
Я попал на совещание у Великого разрушителя.
13
Меня не увидели, и я знал, что увидеть меня нельзя, но проворно
отполз в угол, откуда открывался хороший обзор собрания. Властитель
чего-то в молчании ожидал, и все вокруг него были молчаливы. "Плохи у них
дела, если они так подавлены", - злорадно подумал я.
Сановники внезапно зашевелились. Один, темная уродливая тумба, пышно
разбросил корону, он походил теперь не то на орех, не то на платан, и все
рос, ветви ползли вверх и на середину зала, листья наливались фиолетовым
сиянием. Разрастается речью, подумал я огорченно; по опыту прежних
сновидений я знал, что не пойму их языка: они могли речами разражаться,
разряжаться, взрываться, растекаться, разрастаться, высвечиваться,
вызваниваться - смысл оставался хне неведом.
Но едва он раскинулся словом, как я с удивлением сообразил, что
отлично разбираюсь в его передаче: он информировал собрание, что лишь
неполадками на Третьей планете и можно объяснить опасное вклинивание
человеческого флота во внешние обводы неевклидовой улитки скопления Хи.
- Вторая и Четвертая планеты приняли на себя гравитационное
напряжение Третьей, - шелестел платаноподобный сановник. - Первая, Пятая и
Шестая тоже поддержат усилия Второй и Четвертой. Флоту врага не проникнуть
в нашу звездную ограду, Великий...
Владыка раздраженно сверкал прожекторами глаз. Пышная крона оратора
стала морщиться и опадать, он превращался из дерева в прежнюю тумбу.
Голос Великого разрушителя гулко гремел, он да Орлан одни здесь
разговаривали голосом.
- Удалось ли отбросить врага на исходные позиции?
Ему ответил льстивой извилистой речью один из тех, что превращались в
ручьи, и я опять хорошо разобрался в его журчащей и пенящейся информации:
- Сделано много, очень много, о Великий, флотилии врага не проникли
внутрь, им не удалось проникнуть, нет, не удалось, их выпирает назад
крепчающая неевклидовость, их выпирает...
- Они выброшены за пределы скопления?
- Нет, пока нет, не выброшены, нет, - завертелся говорливый ручей, -
но их оттесняют, их оттесняют, их оттесняют...
Великий разрушитель махнул рукой, и ручей мгновенно иссяк.
- Они аннигилировали одну планету, а тащат с собой больше десяти. Что
