Я отыскал Мэри и Астра и укрыл их своим плащом. Мэри дрожала, а сын с
обидой доказывал, что способен вынести все, что выносят другие мужчины.
- Безусловно, - утешил его я. - И если бы этот ливень вынуждал на
духовные или физические усилия, я сам потребовал бы от тебя: ну, поборись!
Но он только пачкает, а грязи добавлять не обязательно.
Ливень оборвался внезапно, как налетел, в небе засветился тот же
невыразительный белый карлик, медленно клонившийся к горизонту. Мы были
мокры и перепачканы, люди превратились в зеленые статуи, ангелы топорщили
повисшие зеленые крылья, Труб встряхивался, как пес, выбравшийся из воды,
я выжимал отяжелевший плащ.
За этим занятием нас застал Орлан.
- У нас под душ идут, чтобы очиститься, у вас - чтоб запачкаться, -
сказал я сердито.
- Никелевая планета! - пояснил он со снисходительным бесстрастием. -
Среди наших баз имеются марганцевые, железные, свинцовые, кобальтовые,
натриевые, золотые, ртутные... Для вас выбрана никелевая, потому что она -
зеленая.
- Я предпочел бы золотую, они нам знакомы, - оказал я, намекая на то,
что одну золотую планету мы уничтожили.
Он пропустил намек мимо ушей.
- Вы не вынесли бы там хлорных соединений золота. Великий хочет
сохранить вам жизни.
- Если вы заботитесь о наших жизнях, зачем загонять нас в эту тесную
берлогу?
- Места в ней хватит всем.
Туннель вел во вместительный вестибюль, откуда отпочковывались
широкие коридоры с самосветящимися стенами.
Под шапкой невзрачного домика скрывался обширный комплекс помещений.
Все здесь, как и снаружи, было никелевое, но соединения никеля потеряли
мертвенную зеленую однообразность, а металлически чистый, он уже блистал
синеватостью.
Не скажу, что я был восхищен богатством и теплотой цвета, но мне уже
не хотелось волком выть от "зеленой тоски".
- Направо - людям, прямо и налево - вашим союзникам, - распорядился
Орлан.
Я осведомился, имеют ли люди право общаться с своими друзьями. Право
такое было. Ангелы повалили прямо, пегасы с драконами понеслись налево, мы
с Орланом повернули направо.
Самосветящийся коридор вел в огромный четырехугольный зал, тоже с
самосветящимися стенами и потолком. Вдоль стен тянулись странные, похожие
на желоба, сооружения. В такой тюрьме можно было разместить команды целого
флота галактических кораблей, а не только три экипажа.
- Нары, - сказал Ромеро, показывая на желоба.
- Размещайтесь! - сказал Орлан и повернулся ко мне. - Вы пойдете со
мной, адмирал.
Ко мне подошли Осима и Камагин, сзади встал Ромеро.
- Мы не пустим адмирала одного, - сказал Осима.
Ничто не изменилось на бесстрастном лице Орлана.
- Адмирал пойдет один. Вы не нужны.
Ромеро указал на телохранителей Орлана:
- Разрешите заметить, что вас тоже сопровождают адъютанты. Охрана
положена нашему адмиралу по рангу.
- Он пойдет один, - холодно повторил Орлан.
- Не волнуйтесь, - сказал я друзьям. - Один я пойду или втроем, все
равно мы в полной их власти.
5
Я еле поспевал за моими проводниками: их плавные прыжки, напоминавшие
танец, а не ходьбу, были быстрее даже моего бега.
Временами они останавливались и поджидали меня, не оборачиваясь,
точно видели спиной так же хорошо, как глазами. Я не мог отделаться от
ощущения, что вокруг невидимки. По коридору можно было устроить шествие по
десять человек в ряду, а мне не хватало пространства. Притворяясь, что не
удержался, я раза три отскакивал в сторону, но везде была пустота,
столкнуться с невидимками не удалось.
В новом помещении, маленьком и скудно освещенном, Орлан приказал мне
остановиться. Я стоял посреди комнаты. Орлан с телохранителями подошел к
двери напротив, и она открылась им навстречу.
В помещение вприпрыжку вбежал человек, и я сразу узнал его.
Это был Андре.
Он двигался не как Андре, у него была старчески согбенная фигура, он
уныло, не как Андре, склонял голову, нелепо размахивал руками, нелепо
скрипучим голосом что-то бормотал. Ничего не было у него от Андре, все
было иное, незнакомое, неожиданное, непредставимое!..
Но это мог быть только Андре.
- Андре! - закричал я, кидаясь к нему.
Он поднял голову, и я увидел лицо его, постаревшее, изможденное, до
того непонятнее, что восторг встречи мгновенно превратился в страх. Я
схватил Андре, прижал к груди, застонал от ликования и боли, но уже в ту
первую минуту почувствовал, что не одну радость принесет воскрешение Андре
из небытия, и, может быть, меньше всего - радость.
Андре оттолкнул меня. Он меня не узнал.
- Андре! - молил я. - Взгляни, это же я, Эли, я твой друг Эли,
вспомни, я же Эли, я Эли, Андре! Андре!
Он с тоской отворачивался. Мое ликование превращалось в ужас. Я
рванул его к себе. Он смотрел на меня и не видел: зрячий, он был слеп.
Такие глаза я иногда подглядывал у людей, отдавшихся тяжкой думе. Только
здесь все было усилено безмерно, нечеловечески жестоко.
Я снова обрел Андре, но он не вышел ко мне, он был в каком-то своем,
далеком мире. Он лишь присутствовал здесь - его не было!
- Андре! - кричал я в отчаянии. - Это же я, Эли! Андре!
Он сумел вырваться и побежал. Я нагнал его, еще сильнее рванул к
себе. В исступлении я готов был бить его, рвать ногтями, кусать, целовать,
облизать слезами, только бы это вернуло его в сознание. Он должен узнать
меня, должен вспомнить себя и друзей - лишь это одно я отчетливо понимал в
ту минуту, когда, хрипя от ярости, тряс его.
Андре, страдальчески закрыв глаза, бессильно метался в моих руках. Он
вдруг побледнел, а длинные огненные кудри - единственное, что сохранилось
от старого Андре, - то закрывали, то освобождали лицо, вспышками пламени
проносились перед моими затуманившимися зрачками, это одно я видел с
ясностью: кудри Андре не проносились, а вспыхивали.
Орлан и два телохранителя, бесстрастные, стояли в стороне.
Я оставил Андре и подскочил к Орлану. Я был готов броситься на него.
Он не шевельнулся.
- Подлые уроды! - крикнул я. - Что вы сделали с Андре? Зачем его
лишили разума?
Ответ Орлана прозвучал так торжественно и скорбно, что, вероятно,
лишь это удержало меня от рукопашной схватки:
- Великий не хотел лишать его разума.
В бешенстве я поднес свою руку ко рту и прикусил ее, чтобы внешней
грубой болью перебить внутреннее терзание.
Еще лучше было бы заплакать в голос, проклиная судьбу и врагов и
себя, взывая о прощении, ибо сам я больше всех людей виноват был в
нынешнем состоянии друга.
Но на слезы мне не хватило сил, сухое отчаяние палило меня. И я
продолжал кусать руку, чтоб хоть этим перебороть себя. Андре, согбенный,
жалко покачивающий головой, уже не старался убежать, хоть я и не держал
его больше.
А неподалеку равнодушно-неподвижные возвышались три призрачно похожих
на людей нечеловека.
Внезапно до меня донесся тихий голос, Андре монотонно пел,
покачиваясь в такт туловищем, словно пел нелепую свою песенку не голосом,
а каждым движением тела:
Жил-был у бабушки серенький козлик,
Ах, серенький козлик, ах, серенький козлик...
Пел он тоненько и жалобно, никогда прежде я не слыхал у Андре такого
голоса.
Я повернулся к Орлану:
- Чего вы хотите от меня?
- Человек Андре поступает в твое распоряжение, адмирал Эли, - сказал
Орлан.
- Идем, Андре, - сказал я и потянул его за рукав.
Я снова шел за Орланом, а позади покорно плелся Андре.
6
В помещение, где находились друзья, я вошел спокойно. К нам кинулся
Камагин и в ужасе отпрянул. Он мало общался с Андре, но узнал его сразу.
Ромеро, побелев, подскочил к Андре. Трость Ромеро - он даже в плену не
расставался с нею - со стуком упала на пол среди наступившей вдруг тишины.
- Андре! - прервал молчание страшный шепот Ромеро. - Эли!.. Вы
понимаете?
- Да, - сказал я горько. - Телесная оболочка осталась, духа нет.
Ромеро взял Андре за руку. Теперь он говорил так спокойно, будто они
встретились после недолгой разлуки и ничего с Андре не произошло.
- Здравствуй, Андре. У нас тебе будет хорошо, мы твои старые друзья.
Идем, идем!
Он тихонько тянул и подталкивал Андре, тот, покачивая
багрово-красными локонами, медленно шел - без охоты, без сопротивления,
без понимания... Мой взгляд пересекся с отчаянным взглядом Мэри. Я хотел
вздохнуть, но не хватило силы.
Надо было напрячь мускулы, раскрыть рот, я не сумел ни того, ни
другого. Кровь жарко бросилась в лицо. Мэри положила руку мне на плечо - я
судорожно глотнул воздуха.
- Забавно, - проговорил я, силясь улыбнуться. - Вроде
кратковременного паралича.
- Присядь, - сказала Мэри.
Я примостился к сыну. Я старался не поворачиваться в ту сторону, где
сидел Андре, окруженный товарищами. Похожие на желоб нары неожиданно
оказались удобными, на них можно было покачаться, как в гамаке.
Астр со страхом смотрел на меня. Ему наконец удалось улыбнуться.
- Наши постели, кажется, покоятся на силовых опорах, - сказал я,
только сейчас разглядев, что они висят в воздухе. - Почему ты не играешь,
Астр? Я видел, как ангелы помогали тебе нести игрушки, а одного пегаса,
хитрец, ты навьючил, как верблюда.
- Мне не до игр, отец, - сказал он грустно.
На это я не нашел ответа. Астр был еще мал, чтоб узнать, что такое
настоящая человеческая свобода, но неволю познал рано. Я не буду забегать
вперед, в моем рассказе еще найдутся черные главы и без того, чтоб
непрерывно вспоминать одно плохое.
- Играй! - сказал я настойчиво. - Играй, веселись, проказничай. Плюнь
им в лицо весельем, разгневай их беззаботностью, ничто ведь не будет им
так приятно, как наша скорбь. Лиши их этой мрачной радости!
Такое понимание обстановки, вероятно, еще не являлось ему на ум.
- Я буду играть, - пообещал он. - Ты будешь доволен, отец! - Он
вскочил и отошел.
Не знаю, сколько я сидел, молчаливый, рядом с молчаливой Мэри, пока
не почувствовал стеснения, словно опять кругом стало исчезать
пространство. Подняв голову, я повстречался с холодным взглядом немигающих
глаз Орлана. "Машина с глазами!" - с омерзением подумал я.
Он не был призраком, каким почудился вначале, но мало чем отличался
от отвратительного живого робота. Еще отвратительнее были его спутники.
- Великий зовет тебя, - объявил Орлан.
Вокруг стали собираться пленные.
- Зачем я понадобился твоему повелителю?
- Он скажет сам.
- Такая тайна, что нельзя ни с кем поделиться ею?
- Тайны нет. Великий предлагает человечеству братский союз.
Если бы Орлан сообщил, что разрушители собираются нас освободить, я
был бы поражен меньше. Все, что мы успели узнать о зловредах, делало мысль
о союзе с ними противоестественной.
До меня донеслось возмущенное восклицание Камагина.
Я сказал Орлану:
- У вас, похоже, решения принимает единолично властитель, а у нас она
коллективны. Отойди, пока мы посовещаемся. Не исключено, что товарищи не
разрешат идти к твоему властителю.
- Не идти ты не можешь.
- Не идти я всегда могу. Другой вопрос, что вы способны доставить
меня силой. Но насилие - неудачное начало для проектируемого вами
братства...
Разрушители отошли. Для живых машин они держали себя, в общем,
прилично.
Я попросил настроить дешифраторы на мое мозговое излучение -
совещаться будем мысленно.
Непосвященному наше собрание должно было представляться странным:
