как туристы, мы освобождали родственные народы, попавшие в беду, - народы
эти могли бы отозваться на поданный им клич освобождения. Нас все больше
тяготило различие между тем, что происходило во время полета "Пожирателя
пространства", и тем, что мы встретили сейчас.
Тогда неактивные звезды, не умевшие менять метрики, отчаянно взывали
к нам, предупреждали об опасностях, восхищались нашим успехом. А враги с
энергией подавляли их передачи - межзвездные просторы были полны сигналов
и шумов, волны боролись с волнами.
Сейчас пространство было мертво. Мы без устали, всей мощью
генераторов, пробивались к друзьям вслепую, а друзья не хотели и сообщить,
где их искать.
- За сферой вражеских звездолетов проглядывается темный шатун, -
сказал Осима, указывая на карту. - Если оседлать его, получим свободу
действий.
- Созовите командиров кораблей, будем совещаться без передач в
пространстве, - сказал я.
Осима приказал кораблям выброситься в эйнштейново пространство.
Вскоре "Возничий" и "Гончий Пес" появились в оптике. Мы остановили
сверхсветовой бег, и вслед за нами в отдалении замерли крейсера врага.
К "Волопасу" понеслись планетолеты. "Возничим" командовал Камагин;
второго капитана, Артура Петри, я знал меньше. Аллан говорил, что после
Спыхальского Петри больше всех налетал парсеков в Галактике.
- Нужны большие решения, - сказал я на совещании командиров. - Вам не
меньше моего надоело бесцельное мотание вокруг Оранжевой.
- У меня возражения против нового плана, - объявил Камагин, когда я
закончил сообщение. - Наших запасов активного вещества недостаточно, чтоб
настичь и разметать неприятельский флот. Сомневаюсь, изменится ли
что-нибудь от захвата шатуна.
- Вы против овладения шатуном?
- Нет, Эли. Но я против того, чтобы использовать захваченную планету
для новой бесперспективной погони за вражескими кораблями.
- А если мы истратим его на выход к дружеской звезде?
- Можете ли вы указать координаты такой звезды? Нет? Тогда разрешите
вам сказать: прорыв вслепую не лучше блуждания вслепую.
- Если так, зачем же нам захватывать шатун?
- Чтобы бежать к своим, - холодно сказал Камагин.
- Вы отказываетесь развить успех удачного вторжения? - неприязненно
спросил Осима. Среди нас он был настроен всех воинственней. На него не
подействовали возражения Камагина.
Камагин живо повернулся к Осиме:
- Я отказываюсь считать вторжение удачным. Оно скорее похоже на
провал, чем на успех. В чем была идея плана? В том, что вначале
прорываются три звездолета, а за ними весь флот. А что получилось реально?
Флот отброшен назад, а мы мечемся, как затравленные крысы в этой звездной
крысоловке. Пора, пора убегать!
- Убегать? - переспросил Ромеро, усмехаясь. - Вы считаете, что у нас
есть свободный путь для бегства, любезный капитан? Или вы собираетесь
повторить эксперимент Ольги?
- Я повторил бы его, если бы был шанс на удачу. Но разрушители с тех
пор поумнели. Они не подпустят нас к своим планетам и не примут сражения.
Именно поэтому я голосую за захват шатуна.
Пока Осима спорил с Камагиным, а Ромеро с Петри подбавляли жару, я
молча рассматривал маленького капитана.
И помню, в голове моей теснились мысли, имевшие мало отношения к теме
дискуссии. Я размышлял о Камагине и про себя восхищался им. Характер и ум
иной эпохи, он вписался в наше время, словно родился в нем. Он часто
подчеркивал, вежливо и холодно, что не ему учить нас: он ровно на четыре с
половиной века отстал от любого нынешнего человека, - и хладнокровно учил.
Он чертовски быстро, за несколько лет, преодолел разделявшие нас столетия.
В старинных журналах о нем писали, что он человек выдающегося ума и
воли, один из крупных деятелей своей эпохи. Среди нас, опередивших его на
полтысячелетия, он был человеком не менее выдающимся.
Это не значит, конечно, что я готов был принять любое его
предложение, но я прислушивался к его предложениям и размышлял над ними,
это я и сейчас с охотой признаю.
Ромеро обратился ко мне:
- О чем так напряженно думает наш уважаемый командующий?
Я ответил в тон:
- Ваш уважаемый командующий согласен с капитаном Камагиным. У нас
мало сил, чтоб господствовать в скоплении. Вторжение не удалось, пора
возвращаться. Но для этого все равно нужно овладеть одинокой планеткой.
Ромеро пишет в своем отчете, что приказ о бегстве из скопления был в
общем стиле моих приказов - неожиданных, круто поворачивающих ход событий.
13
Я не помышлял, конечно, что разрушители легко отдадут неприкаянную
планетку. Она мчалась меж их кораблей, как привязанная. В отчете Ромеро вы
найдете подробные расчеты нашего обманного маневра. Там подробно
рассказано, как три наших звездолета, мчавшиеся до того компактной
группкой, вдруг ринулись в разные стороны, смяли стройную сферу вражеских
крейсеров, а когда вновь пошли на соединение друг с другом, добрый десяток
звездолетов противника вместе с темным шатуном оказался с трех сторон на
оси нашего движения, и деться им было некуда.
К рассказу Ромеро я добавлю, что зрелище панического бегства врага
было красочно. Их корабли мчались кто куда, лишь бы скорее удрать. Ни
Осима, ни Петри не стали преследовать беглецов, но Камагин отомстил за
предательское нападение на звездолет "Менделеев" в Плеядах. Один из
крейсеров попал в прицельный конус "Возничего", и Камагин ни секунды не
медлил.
Зажженное им солнце пылало недолго, но, не сомневаюсь, зловещий блеск
нового светила нагнал еще страху в души беглецов. А затем наши звездолеты
повисли над темной планеткой, осветив ее дальними прожекторами.
Это был типичный шатун - каменистый шарик, размером раза в три
побольше Земли, без атмосферы, без воды, без каких-либо признаков жизни.
Его не жалко было уничтожить, и мы его спокойно уничтожили.
Я снова сошлюсь на отчет Ромеро там хорошо описано, как мы
расправлялись с планеткой, впервые использовав в боевых действиях метод
"медленной аннигиляции".
В звездных окрестностях Солнца, где "взрывы по Таневу" строжайше
запрещены, только этот метод, как известно, и применяется для ликвидации
ненужных космических тел и восстановления пространства.
Планета таяла, источая вокруг себя пространство, как пар, она "газила
пространством", по удачному выражению Ромеро. Все происходило, как было
задумано. Мы стали независимы от нарушений метрики, создаваемых врагами.
Возмущения метрики - это перемена структуры уже существующего
пространства, а тут пространство было еще в акте творения, его еще
предстояло ввести в ту или иную структуру.
И оно росло, расширялось, мы мчались в этом своем непрерывно
генерируемом защитном пространстве, как в беспрестанно возобновляемой
скорлупке - какой бы ад ни кипел снаружи, какие бы мощные поля метрики ни
формировали создаваемую нами пустоту, до нас эти внешние бури не доходили.
Я сказал - все происходило, как было задумано. Теперь добавлю - кроме
одного. Вырваться нам не удалось.
Колыбелька автономного пространства была не больше чем колыбелькой.
Мы лишь немного расширили объем скопления Хи, в одной его части появилась
крохотная опухоль, а надо было взорвать исполинскую сферу, замкнувшуюся
вокруг Оранжевой, - теперь мы знаем это хорошо. Люди крепки задним умом,
ничего не поделаешь.
День за днем мы удалялись от Оранжевой, слой пространства,
закрученного в неевклидову улитку, становился все тоньше, мы уже видели
корабли Аллана по ту сторону неевклидова забора, принимали депеши друзей,
подбадривавших нас, - еще один-два хороших удара, еще одно отчаянное
напряжение генераторов - и мы вырвемся да свободу, так это тогда нам
представлялось.
И когда стали таять последние мегатонны захваченного нами планетного
вещества, я, не колеблясь, отдал приказ готовить к уничтожению "Возничего"
и "Гончего Пса".
- Лучше пожертвовать двумя звездолетами, чем успехом кампании! -
сурово оборвал я запротестовавшего Осиму. - Прикажите капитанам
эвакуировать на "Волопас" свои экипажи. Пусть корабельные машины
просчитают, каковы наши шансы.
Все три МУМ подтвердили, что дополнительного вещества хватит на
разрыв последнего слоя неевклидовости.
Тогда мы еще не думали, что сверхмудрые МУМ тоже способны
ошибаться...
14
Один за другим планетолеты перебрасывали с обреченных звездолетов
людей и ценное имущество. Командиры кораблей совещались в салоне, а я
сидел с Мэри и Астром.
Древние капитаны, отказывавшиеся брать в походы свои семьи, были
мудрыми людьми, сейчас я это понимал особенно ясно.
Астр свободное время проводил в обсервационном зале. Когда мы
встречались, он давал мне пылкие советы, советы были не хуже других, не
хуже моих собственных решений.
Пусть не поймут меня превратно, я не хочу сказать, что он был
гениален, нет, напротив, все мы, участники экспедиции, были средними
людьми, о чем ныне стали забывать, изображая нас чуть ли не титанами, -
дорасти до нашего уровня было не сложно.
- Ты напрасно взрываешь два корабля, отец, - убеждал меня Астр. - Так
ослаблять свою ударную силу! Три корабля или один!
- Три корабля больше, чем один, - согласился я. - Но у нас нет
другого выхода.
- Есть! Захватите корабли врага. Пусть они, а не мы, увеличивают
собой мировое пространство!
Я любовался им. Стройный и сильный, он уже доставал головой мне до
уха - веселый, живой, сообразительный мальчишка. И просто удивительно, как
он походил на меня. Я иногда раскладываю на столе его фотографии и свои в
том же возрасте, и сам затрудняюсь, где он и где я. Отличие лишь в том,
что он красивей меня.
- Да, захватить корабли противника! - сказал я со вздохом. - Беда в
том, что они не дают приблизиться к себе. Погуляй, сын, нам нужно с мамой
поговорить.
- Я пойду в обсервационный зал, - сказал он. - Три крейсера
противника в направлении на ядро Галактики недавно стали сближаться с
нами. Я говорю о "Смирном", "Трусливом" и "Дрожащем". Проверю,
продолжается ли сближение.
Он проворно убежал. Он знал в "лицо" все крейсера разрушителей, ни
один из нас не мог похвалиться таким умением различать каждую из этих
однообразно зеленых точек. Он называл их по-своему насмешливо.
- Не скрывай ничего! - потребовала Мэри. - Дело идет к гибели, да?
- Кризис, Мэри, - сказал я. - После кризиса или спасаются, или
погибают. Терять бодрость не следует, но и быть ко всему готовыми - надо.
Она обняла меня, прижалась ко мне.
- А если что-нибудь случится... - проговорила она изменившимся
голосом. - Ты не простишь, что я взяла Астра!
- Астр такой же человек, как и все мы. И если придется умирать, он
умрет не раньше нас с тобою.
Она оттолкнула меня, долго вглядывалась в мое лицо. В ней совершился
очередной скачок настроения, я предчувствовал бурю. Но она сдержалась.
- Удивительный вы народ, мужчины, - сказала она только. - Все у вас
звучит математическими формулами. Умрет не раньше нас с тобою - это так
утешительно, Эли!
- Если я скажу по-иному, ты мне не поверишь...
- Скажи, может, и поверю!
- Ты тоскуешь по неправде, Мэри? Жаждешь обмана?
- Какие напыщенные слова - тоскуешь, жаждешь! Ничего я не жажду, ни о
чем не тоскую. Я боюсь, можешь ты это понять?
Я не стал продолжать этого разговора.
На улице внутри корабельного городка ко мне присоединился Ромеро, он
