прямые черные волосы, низко подрезанные над смуглым ирландским лицом и
яростными глазами, похожими на глаза ястреба, которому впервые надели на
голову кожаный капюшон.
- Доброго утра вам, мистер Барри, - сердечно приветствовал его
хозяин. - Вот увидите, дождь прекратится, когда прояснеет.
Человек, которого они знали под именем Барри, хмыкнул, снял
водонепроницаемую накидку с плеч и быстрым внимательным взглядом обвел
внутренности магазина.
На нем был грубый твидовый пиджак поверх свитера и вельветовых брюк,
заправленных в голенища высоких сапог.
- Еще не кончили писать книгу? - Барри сказал молочнику, что пишет
книгу об Ирландии. Холмы Виклоу всегда были крепостью литераторов, здесь в
радиусе двадцати миль жили два десятка известных или эксцентричных
писателя, пользуясь либеральным ирландским налогообложением писателей и
художников.
- Еще нет, - ответил Барри и пошел к ближайшим полкам. Выбрал с
полдюжины предметов и выложил их на потертый прилавок.
- Когда напишете и напечатаете, я попрошу библиотеку прислать мне
экземпляр, - пообещал хозяин, как будто именно это и хочет услышать
писатель, и начал считать на своей кассе.
Верхняя губа Барри была неестественно гладкой и более бледной, чем
остальное лицо. Накануне прибытия в деревню он сбрил свои висячие усы и в
то же время подрезал волосы, свисавшие почти на глаза.
Хозяин подобрал одну из покупок и вопросительно взглянул на Барри, но
смуглое лицо ирландца оставалось невыразительным, никакого объяснения он
не дал, и хозяин смущенно опустил голову. Вместе с другими покупками он
положил и этот предмет в бумажный пакет.
- Три фунта двадцать пенсов, - сказал он и со звоном закрыл кассу,
поджидая, пока Барри набросит на плечи накидку и наденет твидовую шляпу.
- Да будет с вами Бог, мистер Барри.
Ответа не было, и хозяин смотрел вслед покупателю, пока тот не
добрался до моста, и только потом позвал жену.
- Какой мрачный, этот тип.
- У него там подружка. - Хозяин раздулся от важности своего открытия.
- Откуда ты знаешь?
- А зачем ему покупать женские вещи? - Он понимающе подмигнул.
- Не знаю.
- Знаешь. Женские вещи. - И жена его разгорелась от новости и начала
развязывать передник.
- Ты уверен? - спросила она.
- Я тебе когда-нибудь лгал?
- Схожу к Молли на чашку чая, - оживленно сказала она; через час
новость будет известна всей деревне.
Человек, которого они знали как Барри, шел по узкой - с обеих сторон
высокие стены - тропе к Старому Поместью. Только высокие сапоги и
просторная накидка делали его походку неуклюжей, потому что он был худой и
стройный, в превосходной физической форме, а под полями шляпы глаза
никогда не оставались неподвижными, глаза охотника, все время
посматривающие по сторонам.
Стена в двенадцать футов высотой, на камнях серебристо-серые
лишайники; она потресказалась и местами осела, но все же представляла
значительную преграду и создавала необходимое уединение и безопасность.
В конце дороги были прогнившие и провисшие двойные двери, но замок на
них новый латунный, а щели между досками заделаны свежим деревом, так что
заглянуть внутрь гаража невозможно.
Барри открыл замок, прошел внутрь и тщательно запер за собой дверь.
Внутри стоял темно-синий "остин", стоял у двери так, чтобы можно было
немедленно уехать. Он был украден в Ольстере две недели назад, снабжен
дополнительным багажником на крыше, чтобы изменить внешность, и новым
номером. Двигатель проверен, и Барри заплатил за машину вдвое дороже
рыночной цены.
Теперь он сел за руль и повернул ключ в зажигании. Двигатель сразу
заработал. Барри довольно хмыкнул: секунды могут означать разницу между
успехом и поражением, а в его жизни смерть и поражение - синонимы. Он с
полминуты прислушивался к работе мотора, проверил подачу горючего и
давление масла, прежде чем выключить двигатель и через заднюю дверь гаража
пройти на заросший кухонный двор.
У старого дома был печальный заброшенный вид. Фруктовые деревья
небольшого сада все больны грибком и окружены сорняками.
Крытая тростником крыша прогнила, а окна напоминают глаза слепца.
Барри прошел через кухонную дверь, бросил на пол кухни накидку и
шляпу и поставил сумку на доску для просушки у раковины. Сунул руку в
кухонный ящик и достал оттуда пистолет. Английский офицерский пистолет,
захваченный три года назад в армейском арсенале в Ольстере.
Привычными движениями Барри проверил его и сунул за пояс. То короткое
время, которое приходилось проводить без оружия, он чувствовал себя
обнаженным и уязвимым, но он неохотно согласился, что рискованно брать с
собой в деревню пистолет.
Он налил воды в котелок, и при этом звуке из темного внутреннего
помещения послышался голос:
- Это ты?
- А кто еще? - сухо ответил Барри, и изнутри появился второй человек
и встал у входа в кухню.
Худой сутулый человек лет под пятьдесят с распухшим покрасневшим
лицом алкоголика.
- Принес? - Голос его звучал хрипло от виски, вид у него потрепанный,
а на пятнистой коже лица седая щетина.
Барри указал на сумку у раковины.
- Все там, доктор.
- Не зови меня так, я больше не доктор, - раздраженно сказал человек.
- Ну, как же, очень хороший доктор. Спроси у девиц, которые
расстались со своим грузом...
- Оставь меня в покое, черт побери.
Да, он был хорошим врачом. Давно, еще до виски, а теперь только
аборты, огнестрельные раны беглецов и такая работа, как эта. Об этой
работе ему не хотелось думать. Он подошел к раковине и стал разбирать
покупки.
- Я просил липкую ленту.
- У них нет. Я принес бинт.
- Я не могу... - начал человек, но Барри гнвно повернулся к нему, и
лицо его потемнело.
- С меня довольно твоего нытья! Тебе нужно было взять все
необходимое, а не посылать меня за ним.
- Я не ожидал, что рана...
- Ты ничего не ожидал, кроме новой порции виски. Липкой ленты нет.
Перевяжи руку сучки бинтом.
Старший быстро попятился, подобрал пакеты и исчез внутри.
Барри приготовил чай, налил в толстую фарфоровую чашку, добавил
четыре ложки сахару и принялся с шумом мешать, глядя в окно на неясные
очертания сосен. Снова пошел дождь. Барри подумал, что дождь и ожидание
сведут его с ума.
Врач вернулся в кухню, неся груду бинтов, испачканных кровью и гноем.
- Она больна, - сказал он. - Ей нужны лекарства, антибиотки. Палец...
- Забудь об этом, - сказал Барри.
Из другой комнаты послышался приглушенный плач, за ним бред девочки,
вызванный лихорадкой и наркотиками.
- Если за ней не будет должного ухода, я снимаю с себя
ответственность.
- Ты будешь отвечать, - с угрозой сказал Барри. - Я об этом
позабочусь.
Врач бросил бинты в раковину и пустил на них воду.
- Могу я сейчас выпить? - спросил он.
Барри садистски сделал вид, что сверяется с часами.
- Еще нет, - решил он.
Врач высыпал в раковину стиральный порошок.
- Я не смогу отрезать руку, - прошептал он, и голова у него
затряслась. - И палец было очень плохо... руку я не смогу.
- Ты отрежешь руку, - сказал Барри. - Ты меня слышишь, старый
пьяница? Отрежешь руку и все остальное, что я прикажу.
Сэр Стивен Страйд предложил вознаграждение в пятьдесят тысяч фунтов
тому, кто предоставит информацию, которая позволит найти его племянницу, и
об этом широко оповещалось по телевидению и в газетах, тут же печатали
портрет преступника. Ослабленный интерес к этому случаю снова возбудился.
За последние два дня инспектор Ричардс сократил штат отвечающих на
звонки до одного, но теперь последовала новая волна информаторов, и он
попросил второго полицейского вернуться на третий этаж, и два секретаря
разбирали поступающий материал.
- Я теперь словно "Литтлвудз" [Крупнейшая английская фирма по
рассылке товаров по почте], - пожаловался он Питеру. - Вот и еще берущие
на себя ответственность. - Он взял листок. - Народно-демократическая
партия освобождения Гонконга. Слышали о такой когда-нибудь?
- Нет, сэр. - Сержант поднял голову от списка. - Но это сто сорок
восьмое признание и взятие на себя ответственности.
- А полчаса назад опять звонил Генрих Восьмой, - одна из телефонисток
повернулась и улыбнулась из-за микрофона. - Ни одного дня не пропустит.
Генрих Восьмой - шестидесятивосьмилетний пенсионер, живущий в одном
из муниципальных домов Южного Лондона. Его хобби - сознаваться во всех
самых громких преступлениях, от изнасилования до грабежа банка, и он
звонил регулярно каждое утро.
- Приходите и попробуйте взять меня, - каждый раз вызывающе говорил
он. - Но предупреждаю вас, что я не стану мирно ждать... - Когда местный
констебль наносил ему визит вежливости - а он делал это регулярно, Генрих
Восьмой ждал его с упакованным саквояжем. И ужасно разочаровывался, когда
бобби тактично объяснял ему, что его не собираются арестовывать. Но потом
бобби говорил, что за ним приказано постоянно наблюдать, так как комиссар
полиции считает его очень опасным человеком, и пенсионер радовался и
предлагал констеблю чашку чаю.
- Беда в том, что мы не можем упустить ни один звонок, даже самый
сумасшедший, все приходится проверять, - вздохнул Ричардс и пригласил
Питера в свой внутренний кабинет.
- По-прежнему ничего? - спросил он. Ненужный вопрос. Питер уже
говорил с ним сегодня по телефону - и из отеля, и из штабквартиры "Тора",
справляясь о новостях.
- Ничего, - солгал Питер, но теперь ложь давалась ему легко: он
принял ее, как и все остальное, что необходимо для освобождения
Мелиссы-Джейн.
- Мне это не нравится, генерал. Очень не нравится, что до сих пор не
было никаких попыток связаться с вами. Не хочу каркать, но каждый день
молчания все больше делает это дело похожим на месть... - Ричардс смолк и
в замешательстве закурил сигарету. - Вчера мне звонил заместитель
комиссара. Он спрашивал, сколько еще дней, по моему мнению, нужно
содержать специальную группу.
- И что вы ему ответили? - спросил Питер.
- Ответил, что если в течение десяти дней не будет получено никаких
сообщений, не поступят требования похитителей, я буду считать, что ваша
дочь мертва.
- Понятно. - Питера охватило фаталистическое спокойствие. Он знал. Он
был единственным, кто знал. Оставалось четыре дня до назначенного Калифом
срока. Завтра утром он попросит срочной встречи с Кингстоном Паркером. Он
считал, что для ее организации понадобится меньше двенадцати часов.
Предложение будет слишком привлекательным для Паркера, он не откажется.
Паркер прилетит, но на всякий случай - если он все же откажется, -
Питер оставил три дня до срока. чтобы привести в действие другой план.
Придется тогда самому явиться к Кингстону Паркеру. Первый план лучше,
надежней, но если он не сработает, Питер должен будет рискнуть.
Он понял, что стоит посреди кабинета Ричардса и с отсутствующим видом
смотрит на стену поверх головы инспектора. Ричардс смотрел на него со
смешанным выражением жалости и тревоги.
- Простите, генерал, я понимаю, что вы испытываете, но я не могу
держать здесь людей бесконечно. У нас их и так не хватает...
- Понимаю, - резко кивнул Питер и ладонью вытер лицо. Это был жест
усталости и поражения.
- Генерал, я думаю, вам нужно показаться врачу - Голос Ричардса
звучал удивительно мягко.
- Не нужно, я просто немного устал.
- Человек не все может.
