и раскопай все до дна!", я понял, что в словах моих слишком много
энтузиазма и эмоций. Я вспомнил, как Ксаи подражал солнечной птице, и
плотно прижал руки к коленям.
В Лунном городе меня приняли как героя, тут следили за моими
приключениями по радио. Открыли ящик пива Виндхук и расселись вокруг
костра, и я рассказал все заново.
- Этот Тимоти, он всегда вызывал у меня странное чувство. - Салли
проявила удивительную способность видеть задним числом. - Я хотела тебе
скать, что в нем что-то подозрительное. - Потом она встала и поцеловала
меня в лоб перед всеми, а я покраснел. - Мы рады, что теперь ты в
безопасности, Бен. Мы все беспокоились о тебе.
На следующее утро, отвезя Лорена на полосу и проследив, как он
взлетает, я отправился на поиски Рала Дэвидсона. Он оказался на дне
траншеи, измерял размеры плиты из песчаника. Он был одет в шорты, которые
ему слишком малы, и копну волос, почти совершенно закрывавших лицо, но на
солнце он загорел, стал худым и стройным. Мне он очень нравился. Мы сели
на краю траншеи, свесив ноги, и я объяснил ему свой идею насчет карьера.
- Здорово, док! Как это мы сразу не догадались? - с энтузиазмом
воскликнул он. Вечером мы разработали схему поисков, решив ежедневно
увеличивать район поиска по спирали. Команда Рала временно была снята с
раскопок внутри храма и вооружена мачете для расчистки дороги в зарослях
густой колючей растительности на вершине холмов.
Поиск планировался как военная операция. Мне ужасно хотелось
испробовать набор уоки-токи, которым Лорен снабдил нас, хотя мы его и не
заказывали. Мы с Ралом перекликались по радио, выкрикивая вещи вроде
"Конец приема", "Вас понял", "Слышу вас ясно пять, пять" и так далее.
Питер Уилкокс бормотал что-то насчет бойскаутов, но мне кажется, он
немного ревновал, что его не пригласили участвовать в поисках. Лесли и
Салли, однако, заразились нашим энтузиазмом и снабдили экспедицию
продовольствием, достаточным для того, чтобы кормить и поить целую армию в
течение недели. Они встали на рассвете, в пижамах, а Лесли еще и в бигуди,
чтобы помахать нам рукой и пожелать удачи. Чувствуя себя Скоттом или
храбрым Кортецом, во главе толпы приверженцев, нагруженных едой и
оборудованием, я повел их к расщелине в холме, которая стала нашим обычным
путем на вершину, - и десять часов спустя, потный, обрванный, исцарапанный
колючками, ужаленный гиппопотамовой мухой и другими насекомыми,
пропеченный на солнце и в дурном настроении, я привел их обратно.
Так повторялось в течение следующих десяти дней, и на десятый вечер,
когда мы остановились в расщелине на полпути вниз, Рал неожиданно взглянул
на крутые стены расщелины и удивленно сказал:
- Док, вот же он!
Десять дней мы пользовались ступенями, высеченными древними в
карьере. Густые заросли скрыли аккуратные террасы, с которых брался
камень. Мы нашли несколько полуобработанных плит еще in situ [в месте
нахождения (лат.)], их осталось только подрубить. Они почти не пострадали
от выветривания в этой закрытой расщелине. Следы пил были так свежи, будто
рабочие только накануне отложили свои орудия, а не 2 000 лет назад. Затем
мы нашли блоки, которые были намечены к обработке, нашли полуобтесанные
блоки, а также блоки, которые уже начали перевозить и бросили посреди
карьера.
Мы расчистили вокруг них растительность и смогли проследить каждый
шаг в изготовлении. Все пришли к нам на помощь. Успех вызвал всеобщий
восторг, потому что все уже приуныли от отсутствия заметного прогресса. Мы
зарисовывали и наносили на карту, измеряли и фотографировали, спорили и
теоретизировали, и все испытывали прилив воодушевления. Чувство, что мы в
своих исследованиях зашли в тупик, рассеялось. У меня сохранилась
фотография, сделанная десятником банту, который решил, что мы сошли с ума.
Мы гримасничаем, позируя на большом обтесанном кане. Питер стоит в позе
Наполеона, засунув руку за пазуху куртки, волосатый лик Рала украшен
ужасной гримасой, и он убийственно поднимает кирку над головой Питера.
Лесли застенчиво демонстрирует ватрушку, и это почти так же ужасно, как
гримаса Рала, потому что своими ногами она могла бы на смерть лягнуть
слона. Я сижу на коленях у Хитзер и сосу палец. У Салли на носу очки
Питера, моя шляпа нахлобучена у нее на уши, она старается казаться
страшной, но ей это решительно не удается. Фотография иллюстрирует наше
настроение тех дней.
Когда помощь уже была не нужна, остальные с новой энергией занялись
своими прежними делами. Мы с Ралом оставались в карьере. Я принес свой
теодолит, и мы принялись измерять количество извлеченного камня. Конечно,
точные данные получить в таком неправильном карьере невозможно, но мы
решили, что было извлечено примерно полтора миллиона кубических ярдов
камня.
Затем, изучая методы обработки и примерно подсчитав количество
брошеных блоков, мы решили, что отношение обтесанных камней к отброшенному
материалу составляет 40 к 46. Таким образом, мы получили число 600 000
кубических ярдов.
До сих пор мы в целом работали с надежными данными, но теперь перешли
к предположениям.
- По крайней мере не так трудно, как изобразить динозавра по его
отпечатку, - защищался Рал, когда мы с помощью карты основания храма и
наших расчетов попытались реконструировать высоту исчезнувшего Лунного
города.
- Дай-ка мне! - Салли отобрала у меня кисточку в первый же вечер,
после того как десять минут следила за моими усилиями.
- Мне кажется, скос главной стены слишком велик, - критично сказал
Питер, наблюдая за ней, - если сравнить со стенами эллиптического здания в
Зимбабве...
- Да, но возьми храм Тарксиена на Мальте, - вмешалась Хитзер. - Или
главные стены Кносса. - И прежде чем я смог помешать, проект стал всеобщим
и сменил наши вечерние импровизированные концерты.
И вот с учетом всего, что найдено было в раскопках, с учетом наших
разнобразных способностей мы сделали несколько рисунков города.
Массивные красные стены, украшенные шевроном - рисунком волн, которые
сделали Финикию такой знаменитой. Красные стены, на которые падают лучи
заходящего солнца, вечернее благословение великого бога солнца Баала.
Высокие башни, символы плодородия и процветания, встают из темно-зеленой
листвы молчаливой рощи. За ними вертикальный разрез в утесе, ведущий в
загадочную пещеру. И опять символ органов размножения. Разумеется это
место посвящено Астарте, которую в Карфагене обычно называли Танит, богине
земли и луны, и вот процессия одетых в белое жрецов движется по роще, мимо
башен в таинственную пещеру.
Мы знали, что финикийцы приносили своим богам и богиням человеческие
жертвы. Ветхий Завет описывает, как младенцев бросали в пламенеющее чрево
Баала, и гадали, какие ужасные ритуалы видел наш мирный изумрудный
бассейн. Мы изобразили на краю бассейна жертву, одетую в золото и
драгоценности, а верховный жрец рядом поднимает жертвенный нож.
- Если бы он не был так глубок! - воскликнула Салли. - Бен хотел
исследовать его с помощью ныряльщиков, но так глубоко они не смогут
работать.
В пространстве между внешней и внутренней стеной храма, где лежит
самый толстый слой пепла и где найдено большинство золотых бусин и богатых
украшений, мы нарисовали жилые помещения жрецов и жриц. Это лабиринт
глиняных стен и тростниковых крыш. Мы реконструировали улицы и дворы
жрецов и аристократов.
- А как же царь и его двор? - спросил Питер. - Разве они тоже не жили
за стенами?
И мы отделили помещения жрецов от двора царя, привлекли то немногое,
что известно о Кноссе, Карфагене, Тире и Сидоне, чтобы вдохнуть в картину
жизнь. Рал обнаружил ворота во внешней стене, это был единственный вход и
он смотрел на запад.
- Отсюда дорога должна была вести прямо к гавани. - Салли нарисовала
ее.
- Да, но рядом с гаванью должен быть базар, место торговли и обмена,
- предложил Рал и показал на крате. - Вот где это. Район, который озадачил
Питера.
- Представьте себе, какие там груды слоновой кости, меди и золота, -
вздохнула Лесли.
- И рабы, предназначенные на продажу, - подхватила Хитзер.
- Погодите! Погодите! Ведь у нас научное исследование, - пытался я
сдержать их.
- И корабли, вытащенные на берег, - Салли начала рисовать их. -
Большие биремы с носами, как головы таранов, покрытые позолотой и эмалью.
Снова поднялись стены и башни, озеро наполнилось блестящей водой, а
гавань и таверны населили люди, умершие две тысячи лет назад.
Прогуливались воины, стонали рабы, проезжали в носилках благородные
женщины, с восточных земель приходили караваны, нагруженные золотом и
сокровищами, и белый царь проходил через большие ворота, повесив на плечо
щит, украшенный розетками, и его вооружение сверкало на солнце.
Замысел забавный, к тому же он подстегивал воображение. К тому
времени, когда Салли положила последние мазки на картину, прошло четыре
недели, а прямым результатом этого стало открытие Питером верфи: биремы,
как и предполагала Салли, лежали на берегу озера.
Мы обнаружили стапель, на нем киль и остатки корпуса. Незаконченный
крабль сгорел, а обгоревшие остатки рассыпались. Только воображение и вера
могли опознать в этом корабль. Я знал, что мои научные противники не
признают открытия, но анализ с помощью углерода 14 дал ту же дату 300 год
нашей эры; между собой мы называли это время "временем большого огня".
Замысел давал мне возможность больше времени проводить с Салли. Я
брал с собой в пещеру ланч и купальник. Вначале между нами была какая-то
неловкость, но я очень старался успокоить Салли, и вскоре между нами
установились прежние дружеские отношения, благодаря которым мы так хорошо
работали вместе. Только однажды я упомянул о наших более интимных
отношениях.
- У тебя по-прежнему хандра, Салли? - спросил я, и она долго смотрела
на меня, прежде чем ответить.
- Пожалуйста, дай мне время, Бен. Я должна кое-что решить про себя.
- Хорошо. - Я улыбнулся как можно бодрее и приготовился к долгому
ожиданию.
Иногда к нашему ланчу у бассейна присоединялись другие, и хотя
снаружи стояла сорокашестиградусная жара, в пещере было прохладно. Мы
плескались в воде, перекликивались, и нам отвечало гулкое эхо. Одно из
моих неизгладимых воспоминаний - Лесли в коротком бикини резво и кокетливо
возится в бассейне, как самка гиппопотама в брачный период, преследуемая
неутомимым Ралом.
Через пять недель после своего возвращения я пришел в пещеру с
хорошей новостью.
- Я только что получил сообщение по радио от Ларкина, Сал. Лорен
прилетает завтра утром.
Ее негативная реакция меня разочаровала: мне казалось, что она
преодолела свою первоначальную неприязнь к Лорену и что он ей начал
нравиться.
Я пошел встречать Лорена на полосу и, увидев его, поразился. Он
потерял 20 фунтов веса, и кожа его, которая обычно была здорового золотого
оттенка, стала бело-серой, как мел. Под глазами виднелись темные пятна,
похожие на синяки.
- Бен! - Он обнял меня за плечи. - Как приятно тебя видеть, старый
разбойник. - Но голос у него был усталый, и я заметил впервые появившиеся
серебристые полоски на висках.
- Боже, ты ужасно выглядишь.
- Спасибо. - Он сухо улыбнулся и забросил свой багаж в заднее
отделение лендровера.
- Серьезно, Ло. Ты не болен? - Меня расстроил его усталый и
болезненный вид.
