Насколько шумно и оживленно вел себя Мартин Силен, настолько был
сдержан его сосед, погруженный в невеселые мысли. Услышав свое имя, Сол
Вайнтрауб поднял голову, и Консул увидел короткую седую бородку,
исчерченный морщинами лоб и печальные светлые глаза известного ученого.
Ему доводилось слышать историю этого Агасфера и его безнадежных поисков,
но все равно он был потрясен, увидев на руках старика его дочь Рахиль,
которой сейчас было не более недели. Консул отвел глаза.
Шестым паломником и единственной женщиной за столом была детектив
Ламия Брон. Когда ее представляли, она посмотрела на Консула так
пристально, что он продолжал ощущать давление ее взгляда даже после того,
как она отвернулась.
Уроженка Лузуса, где гравитация на треть превышала стандартную, Ламия
Брон ростом была не выше поэта, но свободный вельветовый комбинезон не мог
скрыть ее великолепной мускулатуры. Черные кудри до плеч, брови,
напоминающие две темные полоски, проведенные строго горизонтально поперек
широкого лба, крупный нос с горбинкой, придающий лицу нечто орлиное.
Портрет довершал широкий и выразительный, можно даже сказать, чувственный
рот. На губах у Ламии играла легкая улыбка, то надменная, то шаловливая, а
ее темные глаза, казалось, призывали собеседника выкладывать все
начистоту.
Консул подумал, что Ламию Брон вполне можно назвать красивой.
Когда знакомство закончилось. Консул кашлянул и повернулся к
тамплиеру.
- Хет Мастин, вы сказали, что паломников семеро. Ребенок господина
Вайнтрауба - это и есть седьмой?
Капюшон Хета Мастина качнулся из стороны в сторону.
- Нет. Только тот, кто осознанно решил отправиться к Шрайку, может
считаться паломником.
Сидящие за столом зашевелились. Консул (да и все остальные, видимо,
тоже) знал, что, согласно правилам церкви Шрайка, количество паломников в
группе должно выражаться простым числом.
- Седьмым буду я, - медленно произнес Хет Мастин, капитан
тамплиерского звездолета-дерева "Иггдрасиль" и Истинный Глас Древа. Все
замолчали. В наступившей тишине Хет Мастин сделал знак матросам-клонам, и
те принялись накрывать стол для последней трапезы перед высадкой на
планету.
- Итак, Бродяги все еще не вступили в пределы системы? - спросила
Ламия Брон. Ее хрипловатый, гортанный голос показался Консулу каким-то
необычно волнующим.
- Нет, - ответил Хет Мастин. - Но мы опережаем их не больше, чем на
несколько стандартных суток. Наши приборы зарегистрировали термоядерные
выхлопы в районе облака Оорта.
- Значит, будет война? - спросил отец Хойт. Казалось, каждое слово
дается ему с трудом. Не получив ответа, он повернулся к сидевшему справа
от него Консулу, как бы адресуя свой вопрос ему.
Консул вздохнул. Клоны подали вино, но сейчас он предпочел бы виски.
- Кто знает, как поступят Бродяги? - сказал он. - Похоже, они больше
не руководствуются человеческой логикой!
Мартин Силен расхохотался и пролил вино.
- Черт возьми! Можно подумать, мы, люди, когда-нибудь
руководствовались человеческой логикой! - Он сделал большой глоток, вытер
рот и снова засмеялся.
- Если вот-вот начнутся серьезные сражения, - Ламия нахмурилась, -
власти могут не разрешить нам сесть.
- Нас пропустят, - сказал Хет Мастин. Солнечный луч забрался ему под
капюшон и осветил желтоватую кожу.
- И мы спасемся от верной смерти на войне, чтобы погибнуть верной
смертью от рук Шрайка, - пробормотал отец Хойт.
- Нет смерти во Вселенной! [Д.Китс "Падение Гипериона" Песнь 1, 423]
- пропел Мартин Силен. Консул вздрогнул: пение поэта могло разбудить даже
человека, погруженного в криогенную фугу. Силен допил вино и поднял пустой
кубок, как бы обращаясь с тостом к звездам:
И смерти не должно быть! Стенай,
Стенай, Кибела, сыны твои,
Исполнившись злодейства,
Низвергли Бога, сокрушили в прах.
Стенайте, братья, силы иссякают,
Ломаюсь, как тростник, слабеет голос...
О боль, боль слабости моей!
Стенайте, ибо гибну я...
[Д.Китс "Падение Гипериона" Песнь 1, 424-430]
Силен остановился на полуслове и, зычно рыгнув в наступившей после
его декламации тишине, потянулся за бутылкой. Остальные шестеро обменялись
взглядами. Консул заметил, что Сол Вайнтрауб слегка улыбается. Девочка,
спавшая у него на руках, шевельнулась, и он склонился над ней.
- Ну что ж, - отец Хойт запнулся, словно нащупывая потерянную мысль,
- если конвой Гегемонии уйдет и Бродяги захватят Гиперион без боя,
оккупация может оказаться бескровной, и они позволят нам сделать свое
дело.
Полковник Федман Кассад негромко рассмеялся.
- Бродяги не станут оккупировать Гиперион, - сказал он. - Захватив
планету, они сначала разграбят ее, а потом сделают то, что у них
получается лучше всего: сожгут города, раздробят обугленные развалины на
мелкие кусочки, а затем будут жечь эти кусочки до тех пор, пока они не
превратятся в золу. После этого они расплавят полярные шапки, испарят
океаны, а оставшейся солью отравят почву, чтобы на ней больше никогда
ничего не росло.
- Ну... - начал было отец Хойт и тут же умолк.
Никто больше не сказал ни слова. Клоны убрали посуду после супа и
салата и подали жаркое.
- Вы говорили, что нас сопровождает военный корабль Гегемонии, -
обратился Консул к Хету Мастину, когда они покончили с ростбифом и вареным
небесным кальмаром.
Тамплиер кивнул и указал рукой куда-то вверх. Консул прищурился, но
не смог разглядеть среди вращающихся звезд ничего движущегося.
- Держите. - Федман Кассад приподнялся и через голову отца Хойта
передал Консулу складной военный бинокль.
Консул, поблагодарив его, включил питание и принялся изучать участок
неба, на который указал Хет Мастин. Гироскопические кристаллы бинокля
негромко жужжали, стабилизируя оптику и обшаривая поле зрения в
запрограммированном режиме поиска. Внезапно изображение замерло,
затуманилось, расширилось и вновь стало отчетливым.
Когда корабль Гегемонии появился в окулярах бинокля, у Консула
невольно перехватило дыхание. Это был не одноместный разведчик, как он
предполагал сначала, и даже не круглобокий факельный звездолет.
Приближенный электронной оптикой, перед ним предстал матово-черный ударный
авианосец. Проходят века, но совершенные очертания боевых кораблей
неизменно поражают воображение. Разведенные на полный угол четыре
старт-пилона с находящимися в полной боевой готовности истребителями,
вынесенный вперед на шестидесятиметровой штанге разведкомплекс,
напоминающий копье, расположенные на самой корме, словно оперение стрелы,
бочкообразный двигатель Хоукинга и термоядерные батареи - спин-звездолет
Гегемонии предстал перед ним во всей красе.
Консул молча вернул бинокль Кассаду. Если эскадра выделила для
сопровождения "Иггдрасиля" ударный авианосец, то какую огневую мощь они
приготовили, чтобы отразить нападение Бродяг?
- Сколько времени до посадки? - спросила Ламия Брон. С помощью своего
комлога она попыталась проникнуть в инфосферу корабля и, очевидно, была
разочарована тем, что там обнаружила. Или не обнаружила.
- Через четыре часа выйдем на орбиту, - негромко сказал Хет Мастин. -
Потом еще несколько минут на челноке. Наш друг Консул предложил
воспользоваться для высадки его личным кораблем.
- Садимся в Китсе? - спросил Сол Вайнтрауб. Это были первые слова,
произнесенные ученым.
Консул утвердительно кивнул:
- Там единственный космопорт на Гиперионе, который принимает
пассажирские корабли.
- Космопорт? - в голосе отца Хойта прозвучало раздражение. - Я думал,
мы сразу отправимся на север. В царство Шрайка.
- Нет. Паломничество всегда начинается из столицы, - сказал Хет
Мастин, покачав головой. - Понадобится несколько суток, чтобы достичь
Гробниц Времени.
- Несколько суток? - удивилась Ламия Брон. - Но это абсурд!
- Возможно, - согласился Хет Мастин, - однако дела обстоят именно
так.
Отец Хойт почти ничего не ел, но сейчас он сморщился, словно какое-то
блюдо вызвало у него несварение желудка.
- Послушайте, - сказал он, - а не могли бы мы один-единственный раз в
виде исключения отступить от этих правил? Так сказать, ввиду опасностей
предстоящей войны... и так далее. Давайте просто высадимся у Гробниц
Времени или еще где-нибудь поблизости и покончим со всем этим.
- На протяжении четырехсот лет космические корабли и самолеты
пытались пробиться к северным пустошам напрямую, - сказал Консул,
отрицательно покачав головой. - И мне не приходилось слышать ни об одной
удачной попытке.
- Позвольте поинтересоваться, - с деланным изумлением спросил Мартин
Силен, словно школьник на уроке, подняв руку, - что ж это за чертовщина
такая? Куда же подевались эти полчища кораблей?
Отец Хойт хмуро посмотрел на поэта. Федман Кассад улыбнулся.
- Консул вовсе не имел в виду, что этот район недоступен, - снова
заговорил Сол Вайнтрауб. - Туда можно добраться по реке и по суше. Кроме
того, космические корабли и самолеты не исчезают. Они спокойно садятся
вблизи руин или Гробниц Времени и так же легко возвращаются в любую точку,
выбранную бортовым компьютером. Исчезают пилоты и пассажиры.
Ученый поднялся и стал укладывать спящую девочку в специальную
люльку, висевшую у него на плече.
- Так гласит старая легенда, - сказала Ламия Брон. - А что показывают
корабельные приборы?
- Ничего, - ответил ей Консул. - Никаких происшествий. На корабли
никто не нападал. Никаких отклонений от курса, никаких необъяснимых
обрывов записи, никакой необычной утечки энергии или, наоборот, ее
появления из ничего. Вообще никаких необычных явлений.
- И никаких пассажиров, - добавил Хет Мастин.
Консул посмотрел на него в упор. Неужели Хет Мастин пошутил?
Многолетнее общение с тамплиерами убедило его, что они начисто лишены
чувства юмора. Однако, судя по выражению чуточку азиатского лица капитана,
в словах его не было даже намека на шутку.
- Чудесная мелодрама, - рассмеялся Силен. - Саргассово море душ,
оплакиваемых Христом. Причем все на самом деле и при нашем
непосредственном участии. Хотел бы я знать, кто режиссер этого говенного
спектакля.
- Заткнись - повысила голос Ламия Брон. - Ты пьян.
Консул вздохнул. Паломники пробыли вместе менее часа.
Клоны убрали тарелки и внесли подносы с шербетом, кофе, тортами,
плодами корабля-дерева и жидким шоколадом с Возрождения. Мартин Силен
жестом отказался от десерта и велел клонам принести ему еще одну бутылку
вина. Консул подумал и попросил виски.
- Мне кажется, - сказал Сол Вайнтрауб, когда все уже заканчивали
десерт, - наша судьба будет зависеть от откровенности каждого.
- Что вы имеете в виду? - спросила Ламия.
Вайнтрауб машинально покачал ребенка, спавшего в сумке-люльке.
- Например, знает ли кто-нибудь из присутствующих, почему именно он
(или она) был избран церковью Шрайка и Альтингом?
Никто не произнес ни слова.
- Думаю, что нет, - продолжил Вайнтрауб. - А вот еще одна загадка:
является ли кто-нибудь из присутствующих членом или хотя бы сторонником
церкви Шрайка? Я, например, еврей, и какими бы путаными ни были мои
религиозные воззрения, они исключают поклонение смертоносной машине. -
Вайнтрауб поднял густые брови и оглядел присутствующих.
