Сейчас я сижу возле недостроенной часовни и пытаюсь что-нибудь
придумать.
День 438.
Часовня закончена. Это труд моей жизни. Сегодня вечером, когда бикура
спустились в Разлом, дабы совершить свое ежедневное богослужение (точнее,
пародию на богослужение), я отслужил мессу перед алтарем только что
возведенной часовни. Я испек хлеб из муки челмы. По вкусу он напоминает
мягкие, желтые листья этого растения. Но для меня он был точно таким же,
как та гостия, которую я вкусил шестьдесят лет назад, впервые принимая
Святое Причастие.
Утром я совершу то, что задумал. Все готово: дневники, записи и
томограммы уложены в мешок, сплетенный мною из волокон бестоса. Это лучшее
из того, что я мог придумать.
Вместо освященного вина у меня была только вода, но в тусклом свете
заката она выглядела кроваво-красной и по вкусу напоминала вино причастия.
Идея заключается в следующем. Нужно проникнуть достаточно далеко в
огненный лес. Вся надежда на то, что деревья тесла сохраняют остаточную
активность даже во время спокойных периодов.
Прощай, Эдуард. Едва ли ты еще жив, а если даже и так, нам все равно
больше не встретиться. Нас разделяют не только годы пути, но и гораздо
более глубокая пропасть, имеющая форму креста. И все же я надеюсь снова
увидеть тебя - не в этой жизни, а в той. Которая наступит потом. Тебе
странно слышать это от меня снова? Но вот что я скажу тебе, Эдуард. Многие
десятилетия я прожил в сомнениях и в великом страхе перед тем, что ждет
меня впереди, но теперь наконец душа моя успокоилась, и сердце пребывает в
мире.
Господи, я грешен пред Тобою
И всем сердцем осуждаю грехи свои,
Но не потому, что я утратил рай,
И не потому, что мне грозят адские муки.
Более всего я сокрушен тем, что согрешил пред Тобою.
Господь всеблагой!
Вся моя любовь
Будет принадлежать Тебе.
Я твердо решил, уповая на твою милость,
покаяться во всех моих грехах, и искупить их,
И исправить свою жизнь,
Аминь.
24:00.
Лучи заходящего солнца врываются в открытое окно часовни и заливают
светом алтарь, вырезанный из дерева потир и меня самого. Ветер в Разломе
начинает свой хорал. Для меня он - последний. Если повезет, я, с Божьей
помощью, никогда больше его не услышу.
- Это последняя запись, - сказал Ленар Хойт.
Когда священник прекратил чтение, шестеро паломников, сидевших за
столом, разом повернулись к нему, как бы пробуждаясь от общего сна. Консул
посмотрел вверх и увидел, что Гиперион стал гораздо ближе. Он занимал
теперь почти треть небосвода, и его холодный свет затмевал звезды.
- Я вернулся сюда недель через десять после того, как в последний раз
видел отца Дюре, - продолжал отец Хойт. Его голос звучал все более хрипло.
- На Гиперионе за это время прошло более восьми лет... С последней записи
в дневнике отца Дюре - около семи. - Священник явно испытывал боль, его
лицо покрылось испариной и побледнело настолько, что казалось - оно
источает какой-то болезненный свет.
- За месяц я добрался до плантации Пересебо, расположенной вверх по
реке от Порт-Романтика, - продолжал он, стараясь говорить твердо. - Я
предполагал, что плантаторы скорее скажут правду мне, чем сотруднику
консульства или местных властей. Я оказался прав. Администратор из
Пересебо по фамилии Орланди вспомнил, что отец Дюре у них останавливался.
Подтвердила это и его жена Семфа, которую отец Дюре упоминает в своих
дневниках. Управляющий несколько раз посылал тогда на плато спасательные
экспедиции, но ни одна из них не достигла цели, ибо активность огненных
лесов в тот год была исключительно высокой. Через несколько лет они
оставили всякую надежду найти Дюре или проводника Тука живыми... Тем не
менее Орланди нанял опытных пилотов, и на двух скиммерах, принадлежащих
плантации, мы отправились на плато. Мы решили пробраться в страну бикура
по самому Разлому, положившись на автоматику и на удачу. Хотя при таком
маршруте основной массив огненных лесов оставался в стороне, мы все-таки
потеряли один скиммер и четырех человек - так велика была активность
деревьев тесла.
Отец Хойт замолчал и слегка покачнули?. Схватившись за край стола,
чтобы обрести устойчивость, он откашлялся и заговорил снова:
- Рассказ мой почти окончен. Мы обнаружили деревню бикура. Их было
ровно семьдесят, и были они такие же глупые и необщительные, какими
изображает их в своих записках отец Дюре. Мне удалось выведать у них, что
он погиб, пытаясь проникнуть в огненный лес. Мешок из бестоса уцелел; там
были его дневники и томограммы. - Хойт обвел присутствующих быстрым
взглядом, затем снова опустил глаза. - Мы заставили их показать нам место,
где погиб отец Дюре. Они... они не погребли его. Его останки сильно
обгорели и разложились, но обнаруженного было достаточно, чтобы убедиться
- разряды деревьев тесла уничтожили... не только тело, но и... крестоформ.
Отец Дюре умер настоящей смертью. Мы отвезли его останки на плантацию
Пересебо и там, отслужив панихиду, предали земле. - Хойт глубоко вздохнул.
- Вопреки моим настойчивым возражениям господин Орланди уничтожил деревню
бикура и часть стены Разлома кумулятивными ядерными зарядами,
доставленными с плантации. Я не думаю, что кому-нибудь из бикура удалось
уцелеть. Вход в лабиринт и так называемая базилика, по всей видимости,
погребены обвалом. Во время экспедиции я был ранен, и потому, прежде чем
возвращаться на северный континент и заказывать билеты на-Пасем, мне
пришлось несколько месяцев провести на плантации. О существовании этих
дневников, равно как и об их содержании, знают только Орланди, монсеньер
Эдуард и те высокопоставленные сановники, которых монсеньер Эдуард счел
нужным поставить в известность. Но, насколько я знаю, в связи с дневниками
отца Поля Дюре Церковь не делала никаких заявлений.
Последние слова отец Хойт произнес стоя и сразу же сел. С его
подбородка каплями стекал пот, а лицо в отраженном свете Гипериона
казалось синевато-бледным.
- Это... все? - спросил Мартин Силен.
- Да, - с трудом ответил отец Хойт.
- Леди и джентльмены, - произнес Хет Мастин, - нам пора. Я предлагаю
всем собрать багаж и встретиться на корабле нашего друга Консула в сфере
N_11 не позже, чем через тридцать минут. Я же воспользуюсь одним из
челночных кораблей Древа и присоединюсь к вам позднее.
Не прошло и пятнадцати минут, как почти все собрались. Тамплиеры
перебросили мостик с рабочего пирса, находившегося на внутренней
поверхности сферы, к балкону верхнего яруса корабля, и Консул отвел гостей
в комнату отдыха. Тем временем клоны внесли багаж и удалились.
- Чудесный старый инструмент. - Полковник Кассад провел ладонью по
гладкой крышке "Стейнвея". - Клавикорд?
- Фортепьяно, - ответил Консул. - Сделано еще до Хиджры. Итак, все в
сборе?
- Все, кроме Хойта, - ответила Ламия Брон, усаживаясь в проекционной
нише.
Вошел Хет Мастин.
- Военный корабль Гегемонии дает вам разрешение на посадку в
космопорте Китса, - сказал капитан и огляделся. - Сейчас я пошлю матроса
узнать, что с господином Хойтом. Возможно, он нуждается в помощи.
- Не надо. - Консул постарался придать своему голосу убедительность.
- Я сам помогу ему. Не могли бы вы объяснить, как найти его каюту?
Несколько секунд капитан корабля-дерева молча смотрел на Консула,
затем сунул руку в складки своей мантии и достал диск-указатель.
- Счастливого пути! - сказал он, передавая Консулу диск. - Увидимся
на планете. В полночь мы выступаем из святилища Шрайка в Китсе.
Консул поклонился.
- Путешествие под защитой ветвей вашего Древа, Хет Мастин, доставило
мне истинное удовольствие, - произнес он официальным тоном. Повернувшись к
остальным, он обвел рукой зал: - Прошу вас, устраивайтесь поудобней. Можно
прямо здесь, в комнате отдыха. Или, если угодно, пройдите на нижнюю
палубу, в библиотеку. Корабль сам позаботится о вас и ответит на все ваши
вопросы. Как только мы с отцом Хойтом вернемся, сразу же стартуем.
Каюта священника находилась в средней части "дерева", на конце
небольшой ветки. Как и предполагал Консул, указатель комлога, который
вручил ему Хет Мастин, служил также и ключом, отпирающим папиллярный
замок. После нескольких безуспешных попыток привлечь внимание священника
звонками и ударами в дверь Консул коснулся диском замка и вошел в стручок.
Отец Хойт, запрокинув голову, стоял на коленях посреди ковра из трав.
Вокруг него валялось белье, какие-то приборы, одежда и лекарства из
стандартной аптечки. Он сорвал с себя накидку и воротничок, а мокрая от
пота рубашка была разодрана в клочья. Через стенку стручка просачивался
свет Гипериона, придавая происходящему оттенок нереальности; казалось, они
находятся под водой... или в соборе, подумал Консул.
Лицо Ленара Хойта было искажено судорогой, пальцы царапали грудь.
Мышцы, вздувшиеся под бледной кожей его предплечий, пульсировали, словно
живые существа.
- Инъектор... неисправен, - задыхаясь, произнес Хойт. - Прошу вас...
Консул поспешно кивнул, приказал двери закрыться и опустился на
колени рядом со священником. Затем он вынул из его судорожно сжатых
пальцев бесполезный инъектор и извлек ампулу. Ультраморфин. Консул еще раз
кивнул и достал из аптечки, которую принес со своего корабля, новый
инъектор. Ему потребовалось всего пять секунд, чтобы заправить его
ультраморфином.
- Ради Бога, - взмолился Хойт, извиваясь в судорогах. Консулу
казалось, что он воочию видит волны боли, пробегающие по телу священника.
- Сейчас, - успокоил его Консул и перевел дыхание. - Но сначала вы
окончите свой рассказ.
Хойт, не сводя с него глаз, потянулся к инъектору. Но Консул, который
и сам обливался потом, держал прибор так, что священник не мог его
достать.
- Сию секунду, - повторил он. - Как только вы все расскажете. Мне
необходимо это знать.
Иисусе милосердный, - простонал Хойт. - Умоляю вас!
- Сейчас, сейчас, - задыхаясь, ответил Консул. - Но сначала вы
скажете мне правду.
Прерывисто дыша, отец Хойт рухнул на четвереньки.
- Негодяй! - Священник несколько раз глубоко вздохнул, потом задержал
дыхание и, наконец, справившись с судорогой, сел прямо. В безумном взгляде
его мелькнуло нечто похожее на облегчение. - И тогда... вы... введете мне?
- Да, - сказал Консул.
- Хорошо, - еле слышно прошептал Хойт. - Я скажу вам... правду.
Плантация Пересебо... как я говорил. Мы прилетели... в начале октября...
Дикий... восемь лет после того, как Дюре... исчез. О, Боже, как больно!
Спирт и эндорфины больше не действуют. Только... чистый ультраморфин...
- Понимаю, - прошептал Консул. - Инъектор готов. Но сначала рассказ.
Священник опустил голову. Пот стекал у него по щекам и переносице и
каплями падал в короткую траву. Консул заметил, что его мышцы напряглись,
словно он готовился к нападению, но затем новый приступ боли обрушился на
тщедушное тело, и Хойт обмяк.
- Тот скиммер... он не погиб... Семфа, еще двое мужчин и я... пошли
на вынужденную... рядом с Разломом... Орланди улетел дальше... вверх по
реке. Его машина... он должен был переждать, пока деревья не разрядятся...
...Бикура пришли ночью. Убили... убили Семфу, пилота... и того,
другого тоже... Забыл, как его звали... А меня... оставили в живых. - Хойт
протянул было руку к наперсному кресту, но понял, что в припадке сорвал
