напоминало о прошлом Гипериона. Оно само было прошлым Гипериона.
А теперь его не стало. Лишь груды почерневших камней напоминали о
величественном здании, некогда высившемся на этом месте. Оплавленные фермы
поднимались над развалинами, словно ребра скелета какого-то гигантского
чудовища. Подвалы и подземные ходы, проложенные триста лет назад, были
погребены под обломками. Консул подошел к краю ближайшей ямы и задумался.
Легенда гласила, что подземелье Святилища соединяется с лабиринтом...
- Здесь, похоже, прошлись "адской плетью". - Мартин Силен ввернул
древнее название лазерного оружия большой мощности. Сейчас, стоя рядом с
Консулом у края ямы, поэт, казалось, внезапно протрезвел. - Когда-то здесь
было только Святилище и часть Старого города. Но после катастрофы у
Гробниц Времени Билли решил перенести Джектаун сюда, поближе к Святилищу.
И вот его нет. Боже мой...
- Ерунда.
Все посмотрели на Кассада.
- Ерунда. - Внимательно рассматривавший камни полковник поднялся на
ноги. - Адская плеть туг ни при чем. Били плазменными кумулятивными
снарядами. И не один раз.
- Вы и теперь хотите отправиться в это бессмысленное паломничество? -
спросил Тео. - Давайте вернемся в консульство. - Он обращался к Консулу,
но его приглашение было адресовано всем паломникам.
Консул отвернулся от ямы и впервые заговорил со своим бывшим
помощником как с генерал-губернатором осажденной планеты Гегемонии:
- Мы не можем. Ваше Превосходительство. По крайней мере, я. Другие
пусть решают сами.
Все отрицательно покачали головами. Силен и Кассад начали выгружать
багаж. Дождь превратился в легкую изморось, падающую откуда-то сверху из
темноты. В эту секунду Консул заметил, что над крышами соседних домов
висят два армейских боевых скиммера. Темнота и "кожа хамелеона" -
полимерное покрытие, способное менять цвет - делали машины почти
невидимыми, и лишь слабый блеск водяных капель выдавал их присутствие.
"Конечно, - подумал Консул, - генерал-губернатору не полагается
путешествовать без эскорта".
- А жрецам удалось бежать? Кто-нибудь остался в живых после того, как
разрушили Святилище? - спросила Ламия Брон.
- Да, - ответил Тео. Властитель пяти миллионов обреченных душ снял
очки и протер их о рубашку. - Все жрецы и служки бежали через подземные
ходы. Толпа осаждала Святилище несколько месяцев. Ее предводительница,
женщина по имени Каммон (родом откуда-то с востока, с той стороны
Травяного моря), много раз предупреждала осажденных, что против них будет
применено оружие. Только после этого по Святилищу открыли огонь из DL-20.
- Куда же смотрела полиция? - спросил Консул. - ССО? Армия, наконец?
Тео Лэйн улыбнулся, и на мгновение Консулу показалось, что перед ним
тот юноша, которого он когда-то знал, а не человек на несколько десятков
лет старше.
- Пока вы летели, прошло три года, - сказал он. - Вселенная
изменилась. Адептов культа Шрайка травят по всей Сети. Можете себе
представить, как к ним относятся здесь. А у полиции Китса и без того полно
забот. Ей надо поддерживать военное положение, которое я ввел четырнадцать
месяцев назад. Когда толпа поджигала Святилище, полицейские и ополченцы
стояли в сторонке и наблюдали. Я тоже. В ту ночь здесь собралось до
полумиллиона человек.
Сол Вайнтрауб подошел ближе.
- Они знают о нас? Об этом последнем паломничестве?
- Едва ли, - ответил Тео. - Иначе вас уже не было бы в живых. Вы,
наверное, думаете, что они будут рады любому, кто попытается умиротворить
Шрайка, но толпа видит только одно: вас выбрала Церковь Шрайка. Мне
пришлось даже отменить решение собственного Консультативного Совета,
который требовал уничтожить ваш корабль, прежде чем он войдет в атмосферу.
- Но почему? - спросил Консул. - Я хотел сказать: почему вы отменили
их решение?
Тео вздохнул и поправил очки:
- Гегемония все еще нужна Гипериону, а госпожа Гладстон, даже если
Сенат ее не во всем поддерживает, все еще сохраняет вотум доверия
Альтинга. Кроме того, вы нужны мне.
Консул посмотрел на развалины Святилища Шрайка.
- Ваше паломничество закончилось, еще не начавшись, - сказал
генерал-губернатор Тео Лэйн. - Так вы согласны вернуться в консульство...
по крайней мере в роли советника?
- Весьма сожалею, - ответил Консул, - но это невозможно.
Ни говоря ни слова, Тео повернулся, нырнул в скиммер и улетел.
Размытые пятна машин эскорта последовали за ним.
Дождь усилился. В наступающей темноте паломники придвинулись друг к
другу. Вайнтрауб соорудил над Рахилью некое подобие капюшона, но стук
дождевых капель по пластику, по-видимому, напугал девочку, и она снова
раскричалась.
- Что будем делать? - Консул вглядывался в темные провалы узких улиц.
Мокро поблескивали сваленные в кучу чемоданы. В воздухе стоял запах гари.
Мартин Силен усмехнулся:
- Я знаю тут неподалеку один бар.
Оказалось, Консул тоже знал его; за одиннадцать лет службы на
Гиперионе ему не раз доводилось бывать в "Цицероне".
Большинство названий в Китсе, да и вообще на Гиперионе, восходили к
литературным источникам эпохи до Хиджры. "Цицерон" составлял исключение.
По слухам, бар был назван в честь одного из районов Мегаполиса Старой
Земли: то ли Чикаго, то ли Калькутты. Но только Стен Левицкий, владелец и
правнук основателя бара, точно знал, откуда взялось название, правда,
секрет этот он держал при себе. Полтора века назад бар представлял собой
просто-напросто забегаловку на верхнем этаже одного из тех покосившихся от
старости домов, что стояли и до сих пор стоят вдоль реки Хулай. Теперь он
занимал по девять этажей в каждом из четырех покосившихся от старости
домов, стоявших вдоль реки. На протяжении десятилетий интерьер "Цицерона"
менялся, но неизменными оставались низкие потолки, густой табачный дым и
негромкий разговор за соседними столиками... Все это создавало ощущение
уединенности среди всеобщей суеты.
Этой ночью, однако, уединиться было невозможно. Подойдя к бару со
стороны Болотного переулка. Консул и его спутники втащили багаж... и
остановились в растерянности.
- Черт побери, - пробормотал Мартин Силен.
"Цицерон" выглядел так, словно его захватили орды варваров. Все столы
и кресла были заняты посетителями - в основном мужчинами. На полу в
беспорядке валялись какие-то мешки, оружие, свернутые спальники, армейское
снаряжение явно устаревшего образца, ящики с провиантом и прочий хлам.
Впечатление было такое, что здесь обосновалась целая армия беженцев...
точнее, бежавшая армия. Атмосфера "Цицерона", дышавшая некогда ароматами
бифштексов, вина, стима, эля и табака, пропиталась едкой вонью - запахом
немытых тел, мочи и безнадежности.
В этот момент, словно материализовавшись из темноты, на пороге
возникла огромная фигура Стена Левицкого. Его ручищи сохранили былую силу,
но лохматая черная шевелюра надо лбом отступила на несколько сантиметров
назад, а вокруг темных глаз появились частые морщинки. Сейчас глаза
хозяина бара были широко открыты: он изумленно смотрел на Консула.
- Привидение, - произнес он наконец.
- Нет.
- Так ты же умер!
- Нет.
- Вот черт! - закричал Стен Левицкий и, схватив Консула за бицепсы,
легко, словно пятилетнего ребенка, поднял его в воздух. - Черт возьми!
Жив! А что ты тут делаешь?
- Проверяю лицензии на торговлю спиртным, - улыбнулся Консул, - и до
тебя добрался. Да отпусти же ты меня наконец!
Левицкий осторожно опустил Консула, похлопал его по плечу и расплылся
в улыбке. Потом посмотрел на Мартина Силена, и улыбка сразу же сползла с
его губ.
- Странное дело, - сказал он, нахмурившись. - В первый раз тебя вижу,
а лицо твое мне будто знакомо.
- Я знал твоего прадеда, - сказал Силен. - В связи с чем позволю себе
задать один вопрос: не осталось ли у тебя того самого эля, что варили еще
до Хиджры? Горячего английского эля, отдающего лосиной мочой? Ни разу в
жизни мне не удалось напиться его вдосталь!
- Ничего не осталось, - сказал Левицкий и вдруг взмахнул рукой: -
Черт возьми, припоминаю. Сундучок прадедушки Джири... Старая голограмма...
сатир на улицах древнего Джектауна... Быть не может! - Он уставился на
Силена, потом перевел взгляд на Консула и поочередно дотронулся до них. -
Два призрака.
- Нет. Просто шестеро усталых путников, - сказал Консул. Ребенок
снова запищал. - Точнее, семеро. У тебя найдется где переночевать?
Левицкий повернулся на месте и развел руками:
- Везде то же самое. Свободных мест нет. Еды нет. Вина нет. - Он
скосил глаза на Мартина Силена: - Эля нет. Мой бар превратился в гостиницу
- правда, без кроватей. Эти ублюдки из ССО разместились здесь, как дома,
ни черта не платят, пьют какую-то вонючую бурду собственного изготовления
и ждут конца света. Я лично подозреваю, что это случится довольно скоро.
Место, где стояли сейчас паломники, в старые времена именовалось
мезонином. Их багаж почти затерялся среди разбросанного по полу барахла.
Повсюду, расталкивая плечами толпу, сновали какие-то личности
сомнительного вида. Время от времени они оценивающе поглядывали на
прибывших - в особенности на Ламию, но та стояла с невозмутимым видом и
холодно парировала нахальные взгляды.
Стен Левицкий пристально посмотрел на Консула:
- Есть еще столик на балконе. Пятеро "коммандос" из Отряда Смертников
паркуются там уже неделю. Сидят, понимаешь, разъясняют всем вокруг - и
друг другу - как они изничтожат легионы Бродяг голыми руками. Вам нужен
столик, вот я и вышвырну этих молокососов.
- Что ж, попытайтесь, - сказал Консул.
Левицкий уже повернулся, собираясь уйти, как вдруг Ламия положила
руку ему на плечо:
- Давайте я вам помогу.
Левицкий, усмехнувшись, пожал плечами:
- Ну, особой нужды в этом нет, но ваше общество доставит мне
удовольствие. Пойдемте.
Они растворились в толпе.
На балконе четвертого этажа поместилось как раз шесть стульев да еще
обшарпанный стол. Хотя на всех этажах, на лестницах и в проходах была
дикая давка, никто не осмелился претендовать на освободившееся место,
после того как Левицкий и Ламия побросали протестовавших "коммандос" через
перила в реку, протекавшую под балконом. Потом Левицкий каким-то чудом
добыл для них корзинку с хлебом и холодной говядиной, а также огромный
кувшин пива.
Паломники ели молча. Голод после фуги был обычным явлением, но сейчас
к нему примешивались усталость и подавленное настроение. Темноту на
балконе рассеивали лишь тусклый свет из бара да фонари проплывавших по
реке барж. Большинство домов, стоявших на берегу, уже погрузилось во тьму,
но в других районах города еще горели огни, отражавшиеся в низко нависших
облаках. Метрах в пятистах вверх по течению виднелись развалины Святилища
Шрайка.
- И что же дальше? - спросил отец Хойт, пришедший в себя после
двойной дозы ультраморфина. Сейчас он балансировал на грани между болью и
покоем.
Ответа не последовало, а Консул прикрыл глаза. Ему не хотелось брать
на себя роль руководителя. Сидя на балконе бара "Цицерон", так легко было
впасть в ритм прежней жизни: всю ночь он будет пить, а ближе к утру, когда
рассеются облака, - любоваться на предрассветный дождь метеоров. Потом,
покачиваясь, он добредет до своей пустой квартиры у рынка. Часа через
четыре, приняв душ и побрившись, он потащится в консульство. От безумной
ночи останутся только красные прожилки в глазах и дикая головная боль. Он
доверится Тео - такому спокойному, такому толковому трудяге Тео - и
