И, наконец, "Комиссионно-экспортные операции".
Я предпочел не заходить туда и дожидаться визита вышеупомянутого Кутеля у
себя в конторе. Потом мы были знакомы много лет, он часто бывал у меня, а в
последний раз сообщил, что уходит на пенсию и уезжает на виллу, которую
построил себе на скале под Феканом.
Вивиана не давила на меня. Я действовал по собственному разумению. Теперь
я жалею, что так углубился в прошлое: в этом досье я намерен заниматься не
былым, а настоящим.
Считается, что они объясняют друг друга, но я не решаюсь в это поверить.
Сейчас два часа ночи. Вопреки прогнозам бюро погоды, ветер снова
ураганный, и я слышу, как у нас на верхнем этаже опять хлопает ставня. На
улице Жакоб, вероятно, жарко до удушья, половина толпящихся там людей раз по
десять на неделе встречаются на генеральных репетициях, коктейлях,
благотворительных базарах и более или менее официальных церемониях.
Допускаю, хоть и не верю в запоздалые призвания, что у Мари Лу есть
талант. Вчера за обедом она сказала мне, что ей хочется написать мой
портрет, потому как лицо у меня "дышит мощью", и Ланье, который слышал ее
слова, улыбнулся, медленно выдохнув сигаретный дым.
Он - величина и прибегает ко мне всякий раз, когда против его газет
выдвигается обвинение в диффамации. Зато никогда не просит меня представлять
его по гражданским делам, а им у него нет конца. Оно и понятно: Ланье, как и
другие, ценит во мне "большую глотку", способную добиться нужного вердикта
ораторским блеском и темпераментом, неистовством и коварством атак и
контратак, но никогда не пошлет меня выступать перед холодными судьями
палаты по гражданским делам.
Не связан ли он с Бокка? Вероятно, да. Не нужно особенно долго заниматься
моим ремеслом, чтобы усвоить, что на определенной высоте социальной пирамиды
остается лишь немного таких, кто делит между собой власть, богатство и
женщин.
Я силюсь не думать об Иветте и каждые пять минут спрашиваю себя, чем
сейчас "они" занимаются. Пошли в дешевый дансинг - она обожает такие
заведения, где я, несмотря ни на что, был бы не к месту? Или предпочли
народную танцульку на Монмартре, где собираются машинистки и продавцы
универмагов?
Завтра, если я спрошу, она мне это скажет. Или, может быть, они едят
кислую капусту в пивной?
А может, уже вернулись?
Я с нетерпением жду возвращения жены, чтобы пойти лечь спать. Думаю о
мэтре Андрие, который, может быть, так же вот ждал у себя в кабинете, где по
привычке начиная с осени сидел спиной к горящему камину.
Я не собираюсь ни ехать в Швейцарию, ни идти на прогулку в горы. Мы с ним
- разные случаи. В мире все по-разному. Две жизни, две ситуации никогда не
бывают одинаковы, но мысль об особой отмеченности некой печатью становится у
меня все навязчивей.
Я давно не устраивал себе каникул. Я устал. Хотя Вивиана старше меня, она
живет в таком темпе, который вызывает у меня одышку.
Я вызову Пемаля, пусть осмотрит меня. Он пропишет мне новые лекарства и
напомнит, что у мужчин, как и у женщин, бывает вторая молодость.
По его мнению, у меня сейчас именно такой период.
- Дождитесь пятидесяти лет и сами убедитесь, что стали моложе и сильнее,
чем теперь,
Ему шестьдесят, но визиты он начинает в восемь утра, а если были ночные
вызовы, то и раньше.
Настроение у доктора всегда ровное, на губах лукавая улыбка, словно ему
забавно видеть, как люди беспокоятся о своем здоровье.
Лифт идет вверх и останавливается этажом выше.
Вернулась моя жена.
Глава 4
Воскресенье 11 ноября 10 утра.
Возвратясь нынче утром около половины девятого, я принял две таблетки
фенобарбитала и лег в постель, но снотворное не возымело никакого действия,
и в, конце концов я предпочел встать. Принял холодный душ, спустился в
кабинет и, прежде чем сесть, проверил, не расхаживает ли он по тротуару.
В конечном счете бюро погоды оказалось право. Ветер улегся, небо блестит
как - новенькое, мороз кусается, спешащие к мессе люди, засунув руки в
карманы, постукивают каблуками по мостовой. Под мостом Мари моих клошаров не
видно, и я гадаю, то ли они, перебрались в другое место, то ли подошла, их
очередь ночевать на барже Армии спасения.
Прошлую ночь, услышав, что возвратилась Вивиана" я спрятал свое досье и,
когда уже был почти на, самом верху лестницы, вздрогнул от телефонного
звонка, сразу же подумав: "Какая-нибудь неприятная новость".
- Это ты? - раздался на другом конце провода голос Иветты.
Такой голос бывает у нее, когда она выпьет или перевозбуждена.
- Еще не лег?
- Шел наверх в постель.
- Ты говорил, что редко ложишься раньше двух, особенно по су...
Она прикусила язык, так и не договорив "субботам". Теперь задал вопрос я:
- Ты где?
- На улице Коленкур у "Маньера".
Наступило молчание. Раз уж она позвонила мне в субботу вечером, значит, у
них ссора.
- Ты одна?
- Да.
- Давно?
- С полчаса. Скажи, Люсьен, тебя не очень затруднит заехать за мной?
- Ты встревожена? Что происходит?
- Ничего. Я все тебе объясню. Скоро приедешь?
Вивиана уже раздевалась.
- Еще не лег? - удивилась она.
- Уже шел спать, но тут позвонили. Я должен буду выйти.
Она заинтригованно взглянула на меня.
- Что-нибудь не ладится?
- Не знаю. Она ничего не захотела сказать.
- Разбуди Альбера, пусть тебя отвезет. Он соберется за несколько минут.
- Предпочитаю такси. На улице Жакоб все прошло удачно?
- Нас собралось в два раза больше, чем предполагали, и кое-кому из друзей
пришлось сгонять на своих машинах за новыми ящиками шампанского... Ты чем-то
раздражен?
Я действительно был раздражен. На улице продрог, потому что в поисках
такси вынужден был прошагать до самого Шатле. Я бывал в ресторане "Маньер"
на Монмартре, но не знал, что Иветта тоже наведывается туда. Для нас с женой
он означает целую эпоху, большой этап. На втором году брака мы некоторое
время увлекались байдарками и по воскресеньям ходили на них по Марне между
Шелем и Ланьи. Там встречалась одна и та же публика, в большинстве своем
молодые супружеские пары, преимущественно врачи и адвокаты, и у нас
сложилась привычка сходиться на неделе у "Маньера".
Этот период - не помню уж по какой причине - быстро кончился, и начинался
другой; мы поочередно переменили много компаний, пока не вжились в свою
теперешнюю среду. Мне случалось завидовать тем, кто до конца дней остается в
одной и той же среде. Не так давно, в воскресенье утром, мы проезжали через
Шель, направляясь в расположенное по соседству поместье друзей, и я был
удивлен, узнав на воде те же байдарки, а в них некоторые из прежних пар,
только постаревшие и с почти взрослыми детьми.
Не помню уж, сколько лет я не переступал порог "Маньера", но когда
толкнул дверь, мне в лицо потянуло привычным запахом, и я не думаю, чтобы
атмосфера там сильно изменилась. Иветта сидела за стаканом виски, и по
выбору напитка можно было определить ее душевное состояние.
- Снимай пальто и садись, - сказала она с торжественным видом, словно
человек, имеющий сообщить нечто важное.
Подошел официант, и я тоже заказал виски. Затем несколько раз повторил -
вот почему мне сегодня утром не удалось заснуть: известная доза спиртного не
валит меня с ног, а лишь нервирует.
- Ты никого не заметил на тротуаре?
- Нет. А в чем дело?
- Я все думаю, вдруг он вернулся и подкарауливает меня. Он ведь такой. В
том состоянии, в каком он сейчас, от него чего хочешь можно ждать.
- Вы поссорились?
Когда Иветта примет две-три порции, у нее все усложняется. Она заглянула
мне в глаза и с трагическим видом произнесла:
- Прости меня, Люсьен. Я должна была бы сделать тебя счастливым. Я
стараюсь изо всех сил, но лишь доставляю тебе неприятности и мучаю тебя.
Тебе следовало бы выставить меня за дверь еще в тот день, когда я впервые
появилась, и сидела бы я сейчас в тюрьме, где мне и место.
- Говори потише.
- Извини. Я, конечно, выпила, но не пьяна. Клянусь - нет. Очень важно,
чтобы ты мне поверил. А мое состояние объясняется просто. Я боюсь, особенно
за тебя,
- Рассказывай, что произошло.
- Мы пошли в кино на бульвар Барбес, там крутят фильм, который мне давно
хотелось посмотреть, а после сеанса я почувствовала на площади Тертр, что
должна чего-нибудь поесть.
Ее тянет в шумные и красочные места, на все вульгарное, живописное,
агрессивное.
- Он заговорил не сразу. Я видела, что он не такой, как всегда, но не
предполагала, что это настолько серьезно. Мы потанцевали, возвратились к
своему столику, и я уже собиралась сесть, как вдруг он остановил меня,
сдвинул брови и спросил: "Знаешь, чем мы потом займемся?" Я - ты уж извини!
- отвечаю: "Как не знать! - "Не об этом речь. Мы действительно отправимся на
улицу Понтье, но только чтобы забрать твои вещи, и ты переедешь ко мне. У
меня наконец новая комната - мне ее давно обещали. Места на двоих хватит,
окна на улицу... ". Я возразила, решив, что это пустая болтовня: "Ты же
знаешь, Леонар, это невозможно". - Нет, я все обдумал. Слишком уж глупо жить
так, как мы с тобой. Ты мне всегда твердила, что тебе не нужны ни большая
квартира, ни разные там удобства. Ты ведь знавала коечто похуже, чем
набережная Жавель, верно?"
Она оживленно рассказывала, а я неподвижно сидел на банкетке и смотрел на
парочку, которая пила шампанское, целуясь в перерывах между глотками. Иногда
они развлекались тем, что переливали вино изо рта в рот.
- Я слушаю, - вздохнул я, когда Иветта на несколько секунд замолчала.
- Я не могу повторить все дословно. Это было бы слишком долго. Он никогда
так много не говорил, как сегодня. Уверяет, будто теперь окончательно
убедился, что любит и ничто не заставит его отказаться от меня.
- Обо мне говорил?
Она не ответила.
- Что он сказал?
- Что я тебе ничем не обязана, что ты эгоист и...
- И?..
- Сам настаиваешь? Тем хуже... Что ты распутник. Он ничего не понял,
твердит, что ты ведешь себя, как все буржуа, и так далее. Я ответила, что
это неправда, что он тебя не знает и я отказываюсь тебя бросить. Вокруг нас
было полно народу. Один певец потребовал, чтобы мы замолчали, и это
позволило мне понаблюдать за Мазетти и заметить, что лицо у него стало злое.
Когда певец замолчал, он мне сказал: "Раз это для тебя так важно, сейчас же
позвони ему и объяви о нашем решении". Я отодвинулась и повторила, что не
поеду с ним. "В таком случае я сам позвоню и поговорю с ним. Ручаюсь, он
поймет". Я вцепилась в него и, чтобы выиграть время, предложила: "Пойдем в
другое место. Тут на нас все глазеют-думают, мы ссоримся". Мы шли по темным
улочкам Холма и молчали. Ты требуешь, чтобы я все рассказала тебе, Люсьен.
Клянусь, я бесповоротно все решила и только придумывала, как от него
избавиться. Завидев огни "Маньера", я заявила, что хочу пить, мы зашли, и я
заказала виски: мне это было просто необходимо, потому как сцена началась
снова. "Что ты выиграешь, если я поселюсь с тобой на набережной Жавель? -
спросила я. "Ты будешь моей женой". - Что ты хочешь сказать? - "То, что
сказал. Мы поженимся".
Она допила свою порцию и ухмыльнулась.
- Представляешь? Я прыснула со смеху, но все-таки это на меня
подействовало: мужчина впервые сделал мне предложение. "Через месяц либо ты
об этом пожалеешь, либо я от тебя устану", - возразила я. "Нет". - Я не
создана жить с мужчиной". - Все женщины созданы для этого". - Но не я". -
Это уж мое дело". - И мое тоже". - Признайся, ты из-за него отказываешься?"
Я ни в чем не призналась и промолчала, а он опять взялся за свое: "Боишься
