тут же, стоя, съел его. В десять Мандштейн был уже в общине, готовый
исполнять свой долг. Около одиннадцати мимо прошел брат Лангхольт и
сердечно поздоровался.
- Вас не очень взволновал наш вчерашний разговор, Мандштейн?
- Я... Я сделал из него выводы.
- Вот и хорошо! И не надо быть таким честолюбивым. Все придет в свое
время. А теперь прошу вас спуститься вниз и проверить гамма-излучение.
- Хорошо.
Мандштейн поспешил вниз по лестнице и подошел к алтарю сбоку. Голубой
Свет продолжал сиять - источник спокойствия и уверенности в мире
беспокойства и неуверенности. Аколит вынул гамма-счетчик из ниши, где он
хранился, и, просмотрев данные, записал их. Он вернулся к своим обычным
обязанностям.
5
Вызов в Санта-Фе пришел через три недели. Это поразило руководство
общины, как удар молнии. Наконец известие достигло и ушей Мандштейна. Его
принес один из коллег.
- Тебя просят зайти в кабинет Лангхольта. У него начальник округа
Кирби.
Мандштейн испугался:
- Зачем же я им нужен? Я же ни в чем не провинился...
- А разве я сказал, что у тебя будут неприятности? Какая-то важная
новость. Они там очень взволнованы. Кажется, пришел приказ из Санта-Фе.
"Странно", - подумал Мандштейн и поспешил в кабинет Лангхольта. Кирби
стоял у книжных полок. Он оказался настолько похожим на Лангхольта, что их
можно было принять за братьев. Оба - высокие, худые, с аскетическими
лицами, примерно одного возраста, серьезны. Чувство ответственности
выражали не только их лица, но и во вся фигура.
Мандштейн никогда не видел Кирби вблизи. Ходили слухи, что раньше
Кирби был служащим ООН, занимал высокий пост, но лет пятнадцать-двадцать
тому назад почему-то решил покинуть его и вступить в Братство. Здесь он
также дослужился до высокой должности: стал начальником одного из
пятнадцати округов, на которые была поделена страна, а значит, одной из
пятнадцати самых важных персон североамериканской организации. Его седые
волосы были коротко пострижены, а выражение серо-зеленых глаз было столь
странным, что Мандштейн с трудом выдерживал их взгляд. Когда Кирби вот так
посмотрел на Мандштейна, тот мысленно спросил себя: "И как я отважился
написать этому человеку письмо?"
Кирби едва заметно улыбнулся:
- Мандштейн?
- Да, сэр.
- Называйте меня братом, Мандштейн. Брат Лангхольт сообщил мне, что
очень вами доволен.
"Вот как", - удивился Мандштейн.
Лангхольт подтвердил:
- Я рассказал начальнику округа, что вы честолюбивы, прилежны и
активны. Указал и на то, что этими качествами вы обладаете как раз в
необходимой степени, может быть, даже в избытке. Но в Санта-Фе все придет
в норму.
Мандштейн не мог выговорить ни слова.
- Сэр... Э-э... Я думал, брат Лангхольт, что мне отказали в переводе
в Санта-Фе.
Кирби кивнул:
- Так оно и было. Но этот вопрос ставился на повестку дня еще раз и
был решен иначе. Там как раз нужны несколько аколитов, но не эсперов. Вот
мы и пересмотрели вопрос. Конечно, желающих было больше, чем необходимо,
так что можете считать, вам повезло. Надеюсь, вы не переменили своего
мнения и по-прежнему хотите, чтобы вас перевели в Санта-Фе?
- Конечно, сэр... брат Кирби!
- Вот и хорошо! У вас неделя на сборы. - Серо-зеленый взгляд Кирби
внезапно стал пронзительным. - Надеюсь, вы будете нам полезны и оправдаете
наше доверие, Мандштейн!
Мандштейн не мог понять, действительно ли его собираются перевести в
Санта-Фе или просто хотят избавиться от него. Но бывают же чудеса, и нужно
принимать их как реальность, не задавая лишних вопросов.
Когда прошла неделя, он последний раз поклонился Голубому Огню,
попрощался с Лангхольтом и коллегами и отправился в путь с маленьким
саквояжем.
Около полудня он был уже в Санта-Фе. Аэродром буквально кишел
бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве
в общественном месте. Он посмотрел сквозь стекло на ландшафт,
простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг
- необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой
равнины), лишь кое-где оживляемая желто-зелеными кустиками. Вдали, еле
видимые, возвышались горы из песчаника.
- Брат Мандштейн? - окликнул его какой-то толстый аколит.
- Да.
- Я - брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет?
Хорошо! Пойдемте!
На залитой солнечными лучами площади их ожидала машина. Мандштейн
положил саквояж на заднее сиденье и забрался под купол машины-капсулы.
Каподимонте сел за руль и включил электромотор.
Машина загудела и быстро помчалась вперед.
Каподимонте на вид было лет сорок. "Немного староват для аколита", -
подумал Мандштейн.
- Вы здесь в первый раз? - спросил сопровождающий.
- Да, - ответил Мандштейн. - Чудесный пейзаж.
- Вы уже обратили на это внимание? Да, здесь чувствуешь себя
совершенно раскованным, свободным от всего мелочного. Так много места,
пространства. В каждой долине доисторические руины. Когда вы здесь
акклиматизируетесь, можете съездить в Фриольский каньон полюбоваться
пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн?
- Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю.
- А какая у вас специальность?
- Нуклеоника, - ответил Мандштейн. - Попросту говоря, я истопник.
- А я до вступления в Братство был антропологом. И теперь все
свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться в прошлое,
особенно если, имеешь дело с будущим.
- Вы действительно делаете успехи?
Каподимонте кивнул.
- Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу к Избранным,
посвященным в тайны, но, судя по всему, успехи есть и большие...
Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе.
Мандштейн обернулся в ту сторону, куда указывал Каподимонте. Город
показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так и по
размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей.
- Я считал, что Санта-Фе много больше, - сказал Мандштейн.
- Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде, в каком
он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек.
Мандштейн нахмурил брови.
- А как же лаборатории и другие необходимые помещения?
- Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе - в пятидесяти
милях от него. Ближайший к Центру город.
Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу изменилась.
Кустарники сменились высокими деревьями, преимущественно соснами. А
Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом
Центре. "Это еще раз доказывает, - подумал он, - что если хочешь чего-то
достичь, необходимо действовать решительно". Вот он рискнул, и хотя его
поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе.
Жить вечно! Предоставить свое тело экспериментаторам, которые
научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть,
конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но
это же ожидает его и при существующем положении вещей. Зато тут у него
появляется шанс стать одним из Избранных!
Путь преградили железные ворота, на которых играли солнечные блики.
Каподимонте сбавил скорость и сказал:
- Приехали.
Ворота начали медленно открываться.
Мандштейн спросил:
- Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в
Центр?
Каподимонте рассмеялся.
- Не беспокойся, брат Мандштейн! В последние полчаса мы вас уже
проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины не пускать
вас, эти ворота не открылись бы. Можете успокоиться - проверку вы
выдержали.
6
Официально святую святых форстеров именовали Центром биологических
наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных электронным
забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения.
Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя религиозный дух
здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что оно не только
оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство
не делало тайны из того, что его конечной целью является победа над
смертью. И речь велась не просто об искоренении болезней и продлении
жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало
определенные шаги в этом направлении и до прихода форстеров: в крупных
индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста
лет. И это было одной из причин перенаселения Земли.
Форстеры обещали на первых порах удлинить жизнь до ста двадцати лет,
причем в первую очередь тем, кто хотел этого, но не мог заплатить. Но
почему до ста двадцати, а не до двухсот или трехсот? Или вообще до тысячи?
"Подарите нам вечную жизнь!" - вопили массы и теснились перед храмами
форстеров. И каждый надеялся на то, что именно он попадет в число
Избранных.
Конечно, перспектива вечной жизни необычайно усложняла проблемы
перенаселенной планеты и и грозила катастрофическим старением
человечества. Братство хорошо понимало это и надеялось выйти из положения,
открыв для человечества Галактику.
Колонизация Солнечной системы началась еще за два поколения до
обнародования доктрины Форста. Уже были заселены Марс и Венера, правда
по-разному. Ни одна из этих планет не была пригодна для жизни, поэтому на
Марсе изменили условия жизни, сделав их приемлемыми для людей. При
колонизации Венеры поступили наоборот: людей преобразили так, что они
смогли жить в условиях, царивших на этой планете. Обе колонии сейчас
процветали. Но это, к сожалению, не решало проблему перенаселения: в
течение ста лет денно и нощно космические корабли должны были бы покидать
Землю, чтобы увезти на Венеру и Марс нужное количество людей, а это было
невозможно не только с технической, но и с экономической точки зрения.
Но если бы можно было выйти за пределы Солнечной системы, если бы не
нужно было изменять и приспосабливать для жизни планеты, если бы были
найдены новые транспортные средства...
- Слишком много "если", - сказал Мандштейн.
Каподимонте кивнул.
- Вы правы. Но тем не менее опускать руки мы не должны.
- Вы серьезно надеетесь, что с помощью телекинетической силы эсперов
вам удастся послать человека к звездам? - спросил Мандштейн. - Мне
кажется, это фантастические мечты...
Каподимонте перебил его с улыбкой на устах:
- Человечество всегда славилось тем, что претворяло фантастические
мечты в жизнь. Вспомните хотя бы о сказочных поисках архиепископа Иоганна,
о поисках Северного морского пути... Отбросьте скептицизм! Оглянитесь
вокруг! Присмотритесь, что происходит!
Прошла неделя с момента прибытия Мандштейна в Центр. Он еще не во
всем разобрался, но успел узнать многое. Он уже знал, например, что здесь
построен город для шести тысяч эсперов не старше сорока лет, и всех их
поощряют к деторождению, выплачивая премии и санкционируя свободный выбор
партнера. Матери, имеющие пять-шесть детей, пользовались специальным
покровительством. Таким образом пытались вырастить новый тип людей. Однако
этот путь не обещал быстрых результатов, поэтому одновременно
практиковалось искусственное изменение генов в семенных клетках и
яйцеклетках. Какого успеха добились уже на этом направлении исследований,
никто не знал. Результаты можно будет увидеть только через пять-шесть
поколений.
