Зарубежная фантастика - Силверберг Р.

Всемогущий атом

                            Роберт СИЛВЕРБЕРГ

                             ВСЕМОГУЩИЙ АТОМ




                    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 2077 г. ГОЛУБОЙ ОГОНЬ


                                    1

     На Земле царил хаос,  но  что  до  того  человеку  в  регенерационной
камере?
     Десять миллиардов людей! А может, уже стало  двенадцать?  И  все  они
боролись за место под солнцем. На  исковерканной  планете,  словно  грибы,
росли небоскребы, наливались ядовитые плоды цивилизации. Но сейчас все это
не касалось Рейнольда Кирби.
     Кирби обосновался на маленьком  острове  Тортола  в  Карибском  море.
Где-то же надо отдыхать.  Занимая  высокий  пост  в  ООН,  он  зарабатывал
большие  деньги,  значительную  часть  которых  поглощало   это   чересчур
роскошное жилище. Фундамент башни из  стекла  и  стали  уходил  глубоко  в
землю. Такое высокое здание  можно  построить  не  на  любом  из  островов
Карибского моря. Большинство из них плоские и образованы кораллами.  Такой
грунт наверняка не выдержит полмиллиона тонн. А остров Тортола -  погасший
вулкан.
     Рейнольд   Кирби   спал   сном   праведника.   Час,   проведенный   в
регенерационной камере, изгнал усталость из тела и души. Три часа  в  этой
камере делали человека вялым и лишали силы  воли.  Двенадцати  часов  было
вполне достаточно, чтобы  превратить  его  в  марионетку.  Кирби  лежал  в
питательной ванне, заткнув уши, укрыв глаза. Трубки  для  дыхания  торчали
изо рта и носа. Когда человеку надоедает  этот  грешный  мир,  нет  ничего
лучше, как забраться опять в чрево матери. На какое-то время, конечно.
     Текли минуты. Кирби ни о чем и ни о ком не думал. Даже о Нате Вайнере
с Марса.
     Забытье разорвал металлический голос:
     - Вы готовы?
     Кирби не  был  готов.  Изгнать  человека  из  регенерационной  камеры
способен лишь ангел с пылающим мечом. Но вода в  пластикатовом  резервуаре
забулькала и начала исчезать. Кирби,  поеживаясь,  полежал  еще  некоторое
время. Ему не хотелось выходить из чрева матери в реальный мир. Наконец он
все-таки снял очки с темными стеклами, вытащил из ушей восковые  пробки  и
стащил маску для дыхания. Цикл закончился, и электронный  механизм  открыл
дверь. Что ж, процедуру можно повторить через сутки...
     - Хорошо поспали? - осведомился тот же голос.
     Кирби недовольно поднялся  и  вышел  из  камеры.  Он  смерил  мрачным
взглядом механического слугу:
     - Поспал-то я чудесно, только мало...
     - Вы, конечно, шутите, - ответил  робот.  -  Вы  сами  говорили,  что
единственная радость - это радость соприкосновения с жизнью.
     - Возможно, - буркнул Кирби.
     Он позволил слуге набросить на себя полотенце и снова поежился.  Этот
сухощавый и потому казавшийся слишком высоким человек с жилистыми руками и
ногами и  металлически-серыми  волосами  в  свои  сорок  лет  выглядел  на
пятьдесят, а чувствовал  себя,  до  того  как  побывал  в  регенерационной
камере, на все семьдесят. Истрепанные нервы, больной желудок...
     - Когда придет этот Вайнер? - спросил он.
     - В 17 часов. Он был на банкете в Сан-Хуане, сейчас в дороге.
     Кирби обтерся и выглянул в окно. Внизу о черные утесы  бился  прибой.
Вдалеке он мог различить темную полосу кораллового рифа. До нее вода  была
зеленой, а за ней - ярко-синей. Риф,  разумеется,  умер.  Нежные  кораллы,
построившие его, уже давно погибли. Флотилии  промывая  танки  в  открытом
море,  оставляли  на  воде  жирную  пленку,  которую  потом  прибивало   к
побережью.
     Кирби закрыл глаза, но тут же их  открыл.  В  сознании  всплыл  образ
девушки, которая, крича,  корчилась  на  полу.  А  рядом  с  ней  форстер,
покачивая этим проклятым голубым стеком, приговаривал:  "Успокойся,  дитя,
успокойся! Скоро ты будешь гармонировать со всеми остальными!" Это было  в
четверг. А сегодня была среда.  И  за  это  время  она,  вероятно,  обрела
гармонию, и прах ее уже успел развеять ветер.
     - Ваш гость только что прибыл, - сказал робот.
     - Великолепно, - процедил Кирби.
     Нервы его были в напряжении. Это задание быть гидом, надсмотрщиком  и
советчиком  человека  с  Марса  пришлось  ему  не  по  вкусу.   Сохранение
добрососедских отношений с марсианами  весьма  важно,  главным  образом  с
торгово-экономической точки зрения. К сожалению, вести с  ними  переговоры
нелегко.  Еще  один   признак   растущего   отчуждения.   Марсиане   очень
чувствительны и недоверчивы. И в  то  же  время  жадны  до  развлечений  и
малокультурны. На Земле  они  ведут  себя  как  сельские  жители,  впервые
попавшие в город.
     Да, задание ему досталось  не  из  легких.  Он  должен  ухаживать  за
гостем,  оберегать  его  от   неприятностей,   оставаясь   приветливым   и
общительным. И отказаться нельзя - можно повредить карьере.
     Кирби поспешил в спальню одеться. Пожалуй, для этого случая  подойдет
костюм строгого покроя, а к нему - зеленый галстук и белые перчатки. Когда
механический слуга возвестил о прибытии гостя, Кирби  выглядел  солидно  и
чинно, как и подобает важному лицу.
     Дверь бесшумно открылась, и быстрыми легкими шагами в  комнату  вошел
Натаниэль Вайнер. Крепкий, среднего роста, с необычайно широкими  плечами.
Узкие губы плотно сжаты. Смуглое лицо энергично.  От  уголков  карих  глаз
разбегаются лучи морщинок. "Он выглядит агрессивным, - подумал Кирби. -  И
даже надменным".
     - Очень рад познакомиться с вами, мистер Кирби, -  сказал  человек  с
Марса глухим голосом.
     - Я тоже очень рад, мистер Вайнер.
     - Вы разрешите? - сказал Вайнер и вынул из кармана лазерный пистолет.
Робот подошел к нему с бархатной подушечкой, и Вайнер аккуратно положил на
нее свое оружие.  Робот  отнес  подушечку  к  Кирби.  Тот  взял  пистолет,
внимательно осмотрел его. Потом положил обратно и кивнул роботу, чтобы тот
возвратил оружие владельцу.
     Вайнер убрал пистолет и спросил:
     - Что найдется выпить?
     Кирби помедлил с ответом, его выбил из колеи этот архаический  ритуал
демонстрации оружия. Но  чего  можно  ожидать  от  человека,  живущего  на
окраине цивилизации?
     - А что бы вы хотели? - спросил Кирби. -  У  меня  есть  все,  мистер
Вайнер. Как вы относитесь к рому?
     Вайнер сморщился:
     - Им я уже сыт по горло. Люди из Сан-Хуана пьют его, как воду. Может,
у вас найдется приличное виски?
     - Разумеется, - ответил  Кирби,  но  прежде  чем  он  успел  что-либо
добавить, Вайнер повернулся к механическому слуге:
     - Двойную порцию шотландского  виски  для  мистера  Кирби  и  двойной
"бурбон" для меня!
     Поведение гостя начало развлекать  Кирби.  Этот  грубоватый  колонист
выбирал напиток не только для себя,  но  и  для  хозяина  дома.  И  причем
двойное шотландское! Кирби, скрыв отвращение, взял  стакан  с  подноса.  А
Вайнер, не ожидая приглашения,  плюхнулся  в  глубокое  кресло,  обтянутое
искусственной кожей. Кирби последовал его примеру.
     - Как вам нравится у нас, на Земле? - поинтересовался Кирби.
     - Вообще-то неплохо. Только слишком много людей. И копошитесь вы  как
в муравейнике. Очень тесно. У нас на Марсе совсем не так. Да и на Венере.
     - Подождите еще несколько сот лет, и у вас будет так же.
     - Сомневаюсь. Мы там, наверху, умеем регулировать свою численность, а
вы на это не способны.
     - Вы не правы, мы тоже умеем это делать.  Просто  было  очень  трудно
убедить сельских жителей в необходимости контроля рождаемости. А когда это
удалось, население Земли выросло до десяти миллиардов. Мы надеемся, что  в
дальнейшем прирост заметно сократится, так что лет через пятьдесят  у  нас
уже будет постоянная популяция в семь-восемь миллиардов. Пока  это  только
мечта,  и  мы  будем  очень  рады,  если  удастся  сохранить  существующее
положение.
     - А знаете что, - сказал Вайнер,  -  не  скормить  ли  вам  процентов
десять конвертерам? Из этого мяса получится огромное количество энергии. И
миллиард ртов долой... - Он ухмыльнулся. - Разумеется, это  только  шутка.
Такие акты считаются негуманными.
     Кирби улыбнулся:
     - Вы не первый, кто делает  такое  предложение.  И  причем  некоторые
делают его на полном серьезе...
     - Дисциплина - вот решение любой человеческой проблемы. Дисциплина  и
самодисциплина.  Планирование...  Какое  прекрасное  виски!   Может   быть
повторим?
     - Прошу вас! Не подать ли всю бутылку?
     Вайнер налил себе сам, не скупясь.
     - Очень хорошая штука, - снова похвалил он виски. - Такого качества у
нас на Марсе не найдешь. Это я вынужден признать, Кирби. Хотя ваша планета
и перенаселена, у нее есть свои преимущества. Я бы не хотел здесь жить, но
очень рад, что прилетел сюда. У вас такие женщины... гм... Да и  кухня,  и
напитки тоже изысканные.
     - Вы на Земле уже два дня?
     - Да.  Первый  вечер  я  провел  в  Нью-Йорке.  Банкет  Американского
колониального общества и  так  далее.  Потом  в  Вашингтон  к  президенту.
Приятные в таких случаях беседы. А  затем  это  идиотское  путешествие,  и
первая остановка именно в Пуэрто-Рико. Кажется,  мне  собираются  показать
только те места, где всегда праздник, чтобы я  так  и  не  узнал,  как  же
по-настоящему живут земляне. Что вы планируете на ближайшие дни?
     - Ну, мы могли бы посетить ближайшие острова, походить  под  парусом,
половить рыбу, покупаться.
     - Купаться и ходить под парусом я могу и на  Марсе.  Я  хочу  увидеть
цивилизацию, а не воду.  -  Глаза  Вайнера  заблестели.  И  Кирби  заметил
внезапно, что гость его опьянел. Видимо, он пришел уже под  хмельком,  так
что две рюмки "бурбона" сделали свое дело довольно быстро и основательно.
     - Вы знаете, чего бы мне хотелось,  Кирби?  Я  хотел  бы  побывать  в
городах и познакомиться с ними получше. Опуститься на "дно" и  посмотреть,
как у вас обходятся  с  героином  и  опиумом.  Увидеть  эсперов  во  время
припадков экстаза. Понять, что такое культ форстеров. Словом,  посмотреть,
как вы тут живете на самом деле, Кирби.



                                    2

     Храм форстеров находился  в  старом,  заброшенном  здании,  где-то  в
центре Манхеттена, неподалеку от ООН. Кирби не решался войти.  Он  никогда
не любил споры и склоки,  которых  становилось  все  трудней  избегать  на
Земле, превратившейся в подобие перенаселенной  квартиры.  Но  Нат  Вайнер
захотел увидеть это, а значит, так тому и быть.
     Кирби привел его сюда, так как это был единственный  храм  форстеров,
где он сумел побывать.
     Над входом горела световая реклама. Хотя несколько букв не светились,
можно было легко разобрать:
     "Братство  космического  единства.   Добро   пожаловать!   Ежедневные
богослужения. Излечи свою душу! Гармония со вселенной".
     Вайнера, который снова был  сильно  навеселе,  очень  позабавила  эта
надпись.
     - Смотри-ка ты! Излечи свою душу! Что с вашей душой, Кирби?
     - Повреждена во многих местах. Вы действительно хотите войти?
     - Разумеется.
     Кирби должен был признать, что колонист с  Марса  на  диво  вынослив.
Кирби даже и не пытался угнаться за ним, когда  речь  шла  о  выпивке.  От
одной мысли о спиртном его тошнило. Если бы хоть часа на два избавиться от
Вайнера и поспать!
     Социологические изыскания были, судя по всему, лишь предлогом. Просто
Вайнер ударился в загул, и Кирби не имел права упрекать его за это.  Жизнь
на Марсе очень сурова. Освоение планеты стоило многих  усилий  и  средств.
Теперь, когда над этим потрудились два поколения людей, основная программа
почти завершена. Новый  растительный  мир  намного  увеличил  атмосферу  и
уничтожил кислородное голодание, воздух чист и свеж, и все-таки  никто  не
мог там сидеть сложа руки. Вайнер прибыл на Землю, чтобы  заключить  новый
торговый договор. Впервые в жизни он вырвался из суровой реальности Марса.
     Длинный и  узкий  зал  заполняли  ряды  скамеек,  поставленные  таким
образом, что проход оставался лишь с одной стороны. На  заднем  плане  был
виден алтарь, излучавший голубой свет. За ним стоял высокий человек, тощий
как скелет, лысый, но с бородой.
     - Это священник? - громко спросил Вайнер.
     - Не думаю, чтобы его называли священником или пастором, -  прошептал
в ответ Кирби. - Но он руководит богослужением.
     - Мы тоже примем участие в этом?
     - Я думаю, мы просто посмотрим.
     Некоторое время Вайнер молчал, а потом выпалил:
     - Взгляните-ка на этих сумасшедших!
     - Это очень популярное религиозное движение.
     - Меня это бесит!
     - А вы просто смотрите и слушайте.
     -   Подумать   только!   Стоят   на   коленях   или   ползают   перед
полуторалитровым реактором!
     На них оглядывались. Кирби  вздохнул.  Он  тоже  не  признавал  новой
религии, но бестактные замечания Вайнера смутили его. Отбросив  церемонии,
он схватил Вайнера за руку, потянул к ближайшей скамейке и заставил встать
на колени. Сам он опустился рядом. Марсианин  ответил  свирепым  взглядом.
Колонистам не нравится, когда их хватают или дергают. Выходец с Венеры  за
такие штучки мог бы даже проткнуть мечом.
     С недовольным видом Вайнер положил руки на подставку для молитвенника
и нагнулся вперед, чтобы удобнее было следить за  богослужением.  А  Кирби
сосредоточил внимание на человеке за алтарем.
     Маленький  реактор  был  приведен  в  действие  и  светился.  Кусочек
кобальта-60 окружала вода. Она поглощала опасные лучи, не давая  им  дойти
до человеческого тела. В темноте голубой свет  как-то  странно  притягивал
внимание. Его яркость и  интенсивность  постепенно  увеличивались.  Вскоре
решетка реактора  стала  невидимой  из-за  этого  светло-голубого  марева,
которое начало испускать голубоватые  волны.  Голубое  свечение,  холодный
огонь излучения Черенкова расширялся, пока не залил все помещение.
     Кирби знал, что в этом нет ничего  магического.  Это  свечение  можно
описать с помощью математических формул. Да форстеры и не утверждали,  что
в нем есть что-то магическое. Это просто символ, дающий толчок религиозным
эмоциям.
     Форстер, стоящий у реактора, провозгласил:
     -  Есть  единая  первопричина,  из  которой  возникает   все   живое.
Бесконечное разнообразие Вселенной приводит в  движение  электроны.  Атомы
сталкиваются друг с другом.  Их  частички  соединяются.  Из  них  вылетают
электроны, и возникают химические соединения.
     - Вы только послушайте этого выродка! - фыркнул Вайнер.  -  Это  что,
лекция по химии?
     Кирби  закусил  губы.  Девушка,  стоящая  перед  ним,  обернулась   и
прошептала:
     - Тише! Пожалуйста, потише!
     Как ни странно, Вайнер испугался, даже задержал  дыхание.  Но  Кирби,
которому не в диковинку были женщины с перекроенными лицами, не  удивился.
Блестящие раковины закрывали те места, где должны быть уши.  В  кости  лба
хирург вмонтировал позолоченные опалы.  Веки  были  сделаны  из  блестящей
фольги. Изменениям подверглись нос и  губы.  Возможно,  она  была  жертвой
несчастного случая, но вероятнее всего, это было сделано в угоду красоте.
     - Энергия Солнца, жизнь растений, чудеса роста - за все это мы должны
благодарить электроны. Энзимы нашего тела, потоки нейронов  нашего  мозга,
биение нашего сердца  -  все  это  результат  работы  электронов.  Горячее
питание, свет и тепло - все это возникает из единого  целого,  возвышается
над имманентными излучениями, - продолжал форстер.
     "Похоже на литургию", - подумал Кирби. Люди вокруг что-то  бормотали.
Некоторые ритмично раскачивались, закрыв глаза. А человек у алтаря  поднял
подобные щупальцам пальцы над голубым огнем.
     - Придите! - воскликнул он. - Встаньте  на  колени  и  воспойте  гимн
первопричине всех вещей - электрону!
     Форстеры стали вставать со своих  мест  и  поспешили  к  алтарю.  Это
зрелище вызвало в Кирби детские впечатления. Вот уже лет двадцать пять  он
не бывал на богослужениях. Какая разительная перемена! На мгновение  Кирби
захотелось последовать призыву форстера и  приблизиться  к  алтарю.  Но  в
следующий миг он сам возмутился этому желанию. Как он мог? Ведь это же  не
религия! Это идолопоклонство, продукт распада  цивилизации,  одно  из  тех
сумасшедших  стремлений,  водоворот  которых  втягивает  маленьких  людей,
непременно желающих верить в великий смысл жизни. Что ж, пусть себе верят!
Завтра или послезавтра придет другой пророк, и залы форстеров опустеют.  И
все-таки откуда это желание подчиниться?
     Кирби плотнее сжал  губы.  Все  дело  в  напряжении.  Этот  марсианин
потрепал-таки ему нервы. Плевать ему на  первопричину  всех  причин.  Сюда
собрались те, кто очень устал или кем-то страшно запуган. А также те,  кто
истерзан неврастенией или не знает, как убить время, и  поэтому  вставляет
искусственные уши. Он облегченно вздохнул. В этот момент Вайнер вскочил  и
помчался вслед за другими.
     - Спасите меня! - закричал он. -  Излечите  мою  душу!  Покажите  мне
единство!
     - Встань на колени, брат мой! - дружелюбно сказал форстер.
     - Я - грешник! - воскликнул Вайнер. - Я  весь  пропитан  алкоголем  и
совершенно испорчен! Меня нужно спасать! Дайте мне электрон! Я  отдаю  ему
всего себя!
     Кирби поспешил вслед за ним. Неужели он  это  серьезно?  Колонисты  с
Марса известны своим равнодушием  к  любой  религии.  Может  он  подвергся
влиянию Голубого Огня?
     - Возьми руки твоих братьев! - приказал форстер. - Склони свою голову
и позволь окутать себя голубым светом правды.
     Вайнер посмотрел вправо. Рядом с ним  стояла  на  коленях  девушка  с
измененным лицом. Она протянула к Вайнеру  свои  руки.  Четыре  пальца  из
плоти, один металлический.
     - Чудовище! - завопил Вайнер. -  Убирайся  отсюда!  Со  мной  у  тебя
ничего не выйдет!
     - Успокойся, брат!
     - Куча обманщиков! Подлецы! Негодяи!
     Кирби добрался до  него  и  схватил  за  руку.  Тихо,  но  решительно
приказал:
     - Пошли Вайнер! Нам уже пора...
     - Не хватай меня своими вонючими руками, парень!
     - Мистер Вайнер, прошу вас... Это дом культа...
     - Это сумасшедший дом! Тут все сошли с  ума.  Достаточно  посмотреть,
как они стоят на коленях! - Вайнер встал на ноги. И голос  его  гремел  по
всему залу. - Я свободный человек с Марса. Этими вот  руками  я  превращал
пустыню в плодородный  край,  сажал  деревья...  тысячи  деревьев,  строил
плотины! А что делали вы? Вы закатываете глаза к  потолку  и  ползаете  на
коленях... А ты... Ты обманщик, а не священник. Ты просто выколачиваешь из
них деньги!
     Человек с Марса перепрыгнул через барьер перед алтарем и  подошел  на
опасное  расстояние  к  мерцающему  реактору.  А  потом  погрозил  кулаком
бородачу. Тот спокойно  вытянул  длинную  руку  и  сильно  ударил  Вайнера
кончиками пальцев прямо в горло. Тот  упал  как  подкошенный  и  застыл  в
неподвижности...



                                    3

     - Ну как, получше? - спросил Кирби.
     Вайнер пошевелился.
     - Где эта девушка?
     - С измененным лицом?
     - Нет, - прошептал Вайнер. - Та, из  эсперов,  или  как  их  там  еще
называют.
     Кирби бросил взгляд на стройную голубоглазую девушку. Она  кивнула  и
подошла к Вайнеру. Его лицо блестело от пота,  а  глаза  по-прежнему  дико
блуждали. Он откинул голову на подушку и уставился на девушку.
     Они находились во дворце Кифферов, напротив  храма  форстеров.  Кирби
вынес  марсианина  от  форстеров  на  плечах.  Заведение   Кифферов   было
единственным местом поблизости, где он мог свалить свой груз.
     Девушка из эсперов присоединилась к ним, когда  Кирби  еще  не  успел
ввалиться в дом. Она  тоже  принадлежала  к  форстерам,  но,  видимо,  уже
побывала на ежедневной молитве и решила закончить день ЛСД  или  инъекцией
героина, а то и парой безобидных сигарет с гашишем.
     Она  с  сочувствием  наклонилась  над  потным  и  красным   Вайнером.
Поинтересовалась у Кирби, что случилось с приятелем. Сердечный приступ?
     - Мне не совсем ясно, что с ним произошло, - ответил Кирби. - Он  был
пьян и устроил дебош у форстеров.  Тогда  руководитель  общины  ткнул  его
пальцем в горло. Я  знаю  этот  прием.  Он  очень  эффективен.  Но  такого
сильного действия я еще не наблюдал...
     Девушка  улыбнулась.  Она  была  стройная  и   хрупкая,   не   старше
девятнадцати лет. Она закрыла глаза, взяла руку Вайнера и держала  до  тех
пор, пока тот не пришел в себя. Кирби сомневался, сыграло ли прикосновение
какую-нибудь роль, но все это показалось ему довольно таинственным.
     Силы Вайнера быстро восстанавливались, он мог  уже  сесть.  Не  сводя
глаз с девушки, он спросил:
     - Чем это он меня ударил?
     - Он изменил электрический заряд вашего тела, - пояснила  девушка.  -
Выключил на секунду мозг и сердце. Никаких вредных последствий.
     - А как он это сделал? Ведь он только легонько ткнул меня пальцем!
     - Существует определенная техника. Но вы, как я вижу,  уже  полностью
пришли в себя.
     Вайнер недоверчиво посмотрел на нее.
     - Вы из эсперов? Можете читать мои мысли?
     - Да, я из эсперов, но  мысли  читать  не  умею.  Мои  телепатические
способности совершенно не развиты. Тем не менее я вижу, что вы  кипите  от
гнева. Почему бы вам не вернуться и не попросить прощения? Уверена,  он  с
радостью простит вас. И позвольте  ему  дать  вам  несколько  советов.  Вы
читали книгу Форста?
     - Идите ко всем чертям! - воскликнул Вайнер. - Нет, постойте!  Вы  не
хотели бы развлечься  сегодня  вечером?  Меня  зовут  Нат  Вайнер,  а  это
Рейнольд Кирби, мой провожатый и телохранитель. Страшно сухой и формальный
человек, но мы можем обойтись и без него. - Вайнер  схватил  ее  тоненькую
ручку. - Ну, так как?
     Девушка ничего не ответила. Лишь  нахмурила  брови.  Вайнер  состроил
комическую гримасу и выпустил ее руку.
     - Обязательно сходите туда,  -  снова  сказала  девушка.  -  Там  вам
помогут.
     И она ушла, даже не дождавшись ответа.
     Вайнер потер себе лоб и встал на ноги, не обратив внимания на попытку
Кирби помочь ему.
     - Где мы? - спросил человек с Марса.
     - Во дворце Кифферов.
     - Здесь тоже читают проповеди?
     - Нет, но вы можете затуманить  свой  мозг  другим  способом.  Гашиш,
мескалин, ЛСД, опиум. Все, что хотите. Будете пробовать?
     - Конечно, я же ясно вам сказал, что хочу попробовать все!  У  нашего
брата не каждый день появляется возможность слетать на Землю.
     Вайнер улыбнулся, но это была уже не та  легкомысленная  улыбка,  что
прежде. Казалось, он не совсем пришел в себя,  но  намеревался  впитать  в
себя все грехи, которые могла подарить ему Земля.
     А Кирби между тем спросил себя, хорошо ли он выполняет поручение.  Не
пожалуется ли марсианин на его обращение?  Чего  доброго,  его  сместят  с
должности или понизят. И  это  было  неприятно.  Он  очень  дорожил  своей
карьерой и не хотел испортить ее за одну ночь.
     Они медленно шли по дворцу, который своими  маленькими  комнатками  и
нишами напоминал ресторан. Только столы здесь были пониже,  и  возле  них,
стояли скамейки.
     - Скажите, - неожиданно спросил Вайнер, - неужели люди  действительно
верят всей этой чепухе с электронами?
     - Не  знаю,  что  и  ответить,  мистер  Вайнер.  Я  никогда  этим  не
интересовался.
     - Но движение возникло на ваших  глазах.  Сколько  людей  оно  сейчас
объединяет?
     - Думаю, несколько миллионов.
     - Это очень много. Нас на Марсе всего семь  миллионов.  А  здесь  так
много сторонников этого проклятого культа...
     - На Земле есть много других сект, - сказал  Кирби.  -  Мы  живем  во
времена апокалипсиса. Люди пытаются хоть  в  чем-то  обрести  уверенность.
Ищут любые пути из одиночества.
     - Тогда вам достаточно приехать на Марс. У нас  найдется  работа  для
каждого.  Тому  кто  работает,  некогда  размышлять.  -   Вайнер   коротко
рассмеялся. - К черту все это! Расскажите лучше, что меня ожидает  в  этом
дворце!
     - Здесь вы можете испытать всевозможные  галлюцинации.  ЛСД  и  опиум
вышли из моды. Вместо них часто вводят  вещество,  вызывающее  эротические
ощущения.   Очищенный   меркаптан,   например.   Утверждают,   что   такие
галлюцинации гораздо приятнее.
     - Утверждают? А вы что, сами этого не знаете? Неужели вы,  Кирби,  не
можете мне дать никакой информации из первых рук? Что вы за человек?  Ведь
вы не живете! За каждым человеком,  Кирби,  должны  водиться  какие-нибудь
грешки...
     Кирби  подумал  о  регенерационной  камере,  которая  ждала   его   в
просторном доме на острове Тортола. Но виду не подал.
     - Некоторые из нас слишком заняты, чтобы пестовать  свои  пороки.  Но
ваш визит к нам может иметь  воспитательное  значение...  Хотите  подышать
этим веществом, мистер Вайнер?
     Подкатил робот. Кирби вынул кредитный жетон и  прижал  его  к  глазку
фотоэлемента. В тот же момент вспыхнула  сигнальная  лампочка  и  механизм
сказал:
     - Ваш заказ принят, сэр!  Покорнейше  благодарю.  Можете  обслуживать
себя из моих запасов.
     Голос был удивительно глухим  и  медленным.  Вероятно,  магнитофонная
лента внутри механизма бежала с недостаточно быстро.
     Кирби открыл ящик-магазин  с  полным  набором  наркотиков  и  вытянул
оттуда маску для ингаляций. Тотчас же внутри робота что-то щелкнуло, и  на
матовой поверхности шкалы появились цифры. Механизм уехал.
     Кирби  протянул  своему  подопечному  маску,  и   Вайнер,   поудобнее
устроившись на одном  из  лож,  сразу  же  натянул  ее.  После  некоторого
колебания Кирби последовал его примеру. Он закрыл глаза и уже в  следующий
момент почувствовал сладковатый и очень неприятный запах. Подумать только,
что находятся люди, которые добровольно проделывают такие эксперименты над
собой. Он стал ждать, что же будет дальше.
     Кирби знал, что,  некоторые  каждый  день  проводят  в  этом  дворце.
Кое-кто остается на ночь, если, конечно, есть деньги. Каждые несколько лет
правительство повышало налоги на наркотики, может  быть,  для  того  чтобы
выбить почву из-под ног Кифферов, а может, просто в  погоне  за  доходами.
Оно ведь знало, что наркоманов не испугают никакие цены.  Люди  приходили,
даже если должны были платить за  понюшку  ЛСД  20  долларов,  а  за  дозу
героина - 80. Эта смесь на основе меркаптана, видимо, действовала  не  так
сильно, как героин, к тому же, говорят, она безвредна...
     Внезапно Кирби увидел девушку, украшенную бриллиантами и  изумрудами.
Хирурги вырезали у нее всю плоть, которую только можно  вырезать.  Глазные
яблоки блестели холодным стеклянным блеском. Ее груди были полушариями  из
оникса, а вместо сосков пламенели рубины. Губы  из  алебастра,  волосы  из
золотых нитей. И от всей ее фигуры исходил Голубой Огонь. Огонь форстеров.
     - Ты устал, Рон. Ты должен убежать от самого себя.
     - Я знаю. Я использую регенерационную камеру  почти  каждый  день.  И
делаю отчаянные усилия, чтобы не свалиться окончательно.
     - Ты слишком суров к самому себе. И в этом твое несчастье. Почему  ты
не зайдешь к  моему  хирургу?  Усовершенствуй  себя.  Освободись  от  всей
ненужной, идиотской плоти. Плотью и кровью ты не заслужишь славы!  Гниение
и чистота несовместимы!
     - Нет, - пробормотал Кирби, - это все бред. А кроме того,  мне  нужен
всего лишь покой и отдых. Покупаться и полежать  на  солнце,  как  следует
выспаться, а мне вместо этого подсунули сумасшедшего парня с Марса.
     Видение резко рассмеялось и вскинуло вверх руки.  Плоть  с  них  была
снята и заменена  слоновой  костью,  а  ногти  отливали  медью.  Дразнящий
язычок, показавшийся из-за алебастровых губ, был сделан из флексипласта.
     - Послушай меня, Рон. Ты будешь  выглядеть  намного  привлекательнее.
Может быть, тогда следующий твой брак окажется более удачным. Ты избегаешь
ее, сознайся! А должен выглядеть, как она. Она сейчас счастлива.
     - Я человеческое существо, - ответил Кирби. - И не хочу  превращаться
в ходячую музейную редкость, как ты.
     Голубой свет вокруг видения запульсировал.
     - Но тебе все-таки кое-что  нужно,  Рон.  Регенерационная  камера  не
выход из положения. И работа. Значит, ты не хочешь себя изменить?  Хорошо,
тогда стань форстером. Посвяти свою жизнь Единству  всего  сущего.  Победи
смерть.
     - А не могу я остаться самим собой? - выкрикнул Кирби.
     - Ты сейчас ничего из себя не представляешь. Мир в беспокойстве. Люди
с Марса насмехаются над нами. Люди с Венеры презирают нас. Нам нужна новая
организация, новая сила.  Жало  смерти  кроется  в  грехе,  а  сила  греха
является законом. Могила - это не победа!
     В голове Кирби  затанцевал  разноцветный  хоровод.  Монстр  в  образе
женщины начал делать пируэты, прыгать и щипать его за  лицо.  Кирби  стало
страшно. Вынырнув из мрака, он все же сумел каким-то образом схватиться за
маску... И за этот кошмар он заплатил такие деньги!  И  как  только  людям
может нравиться такое?
     Кирби сорвал маску с лица и отбросил ее подальше. Некоторое время  он
продолжал лежать с закрытыми глазами, пока абсурдные видения не  поблекли.
Когда он открыл глаза и вернулся в реальный  мир,  оказалось,  что  Вайнер
исчез.



                                    4

     Портье киффер-ресторана ничем не смог помочь Кирби.
     - Когда он ушел? - спросил Кирби.
     Портье пожал плечами:
     - Вышел - и все!
     - Он что-нибудь сказал?
     - Мы не разговаривали. Он просто вышел и все!
     Кирби, чертыхаясь, побежал вдоль улицы. Он непроизвольно взглянул  на
небо. Там в темноте горели разноцветные знаки: "22 часа 05  минут.  Среда,
восьмое мая, год 2077. Покупайте хрустящие фриблизы!"
     До полуночи - два часа.  Для  этого  сумасшедшего  колониста  времени
достаточно, чтобы нажить себе неприятности. Чего бы ни дал Кирби, лишь  бы
найти Вайнера, который блуждал по ночному Нью-Йорку, пьяный  и,  возможно,
еще и одурманенный наркотиками. Он  ведь  не  только  должен  был  оказать
Вайнеру гостеприимство. Он должен был и приглядывать  за  ним.  И  раньше,
когда с Марса прибывали торговые делегации  или  отдельные  представители,
анархия, господствующая в обществе, особенно в США, той  стране,  которая,
собственно, и организовала колонию на Марсе, часто заставляла  этих  людей
терять голову.
     Куда же ушел Вайнер? Возможно, опять отправился  к  форстерам,  чтобы
устроить  скандальчик.  Кирби  перебежал  улицу  и   заглянул   в   унылый
сектантский зал. Богослужение продолжалось, но все было тихо.  Не  похоже,
чтобы Вайнер побывал здесь еще разок. Верующие стояли на коленях и  что-то
хором пели.
     На всякий случай Кирби тихо проскользнул по проходу и осмотрел каждый
ряд. Вайнера не было. Девушка с удивительным лицом  все  еще  была  здесь.
Когда он проходил мимо, она взглянула на него  и  улыбнулась,  протянув  к
нему руки. На какое-то мгновение он подумал, что это опять галлюцинация, и
даже испугался. Но потом опомнился, улыбнулся в ответ и побыстрее вышел из
зала.
     Кирби  брел  куда  глаза  глядят.  На  перекрестке   он   ступил   на
транспортную ленту и проехал три квартала. Нет, Вайнера  нигде  не  видно.
Кирби сошел с ленты и обнаружил, что  находится  перед  домом,  где  можно
принять регенерационную ванну. За двадцать долларов погрузиться в нирвану.
Может быть, Вайнер зашел сюда?  Повинуясь  этой  мысли,  Кирби  подошел  к
кассе. Какой-то толстяк, фунтов эдак на четыреста, с двойным  подбородком,
сидел за кассой. Вероятно, это был хозяин заведения. Заплывшие жиром глаза
смотрели с подозрением.
     - Хотите часок отдохнуть, приятель?
     - Я ищу человека, прибывшего с Марса, - неожиданно  сказал  Кирби.  -
Приблизительно моего роста, темноволосый, смуглый, с энергичным лицом...
     - Не видал такого.
     - Он может быть в одной из ваших камер. Я из ООН. Это очень важно.
     - Да хоть от самого Господа Бога! Мне это совершенно  безразлично.  Я
не видел этого человека. -  Толстяк  бросил  взгляд  на  идентификационную
карточку Кирби. - Вы что, хотите, чтобы я открыл вам свои  камеры?  Говорю
вам, он не заходил!
     - Если он все-таки придет, не  пускайте  его  в  камеру,  -  попросил
Кирби. - Задержите как-нибудь и позвоните в отдел безопасности ООН.
     - Если он захочет в камеру, я вынужден буду пустить его. Они  открыты
для всех. Неужели я из-за вас буду ссориться с клиентом... Кстати, на  вас
лица нет. Почему бы вам не отдохнуть? Ванна сотворит чудо. Вы почувствуете
себя как...
     Кирби повернулся и  быстро  пошел  прочь.  Волнения,  а  возможно,  и
галлюцинации плохо подействовали на нервы и желудок. Он почувствовал  боль
и тошноту. Вместе с волнением в нем росла злость. Он представил себе,  что
Вайнер валяется в подворотне избитый,  а  то  и  убитый,  выпотрошенный  -
только оболочка, мышцы и несколько костей. Может, он и  заслуживает  такой
участи,  но  Кирби  перестанут  доверять.  Скорее  всего,   Вайнер   вновь
разыгрывает слона в посудной лавке. Где же его искать?
     На другой стороне улицы Кирби увидел телефонную будку, помчался к ней
и нажал на номер отдела безопасности.
     Маленький  экран  вспыхнул  зеленоватым  светом.  Появилось   широкое
бородатое лицо Ллойда Ридблома.
     - Ночная смена слушает, - автоматически сказал Ридблом, еще до  того,
как увидел и узнал Кирби. - А, это ты, Кирби. Где же твой человек с Марса?
     - Я потерял его. Он обязательно хотел побывать во дворце  Кифферов  и
исчез оттуда.
     Ридблом оживился:
     - Объявить тревогу?
     - Пока не стоит, - ответил Кирби.  -  Он  не  должен  знать,  что  мы
обеспокоены его исчезновением. Но подключиться на  мои  частоты  будет  не
лишним. И сообщить об этом полиции.  Если  его  где-нибудь  увидят,  пусть
сразу же сообщат мне. Через час я снова вам позвоню и в случае  надобности
изменю инструкции.
     Кирби вышел из будки и медленно направился обратно по улице. Когда он
вновь подошел к зданию общины, верующие расходились.
     Девушка с искусственными ушными раковинами шла как раз в его  сторону
и обратилась к нему раньше, чем он успел отвернуться или перейти на другую
сторону улицы:
     - Хелло! Меня зовут Банна Маршак. Где же ваш приятель?
     Ее голос нельзя было назвать неприятным.
     - Не знаю, - хмуро ответил Кирби.
     - Вы были его сопровождающим?
     - Да, я должен был не спускать с него глаз. Он с Марса.
     - Он недолюбливает нас, форстеров, не правда ли? Очень было неприятно
наблюдать за ним во время молитвы. Должно быть, он не совсем здоров.
     - Он просто пьян, - ответил Кирби. - Почти  все  марсиане  напиваются
сразу же, как только прилетят на  Землю.  Они  думают,  что  тут  Содом  и
Гоморра, и они могут делать все, что хотят. Может, выпьем?  -  добавил  он
почти автоматически.
     - Спасибо, я  не  пью.  Но  если  вам  хочется  выпить,  я  могу  вас
сопровождать.
     - Я просто должен выпить. Хотя бы рюмку.
     - Вы не назвали еще своего имени.
     Кирби подумал, что девушка довольно настойчива, но терпеливо ответил:
     - Меня зовут Рон Кирби, и я работаю в ООН. Давайте зайдем вот сюда!
     Он открыл  дверь  заведения  на  углу  улицы.  Девушка  улыбнулась  и
последовала за ним. Он решил, что ей лет тридцать.
     Они уселись, и Кирби заказал  ром.  Банна  Маршак  перегнулась  через
стол, и он почувствовал своеобразный запах духов.
     - Зачем вы привезли его на молитву? - спросила она.
     Кирби опорожнил свою рюмку так, словно там был не  ром,  а  фруктовый
сок.
     - Он хотел посмотреть на форстеров.
     - Мне кажется, что и вы скептически относитесь к нашей вере.
     - У меня нет определенного  отношения.  Мне,  знаете  ли,  приходится
много работать, ни на что другое не остается времени.
     - Тем не менее вы считаете нас сектой сумасшедших, не так ли?
     Кирби заказал вторую порцию.
     - Может быть, - сознался он. - Но это поверхностное  мнение.  Оно  не
основывается на какой-то определенной информации.
     - Вы читали книгу Форста?
     - Нет.
     - А прочтете, если я дам вам ее?
     - Вы что, хотите направить меня на путь истинный? - Кирби  рассмеялся
и осушил рюмку. Постепенно он начал чувствовать себя лучше.
     - Это совсем не смешно, - ответила она. - Похоже, что вы также против
хирургических усовершенствований?
     - Не всегда. Если кто-то хочет выпрямить свой кривой  нос,  я  нахожу
это нормальным. Но эти искусственные части... Нет, я категорически  против
таких штук.  Моя  жена  совершенно  изменила  свое  лицо  с  помощью  этих
операций, и я вынужден был развестись с ней. Это случилось три года назад.
     - Я бы этого не сделала, если бы знала о форстерах. Я совсем потеряла
уверенность в себе. Всего боялась. А сегодня знаю, каким  путем  я  должна
идти. Правда, я уже не могу вернуть своего прежнего лица, но уже  привыкла
к новому и даже нахожу его притягательным.
     - Расскажите мне о Форсте, - попросил Кирби.
     - Все очень просто. Он хочет восстановить духовные ценности  в  мире.
Чтобы мы все понимали, что рождены для высоких целей и являемся существами
одной и той же природы.
     - И он  хочет  добиться  этого  с  помощью  подобных  богослужений  и
демонстраций Голубого Огня?
     - Голубой Огонь - это внешнее, все дело в духовой миссии. Форст хотел
бы обратить энергию человека на звезды, вывести нас из упадка, развить все
наши природные таланты. Ему хочется спасти и эсперов, которые день ото дня
все больше впадают в безумие. Он жаждет объединить всех, чтобы все  вместе
в будущем работали на благо человечества.
     - Понятно. А что он под этим понимает?
     - Я же вам  говорила!  Он  хочет  обратить  энергию  человечества  на
звезды. Вы думаете, что Венеры и Марса нам достаточно? Ведь  во  Вселенной
миллионы планет! И они только того и ждут, чтобы человек нашел к ним  путь
и добрался до них. И Форстер считает,  что  он  знает  этот  путь.  Но  он
требует объединения всей духовной энергии. Я знаю, это звучит непонятно  и
попахивает мистикой. Но в этом что-то есть. И к тому  же  это  успокаивает
израненную душу. Самая первая его цель - это  единство  и  уверенность.  А
потом  -  звезды.  Конечно,  нам  надо  научиться  преодолевать   огромные
расстояния. Мы должны привить марсианам терпимость, восстановить  связи  с
людьми на Венере, если в них еще  осталось  что-нибудь  человеческое...  В
общем, работать надо много, и ничего нереального в этом нет,  хотя  так  и
кажется на первый взгляд.
     Кирби не был согласен с этим. На его  взгляд  все  это  было  слишком
сумбурно и туманно. Но в мягком  приятном  голосе,  Банны  Маршак  звучала
такая убежденность, что Кирби почувствовал нечто вроде сожаления. Он  даже
готов  был  простить  ей  пластическую  операцию.  Но  все,  что  касалось
Форста... В этот момент загудел коммутатор в кармане. Это  был  сигнал  от
Ридблома - вызов на связь.
     - Извините, я отлучусь на минуту, - сказал он. - Нужно  сделать  одну
важную вещь...
     Кирби  глубоко  вздохнул  и  исчез  в  телефонной  кабине.  Дрожащими
пальцами нажал номер. На экране сразу появился Ридблом.
     - Мы нашли беглеца! - сказал он.
     - Живого или мертвого?
     - К сожалению, живого. Он оказался в  Чикаго  в  посольстве  марсиан.
Одолжил у жены консула тысячу долларов и к тому же улучил  момент  сделать
ей несколько бесстыдных предложений. В итоге она позвонила в  полицию.  Мы
установили за ним слежку. Сейчас он в стельку пьян. Как  нам  действовать?
Забрать?
     Кирби закусил губу.
     - Нет. Как и всякий дипломат, он - неприкосновенная личность, к  тому
же еще не  нарушил  закона.  Слишком  суровые  меры  принесут  нам  только
неприятности. Я беру дело в свои руки. На площадке ООН  есть  какая-нибудь
машина?
     - Конечно! Вы доберетесь до Чикаго минут за сорок...
     - Этого вполне достаточно. А теперь слушайте внимательно: разыщите  в
Чикаго самую хорошенькую девушку, которую только сможете найти,  но  чтобы
она была из эсперов и обладала телепатическими данными, в первую очередь -
сексуальными. Как только найдете такую девушку,  сразу  выпускайте  ее  на
Вайнера. Пусть она удержит его любым способом до тех пор, пока не появлюсь
я. Если  вы  не  найдете  ничего  подходящего,  привлеките  к  этому  делу
кого-нибудь из полицейских.
     - Будет сделано, - сказал Ридблом.
     Кирби  вышел  из  машины.  Он  полностью  протрезвел.  Банна   Маршак
продолжала сидеть там, где он ее оставил. Издалека все изменения,  которые
она внесла в свою внешность, казались даже милыми.
     Увидев его, она улыбнулась.
     - Ну, как?
     - Его нашли. Шляется по Чикаго. И я должен ехать туда и найти его  до
того, как он успеет что-нибудь натворить.
     - Будьте к нему снисходительны, Рон. Он  несчастный  человек,  и  ему
надо помочь.
     - Мы все нуждаемся в помощи... - Кирби  внезапно  замолчал.  Мысль  о
том, что он должен один лететь в Чикаго, показалась  ему  малоприятной.  -
Мисс Маршак... - начал он.
     - Да?
     - У вас нет никаких планов на ближайшие несколько часов?



                                    5

     Вертолет шел над ночным Чикаго. Внизу Кирби видел черную,  как  тушь,
поверхность Мичиганского озера  и  четырехсотметровые  небоскребы  на  его
берегах. В небе светилось: "23 часа, 31 минута. Среда,  восьмое  мая.  Год
2077. Покупайте таблетки Огли-бея!"
     Пилот направил машину к  посадочной  площадке  на  одной  из  крыш  и
аккуратно приземлился, несмотря на  сильный,  резкий  ветер.  Кирби  помог
своей спутнице выйти из машины, и она быстро зашагала к  лифту.  Во  время
полета из Нью-Йорка в Чикаго Банна Маршак продолжала рассказ о благородной
миссии форстеров, и Кирби уже не мог понять,  абсолютная  ли  это  чепуха,
бред заговорщиков или подлинная религия. А может, всего понемногу?
     Ему казалось, что основную идею он  все-таки  ухватил.  Форст  создал
культ электричества, вкрапив в него идеи католицизма, атеизма и буддизма и
приправив эту смесь соусом технического  прогресса.  Ядерные  реакторы  на
алтаре, псалмы и гимны Святому Электрону - это для простаков. Основной  же
приманкой была проповедь  бессмертия.  Не  возрождения,  не  погружения  в
нирвану, а реального, физического бессмертия человеческой плоти. И ловушка
сработала: за восемь  лет  новый  культ,  привлекший  сначала  лишь  кучку
сумасбродов,  собрал  под  свои  знамена  миллионы.  Все  старые   религии
потерпели крах. Форст щедро раздавал верующим золото обещаний. А  то,  что
это не золото, а дешевая подделка, люди поймут лишь со временем.
     Всего за полминуты скоростной лифт доставил их вниз,  где  уже  ждали
три машины-капсулы городской полиции.
     - Он обязательно хочет попасть на богослужение к форстерам, -  сказал
один из полицейских. - Девчонка таскает его за собой уже около часа, но не
может выбить из него эту мысль.
     - А что ему там надо? - спросил Кирби.
     - Мечтает заполучить реактор. Говорит, что захватит его  с  собой  на
Марс и употребит там на пользу.
     Банна Маршак пришла в ужас от  такого  богохульства.  А  Кирби  пожал
плечами и поднял голову, любуясь проплывавшими мимо  небоскребами.  Вскоре
машина остановилась, и Кирби увидел своего подопечного на  противоположной
стороне улицы. Рядом с ним стояла темноволосая девушка с пышными  формами,
пышущая сексом. Девушка обняла Вайнера за талию и что-то  шепнула  ему  на
ухо. Вайнер, судя по всему довольно пьяный, хрипло рассмеялся  и  притянул
ее к себе, а потом оттолкнул. Девушка не сдавалась  и  опять  прижалась  к
нему. Так они и двигались вперед - медленно, но верно.
     На улице было мало народу, и Кирби быстро заметил людей, следивших за
Вайнером, - двух агентов Ридблома и двух полицейских в  штатском.  Слишком
уж большой эскорт для одного пьяного марсианина.
     Кирби быстрым шагом прошел немного вперед,  а  потом  пересек  улицу.
Когда его заметила спутница Вайнера,  Кирби  сделал  ей  знак.  Она  сразу
поняла что к чему и выпустила руку марсианина, отступив немного в сторону.
Вайнер тут же покачнулся, а потом увидел Кирби.
     - Отыскали меня все-таки?
     - Не хочется,  чтобы  вы  совершили  что-то  такое,  в  чем  придется
каяться.
     - Очень мило с вашей стороны, Кирби... Раз уж вы здесь, помогите мне.
Я хочу добраться до этих форстеров. Они транжирят ценное сырье и  горючее.
Давайте договоримся  так:  вы  отвлечете  внимание  священника,  а  я  тем
временем сопру у него Голубой Огонь.
     - Но послушайте, мистер Вайнер, такой реактор с водным резервуаром  и
прочими атрибутами весит по крайней мере сто пятьдесят килограммов.  Кроме
того...
     - Вы пойдете со мной или нет? -  разозлился  Вайнер.  Он  показал  на
другую сторону улицу, и Кирби, следуя взглядом  за  его  рукой,  увидел  в
квартале от них храм форстеров. На фасаде, таком же невзрачном,  как  и  в
Манхеттене, горели неоновые буквы.
     Вайнер направился в сторону храма, Кирби  нерешительно  посмотрел  на
Банну Маршак, а потом двинулся за Вайнером. Пройдя шагов пятьдесят,  Кирби
оглянулся и увидел, что девушка идет вслед за  ними.  Перед  самым  входом
Банна Маршак обогнала Кирби и Вайнера и загородила им путь.
     - Остановитесь! - воскликнула она.  -  Зачем  вы  туда  идете?  Чтобы
совершить какую-нибудь подлость?
     -  Прочь  с  дороги,  ведьма!  -  крикнул  Вайнер.  -  Твоя  жестяная
физиономия действует мне на нервы!
     - Прошу вас, не надо, - тихо сказала она. - Ведь в душе вы несчастны.
Вы не находите гармонии даже в самом себе. Давайте-ка лучше войдем вместе,
и вы покажете мне, как умеете верить и молиться. Вы  только  выиграете  от
этого, и много выиграете. Ведь гораздо лучше раскрыть перед  алтарем  свою
душу, чем стоять вот так пьяным...
     И в этот момент Вайнер ударил ее тыльной стороной  ладони.  Удар  был
совсем не сильный, но ее лицо с вмонтированными хирургом  аппликациями  не
выносило и такой боли. Банна Маршак со стоном упала на  колени  и  закрыла
лицо руками. Однако и теперь она  продолжала  загораживать  вход  в  храм.
Вайнер занес для удара правую ногу, и в этот момент Рейнольд  Кирби  забыл
обо всем, даже о том, что платили ему в основном за дипломатию. Он схватил
Вайнера за локоть и  повернул  к  себе.  Марсианин  на  мгновение  потерял
равновесие и хотел уцепиться за Кирби, но тот сразу же ударил его по руке,
а другой рукой нанес  удар  в  желудок.  Вайнер  издал  невнятный  звук  и
отшатнулся назад. Кирби не дрался  уже  лет  тридцать,  и  в  этот  момент
испытал варварское наслаждение. Адреналин зажег его кровь. Он вновь ударил
Вайнера и опять попал в желудок. Марсианин с недоумением взглянул на него,
а затем упал на колени. В следующее мгновение он осел на грязный  тротуар,
раскинув руки по сторонам.
     - Вставай! Живо! - выкрикнул Кирби.
     В этот момент девушка прикоснулась к его руке.
     - Оставьте его, - сказала она глухо. Ее металлические  губы  казались
согнутыми и смятыми. На щеках блестели слезы. - Пожалуйста, не  бейте  его
больше.
     Вайнер лежал на спине и медленно вертел головой. Подошли полицейские,
а вместе с  ними  маленький  пожилой  человечек  с  пергаментным  лицом  -
марсианский консул.
     Кирби почувствовал, как сжался желудок. Он монотонным голосом  назвал
свое имя. Консул улыбнулся.
     - Мне очень жаль, мистер Кирби, но в него, наверное, вселился дьявол.
Все остальное я возьму в свои руки. Самое главное,  чтобы  он  понял,  как
глупо вел себя.
     - Это... это я во всем виноват, - пробормотал Кирби. - Я потерял  его
из виду. Он не должен отвечать за то, что...
     - Мы все очень хорошо понимаем, мистер Кирби. -  Консул  благосклонно
кивнул, а потом сделал знак  полицейским,  чтобы  они  подняли  Вайнера  и
отнесли его в машину.
     Когда прошел шок, Кирби понял, что стоит на улице рядом с  храмом,  и
все, кроме Банны, уехали. Кирби был измотан. Так чувствует  себя  человек,
только что очнувшийся от ночных кошмаров.
     Немедленно  домой!  Два  часа  -  и  он  будет  на  Тортоле,   примет
регенерационную ванну, всего на полчасика... Нет, на час. Чтобы  прийти  в
себя после этой ночи,  ему  обязательно  нужно  принять  ванну.  Один  час
полного освобождения. Час безмятежного бегства в ничто.
     И тут Банна сказала:
     - Может быть, мы войдем в храм?
     - В храм? В этот храм?
     - Да... Прошу вас.
     - Сейчас поздно. И я чертовски устал. К тому  же  вертолет  ждет.  Он
доставит меня обратно в Нью-Йорк. Ну  а  что  касается  вашего  лица...  Я
позабочусь, чтобы за лечение заплатили.
     - Забудьте о вертолете, - сказала Банна, - и пойдемте в храм.
     - А вы действительно настойчивы... Я хочу домой.
     Она вздрогнула, но решила не сдаваться.
     - Подарите мне два часа, Рон. Вам  ничего  не  нужно  делать.  Только
сесть и слушать, что будут говорить другие. Мы подойдем поближе к  алтарю.
Обещаю, что это будет для вас самый лучший отдых. Только сидеть и слушать.
     Кирби  посмотрел  на  ее  обезображенное  лицо.  За  нелепыми  веками
скрывались настоящие глаза - грустные, блестящие,  умоляющие.  Почему  она
так настойчива? Она  что,  получает  мзду  за  каждого,  кого  притащит  к
Голубому Огню? Кирби терпеть не мог религиозных фанатиков, таких как  она.
Отдала этому проклятому движению и душу, и тело  и  твердо  убеждена,  что
паства Форста будет  жить  целую  вечность  и  когда-нибудь  отправится  в
путешествие к далеким звездам.
     Какая усталость! И потом, что скажут в ООН, если человек,  занимающий
такой высокий пост, начнет шляться по  храмам  форстеров?  Кто  знает,  не
отразится ли на его карьере фиаско с Вайнером?  Придется  оправдываться  и
защищаться... А стоит ли игра свеч? Может,  действительно  зайти  в  храм?
Просто отдохнуть...  Голова  раскалывается.  Может  быть,  он  там  найдет
кого-нибудь  из  эсперов,  кто  сделает  ему  массаж  мозга?  Эсперы  ведь
частенько ходят в храмы форстеров.
     - Прошу вас, войдите, - повторила Банна.
     Он взглянул на светящуюся вывеску на жалком фасаде:
     "Братство космического  единства.  Входите  все,  кто  жаждет  вечной
жизни! Гармония со всей вселенной".
     Невелика беда, если он и  поддастся  разок,  позволит  убаюкать  себя
волнам этой веры.
     - Ну, как, войдем? - спросила Банна.
     - Что ж, будь по-вашему, - пробормотал Кирби. - Гармония со Вселенной
- это неплохо, но только на час, не больше.
     Она схватила его за руку. Когда они прошли через грязный вестибюль  и
открыли внутреннюю дверь, Кирби увидел человек десять-двенадцать,  стоящих
на коленях у скамеек. Пастор колдовал над небольшим  реактором.  Весь  зал
заливало голубое мерцание. Судя по всему служба началась уже  давно.  Одна
из женщин на задних рядах опустила голову и сладко дремала.
     Банна Маршак провела Кирби на один из первых рядов, он  сел  и  начал
присматриваться  к  полному  и  приземистому  руководителю   общины.   Или
священнику? Как там он у них называется...
     - Братья  и  сестры!  -  произнес  человек  у  алтаря  проникновенным
голосом. - Воспоем хвалу соединившему все  Единству!  Мужчина  и  женщина,
звезда и камень, дерево и птица - все  состоит  из  атомов,  а  эти  атомы
содержат частицы, которые движутся с необычайной скоростью. Это электроны,
братья и сестры! Они показывают нам путь к миру. И я вам сегодня расскажу,
как они...
     Рейнольд Кирби опустил голову. Глаза слезились от  усталости.  Он  не
мог смотреть на этот  голубой  свет,  исходящий  из  реактора.  В  затылке
запульсировала кровь. Сквозь туман он видел, что Банна Маршак сидит рядом.
     "Я слушаю тебя, - подумал Кирби, - я слушаю. Продолжай свой  рассказ!
Продолжай! Может быть, бог и всемогущий электрон помогут мне! Я слушаю..."




                     ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 2095 г. ВОИНЫ СВЕТА


                                    1

     Когда аколит третьей степени Кристофер Мандштейн начинал  говорить  о
жизни и смерти, сразу же становилось ясно, что он очень хочет жить  вечно.
Это было главным его недостатком. Жажда вечной жизни -  довольно  понятная
человеческая слабость. Но у Мандштейна она доходила до абсурда.
     В конце концов один из его начальников счел нужным напомнить:
     - Не забывайте, что ваше  главное  призвание  -  заботиться  о  благе
других... Вам это ясно?
     - Ясно, брат! - сдавленным голосом ответил Мандштейн.  Он  готов  был
сквозь землю провалиться от стыда. - Признаю свою ошибку и прошу прощения.
     - Дело не в прощении, - назидательно заметил начальник,  пожилой  уже
человек, - а в понимании. Каковы ваши цели, Мандштейн?  В  чем  вы  видите
свою миссию?
     Аколит мгновение помедлил - он привык взвешивать свои  слова,  прежде
чем ответить,  тем  более,  когда  знал,  что  вступает  на  зыбкую  почву
абстрактных рассуждений. Он нервно затеребил рясу и скользнул взглядом  по
убранству часовни, выдержанному  в  стиле  неоготики.  Они  находились  на
помосте и смотрели вниз, на скамьи. Богослужения  не  было,  но  несколько
верующих стояли на коленях, повернувшись в сторону кобальтового  реактора,
излучавшего Голубой Свет. Они были членами третьей по  величине  общины  в
Нью-Йорке.  Мандштейн  вступил  в  нее  полгода  назад,  в   день   своего
двадцатидвухлетия. Тогда он  считал,  что  им  движет  только  религиозное
чувство. Теперь он уже не был уверен в этом.
     Он схватился за перила помоста и вымолвил:
     - Я хотел бы помогать людям, брат. Хотел  бы  помочь  им  найти  путь
истинный. Чтобы все люди  поняли,  что  созданы  для  великих  целей,  как
говорит Форст.
     - Прошу без цитат, Мандштейн!
     - Я только пытаюсь вам показать...
     - Ясно. Мне кажется, вы не понимаете одной  вещи:  возвышение  должно
происходить  одновременно  и  внешне,  и  внутренне.  И   вы   не   можете
перепрыгнуть через своих начальников, даже  если  бы  вам  очень  хотелось
этого... Зайдите на минутку в мое бюро.
     - Конечно, брат Лангхольт! Раз вы этого хотите...
     Мандштейн последовал за старостой в пристройку. Весь комплекс  зданий
был  возведен  несколько  лет  назад  и  совсем  не  напоминал  те  жалкие
помещения, в которых форстеры ютились четверть века назад.
     Бюро Лангхольта отчасти напоминало келью,  но  в  то  же  время  было
видно, что на отделку не поскупились. Литой  бетонный  потолок  имитировал
готические своды, почти всю стену занимали полки с книгами. На  письменном
столе, на толстой плите эбенового дерева, тлел маленький  Голубой  Свет  -
символ Братства.
     На плите Мандштейн увидел и кое-что другое - письмо, отправленное  им
начальнику округа Кирби,  с  просьбой  о  переводе  в  генетический  центр
Братства, в Санта-Фе.
     Мандштейн покраснел. Он  легко  заливался  краской.  Этот  невысокий,
немного тучный человек с черными волосами и  толстыми  розовыми  щеками  в
обществе сухопарого и аскетичного Лангхольта чувствовал себя до  нелепости
незрелым.
     - Как видите, мы получили ваше письмо, адресованное Кирби.
     - Но... Но ведь это письмо было совершенно личного плана. Я...
     - В этой общине нет ничего личного. В том числе и  писем.  Кирби  сам
передал его мне. Взгляните: он кое-что на нем написал.
     Мандштейн взял письмо и в правом верхнем углу  прочел:  "Кажется,  он
чересчур спешит. Дайте ему пару уроков. Р.К."
     Аколит  положил  письмо  на  место,  ожидая  вспышки  гнева.  К   его
удивлению, Лангхольт только улыбнулся.
     - Почему вы захотели уехать в Санта-Фе, Мандштейн?
     - Чтобы принять участие в исследованиях... в селекционной программе.
     - Вы ведь не эспер.
     - Может быть, у меня найдутся гены, которые окажутся пригодными, сэр.
Поверьте, действовал я отнюдь не из тщеславия. Я хотел внести свою лепту в
общее дело.
     - Вы внесете лепту, Мандштейн, если  будете  добросовестно  выполнять
свою работу. Если вы понадобитесь в Санта-Фе, вас туда  вызовут  в  нужное
время. Неужели вы думаете, что нет более опытных людей, которые с радостью
поедут туда? Как насчет меня? Или брата Аштона? Или  Кирби?  Вы  пришли  к
нам, так сказать, с улицы и по прошествии  полугода  уже  хотите  получить
плацкарту в Утопию. Мне очень жаль, но все это не так просто.
     - Что мне теперь делать, сэр?
     - Очиститесь! Избавьтесь от амбиций и гордости! Молитесь!  Выполняйте
свой каждодневный долг. И не  помышляйте  о  быстрой  карьере.  Кто  хочет
получить все, что ему хочется, тот неизбежно сходит с пути истинного.
     - Может, мне податься в миссионеры? - спросил Мандштейн. - Я  бы  мог
примкнуть к группе, которая отправляется на Венеру...
     Лангхольт вздохнул.
     - Опять вы за свое, Мандштейн! Подавите эмоции! Если  вы  мечтаете  о
жизни авантюриста, вам здесь не место.
     - Я думал, что тем самым искуплю свои грехи.
     - Ну, конечно же! Вас что, прельщает нимб мученика? Или  вы  думаете,
что если миссионеры доберутся до Венеры и с них там не сдерут кожу, то  по
возвращении они сразу же за великие заслуги попадут в Санта-Фе,  как  души
героев - в Валгаллу? Какие-то сумасбродные у  вас  мечты.  Примиритесь  со
своей судьбой - иначе вас придется причислить к еретикам.
     - С еретиками я вообще ничего не имел общего, сэр...
     - То, что я сказал, не оскорбление, Мандштейн. Это просто констатация
истины, - изрек Лангхольт. - Я боюсь за  вас.  Видите  ли...  -  Он  сунул
письмо в мусоросжигатель, где оно тотчас же превратилось в пепел. - Я хочу
забыть этот неприятный инцидент. Но вы не  должны  его  забывать.  Шагайте
себе по миру, но  только  поскромнее.  Умейте  признавать  свои  ошибки  и
молитесь о своем усовершенствовании. А теперь вы можете идти.
     Мандштейн пробормотал слова благодарности и  вышел.  Колени  все  еще
слегка дрожали. Он легко отделался, а ведь могло дойти до собрания общины.
А потом перевели бы в  какое-нибудь  малоприятное  место.  А  может  быть,
вообще исключили из братства.
     Да, он допустил грубую ошибку, пытаясь перепрыгнуть через  инстанции.
Теперь Мандштейн это хорошо понимал. Но другого пути нет. С каждым днем он
стареет и приближается к смерти, в то время как Избранные в Санта-Фе будут
жить вечно. Мысль об этом показалась ему невыносимой, и, поняв, что путь к
бессмертию для него закрыт, Мандштейн пал духом...
     Он прошел вниз, в зал для богослужений, сел в один из последних рядов
и уставился на реактор.
     - Я хочу исчезнуть в Голубом Огне, - бормотал  он  слова  молитвы,  -
чтобы он меня очистил и возвысил мою душу!
     Иногда, стоя  вот  так  перед  алтарем,  он  чувствовал  нечто  вроде
душевного  подъема.  Казалось,  его  осеняет  нечто,  обычно   недоступное
пониманию. Однако это чувство овладевало им  довольно  редко.  Приходилось
сознаться,  что  в  душе  он   малорелигиозен.   В   минуты   критического
самосозерцания Мандштейн понимал, что  религиозный  экстаз  не  для  него.
Более того, на весь культ форстеров он смотрел как на действо в театре, за
кулисами которого разыгрывалось нечто воистину великое. Однако и  в  успех
сложной программы генетических исследований он до конца не верил. И  в  то
время как другие искали в молитвах душевное умиротворение, он ломал голову
над тем, смогут ли лаборатории в Санта-Фе добиться серьезных результатов.
     Веки Мандштейна сомкнулись.  Голова  опустилась  на  грудь.  И  перед
глазами замелькали электроны, мчащиеся  по  своим  орбитам.  Он  безмолвно
повторял электронную литургию.
     И не  успев  закончить  литургию,  он  почувствовал  себя  совершенно
больным. Еще шестьдесят лет - и с ним будет покончено, в то  время  как  в
Санта-Фе...
     Мандштейн поднял глаза на алтарь. Голубой Огонь  продолжал  монотонно
мерцать, словно посмеиваясь над ним, Мандштейном. Тогда, не  выдержав,  он
сорвался со своего места и выбежал на улицу.



                                    2

     В своей рясе цвета индиго  и  капюшоне,  Мандштейн  обращал  на  себя
внимание прохожих. Некоторые смотрели на него, как  на  сверхъестественное
существо. И хотя многие из них были не последними людьми в  обществе,  они
придерживались мнения, что Братство, подобно религиозным орденам прошлого,
причастно к запредельному.
     Мандштейн ступил на транспортную ленту. Мимо  него  проплывали  дома.
Нью-Йорк, словно гигантская, разросшаяся опухоль,  расползался  в  сторону
Гудзона.  Он  давно  превратился  в  хаотический   конгломерат,   поглотив
близлежащие города и став неуправляемым.
     Воздух был чист, пахло снегом, но Мандштейн торопился домой. От храма
до скромных меблированных комнат, где он поселился, надо было пройти  пять
кварталов. Он жил один. Аколитам  требовалось  специальное  разрешение  на
женитьбу. Случайные связи вообще запрещались.  До  сих  пор  Мандштейн  не
очень-то страдал от этого, надеясь, что перевод в  Санта-Фе  разрешит  все
вопросы. Говорили, что в Санта-Фе много молодых и податливых аколиток.
     Но теперь об этом и думать нечего. Санта-Фе  надо  забыть.  Письмо  к
Кирби, написанное под влиянием внезапного  порыва,  перечеркнуло  все  его
надежды.  Теперь  он  обречен  топтаться  на  одной  из  низших   ступеней
иерархической лестницы форстеров.  Спустя  какое-то  время  его  примут  в
Братство, он наденет другую  рясу,  может  быть,  отпустит  бороду,  будет
участвовать в богослужениях, заботиться о пастве - вот и все!
     Разумеется, Братство растет как на  дрожжах,  и  это  сулит  неплохие
перспективы.
     За время жизни одного  поколения  движение  вобрало  в  себя  десятки
миллионов верующих. Форстерам было что предложить людям в  замен  обещаний
старых религий. Они манили уверениями, что где-то в недрах  Братства  идет
поиск тайны бессмертия. На нее-то и тратятся все доходы  церкви.  Это  был
ход конем, и он себя оправдал. Конечно, подражатели, более  мелкие  секты,
тоже добивались некоторых успехов. Были  даже  отколовшиеся  от  форстеров
еретики,  приверженцы   "трансцендентной   гармонии",   которых   называли
лазаристами - по имени главы  движения,  Лазаруса.  Но  Мандштейн  остался
верен форстерам, главным образом потому, что был воспитан в духе  истинной
веры и Голубого Огня. Как бы то ни  было,  он  прочно  сел  в  лужу.  Выше
старосты ему не подняться...
     - Простите!
     Кто-то вскочил на транспортную ленту и так толкнул его, что  он  чуть
не упал. Чудом восстановив равновесие, аколит увидел широкоплечего мужчину
в синем костюме, который поспешно удалялся. "Толкотня,  суета,  -  подумал
Мандштейн. - Лента достаточно широка, чтобы встать на нее  троим.  А  этот
болван даже не видит, куда прет!" Он поправил рясу. И в этот момент чей-то
мягкий голос сказал:
     - Не ходите домой,  Мандштейн.  Просто  идите  дальше.  На  аэродроме
Тарритаун вас ждут.
     Мандштейн оглянулся. Вокруг никого не было.
     - Кто это? - хрипло спросил он.
     - Пожалуйста, не волнуйтесь. С вами ничего не случится.  Работайте  с
нами. От этого вы только выиграете.
     Он снова огляделся. Ближе всех, метрах в  тридцати,  на  транспортной
ленте стояла женщина. Кто же это говорил? Вначале он подумал, что  к  нему
прорвались латентные волны, но затем решил, что это все-таки голос,  а  не
импульсы мыслей.
     Наконец Мандштейн понял, что  мужчина  специально  толкнул  его  и  в
момент  толчка  прикрепил  миниатюрный  передатчик,  металлическую  бляшку
величиной с мелкую монетку. Он даже не стал искать ее.
     Мандштейн спросил:
     - Кто вы?
     - Это не имеет значения. Идите прямо к аэродрому. Там вас ждут.
     - Я же в рясе.
     - Это мы также учли.
     Мандштейн нервно провел рукой по волосам. Без разрешения  начальников
он не мог далеко отлучаться от центра общины, но  получать  разрешение  не
было времени. Кроме того, неприятный разговор  со  старостой  отбил  охоту
просить. Что ж придется рискнуть, какой  бы  загадочной  ни  казалась  эта
история.
     Транспортная лента продолжала везти его дальше. Вскоре он приблизился
к административному зданию аэропорта. Мандштейн сошел с  ленты  и  вступил
под желтовато-зеленый купол из пластика. Здесь  царила  обычная  суматоха,
хотя народу было не особенно много.
     К нему подошли несколько человек. В тот же момент послышался голос из
передатчика:
     - Не пяльтесь так! Следуйте за ними, и по возможности - незаметнее!
     Мандштейн повиновался и пошел за двумя мужчинами и женщиной.  Они  не
спеша миновали газетный киоск, автомат для чистки обуви  и  автоматические
камеры хранения. Один из мужчин,  маленький  и  коренастый,  с  квадратной
головой и густыми светлыми волосами, внезапно остановился и открыл  камеру
хранения. Не торопясь, он вынул оттуда пакет и сунул его под мышку.  Потом
повернул в сторону мужского туалета. Голос сказал:
     - Подождите тридцать секунд, Мандштейн, а потом следуйте за ним.
     Мандштейн остановился. Он был не рад приключению, но чувствовал,  что
сопротивление  бесполезно  и,  видимо,  чревато   неприятностями.   Спустя
тридцать секунд он послушно направился к туалету.
     - Третья кабина! - раздался голос.
     Блондина не было видно. Мандштейн вошел в кабину. На грязном пластике
стульчака лежал пакет, вынутый из камеры хранения. Повинуясь указаниям, он
раскрыл пакет и увидел там зеленую форму Лазаристов.
     - Форма еретиков! Черт возьми, зачем она!
     - Наденьте ее!
     - Не могу! Если меня увидят в...
     -  Не  увидят.  Переодевайтесь!  А  рясу  мы   сохраним   до   вашего
возвращения.
     Чувствуя себя марионеткой, аколит снял рясу, повесил ее на  крючок  и
облачился в новую. Она пришлась ему более или менее  в  пору.  В  капюшоне
что-то было. Пошарив в нем, Мандштейн обнаружил термопластическую маску  и
невольно ощутил благодарность: маска изменит лицо до  такой  степени,  что
его никто не узнает. Раскрыв маску, он прижал ее к  лицу,  и  она  тут  же
прилипла к коже. Затем он тщательно упаковал свою рясу.
     - Оставьте рясу на стульчаке, - приказал тот же голос.
     - Может, не надо? А вдруг она потеряется?
     -  Не  потеряется,  Мандштейн!  И  поспешите,  машина  улетает  через
несколько минут!
     Горестно вздохнув, Мандштейн вышел из кабины. Посмотрел в зеркало  на
стене. Его от природы полное  лицо  стало  неприлично  жирным  -  толстые,
обрюзгшие щеки, влажные толстые губы, небритый тройной  подбородок.  Синие
круги под глазами говорили о том, что он с неделю вел разгульную жизнь. Во
всяком случае он выглядел на десяток лет старше, а  новая  ряса  усиливала
это впечатление.
     Когда он вышел в холл, навстречу ему направилась женщина. У нее  было
скуластое лицо и веки из тонких чешуек платины - мода прошлого  века,  уже
устаревшая. Сейчас никто не делал себе таких  операций.  И  только  старым
матронам, которые еще в юности поддались искушению, не  оставалось  ничего
другого, как донашивать вышедшие из моды  лица.  Женщине,  стоявшей  перед
ним, было лет сорок пять - сорок шесть,  хотя  фигура  у  нее  была  почти
девичья.
     - Вечная гармония, брат, - сказала она хриплым альтом.
     Мандштейн порылся в памяти в поисках подобающего случаю обращения  и,
не найдя, сымпровизировал:
     - Да улыбнется вам Единство!
     - Спасибо. Ваши документы и билет во внутреннем кармане  рясы,  брат.
Пожалуйста, пройдемте со мной!
     Мандштейн понял, что она его сопровождает. Вместе со своей  рясой  он
снял и передатчик. Он, правда, надеялся, что скоро наденет ее снова.
     Транспортная лента подвезла их к турникетам. Мандштейн гадал, куда он
летит и с какой целью. Только на борту самолета он осмелился спросить:
     - Куда мы летим?
     И тут же получил неожиданный ответ:
     - В Рим.



                                    3

     Мандштейн открыл глаза и увидел древние  монументы:  Форум,  Колизей,
Капитолий...  Мелькнул  броский  памятник  Виктору-Эммануилу.  Их  маршрут
проходил  по  самому  центру  старого  города.  Когда  они  проезжали  виа
Национале, он увидел Голубой Огонь  на  храме  форстеров,  и  это  зрелище
показалось ему неуместным здесь, в  колыбели  старых  религий.  Интересно,
какую роль играют лазаристы в Европе?
     Машина мчалась по пригороду Рима в северном направлении.
     - А вот виа Фламиниа, - сказала его провожатая. - Улица выглядит  так
же, как и две тысячи лет тому назад.
     Мандштейн устало кивнул. Он был голоден, потому что вот уже несколько
часов ничего не  ел,  если  не  считать  того,  что  перехватил  на  борту
самолета. Хотелось спать.
     Наконец  машина  остановилась  перед   убогим   кирпичным   строением
километрах в двадцати от города.  Было  прохладно  и  туманно.  Мандштейн,
вылезая из машины, зябко  передернул  плечами.  Женщина  с  искусственными
веками провела его по скрипучей деревянной лестнице в жарко натопленное  и
ярко освещенное помещение, где его ожидали три человека  в  зеленых  рясах
лазаристов.
     "Вот и подтверждение, - подумал Мандштейн. - Я попал к еретикам".
     Мужчины не назвали своих имен. Один из них был высокий  и  толстый  с
расплывчатыми чертами лица и толстым носом. Другой - такой же высокий,  но
худой, с проницательными  глазами  на  мрачном  лице.  У  последнего  была
неприметная внешность, обращали на себя внимание только бледность  лица  и
пустой взгляд. Толстяк, самый старший и, видимо, главный из трех, не тратя
времени на приветствие, сказал:
     - Итак, вас взяли.
     - Откуда?
     - Мы за вами наблюдали, Мандштейн, и надеемся, что вы  нам  поможете.
Мы знаем, что вам у форстеров нелегко, а  нам  необходим  свой  человек  в
Санта-Фе.
     - Вы - лазаристы?
     - Да. Как насчет стаканчика вина, Мандштейн?
     Тот пожал плечами. Женщина вышла из помещения и  вскоре  вернулась  с
бутылкой фраскатти и несколькими стаканами. Она разлила  вино,  и  мужчины
вместе с Мандштейном выпили.
     - Что вы от меня хотите? - спросил он.
     - Чтобы вы с нами сотрудничали, -  ответил  толстяк.  -  Сейчас  идет
война, и мы хотели бы привлечь вас на нашу сторону.
     - Я не слышал ни о какой войне.
     - Это война между Тьмой и Светом, - сказал тонкий. -  А  мы  -  воины
Света. И не смотрите  на  нас  как  на  фанатиков,  Мандштейн.  Мы  вполне
нормальные люди.
     - Может быть, вы знаете, - включился  третий  лазарист,  -  что  наша
религия выросла из  вашей.  Мы  уважаем  учение  Форста  и  придерживаемся
большинства его заповедей. Да, мы считаем себя интерпретаторами его учения
и полагаем, что стоим к нему ближе, чем современная иерархия братства. Мы,
так сказать, очистители этой религии.  Ведь  каждая  религия  нуждается  в
чистке и реформации.
     Мандштейн пригубил вино. "Что-то здесь не так, - подумал он. - Обычно
проходит не одна сотня лет, прежде чем религия костенеет и возникает нужда
в реформаторах. А братству всего тридцать лет".
     Толстяк как будто угадал его мысли:
     - Не забывайте, что темп жизни все ускорятся. Христианам понадобилось
триста лет - от Августина до Константина, - чтобы  добиться  политического
контроля над Римской империей. Форстеры не нуждаются  в  таком  количестве
времени. Вы ведь знаете, что в Северной Америке и во многих других  частях
Земли  члены  братства  занимают   ключевые   позиции   в   управлении   и
законодательстве. А в некоторых странах они организовали свои партии. Ну а
об экономической мощи, как и финансовой, и говорить нечего.
     - А вы хотите возвратиться  к  добрым  старым  традициям  семидесятых
годов? - спросил Мандштейн. - К этим жалким хижинам, преследованиям  и  ко
всему прочему?
     - Нет. У нас просто создалось впечатление,  что  Братство  сбилось  с
курса и погрязло в мелочах. Вы  знаете,  что  такое  власть?  Власть  ради
власти вышла на первый план. И это вместо того,  чтобы  употребить  власть
ради высоких целей.
     - Руководящие лица из числа форстеров пытаются занять  более  высокие
посты и агитируют за изменение системы налогов, - подхватил тонкий. -  Эта
постоянная борьба за влияние в государстве и обществе становится  для  них
самоцелью, искажает  перспективы,  поглощает  время  и  силы.  Между  тем,
Братство терпит поражение на Марсе и Венере. И где, вообще, те  гигантские
результаты,  которые  сулила  программа   форстеров?   Где   те   огромные
достижения, о которых нам твердят уже тридцать лет?
     - Сменилось только одно  поколение,  -  ответил  Мандштейн.  -  Нужно
потерпеть немного. -  Он  усмехнулся  в  душе:  забавно,  что  именно  он,
Мандштейн, призывает других к терпению. - Мне  кажется,  что  Братство  на
верном пути.
     - А нам этого не кажется, - процедил бледный. - Когда нам не  удалось
провести необходимые реформы изнутри, мы вынуждены были выйти из  Братства
и начать свою собственную кампанию. Конечные  цели  у  нас  те  же  самые:
личное  бессмертие  за  счет   физической   регенерации,   культивирование
внечувственных  способностей  для  развития  новых  видов  коммуникаций  и
транспорта. Вот чего мы хотим! А участвовать в обсуждении новых налогов...
это, по меньшей мере, пустая трата времени и, конечно же, не наше дело.
     Мандштейн возразил:
     - Сначала надо получить контроль над  правительствами,  а  потом  уже
думать о конечных целях.
     - Совсем не обязательно! - выкрикнул толстяк. - На это уйдет еще  лет
пять-десять,  за  которые  Братство  совсем  деградирует.  Вы  не   должны
забывать, что форстеров всего несколько миллионов, не так уж это много  по
сравнению со всем населением Земли. Нет, молодой  друг,  это  неправильный
путь. Нужно приступить к решению главных задач. И мы уверены, что нас ждет
успех. Тем или иным способом мы достигнем своих целей.
     Женщина наполнила стакан Мандштейна. Он попытался отказаться, но  она
была так настойчива, что ему пришлось подчиниться.
     - Я полагаю, что вы привезли меня в Рим не  только  для  того,  чтобы
высказать свое мнение о Братстве. Зачем я вам нужен?
     - Предположим, что мы смогли бы добиться вашего перевода в  Санта-Фе,
- сказал толстяк.
     Мандштейн чуть не поперхнулся:
     - Вы могли бы это сделать?
     - Предположим, что могли бы. Готовы ли в этом случае собрать для  нас
кое-какие данные о работе лабораторий?
     - То есть шпионить?
     - Называйте как хотите.
     - Это очень плохо звучит, - сказал Мандштейн.
     - Вам за это заплатят.
     - Такие вещи должно быть очень хорошо оплачиваются?
     Еретик доверительно наклонился к Мандштейну:
     - Мы дали бы вам в нашей организации пост десятого ранга. В  Братстве
вы получите его только лет через пятнадцать-двадцать. Хотя  наше  движение
много меньше, в его иерархии вы можете подняться  гораздо  быстрее.  Такой
честолюбивый человек как вы, к пятидесяти годам  вообще  может  занять  на
одну из самых высоких должностей.
     - И вы считаете, что имеет  смысл  занимать  крупный  пост  в  мелком
движении? - съязвил Мандштейн.
     - Ну что вы, наша организация не останется такой мелкой. И не  только
благодаря той информации, которую вы приобретете  для  нас.  Она,  правда,
ускорит рост и влияние. Мы уверены, что многие  люди  покинут  Братство  и
перейдут к нам, как только поймут, что у нас им будет лучше. И  вы  будете
занимать важный пост, как один из тех, кто присоединился к движению  одним
из первых.
     Что ж, им нельзя было отказать в логике. Братство представляло  собой
уже довольно крупный аппарат - богатый и могущественный,  но  обремененный
бюрократией. На быстрое продвижение по служебной лестнице рассчитывать  не
приходилось. Вот  если  он  примкнет  к  маленькой,  но  растущей  группе,
амбиции, которой соответствуют его собственным...
     - Не пойдет, - сказал он печально.
     - Почему?
     - Предположим, вы действительно устроите меня в Санта-Фе.  Но  эсперы
просветят меня еще до того, как я распакую свои чемоданы. Сразу же увидят,
что я шпион, и вышлют. Меня выдаст воспоминание об этом нашем разговоре.
     Толстяк усмехнулся:
     - Почему вы решили, что будете помнить об этом разговоре? У нас  тоже
есть свои эсперы, аколит Мандштейн!



                                    4

     Помещение, в котором находился Мандштейн, напоминало полый куб. Кроме
самого Мандштейна там никого и ничего не было - даже  окон  и  мебели.  Не
было даже паутины. С хмурым видом, переминаясь с ноги на ногу, он  смотрел
на потолок и пытался найти источник искусственного  освещения.  Сейчас  он
даже не знал, в каком городе находится. Его разбудили на  восходе  солнца,
привезли на аэродром, сунули в самолет. Сейчас он мог быть и в Джакарте, и
в Бенаресе, и даже в Лос-Анджелесе.
     Неизвестность  отозвалась  в  нем  неприятным   чувством.   Лазаристы
уверяли, что нет никакого риска, но не  убедили  Мандштейна.  Братство  не
достигло  бы  такой  силы,  такого  могущества,  если  бы  не  располагало
средствами  самообороны.  Несмотря  на  все  уверения,  его  легко   могли
разоблачить еще до того, как он попадет в секретные лаборатории,  и  тогда
ему несдобровать. С предателями Братство расправлялось  довольно  жестоко.
За фасадом мягкости  и  добросердечия  скрывалась  жестокость,  и  в  этом
смысле, несмотря на  прогресс  цивилизации,  а  может,  и  благодаря  ему,
Братство оставило позади инквизицию средневековья.
     Мандштейну довелось как-то слышать историю руководителя  филиппинской
общины, продавшего протоколы заседания врагам. Этого бедолагу  привезли  в
Санта-Фе и парализовали чувствительные болевые центры его мозга.  Казалось
бы, чего лучше - никогда больше не испытывать  боли!  Однако  теперь  этот
несчастный не знал, когда холодно, а когда горячо. Ушибы,  порезы,  ожоги,
внутренние болезни, до поры не обнаруживающие себя, будут  изнурять  тело,
которое захиреет и умрет. Он может лишиться  пальца,  оторвать  себе  клок
кожи... Да, такой человек может откусить себе язык и не заметить этого  до
первого разговора.
     Мандштейну стало страшно. В это время открылась дверь,  и  в  комнату
вошел человек.
     - Вы - эспер? - нервно спросил Мандштейн.
     Вошедший - невзрачный, с тонкими губами и гладко зачесанными волосами
оливкового цвета, стройный до хрупкости мужчина - кивнул.
     - Лягте, пожалуйста, на пол, - сказал он мягким, приятным голосом.  -
И расслабьтесь. Я вижу, вы боитесь  меня,  а  это  мешает.  Вы  не  должны
бояться.
     - Почему не должен? Вы же собираетесь манипулировать моей душой.
     - Не надо преувеличивать. Пожалуйста, расслабьтесь...
     Лежа на покрытом резиной полу, Мандштейн пытался сбросить напряжение.
Эспер сел в угол, скрестив ноги в позе йога, и не  глядел  на  Мандштейна,
который нервничал, не зная, что же сейчас произойдет.
     Он уже не раз видел эсперов. С тех пор  как  сто  лет  назад  удалось
исследовать  своеобразный  механизм  сверхчувственного  восприятия  и  его
начали  культивировать  путем  естественного  отбора,  количество  эсперов
заметно выросло. Правда, их способности часто были непредсказуемы, так как
эсперы не всегда могли их контролировать. Кроме  того,  эсперы  отличались
неровным поведением, болезненной чувствительностью и  даже  склонностью  к
психозам.  Мандштейн  не  радовало   общество   психически   нестабильного
субъекта.
     А ну как этот эспер вместо воздействия на определенные нервные центры
возьмет и перевернет шиворот-навыворот  всю  структуру  его  памяти?  Ведь
могло случиться, что...
     - Теперь вы можете подняться, - сказал эспер не очень  дружелюбно.  -
Все сделано.
     - Что сделано? - спросил Мандштейн.
     Эспер коротко рассмеялся.
     - Это вам не обязательно знать.
     Невидимая дверь в стене  открылась  во  второй  раз,  и  эспер  ушел.
Мандштейн встал и спросил себя: где он и что с ним случилось? Он встал  на
транспортную ленту, потом его толкнул какой-то мужчина...
     Худощавая женщина с выступающими скулами и веками из мерцающей фольги
пригласила:
     - Пройдемте, пожалуйста!
     - Куда и зачем я должен идти?
     - Доверьтесь мне и пойдемте.
     Мандштейн вздохнул и прошел по коридору в другое  помещение.  Посреди
комнаты находился металлический резервуар, формой и величиной напоминающий
гроб.  Мандштейн,  конечно  же,  очень  хорошо  знал,  что  это  маленькая
регенерационная  камера.  Она  применялась   для   полной   физической   и
психической разгрузки. Но служила и для  менее  гуманных  целей:  человек,
пробывший в регенерационной камере дольше положенного времени,  становился
безвольным и податливым.
     - Раздевайтесь и садитесь в ванну, - сказала женщина.
     - А если я этого не сделаю?
     - Вы это сделаете.
     - Надолго?
     - На два с половиной часа.
     - Это слишком много, - сказал Мандштейн. - Я очень сожалею, но  я  не
чувствую себя настолько утомленным. Покажите  мне,  пожалуйста,  выход  на
улицу.
     Женщина сделала легкое движение, и в  то  же  мгновение  в  помещение
вкатился робот - огромный и страшный на вид. Мандштейн еще не разу в жизни
не вступал в схватку с роботом. Не захотел и сейчас.
     А женщина вновь указала на регенерационную камеру.
     "Какой-то страшный сон, - подумал Мандштейн. - Кошмарный,  нереальный
сон".
     Он  начал  раздеваться.  Камера  загудела,  извещая   о   готовности.
Мандштейн сел в нее и,  заткнув  уши,  наложил  дыхательную  маску.  Потом
окунулся в теплую жидкость. Он ничего не видел  и  не  слышал,  с  внешним
миром его связывал только шланг для дыхания.
     Вскоре Мандштейн полностью  расслабился.  И  комплекс  амбициозности,
конфликтности, чувства вины, вожделений, неосуществленных желаний  и  идей
постепенно начал распадаться.
     Он еле проснулся, когда его вытащили  из  камеры.  Сам  он  едва  мог
держаться на ногах, так что пришлось его поддерживать. Он получил одежду и
заметил, что это была одежда еретиков, но догадался не задавать  вопросов.
Но сам себя  спросил:  как  же  могло  случиться  такое?  Наконец  на  его
действительно безвольное лицо была натянута термопластическая маска.  Судя
по всему, он должен был вновь путешествовать инкогнито.
     В холле аэропорта Мандштейн с удивлением обнаружил, что  все  надписи
сделаны по-арабски. Где же он? В Каире? В Мекке? Или в Бейруте?
     Для  Мандштейна  и  женщины  с  искусственными  веками  был   заказан
отдельный салон. Во время полета спутница несколько раз пыталась  задавать
вопросы, но Мандштейн никак не реагировал на  них,  лишь  изредка  пожимал
плечами.
     Самолет совершил посадку на аэродроме Тарритаун. Наконец-то  знакомая
территория! Электронные часы подсказывали Мандштейну, что сейчас среда, 13
марта 2095 года, 9 часов 05 минут. Он вспомнил, что спешил домой накануне,
во вторник. Интересно, что же он делал всю вторую половину дня во  вторник
и ночь со  вторника  на  среду?  Пятнадцать-шестнадцать  часов  совершенно
выпали у него из памяти.
     Когда они уже находились под  куполом  здания  таможенного  контроля,
женщина прошептала:
     - Идите в туалет, третья кабина, и смените там вашу одежду.
     Мандштейн послушно направился к туалету и в  указанной  кабине  нашел
пакет, в котором оказалась его голубая ряса. Поспешно сняв зеленую одежду,
Мандштейн натянул голубую, потом вспомнив о маске, сорвал ее и выбросил  в
унитаз. Сложил зеленую одежду, перевязал и, не зная,  что  с  ней  делать,
оставил в туалете.
     Когда он вышел, прямо к нему направился мужчина среднего возраста.  С
радостной улыбкой, протягивая руку, он воскликнул:
     - Аколит Мандштейн!
     - Да. - Мандштейн не имел понятия кто это, но руку пожал.
     - Хорошо поспали?
     - Я?..  Да,  конечно...  -  удивленно  произнес  Мандштейн.  -  Очень
хорошо...
     В следующий момент они обменялись взглядами, и  Мандштейн,  к  своему
удивлению, не смог вспомнить, зачем он ходил в туалет  и  что  там  делал.
Забыл он и о том, что был в какой-то арабской стране и носил зеленую  рясу
еретиков.
     Он был уверен, что провел ночь в  своей  скромной  комнате,  хотя  не
совсем ясно, что же ему нужно здесь, на аэродроме, и как  он  сюда  попал.
Однако это было не так уж важно.
     Почувствовав голод, он купил в буфете аэропорта  обильный  завтрак  и
тут же, стоя, съел его. В десять  Мандштейн  был  уже  в  общине,  готовый
исполнять свой долг.  Около  одиннадцати  мимо  прошел  брат  Лангхольт  и
сердечно поздоровался.
     - Вас не очень взволновал наш вчерашний разговор, Мандштейн?
     - Я... Я сделал из него выводы.
     - Вот и хорошо! И не надо быть таким честолюбивым. Все придет в  свое
время. А теперь прошу вас спуститься вниз и проверить гамма-излучение.
     - Хорошо.
     Мандштейн поспешил вниз по лестнице и подошел к алтарю сбоку. Голубой
Свет  продолжал  сиять  -  источник  спокойствия  и  уверенности  в   мире
беспокойства и неуверенности. Аколит вынул гамма-счетчик из ниши,  где  он
хранился, и, просмотрев данные, записал их. Он вернулся  к  своим  обычным
обязанностям.



                                    5

     Вызов в Санта-Фе пришел через три недели.  Это  поразило  руководство
общины, как удар молнии. Наконец известие достигло и ушей Мандштейна.  Его
принес один из коллег.
     - Тебя просят зайти в кабинет Лангхольта.  У  него  начальник  округа
Кирби.
     Мандштейн испугался:
     - Зачем же я им нужен? Я же ни в чем не провинился...
     - А разве я сказал, что у тебя будут  неприятности?  Какая-то  важная
новость. Они там очень взволнованы. Кажется, пришел приказ из Санта-Фе.
     "Странно", - подумал Мандштейн и поспешил в кабинет Лангхольта. Кирби
стоял у книжных полок. Он оказался настолько похожим на Лангхольта, что их
можно было принять за братьев.  Оба  -  высокие,  худые,  с  аскетическими
лицами,  примерно  одного  возраста,  серьезны.  Чувство   ответственности
выражали не только их лица, но и во вся фигура.
     Мандштейн никогда не видел Кирби вблизи.  Ходили  слухи,  что  раньше
Кирби был служащим ООН, занимал высокий пост, но  лет  пятнадцать-двадцать
тому назад почему-то решил покинуть его и вступить в  Братство.  Здесь  он
также  дослужился  до  высокой  должности:  стал  начальником  одного   из
пятнадцати округов, на которые была поделена страна, а  значит,  одной  из
пятнадцати самых важных персон североамериканской организации.  Его  седые
волосы были коротко пострижены, а выражение серо-зеленых глаз  было  столь
странным, что Мандштейн с трудом выдерживал их взгляд. Когда Кирби вот так
посмотрел на Мандштейна, тот мысленно спросил себя:  "И  как  я  отважился
написать этому человеку письмо?"
     Кирби едва заметно улыбнулся:
     - Мандштейн?
     - Да, сэр.
     - Называйте меня братом, Мандштейн. Брат Лангхольт сообщил  мне,  что
очень вами доволен.
     "Вот как", - удивился Мандштейн.
     Лангхольт подтвердил:
     - Я рассказал начальнику  округа,  что  вы  честолюбивы,  прилежны  и
активны. Указал и на то, что этими  качествами  вы  обладаете  как  раз  в
необходимой степени, может быть, даже в избытке. Но в Санта-Фе все  придет
в норму.
     Мандштейн не мог выговорить ни слова.
     - Сэр... Э-э... Я думал, брат Лангхольт, что мне отказали в  переводе
в Санта-Фе.
     Кирби кивнул:
     - Так оно и было. Но этот вопрос ставился на повестку дня еще  раз  и
был решен иначе. Там как раз нужны несколько аколитов, но не эсперов.  Вот
мы и пересмотрели вопрос. Конечно, желающих было больше,  чем  необходимо,
так что можете считать, вам повезло.  Надеюсь,  вы  не  переменили  своего
мнения и по-прежнему хотите, чтобы вас перевели в Санта-Фе?
     - Конечно, сэр... брат Кирби!
     - Вот и хорошо! У вас неделя на сборы. -  Серо-зеленый  взгляд  Кирби
внезапно стал пронзительным. - Надеюсь, вы будете нам полезны и оправдаете
наше доверие, Мандштейн!
     Мандштейн не мог понять, действительно ли его собираются перевести  в
Санта-Фе или просто хотят избавиться от него. Но бывают же чудеса, и нужно
принимать их как реальность, не задавая лишних вопросов.
     Когда прошла неделя,  он  последний  раз  поклонился  Голубому  Огню,
попрощался с Лангхольтом и коллегами  и  отправился  в  путь  с  маленьким
саквояжем.
     Около полудня  он  был  уже  в  Санта-Фе.  Аэродром  буквально  кишел
бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве
в  общественном  месте.  Он   посмотрел   сквозь   стекло   на   ландшафт,
простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг
- необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой
равнины), лишь кое-где оживляемая  желто-зелеными  кустиками.  Вдали,  еле
видимые, возвышались горы из песчаника.
     - Брат Мандштейн? - окликнул его какой-то толстый аколит.
     - Да.
     - Я - брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет?
Хорошо! Пойдемте!
     На залитой солнечными лучами площади  их  ожидала  машина.  Мандштейн
положил саквояж на заднее сиденье и  забрался  под  купол  машины-капсулы.
Каподимонте сел за руль и включил электромотор.
     Машина загудела и быстро помчалась вперед.
     Каподимонте на вид было лет сорок. "Немного староват для аколита",  -
подумал Мандштейн.
     - Вы здесь в первый раз? - спросил сопровождающий.
     - Да, - ответил Мандштейн. - Чудесный пейзаж.
     - Вы  уже  обратили  на  это  внимание?  Да,  здесь  чувствуешь  себя
совершенно раскованным, свободным от всего  мелочного.  Так  много  места,
пространства.  В  каждой  долине  доисторические  руины.  Когда  вы  здесь
акклиматизируетесь,  можете  съездить  в  Фриольский  каньон  полюбоваться
пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн?
     - Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю.
     - А какая у вас специальность?
     - Нуклеоника, - ответил Мандштейн. - Попросту говоря, я истопник.
     - А я до  вступления  в  Братство  был  антропологом.  И  теперь  все
свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться  в  прошлое,
особенно если, имеешь дело с будущим.
     - Вы действительно делаете успехи?
     Каподимонте кивнул.
     - Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу  к  Избранным,
посвященным  в  тайны,  но,  судя  по  всему,  успехи  есть  и  большие...
Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе.
     Мандштейн обернулся в ту сторону, куда  указывал  Каподимонте.  Город
показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так  и  по
размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей.
     - Я считал, что Санта-Фе много больше, - сказал Мандштейн.
     - Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде,  в  каком
он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек.
     Мандштейн нахмурил брови.
     - А как же лаборатории и другие необходимые помещения?
     - Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе - в пятидесяти
милях от него. Ближайший к Центру город.
     Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу  изменилась.
Кустарники  сменились  высокими  деревьями,  преимущественно  соснами.   А
Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом
Центре. "Это еще раз доказывает, - подумал он, - что если  хочешь  чего-то
достичь, необходимо действовать решительно". Вот он рискнул,  и  хотя  его
поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе.
     Жить  вечно!  Предоставить  свое  тело   экспериментаторам,   которые
научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть,
конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но
это же ожидает его и при существующем положении вещей.  Зато  тут  у  него
появляется шанс стать одним из Избранных!
     Путь преградили железные ворота, на которых играли  солнечные  блики.
Каподимонте сбавил скорость и сказал:
     - Приехали.
     Ворота начали медленно открываться.
     Мандштейн спросил:
     - Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в
Центр?
     Каподимонте рассмеялся.
     - Не беспокойся, брат Мандштейн!  В  последние  полчаса  мы  вас  уже
проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины  не  пускать
вас, эти  ворота  не  открылись  бы.  Можете  успокоиться  -  проверку  вы
выдержали.



                                    6

     Официально святую святых форстеров  именовали  Центром  биологических
наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных  электронным
забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения.
     Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя  религиозный  дух
здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что  оно  не  только
оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство
не делало тайны из того,  что  его  конечной  целью  является  победа  над
смертью. И речь велась не  просто  об  искоренении  болезней  и  продлении
жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало
определенные шаги в этом направлении и до  прихода  форстеров:  в  крупных
индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста
лет. И это было одной из причин перенаселения Земли.
     Форстеры обещали на первых порах удлинить жизнь до ста двадцати  лет,
причем в первую очередь тем, кто хотел этого,  но  не  мог  заплатить.  Но
почему до ста двадцати, а не до двухсот или трехсот? Или вообще до тысячи?
"Подарите нам вечную жизнь!" - вопили  массы  и  теснились  перед  храмами
форстеров. И каждый  надеялся  на  то,  что  именно  он  попадет  в  число
Избранных.
     Конечно,  перспектива  вечной  жизни  необычайно  усложняла  проблемы
перенаселенной   планеты   и   и   грозила   катастрофическим    старением
человечества. Братство хорошо понимало это и надеялось выйти из положения,
открыв для человечества Галактику.
     Колонизация Солнечной  системы  началась  еще  за  два  поколения  до
обнародования доктрины Форста. Уже были заселены  Марс  и  Венера,  правда
по-разному. Ни одна из этих планет не была пригодна для жизни, поэтому  на
Марсе изменили  условия  жизни,  сделав  их  приемлемыми  для  людей.  При
колонизации Венеры поступили наоборот:  людей  преобразили  так,  что  они
смогли жить в условиях, царивших  на  этой  планете.  Обе  колонии  сейчас
процветали. Но это, к  сожалению,  не  решало  проблему  перенаселения:  в
течение ста лет денно и нощно космические корабли должны были бы  покидать
Землю, чтобы увезти на Венеру и Марс нужное количество людей, а  это  было
невозможно не только с технической, но и с экономической точки зрения.
     Но если бы можно было выйти за пределы Солнечной системы, если бы  не
нужно было изменять и приспосабливать для  жизни  планеты,  если  бы  были
найдены новые транспортные средства...
     - Слишком много "если", - сказал Мандштейн.
     Каподимонте кивнул.
     - Вы правы. Но тем не менее опускать руки мы не должны.
     - Вы серьезно надеетесь, что с помощью телекинетической силы  эсперов
вам удастся послать  человека  к  звездам?  -  спросил  Мандштейн.  -  Мне
кажется, это фантастические мечты...
     Каподимонте перебил его с улыбкой на устах:
     - Человечество всегда славилось тем,  что  претворяло  фантастические
мечты в жизнь. Вспомните хотя бы о сказочных поисках архиепископа Иоганна,
о поисках Северного  морского  пути...  Отбросьте  скептицизм!  Оглянитесь
вокруг! Присмотритесь, что происходит!
     Прошла неделя с момента прибытия Мандштейна в Центр.  Он  еще  не  во
всем разобрался, но успел узнать многое. Он уже знал, например, что  здесь
построен город для шести тысяч эсперов не старше сорока  лет,  и  всех  их
поощряют к деторождению, выплачивая премии и санкционируя свободный  выбор
партнера.  Матери,  имеющие  пять-шесть  детей,  пользовались  специальным
покровительством. Таким образом пытались вырастить новый тип людей. Однако
этот  путь   не   обещал   быстрых   результатов,   поэтому   одновременно
практиковалось  искусственное  изменение  генов  в  семенных   клетках   и
яйцеклетках. Какого успеха добились уже на этом направлении  исследований,
никто не знал. Результаты можно  будет  увидеть  только  через  пять-шесть
поколений.
     Будучи простым аколитом,  Мандштейн,  естественно,  не  участвовал  в
исследованиях и не мог судить об их  результатах.  Приблизительно  так  же
обстояло дело с теми, кого он знал. Это  были,  главным  образом,  простые
техники. Но все они делали вид, что знают гораздо  больше,  чем  на  самом
деле, и часто пытались спекулировать на этом.
     Мандштейна интересовала а основном не селекционная работа с эсперами,
а продление жизни. Форстеры искали средства, которые дали  бы  возможность
регенерировать клетки отмирающих  тканей,  с  тем  чтобы  продление  жизни
клеток достигалось изнутри, а не пересадкой тканей.
     Мандштейн также вносил свою лепту  в  это  дело.  Как  и  все  низшие
чиновники Центра, он  должен  был  один  раз  в  несколько  дней  отдавать
небольшой кусочек тканей для опытов. Процедуры были довольно неприятными и
болезненными, но он не мог уклоняться от них. Кроме того,  он  должен  был
отдавать свою сперму. Не будучи эспером, он представлял  собой  подходящий
экземпляр для наблюдений.
     Мандштейн делал все, что приказывали.  Служил  объектом  для  опытов,
поставлял ткани, кровь и сперму, а в остальное время трудился  на  ядерной
фабрике Центра.
     Его жизнь разительно отличалась от той, которую он  вел  в  пригороде
Нью-Йорка. Отсутствие прихожан позволяло забывать, что он  духовное  лицо.
Конечно, и тут регулярно совершались богослужения, но в них  чувствовалось
нечто профессиональное, поверхностное и деловое.
     И в этом прохладно-деловом климате нетерпение  Мандштейна  постепенно
начало ослабевать. Он больше не мог мечтать о Санта-Фе,  ибо  он  уже  был
здесь, в самой гуще событий, участвовал в экспериментах, хотя и  несколько
иначе, чем представлял. Теперь он мог только ждать  и  надеяться,  что  со
временем получит более приличную работу.
     У него появились и новые друзья,  и  новые  интересы.  Он  побывал  с
Каподимонте у руин Пуэбло, ходил с аколитом по имени  Вебер  охотиться  на
кроликов. Он вступил в певческий союз и аккуратно, два раза в месяц, пел в
хоре. Короче говоря, он врастал в новый образ жизни.
     Он, разумеется, не осознавал,  что  является  шпионом  еретиков.  Все
события, связанные с этим, исчезли из его памяти. Однако в  душе  осталась
пустота, которая однажды сентябрьской ночью  начала  заполняться  какой-то
странной потребностью.
     Это  была  "ночь  мезонов"   -   праздник,   в   календаре   осеннего
равноденствия форстеров. Мандштейн  стоял  в  зале  для  песнопений  между
Каподимонте и Вебером. Он видел, как реактор на  алтаре  излучает  Голубой
Свет, слышал голос священника:
     -  Земля  вертится,  люди  приходят  и  уходят.  И  в  жизни  каждого
произойдет качественный скачок, если он избавится от сомнений и страхов  и
обретет полную уверенность. Подобно вспышке света ты  почувствуешь  внутри
себя огонь и чувство единения с...
     Мандштейн застыл. Это были слова Форста - слова,  которые  он  слышал
столько раз, что  они  уже  и  не  воспринимались.  Но  когда  прозвучало:
"Чувство единения", он громко засопел и, скорчившись,  схватился  за  край
пульта - острая боль пронзила его...
     - Что случилось? - спросил Каподимонте. - Неважно себя чувствуете?
     - Нет... Просто судорога.
     Мандштейн попытался выпрямиться, и это ему  удалось,  но  он  тем  не
менее понял, что с ним что-то не в  порядке.  Только  не  понимал  что.  В
каком-то отношении он не был сам себе хозяином.
     Он плотно сжал зубы и закрыл глаза. На лбу выступил пот... Ничего  не
помогало. Волей-неволей он должен  будет  следовать  внутреннему  приказу,
которому не в силах противиться.



                                    7

     Семь часов спустя, в самую темную пору  Мандштейн  понял,  что  время
пришло.
     Он проснулся и натянул свою рясу. В  доме  было  тихо.  Он  вышел  из
спальни в коридор и спустился вниз по лестнице. Вскоре он уже находился на
площадке между жилыми домами.
     Ночь была холодной. Здесь, в горных  районах,  жара  не  удерживалась
долго  после  захода  солнца.  Поеживаясь  от  холода,  Мандштейн  шел  по
пустынным улицам. Постов не было: изолированной колонии некого  опасаться.
Правда, где-нибудь мог бодрствовать эспер, пытающийся поймать чужие мысли.
Но  от  Мандштейна  не  исходило  никаких  подозрительных  или  враждебных
импульсов. Он сам не знал, куда и зачем он шел. Силы, гнавшие его  вперед,
исходили из мозгового центра инстинктов и находились вне сферы  телепатии.
Они управляли его моторными реакциями, а не мыслительными.
     Он подошел к информационному центру - кирпичному дому без  окон.  Его
рука нажала на идентификационную шайбу, за  несколько  секунд  поверхность
его ладони была сверена специальным  устройством  с  кадровым  листком,  и
дверь открылась. Внезапно он понял, что ему здесь  нужно:  голографическая
камера.
     Такие вещи обычно хранились на втором этаже, и  Мандштейн  отправился
наверх. Он вошел в кладовую, открыл стенной шкаф и вынул оттуда компактный
предмет длиной сантиметров тридцать. Сунув камеру в  рукав,  он  не  спеша
вышел из дома.
     Автоматически перейдя еще одну площадь, он направился к зданию  21-а,
где находилась лаборатория, проводящая опыты  по  удлинению  жизни  и  где
обычно брали его ткани для проб.
     Миновав автоматические двери, он спустился по лестнице  в  подвальное
помещение и вошел в первую комнату слева. На одном из столов  лаборатории,
стоящем у задней стены, находился ящичек  с  микрофотографиями.  Мандштейн
включил автоматическое устройство, фотографии одна за другой потекли через
проектор, появляясь под объективом для просмотра.
     Мандштейн привел камеру в  действие  и  сделал  голограмму  с  каждой
фотографии. Это было очень  легко:  луч  лазера  вспыхивал,  отражался  от
изображения и пересекал другой луч под  углом  сорок  пять  градусов.  Без
специального устройства полученные таким образом  голограммы  расшифровать
невозможно. Только другой  луч,  направленный  под  таким  же  углом,  мог
перевести голограммы в изображения. Изображения  были  объемными  и  очень
чувствительными к ошибкам. Но сейчас Мандштейн об этом не думал.  Он  даже
не знал, зачем все это делает.
     Закончив манипуляции с микрофотографиями, он прошелся по  лаборатории
и снял все, что могло пригодиться. Камера могла  сделать  несколько  сотен
изображений,  и  Мандштейн  работал  до  тех  пор,  пока   не   запечатлел
практически все... После  этого  он  вышел  из  здания,  вынул  капсулу  с
голографическими пластинами из камеры  и  сунул  ее  в  нагрудный  карман:
капсула была не больше спичечного коробка. После этого отнес камеру  туда,
откуда он ее брал и вернулся к себе в спальню.
     Не успела его голова коснуться подушки, как он забыл  не  только  то,
что делал в лаборатории, но и то, что вообще выходил из спальни.
     Утром Мандштейн предложил Каподимонте:
     - Может, нам съездить к Фриольскому каньону?
     Тот улыбнулся, польщенный:
     - Я разбудил ваш интерес?
     Мандштейн пожал плечами.
     - В какой-то мере. К тому же у меня  странное  настроение.  Вид  руин
поможет рассеяться.
     - Мы можем поехать в Пуйе. Там мы еще  не  были.  Грандиозный  вид  и
совсем в другом роде...
     - Нет, нет, именно к  Фриольскому  каньону,  -  сказал  Мандштейн.  -
Договорились?
     Они получили разрешение на выезд из Центра  -  для  техников  низшего
ранга это было нетрудно - и  ранним  утром  выехали  на  запад  в  сторону
индейских руин.
     Машина мчалась по дороге, ведущей в Лос-Аламос, где в  прошлую  эпоху
находился секретный атомный центр. Однако не доехав  до  Лос-Аламоса,  они
повернули налево и тряслись около тридцати миль по проселочной дороге.
     В каньоне никогда не бывало много народу,  но  сейчас,  когда  летний
сезон уже кончился, здесь было вообще пустынно. Они не заметили ни  одного
человека и прошли вниз по главной  дороге  мимо  руин  древних  поселений,
построенных из вулканических пород. Извивающаяся тропа привела их ко входу
в пещеры. Подойдя к  большой  пещере,  где  раньше  совершались  церемонии
древних индейцев, Мандштейн сказал:
     - Обождите секундочку, я только брошу взгляд внутрь.
     Он поднялся по деревянной лестнице наверх и протиснулся сквозь  узкое
отверстие. Стены пещеры почернели от копоти. Мандштейн  увидел  целый  ряд
ниш, служивших особым ритуальным целям. Спокойно,  почти  механически,  он
вынул из кармана капсулу с  голограммами  и  положил  ее  в  уголок  самой
дальней ниши. Потом огляделся и начал спускаться обратно.
     Каподимонте сидел на круглом камне из песчаника и смотрел на  высокую
красноватую стену каньона.
     Мандштейн сказал:
     - Ну как, двинемся дальше?
     - Куда? К руинам Фриольво?
     - Нет. - Мандштейн показал  на  стену  каньона.  -  В  Япаши.  Или  к
каменным львам.
     - Это около пятнадцати миль. Мы не вернемся и к ночи. К  тому  же  мы
там были в середине июля. Но мы могли бы сходить к Церемониальные  пещеры.
Это недалеко.
     - Согласен, - сказал  Мандштейн.  Они  быстро  зашагали  по  дорожке.
Мандштейн был неплохим ходоком, а  Каподимонте  уже  через  полчаса  начал
тяжело  дышать.  Однако  Мандштейн  продолжал  сохранять   прежний   темп.
Каподимонте начал отставать. Наконец они добрались до пещер, побродили там
немного  и  повернули  обратно.  Когда  они   достигли   исходной   точки,
Каподимонте захотел немного отдохнуть и перекусить.
     - Конечно, - сказал Мандштейн, - отдохните, а я тем временем схожу  в
магазин сувениров.
     Как только Каподимонте скрылся  в  закусочной,  Мандштейн  подошел  к
магазину сувениров и исчез в телефонной будке. В памяти всплыла комбинация
цифр, гипнотически всаженная в его мозг. Сунув в щель  монету,  он  набрал
номер.
     - Вечная Гармония, - отозвался чей-то голос.
     - Говорит Мандштейн. Дайте мне кого-нибудь из тринадцатого отдела.
     - Минуточку.
     Мандштейн ждал, ощущая какую-то пустоту в  душе.  Он  действовал  как
лунатик. Внезапно в трубке послышался астматический голос:
     - Мандштейн? Очень хорошо! Сообщите нам подробности.
     В нескольких словах Мандштейн объяснил, где он оставил  капсулу.  Его
поблагодарили, и он, повесив трубку, вышел из будки.  Перед  магазином  он
встретил Каподимонте, который выглядел отдохнувшим и сытым.
     - Ну как, нашли что-нибудь подходящее? - спросил Каподимонте.
     - Нет. Или дешевка, или очень дорого. Поехали!
     Каподимонте сел за  руль.  Мандштейн  смотрел  на  проносящиеся  мимо
пейзажи и размышлял. Зачем ему надо было приезжать сюда сегодня? Он  никак
не мог этого понять. Он не помнил ничего, ни одной детали. Все связанное с
передачей информации вычеркнули из памяти.



                                    8

     За ним пришли спустя неделю в полночь. Без всякого  предупреждения  в
комнату вкатился робот и встал над кроватью. Робота сопровождал  маленький
человек с острыми чертами  лица.  Мандштейн  узнал  брата  Магнуса,  члена
коллегии председателей, которая руководила Центром.
     - Что случилось? Что... - пробормотал Мандштейн.
     - Одевайтесь, вы - шпион!
     - Я не шпион. Это какая-то ошибка, брат Магнус!
     - Не оправдывайтесь, Мандштейн! И лучше  помолчите.  Встать!  Быстро!
Ну, живее, живее! И не вздумайте сделать какую-нибудь глупость.
     До смерти перепуганный Мандштейн не знал, что ему  делать.  Он  понял
лишь одно: пускаться в дебаты с Магнусом не имело смысла, тем более что  в
комнате был этот проклятый робот. Поэтому он выполз  из  кровати,  натянул
рясу и последовал за Магнусом.
     Минут десять спустя Мандштейн уже стоял в круглом помещении на  пятом
этаже   административного   здания.   Напротив   монументами   возвышались
руководители Центра. Такого количества высокопоставленных лиц  он  еще  не
видел ни разу. Их было восемь. Вероятно, все - члены коллегии. В лицо  ему
бил яркий свет.
     - Девушка уже здесь, - сказал кто-то.
     Ее ввели. Девушка была эспером. Лет шестнадцати, с одутловатым  лицом
и толстыми ногами.  Колючие  глаза  неприятно  поблескивали.  Мандштейн  с
первого взгляда возненавидел ее и не смог подавить в себе  этого  чувства,
хотя и пытался: ведь она одним словом могла решить его судьбу!
     Магнус сказал:
     - Вот этот человек! Что вы можете прочесть в нем?
     - Страх. Ненависть. Упрямство.
     - А как обстоят дела с верностью?
     - Лоялен он в первую очередь к самому себе. -  Девушка-эспер  развела
руками и бросила на Мандштейна ядовитый взгляд.
     - Он обманывал нас? - поинтересовался Магнус.
     - Нет. Ничего подобного я в нем не вижу.
     Мандштейн промямлил:
     - Может, вы объясните смысл этой комедии?..
     - Молчать!.. - набросился на него Магнус.
     Кто-то из членов коллегии заметил:
     - У нас же имеются неопровержимые  доказательства.  Может  быть,  она
ошибается?
     - Просветите его аккуратнее! - приказал Магнус. - Проверьте  все  его
воспоминания, день за днем. Не упускайте ни малейшей подробности.  Вы  уже
поняли, что нас интересует?
     Мандштейн в растерянности взглянул на холодные лица присутствующих. А
девушка, казалось, наслаждалась его унижением. "Вонючая ищейка, -  подумал
он. - Ну что же, ищи себе на здоровье!"
     Девушка оскорбилась:
     - Он думает,  что  эта  работа  доставляет  мне  удовольствие.  Пусть
поплавает в клоаке, тогда узнает, что это за работа!
     - Просветите его! - повторил Магнус. - Уже поздно, а у нас еще  много
дел.
     Она кивнула.  Мандштейн  ждал  ощущений,  которые  показали  бы,  что
просвечивается память, но ничего не почувствовал.
     Прошло несколько минут, и вдруг девушка победно вскинула голову:
     - Наблюдается погашение  памяти.  Выпадает  ночь  с  тринадцатого  на
четырнадцатое марта!
     - Вы можете преодолеть это препятствие? - спросил Магнус.
     - Нет, для этого нужен  эксперт.  Кто-то  целиком  вычеркнул  из  его
памяти всю ночь. Он ничего не знает о том, что делал.
     Члены коллегии обменялись взглядами. Мандштейна бросило в  пот.  Ряса
прилипла к телу.
     - Вы можете идти, - сказал Магнус девушке.
     После ее ухода атмосфера немного разрядилась, но Мандштейн  продолжал
трястись от страха. Он  понял,  что  его  уже  осудили  и  приговорили  за
преступление, о котором он ничего не знал. И он вспомнил  о  всех  случаях
расправы с неугодными: о человеке с парализованными нервными  центрами,  о
биологе, которого подвергли лоботомии, совершенно изменив его личность,  о
несчастном члене коллегии, которого продержали  в  регенерационной  камере
девяносто шесть  часов,  об  эспере,  которому  трансплантировали  в  мозг
электроды и с помощью электрошока превратили в слабоумного...
     - Да будет вам известно, Мандштейн, - сказал наконец  Магнус,  -  что
кто-то проник в лабораторию продления жизни и  сделал  большое  количество
голограмм. Весьма чистая работа, но у нас есть там сигнальная  система,  и
вы привели ее в действие...
     - Клянусь вам, сэр, что я даже не помышлял переступить порог...
     - Приберегите это  для  кого-нибудь  другого.  Во  время  работы  вас
неоднократно  сняли   инфракрасной   камерой.   Поэтому   сомневаться   не
приходится. Вас послали сюда в качестве шпиона. А знали вы об этом или нет
- это уже другой вопрос.
     Один из членов коллегии вмешался:
     - Недавно прибыл Кирби. С минуты на минуту он будет здесь.
     - Интересно, что он скажет по этому поводу, - процедил Магнус.
     В этот момент вошел Кирби. Он сутулился  и  выглядел  лет  на  десять
старше, чем в тот день, когда Мандштейн видел его у Лангхольта.
     Магнус повернулся и раздраженно бросил:
     - Вот ваш человек, Кирби! Что вы думаете о нем теперь?
     - Он не мой человек! - ответил Кирби.
     - Вы одобрили его перевод сюда, - сказал  Магнус,  -  а  он  оказался
бомбой замедленного действия. Кому-то удалось  ее  сюда  засунуть,  и  она
сработала. Этот человек заснял всю лабораторию и отдал материалы  в  чужие
руки. Мои братья и я намерены просветить также и вас.
     - Может быть, материал еще у него? - спросил Кирби, пытаясь перевести
разговор в другое русло.
     - На другой день после  посещения  лаборатории  он  вместе  с  другим
аколитом ездил к руинам индейской деревни.  Наверняка  оставил  голограммы
где-нибудь там.
     - Вы проследили их маршрут? - поинтересовался Кирби.
     - Не будем удаляться от темы, - холодно парировал  Магнус.  -  Сейчас
нас интересует, кто за всем этим скрывается. Этот человек был рекомендован
Центру, и сейчас нас интересует, где вы  отыскали  его  и  с  какой  целью
прислали к нам.
     Кирби бросил хмурый взгляд на Мандштейна, а затем на Магнуса:
     - Я не могу нести ответственность за этого  человека  и  перевод  его
сюда. В феврале он написал мне письмо, в котором просил освободить его  от
обязанностей, исполняемых в общине, и перевести в Санта-Фе. Он обошел  при
этом  своего  начальника,  поэтому  я  вернул   его   письмо   в   общину,
порекомендовав приучить этого человека к дисциплине.  А  несколько  недель
спустя я получил указание перевести его в Центр. Я был удивлен, но тем  не
менее подчинился. Вот и все, что я знаю о Кристофере Мандштейне.
     Магнус поднял указательный палец:
     - Минутку, Кирби! Вы же начальник округа. Кто вам дает инструкции?  И
как вы можете помимо своей воли осуществлять переводы?
     - Инструкции исходили из более высокой инстанции.
     - Трудно в это поверить, - съязвил Магнус.
     Несмотря на всю  тяжесть  своего  положения,  Мандштейн  с  интересом
прислушивался к этой перепалке между высокопоставленными лицами. Он и  сам
никак не мог понять,  какими  судьбами  очутился  в  Санта-Фе.  Теперь  же
выяснилось, что и другие этого не знали.
     Кирби стоял на своем:
     - Инструкция исходила из источника, о  котором  мне  не  хотелось  бы
говорить.
     - Вы заставляете сомневаться в вашей искренности, начальник Кирби!  -
воскликнул Магнус.
     - А вы злоупотребляете моим терпением, Магнус, - отрезал Кирби.
     - Мне просто очень хочется знать, кто заслал к нам этого шпиона.
     Кирби тяжело вздохнул.
     - Ну хорошо, - сказал он. - Я открою вам все: инструкция исходила  от
самого Форста. Именно Ноэль Форст  позвонил  и  сказал,  что  ему  хочется
видеть Кристофера Мандштейна в Санта-Фе.



                                    9

     Допросы на  этом  не  прекратились.  Мандштейна  просвечивали  другие
эсперы, пытаясь проникнуть сквозь блокаду памяти. Но успеха  не  добились.
Пустили в ход  медицинские  препараты.  Мандштейну  ввели  лошадиную  дозу
сыворотки правды и допрашивали, допрашивали  без  перерыва.  Его  вынудили
раскрыть всю свою душу, обнажить все слабости  и  дурные  наклонности.  Но
ничего определенного не нашли. Четыре часа в регенерационной ванне тоже не
дали результата,  если  не  считать  того,  что  Мандштейна  превратили  в
полутруп, который уже нельзя было даже допрашивать.
     И та, и другая сторона дошли чуть ли  не  до  исступления.  Мандштейн
готов был признаться даже в том, чего не совершал. И признался-таки, чтобы
обрести наконец покой. Но эсперы вновь просветили его и уличили во  лжи  и
трусости. Он понял, что каким-то образом попал в руки  врагов  Братства  и
заключил с ними договор, который и выполнил, не подозревая  об  этом.  Его
очень беспокоило то, что некоторая часть воспоминаний совершенно стерлась.
     Понял Мандштейн и то, что песенка его спета. Они  не  оставят  его  в
Санта-Фе. Его мечте о бессмертии пришел конец. Они вышвырнут его. Он скоро
состарится и будет оплакивать свою судьбу. Хорошо еще,  если  они  оставят
ему жизнь. А то ведь  могут  и  убить  или  посадить  в  его  плоть  зерно
разрушения.
     В тот декабрьский день падал легкий снежок.  Кирби  вошел  в  камеру,
чтобы сообщить заключенному о его участи.
     - Вы можете идти, Мандштейн.
     - Идти? Куда?
     - Куда хотите. Ваше дело окончено. Вас признали  виновным,  но  учли,
что вы действовали против  своей  воли  и  разума.  Вы  оказались  жертвой
чьих-то козней. Из Братства вас изгоняют, но никаких других мер против вас
предпринимать не будут.
     - Это означает полный выход из Братства?
     - Не обязательно. Все зависит от вас. Если вы захотите присутствовать
на песнопениях в общинах, мы не откажем вам в утешениях веры. Но  занимать
должность в Братстве вы теперь не можете. Я очень сожалею, Мандштейн,  что
все так вышло.
     Мандштейн тоже сожалел о случившемся,  хотя  и  почувствовал  большое
облегчение. Они не собираются его наказывать. Он ничего не потерял,  кроме
перспективы вечной жизни, которая, по правде говоря, весьма  туманна.  Что
ж, с карьерой форстера покончено, но ведь есть  другие  секты,  где  можно
выдвинуться.
     Его отвезли в город, дали немного денег и предоставили  самому  себе.
Мандштейн сейчас же отправился  в  ближайшую  общину  лазаристов,  которая
находилась, как выяснилось, в ста милях от Санта-Фе, в Альбукерке.
     - Мы вас ждали,  -  сказал  ему  один  из  лазаристов,  облаченный  в
ярко-зеленую рясу. - Я получил указание  немедленно  сообщить  начальству,
если вы появитесь.
     Мандштейн не особенно удивился, когда ему  предложили  лететь  в  Рим
ближайшим рейсом. Расходы на поездку лазаристы взяли на себя.
     В Риме его встречала женщина с искусственными  веками.  Она  не  была
известна Мандштейну, но посмотрела на  него  с  улыбкой,  как  на  старого
знакомого. Сев в машину, они  выехали  за  город  и  вскоре  достигли  виа
Фламиниа. Там, в  одном  из  коттеджей,  Мандштейн  приветствовал  крупный
коренастый лазарист с красным носом:
     - Добро пожаловать! Вы меня помните?
     - Да как вам сказать... Впрочем... конечно же... помню.
     В этот момент к нему действительно начали возвращаться  воспоминания.
Закружилась голова. В прошлый раз в этой комнате  с  ним  беседовали  трое
еретиков. Один из них угощал его вином и предложил пост в движении, а  он,
в свою очередь,  согласился  на  засылку  в  Санта-Фе.  Рыцарь  крестового
похода! Воин Света!
     - Вы хорошо сделали свое дело, Мандштейн, -  сказал  еретик  масляным
голосом. - Мы, правда, не думали, что вас так быстро  разоблачат.  Но  кто
мог знать обо всех  этих  предосторожностях?  Мы  смогли  вас  обезопасить
только от эсперов, и довольно успешно, в чем вы убедились. Как  бы  то  ни
было, ваша информация оказалась очень ценной для нас.
     - А вы не забыли о своем обещании? Я получу пост десятой степени?
     - Разумеется! Вы пройдете  трехмесячные  курсы,  узнаете  о  целях  и
задачах  нашего  движения.  А  после  этого  сразу  приступите   к   своим
обязанностям в организации. Куда вы предпочитаете отправиться? На Марс или
на Венеру?
     - На Марс или на Венеру? Я не совсем понимаю...
     - Мы прикрепим  вас  к  миссионерскому  отделу.  Следующим  летом  вы
покинете Землю, чтобы приступить к работе в  колониях.  Причем  вы  можете
выбрать любую колонию, какую пожелаете.
     Мандштейн приуныл. Такого оборота он не ожидал.  Продаться  еретикам,
чтобы потом тебя вышвырнули в другой мир разыгрывать мученика...
     - Это нечестный трюк, - возмутился он. - Вы не можете заставить  меня
быть миссионером!
     - Вам предложили пост десятой ступени, - спокойно ответил лазарист, -
а в каком отделе вы будете работать, решаем мы.
     Мандштейн промолчал. У него  разболелась  голова.  Он,  конечно,  мог
уйти,  но  тогда  прощай  последние  надежды!  Не  лучше  ли  подчиниться,
смириться до поры? Чего не бывает на свете...
     - Хорошо, - сказал он. - Я отправляюсь на Венеру.




              ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. 2135 г. КУДА УХОДЯТ ИЗМЕНЕННЫЕ?


                                    1

     Юноша пританцовывал вокруг колонии ядовитых грибов высотой до колена,
разросшихся  за  часовней,  и  с  непостижимой  легкостью   ускользал   от
серо-зеленых  убийц.  Он  перепрыгнул  через  пень  глиняного   дерева   и
приблизился к густому кустарнику, не имеющему названия, который граничил с
задней стороной сада. Юноша ухмыльнулся ему, и тот расступился с такой  же
готовностью, с какой Красное море пропустило Моисея.
     - Вот и я! - объявил молодой человек Николасу Мартеллу.
     - Не думал, что ты вернешься, - ответил миссионер форстеров.
     Юноша, его имя было Элвит, состроил озорную гримасу.
     - Брат Кристофер сказал, что я не должен возвращаться. Поэтому-то я и
здесь. Расскажите мне о Голубом Свете. Вы  действительно  можете  получать
свет от атомов?
     - Входи! - пригласил Мартелл.
     Этот юноша был его первым завоеванием с тех пор,  как  он  прибыл  на
Венеру, хотя и это нельзя было назвать  большим  достижением.  Но  Мартелл
довольствовался и этим. Все-таки первый шаг. А надо было покорить планету.
Может быть, и Вселенную.
     У входа в часовню Элвит вдруг в смущении остановился. "Ему, наверное,
не больше десяти, - подумал Мартелл. - Что его сюда привело? Злоба? Или он
шпионит в пользу  еретиков?  А,  все  равно!"  Мартелл  решил  не  бросать
начатого дела.  Он  активировал  алтарь,  и  Голубой  Огонь  наполнил  все
помещение, заиграв на стенах часовни. Элвит издал возглас удивления.
     - Голубой Огонь - это символ,  -  сказал  Мартелл.  -  Единое  начало
объединяет всю Вселенную. Ты знаешь, что такое атомные  частицы?  Протоны,
электроны, нейтроны? Вещи, из которых все сделано?
     - Я могу дотронуться до них, - сказал Элвит, -  и  разогнать  во  все
стороны.
     - Ты мне покажешь, как ты это делаешь? - Мартелл вспомнил, как  юноша
заставил расступиться колючий кустарник в саду: один взгляд, одно душевное
усилие - и кустарник отступил... Эти жители Венеры -  телекинетики.  Он  в
этом убежден. - Как же ты их разгоняешь?
     Но юноша ничего не ответил.
     - Расскажите мне побольше о Голубом Огне, - попросил он.
     - Ты прочитал книгу, которую я тебе дал? О Форсте? Там есть все,  что
ты хочешь узнать.
     - Брат Кристофер отнял ее у меня.
     - Ты показывал ему книгу? - испуганно спросил Мартелл.
     - Он хотел узнать, зачем я ходил к вам. И я сказал, что вы  мне  дали
книгу. Он попросил посмотреть, а сам оставил ее у себя. Вот  я  и  пришел.
Расскажите мне, зачем вы здесь и чему учите?
     Мартелл никогда не думал, что  первым  в  его  будущей  пастве  будет
ребенок. Мгновение он помедлил, а затем сказал осторожно:
     - Наша религия очень похожа на ту, что проповедует брат Кристофер. Но
есть и различия. Его люди сочиняют много сказок. Это  хорошие,  интересные
сказки, но все же только сказки. Ты это понимаешь?
     - Вы говорите о Лазарусе?
     - Вот именно. Это мифы - не больше. А мы пытаемся обойтись  без  них.
Мы хотим войти в соприкосновение с основами Вселенной. Мы...
     Элвит потерял интерес к разговору. Он начал теребить одежду,  толкнул
ногой стул. Его привлекал только алтарь, больше ничего.
     Мартелл предпринял новую попытку:
     - Кобальт радиоактивен. Он  источник  бета-лучей  -  электронов.  Они
проходят через водные резервуары и вырывают фотоны. Отсюда и свет.
     - Я могу задержать свет, - сказал юноша. - Вы  рассердитесь,  если  я
это сделаю?
     Мартелл не знал, что ответить, и ошарашенно молчал. Но  потом  решил,
что в отношениях с аборигенами лучше проявлять снисходительность,  к  тому
же  каждое  наблюдение  телекинетических  способностей   могло   оказаться
полезным. Он доложит об этом начальству.
     - Ну что ж, попробуй! - ответил он.
     Элвит  продолжал  стоять  без  движения,  но  свет  заметно  ослабел.
Создавалось впечатление, будто кто-то прикрыл  реактор  защитным  кожухом,
так что количество электронов, испускаемых им и  достигающих  воды,  стало
намного меньше. Телекинез в субатомном  мире!  Мартелл  был  настолько  же
восхищен, насколько и растерян, когда увидел как гаснет свет. В это  время
свет засиял так же ярко, как и раньше. На голубовато-пурпурном  лбу  юноши
блестели капельки пота.
     - Вот и все! - сказал он.
     - Как ты это делаешь?
     - Просто очень хочу, - ответил Элвит и, улыбаясь, спросил: - А вы так
не можете?
     - Боюсь, что не могу, - ответил Мартелл. - Послушай, если я дам  тебе
еще одну книгу, ты можешь обещать, что не покажешь ее брату Кристоферу?  У
меня их мало, понимаешь? И я не  могу  позволить,  чтобы  их  все  забрали
лазаристы!
     - В следующий раз, - сказал юноша.  -  Сегодня  у  меня  нет  желания
читать. Я приду еще. И вы мне все расскажете.
     Он вышел из часовни на  улицу  и  исчез  среди  кустов,  не  придавая
никакого значения тем опасностям,  которые  его  могли  там  подстерегать.
Мартелл смотрел ему вслед и думал о том, действительно ли  он  завоевывает
сердце Элвита или тот просто смеется над ним, Мартеллом. Наверное, и то, и
другое.
     Николас Мартелл прибыл  на  Венеру  десять  дней  назад  на  корабле,
прилетевшем с Марса. Он был одним из  тридцати  пассажиров,  но  никто  из
попутчиков не обращал на него внимания. Десять  из  них  были  марсианами,
которые, так же как и Мартелл,  не  пожелали  дышать  воздухом  Марса.  Их
планета теперь довольно точно  походила  на  Землю,  но  воздух  оставался
сильно разреженным. На Венере состав воздуха был ближе к земному.
     Мартелл принадлежал к измененным: у него были жабры.  Собственно,  не
жабры,  так  как  они  не  предназначались  для  дыхания  под   водой,   а
своеобразные фильтры, просеивающие кислородные молекулы.
     Мартелл хорошо приспособился к жизни на  Венере.  Он  не  нуждался  в
гелии, так как его организм умел вытягивать  жизненные  силы  из  азота  и
совершенно  не  реагировал  на  высокое  содержание   двуокиси   углерода,
смертельное для землян.  Хирурги  из  Санта-Фе  колдовали  над  ним  шесть
месяцев. К сожалению, работать над яйцеклетками было поздно -  он  слишком
стар для этого. Обычно же изменения затрагивали и  половые  органы  людей,
посылаемых на Венеру. В его жилах текла  уже  не  красная,  а  голубоватая
кровь. Тот же оттенок приобретала кожа. Короче, он был похож на  коренного
жителя Венеры.
     На борту корабля находились также девятнадцать уроженцев  Венеры,  но
они держались отчужденно, не признавая его своим, и старались избегать его
общества.  Командир  корабля,  извинившись,  поместил  его   в   складском
помещении.
     - Да вы же знаете этих надменных венериан, брат! Достаточно на них не
так взглянуть, и они уже обнажают свой меч. Оставайтесь здесь,  так  будет
надежней, - он рассмеялся. - А еще  надежнее  будет,  если  вы  вообще  не
сойдете на Венере.
     Мартелл тогда только улыбнулся. Он был готов ко всему.  За  последние
сорок лет  на  Венере  погибло  только  тридцать  миссионеров,  снискавших
мученический   венец.   Операции   позволили    Мартеллу    лучше    своих
предшественников  приспособиться  к  жизни  на  Венере.  Те   мучились   с
кислородными приборами и масками, и  поэтому  были  недостаточно  активны.
Форстеры так и не смогли укрепить свой престиж на Венере,  хотя  на  Земле
пользовались большим уважением, причем  довольно  давно.  Мартелл  получил
трудное задание: он должен был открыть филиал Братства на Венере.
     Новая родина приняла его холодно. Он даже потерял сознание,  попав  в
ее атмосферу. А когда пришел в себя, то увидел,  что  космический  корабль
уже улетел. Мартелл обвел  глазами  незнакомый  вид.  Болотистую  равнину,
покрывала причудливая растительность с голубоватой листвой. В  сером  небе
низко висели черные облака. Унылым пейзаж.
     Из  ангара  выкатывались  роботы.  Выходили   пассажиры.   Таможенный
чиновник равнодушно посмотрел на Мартелла, взял его  раскрытый  паспорт  и
недовольно спросил:
     - Вы священник?
     - Да.
     - И вы уверены, что я разрешу вам въезд на планету?
     -  Да,  -  ответил  Мартелл.  -  На   основании   соглашения   N_2128
ограниченное число землян имеет право на въезд, в частности прибывающие  с
научными или религиозными целями...
     - Можете не продолжать.  -  Чиновник  поставил  штамп  в  паспорте  и
выписал визу. - Николас Мартелл, - бормотал он, заполняя визу. - Вы  здесь
и умрете. Почему бы вам не вернуться туда, откуда прибыли? Ведь  там  люди
живут вечно, не так ли?
     - Люди там живут довольно долго, но здесь у меня работа.
     - Вы просто глупец.
     - Возможно, - спокойно ответил Мартелл. - Мне можно идти?
     - Где вы остановитесь? У нас нет отелей.
     - Обо мне позаботится марсианское посольство, пока я не устроюсь сам.
     - Вы никогда не обретете здесь твердой почвы под ногами.
     Мартелл  ничего  не  ответил.  Он  знал,  что  каждый  житель  Венеры
чувствовал себя много выше землянина и возражения с его стороны  воспринял
бы как оскорбление. А Мартелл был отнюдь не подготовлен к дуэли  на  мечах
или ножах, к тому же он был скромен  от  природы  и  предпочел  проглотить
обиду. Чиновник отдал ему документы и сделал  знак,  что  он  может  идти.
Мартелл взял свой единственный чемодан и вышел из здания. "Теперь найти бы
такси", - подумал он. До города было  несколько  миль,  а  он  нуждался  в
отдыхе и сне после утомительного путешествия в кладовой звездолета.  Кроме
того, он хотел поговорить с Вайнером, послом Марса. Марсиане, правда, были
не в восторге от его миссии здесь, на Венере,  но  они  во  всяком  случае
согласились частично облегчить его  жизнь.  А  официальных  представителей
Земли здесь не было. Связи между Землей и ее колониями давно прерваны.
     Такси стояли на  противоположной  стороне  большой  пыльной  площади.
Мартелл потащился туда со своим чемоданом. Почва скрипела под его  ногами,
словно он шел по гальке. А открывавшийся вид навеивал  уныние.  Ни  лучика
солнца.
     Аэропорт выглядел заброшенным. Кроме  роботов  там,  казалось,  почти
никого не было. Лишь четыре венерианина контролировали  работу  аэропорта.
Были, правда, еще те девятнадцать аборигенов, с  которыми  он  прибыл,  да
десять марсиан, но больше никого. Венера мало заселена.  На  всей  планете
жило около трех миллионов человек, из которых больше половины обосновались
в семи городах,  далеко  отсюда.  Венериане,  пионеры  на  дикой  планете,
славились своим чванством. У них было достаточно пространства, чтобы  дать
выход этому чувству. "Пожили  бы  они  хоть  недельку  на  кишащей  людьми
Земле", - подумал Мартелл.
     - Такси! - крикнул он.
     Ни одна из машин не выехала навстречу ему.  Интересно,  роботы  здесь
тоже высокомерны? Или все дело в его акценте? Он снова позвал такси, но  с
тем же успехом.
     Потом Мартелл понял, в чем дело. Прибывшие  венериане  уже  вышли  из
здания аэропорта и пересекали площадь. А они, конечно, имели  преимущество
перед ним. Почти все они принадлежали к высшей касте. Даже их походка была
надменно-чванливой и в то же время беспечно-небрежной. Мартелл понял,  что
они не помедлят с расправой, если он встанет им поперек дороги.
     Его охватила злость. Чем  они  кичатся  -  голубокожие  самураи,  эти
новоявленные  феодалы,  эти  самозваные  аристократы?  Уверенным  в   себе
цивилизованным людям не надо напускать  неприступный  вид  и  прибегать  к
глупым, средневековым формам общения. В принципе, можно не  бояться  таких
нецивилизованных, внутренне  неуверенных,  малограмотных  индивидуумов.  И
все-таки страх не рассеивался. Ибо они подавляли  какой-то  несвойственной
землянам монументальностью.
     Самих венериан разделяли  не  только  классовые  противоречия,  но  и
биологические различия. К высшей касте принадлежали основатели колонии. По
духу и телу они намного отличались от прибывших  позже,  а  тем  более  от
землян.  Несовершенство  генетических  методов  приспособления  превратило
первых колонистов почти в чудовищ: рост их достиг двух с половиной метров,
неприятно поражали голубая кожа, грубая и пористая, и жабры,  свисающие  с
обеих  сторон  горла.  В  дальнейшем  удалось  ограничиться   минимальными
изменениями. Следующие поколения венериан унаследовали признаки, возникшие
в результате манипуляций с генами. Обе касты были чересчур чувствительны к
внешним проявлениям внимания и питали нескрываемое отвращение к землянам.
     Мартелл наблюдал, как венериане приблизились к машинам, сели в них  и
укатили. Не осталось ни одного такси. Он повернулся в сторону аэропорта  и
увидел, что  марсиане  также  уехали.  Пришлось  вернуться  к  паспортному
контролю.
     Чиновник бросил на него хмурый взгляд.
     Мартелл спросил:
     - Скажите, где я могу достать  такси?  Мне  необходимо  добраться  до
города.
     - Сегодня такси больше не будет. Они вернутся только завтра.
     - Нельзя ли позвонить в марсианское посольство? Они пришлют  за  мной
машину.
     - Вы уверены, что они это сделают?  Зачем  им  брать  на  себя  такую
обузу?
     - Может, вы и правы, - ответил Мартелл. - Пожалуй, я пойду пешком.
     В следующую минуту ему пришлось спрятать улыбку: с таким удивлением и
растерянностью посмотрел на него чиновник. А Мартелл гордо вышел из здания
аэропорта.



                                    2

     Миссионер бодро шагал по дороге.  Дикая  природа  по  обеим  сторонам
дороги  -  и  никакого  признака  жилья.  Деревья  протягивали   сучья   с
голубоватой, темной листвой. Мартелл часто слышал какие-то шорохи и треск,
доносившиеся из чащи, но не видел никого и ничего.  Он  шел,  шел,  шел...
Сколько же миль до города? Восемь? Десять? Не зная  этого,  он  готов  был
идти целый день, если потребуется. Сил для этого у него хватило бы,  хотя,
глядя на него, неказистого, невысокого, с узким длинным лицом и  холодными
серыми глазами, никто бы этого не подумал.
     Он очень хорошо знал, что ему нужно. Он должен  построить  часовню  и
познакомить всех - а это было самое трудное - с тем, что может  предложить
Братство. Пусть ему угрожают! Пусть! Может быть, его даже убьют,  как  это
уже случалось с миссионерами. Мартелл был  готов  встретить  смерть  и  не
боялся ее. Слишком сильна его вера... Перед  отъездом  ему  оказали  честь
самые высокие чиновники Братства, придя попрощаться.  Седовласый  Рейнольд
Кирби собственной персоной пожал ему руку, а дальше его ждал  еще  больший
сюрприз: сам Ноэль Форст положил ему руки на плечи и тихо сказал:
     - Мне уже больше ста лет, и я  чувствую,  что  ваша  миссия  принесет
плоды, брат Мартелл.
     Вспомнив об этом, Мартелл исполнился чувством гордости.
     Он непроизвольно ускорил шаг, увидев несколько  домов  неподалеку  от
дороги.  По  всей  вероятности,  это  уже  окраина  города.  Дома   стояли
изолированно друг от друга, и каждый был обнесен высоким,  не  менее  двух
метров, забором. Мартелла это не удивило - венериане недружелюбны.  Они  и
планету обнесли бы забором, если бы могли. Но скоро он достигнет города, а
потом...
     Мартелл в удивлении остановился, увидев  катящееся  на  него  колесо.
Сначала  он  подумал,  что  колесо  отлетело  от  какого-нибудь   средства
передвижения, но затем понял, что это  образчик  местной  фауны...  Колесо
было еще далеко от него, но мчалось с бешеной скоростью  -  не  менее  ста
двадцати миль в час. Теперь Мартелл отчетливо увидел, хотя  мог  наблюдать
лишь несколько мгновений, два колеса  из  какой-то  роговой  субстанции  в
оранжевых  и   желтых   пятнах,   соединенные   шишкообразной   внутренней
структурой. Колеса, острые, как нож,  имели  приблизительно  три  метра  в
диаметре, а связующее их тело было гораздо меньше. Существо между колесами
постоянно меняло свое положение, видимо тем самым наращивая скорость.
     Мартелл отскочил в сторону. Двойное колесо просвистело в полуметре от
него, и он с содроганием почувствовал приторно-сладкий запах.  Помедли  он
хоть немного, и колесо размолотило бы его на части.
     Странное существо промчалось еще метров сто, а затем  развернулось  и
еще быстрее понеслось назад.
     "Эта тварь гоняется за мной", -  подумал  Мартелл.  Он  был  силен  и
довольно ловок, владел новой техникой самозащиты, но как бороться  с  этой
бестией, не знал. И решил снова уклониться в надежде на то,  что  существо
не может  сразу  менять  направление.  Колесо  стремительно  накатывалось.
Мартелл выждал до последней минуты, а  затем  вновь  отскочил  в  сторону.
Бестия тоже повернула за ним,  но  большая  скорость  помешала  ей  быстро
развернуться, и она проскочила мимо. Тяжело дыша,  Мартелл  наблюдал,  как
чудовище разворачивается. Теперь он знал, что  зверь  в  состоянии  менять
курс. Еще одна-две попытки, и он будет разорван...
     Охота возобновилась. Мартелл подождал, пока колесо не приблизится  на
несколько метров, а потом быстро перепрыгнул  дорогу.  Благодаря  меньшей,
чем на Земле, силе притяжения мышцы перебросили его на  пять  с  половиной
метров. Он уже было подумал, что во время прыжка  чудовище  разрежет  его.
Однако повезло и на этот раз: ожидая, что он опять отскочит назад,  монстр
повернул в другую сторону, и пострадал лишь чемодан. Его перерезало, точно
лазерным лучом. Весь скарб вывалился на землю.
     Колесо изготовилось к новой атаке. Что делать? Взобраться на  дерево?
Самые низкие ветви ближайшего дерева находились в  семи-восьми  метрах  от
почвы. Кроме того, путь преграждал густой и  колючий  кустарник.  Нет,  не
успеть. Оставалось прыгать взад и вперед по дороге в  надежде  перехитрить
проклятое чудовище. Но долго он не выдержит.  Рано  или  поздно  усталость
скажется, и тогда колесо разрежет его на части. "Да, глупо погибать так, -
подумал Мартелл, - не успев выполнить своей миссии".
     Между тем двойное колесо  снова  приблизилось.  Мартелл  отпрыгнул  и
услышал, как оно просвистело мимо. Интересно, свирепеет ли оно?  Наверное,
нет.  Просто  охотится  за  пищей,  как  ему  предопределено   примитивной
природой. Мартелл начал задыхаться. Приближалась развязка.
     Внезапно он почувствовал, что уже не один: со стороны домов к  дороге
спускался юноша. Колесо тем временем развернулось и помчалось на Мартелла.
Юноша уже был в нескольких шагах от него. А потом - Мартелл даже не видел,
как это произошло, -  колесо  опрокинулось,  перекрыв  почти  всю  дорогу.
Незнакомец лет десяти-двенадцати, почти мальчик, самодовольно посмотрел на
Мартелла. Он принадлежал, почти  наверняка,  к  низшей  касте.  Венерианин
высшей касты не стал бы его спасать. Зачем себя утруждать? Приглядевшись к
юноше, Мартелл понял, что тот и  не  думал  о  нем.  Опрокинул  колесо  из
спортивного интереса.
     Мартелл двинулся к нему со словами:
     - Благодарю тебя, мой друг! Еще минут десять - и меня разрезало бы на
куски.
     Юноша  ничего  не  ответил.  Тогда  Мартелл  подошел  поближе,  чтобы
рассмотреть перевернутого зверя. Нижнее колесо  продолжало  вертеться,  но
зверь никак не мог подняться, хотя верхнее колесо и вращалось под углом до
сорока  пяти  градусов.  Мартелл  нагнулся,  чтобы   получше   рассмотреть
внутреннюю часть и увидел темно-фиолетовую цисту величиной  с  кулак.  Она
начала вздрагивать и открываться.
     - Осторожнее! - крикнул юноша, но было уже поздно.
     Два шнура вылетели из  цисты.  Один  обвился  вокруг  ноги  Мартелла,
другой - вокруг тела юноши. Мартелл почувствовал жгучую  боль,  как  будто
эти щупальца были снабжены ядовитыми или разъедающими плоть  колючками.  В
кожисто-вязкой массе цисты появился рот,  и  Мартелл  увидел  ряды  зубов,
которые вращались как колеса.
     Но из этой ситуации он уже выйдет с честью. Он не  мог  противостоять
атаке колеса, так как при движении чудовище применяло только  механическую
энергию. Мозг же его наверняка использовал электричество, а  форстеры  уже
научились влиять на живые тела, в  основе  мозговой  деятельности  которых
лежит электрическая энергия.
     Не обращая внимания на боль, Мартелл схватил щупальце правой рукой  и
нейтрализовал зверя. Мгновение спустя щупальце обмякло, и Мартелл отбросил
его. Освободился и юноша. Щупальца не  возвратились  обратно  в  цисту,  а
остались валяться на дороге  без  движения.  Костистые  пластины  верхнего
колеса перестали вертеться, зубы уже не  вращались  -  чудовище  испустило
дух.
     Мартелл посмотрел на юношу с облегчением:
     - Все! Готово! Ты спас меня, я спас тебя. Теперь мы квиты.
     - Нет, вы все еще мой должник, - ответил тот. -  Если  бы  я  вас  не
спас, вы не могли бы спасти меня. Да вам и не нужно было бы спасать  меня,
поскольку я бы не вышел на улицу и поскольку...
     Мартелл широко раскрыл глаза от удивления. Кто научил его  логике?  А
потом удовлетворенно улыбнулся:
     - Ты говоришь как профессор теологии.
     - Я ученик профессора Кристофера.
     - А он...
     - Вы скоро узнаете. Он хотел бы с вами  познакомиться.  Он  и  послал
меня вниз, чтобы я привел вас к нему.
     - А где я его найду?
     - Пойдемте со мной.
     Мартелл прошел с юношей небольшое расстояние  по  дороге,  затем  они
поднялись на холм к одному из зданий. Мертвое колесо они оставили валяться
на дороге. Мартелл  спросил  себя,  что  было  бы  окажись  там  машина  с
представителями высшей касты?  Снизошли  бы  они  до  того,  чтобы  своими
аристократическими руками убрать труп с дороги?
     Вскоре Мартелл и юноша прошли через обитую жестью калитку. Перед ними
возвышался простой деревянный дом под черепичной крышей. Прочитав  надпись
над входом, Мартелл выпустил  ручку  чемодана.  Его  вещи  второй  раз  за
последние десять минут вывалились на землю.
     Надпись гласила:
     "Приют трансцендентной гармонии. Добро пожаловать!"
     У Мартелла задрожали колени. Лазаристы? Здесь?  Зеленорясые  еретики,
побочные дети форстеровского движения. Одно время они имели успех на Земле
и угрожали форстерам. К счастью, в последние двадцать лет дела их шли  все
хуже, и вскоре их осталась лишь жалкая горстка. Но как это они  ухитрились
открыть здесь, на Венере, церковь? Сделать то, что до сих пор  не  удалось
форстерам?
     В  дверях  появился  приземистый  человек  средних  лет,   седой,   с
одутловатым лицом. Как и Мартелл, он с помощью операций был приспособлен к
жизни на Венере. Лицо его выражало  довольство  и  доброжелательность.  Он
произнес:
     - Меня зовут Кристофер Мандштейн. Я слышал  о  вашем  приезде.  Прошу
вас, входите!
     Мартелл заколебался, Мандштейн улыбнулся.
     - Входите, входите, брат! Вашей душе  не  грозит  никакая  опасность,
если вы сядете за трапезу с лазаристом. Не так  ли?  От  вас  осталось  бы
кровавое месиво, если бы юноша не  вступился  за  вас.  А  послал  его  я!
Надеюсь, вы  не  будете  настолько  невежливы,  что  откажетесь  от  моего
гостеприимства?



                                    3

     Миссия  лазаристов  была   скромной.   Тем   не   менее   создавалось
впечатление, что обосновались они  здесь  прочно.  В  одном  из  помещений
находился алтарь, украшенный статуэтками и другими безделушками. Имелись в
доме и библиотека, и комната для миссионера.  За  забором  Мартелл  увидел
мальчишек, которые рыли котлован для фундамента.
     Мартелл последовал за  Мандштейном  в  библиотеку  и  увидел  корешки
хорошо знакомых книг: здесь  были  произведения  Ноэля  Форста  в  кожаных
переплетах, в том числе уже  ставшее  библиографической  редкостью  первое
издание.
     - Вы удивлены? - спросил Мандштейн.  -  Не  забывайте,  что  мы  тоже
признаем духовный авторитет Форста, хотя  сам  он  и  относится  к  нам  с
презрением. Прошу садиться! Стакан вина? Здесь хорошее белое вино.
     - Спасибо, с удовольствием, - ответил Мартелл.  -  Извините,  что  не
представился. Меня зовут Николас Мартелл. Могу ли я поинтересоваться,  что
вы здесь делаете?
     - Я? О, это длинная история, и не очень красивая. Я был молод и глуп,
позволил обмануть себя - и вот я здесь уже  сорок  лет.  За  это  время  я
примирился со своей судьбой. Пришел к выводу,  что  лучшего  не  заслужил.
Впрочем, здесь не так уж и плохо.
     Болтливость Мандштейна не понравилась Мартеллу,  привыкшему  четко  и
скупо выражать свои мысли, поэтому, воспользовавшись секундной паузой,  он
вставил:
     - Это очень интересно, брат Мандштейн! И давно  ваш  орден  действует
здесь?
     - Около пятидесяти лет.
     - Непрерывно?
     - Да. У нас здесь восемь церквей  и  около  четырех  тысяч  прихожан.
Главным образом из низшей касты. Высшая каста вообще нас игнорирует.
     - Тем не менее она вас терпит, - заметил Мартелл.
     - Да, но лишь потому, что считает ниже  своего  достоинства  замечать
нас.
     - И все же эти  люди  убивали  каждого  миссионера,  посланного  сюда
Форстом, - сказал Мартелл. - Как вы это объясните?
     - Может быть, они видят в вас силу, которой не усматривают в  нас,  -
предположил Мандштейн. -  А  они  восхищаются  силой.  Вы,  наверное,  уже
убедились в этом, иначе не отважились бы отправиться в город из  аэропорта
пешком. Попав в безвыходное положение, вы продемонстрировали им свою силу.
Разумеется, весь эффект этой демонстрации был бы  испорчен,  если  бы  вас
переехало колесо. А это ему почти удалось. - Ему наверняка бы это удалось,
не заметь я случайно, в какое неприятное  положение  вы  попали.  Как  вам
нравится вино?
     Мартелл еще не притрагивался к  вину.  Он  сделал  глоток,  понимающе
кивнул и сказал:
     - Неплохо.  Скажите,  Мандштейн,  вы  действительно  смогли  обратить
аборигенов в свою веру?
     - Отчасти да, но только отчасти...
     - Трудно поверить в это. Наверное,  вам  известно  кое-что,  чего  не
знаем мы.
     Мандштейн улыбнулся:
     - Дело совсем не в знаниях, а в том,  что  мы  можем  им  предложить.
Пойдемте со мной в часовню.
     - Мне бы не хотелось.
     - Прошу вас. Уверяю, что я не собираюсь расшатывать  ваши  убеждения.
Заразного там тоже ничего нет.
     Против своей воли Мартелл последовал за еретиком в его святая святых.
С неприязнью он рассматривал иконы, статуэтки и  другие  атрибуты  религии
лазаристов.  На  алтаре,  где  в  храме  форстеров  горел  Голубой  Огонь,
находилась мерцающая модель атома, электроны которого непрерывно двигались
по орбите. Увидев эти детские штучки, Мартелл усмехнулся в душе.
     Мандштейн сказал:
     -  Ноэль  Форст,  несомненно,  самый  замечательный  человек   нашего
времени, и мы ни в коей мере не склонны его недооценивать. Он видел  закат
культуры, бегство людей в регенерационные камеры и немало других не  менее
плачевных вещей. Он понял, что старые религии отжили свой век,  что  время
взывает о новых религиях, синтетических и  электрических.  Он  понял,  что
старая мистика должна быть заменена новой, научной. И его Голубой  Свет  -
это фантастический символ, радующий глаз так же, как радовал крест.  Может
быть, даже больше, поскольку он современен. Форст хотел дать своему культу
теоретическую основу и думал, что это приведет к окончательному успеху. Но
он не до конца все продумал...
     - Не слишком ли смело сказано? Не забывайте: на Земле  мы  пользуемся
влиянием, которым не могла похвастаться ни одна из религий прошлого...
     - Успех на Земле у вас  большой,  с  этим  я  согласен,  -  улыбнулся
Мандштейн. - Земля уже созрела для учения Форста. Но почему такого  успеха
нет на других планетах? Да потому что его мышление  слишком  прогрессивно.
Более примитивным чем земляне колонистам он  не  смог  предложить  ничего,
чтобы их привлекло.
     - Он обещал физическое бессмертие, - удивился Мартелл. - Разве  этого
не достаточно?
     - Конечно же нет. Все рационально, и  нет  места  мифу.  Несмотря  на
песнопения и обряды, в этой религии мало поэзии. Нет ни Христа  в  люльке,
ни Авраама, который жертвовал своим сыном. Нет человеческой искорки...
     - Нет никаких примитивных сказок, хотите вы сказать, - хмуро  заметил
Мартелл. - Это и отличает нашу религию. Мы живем в такое время, когда люди
не верят в сказки.  И  вместо  того  чтобы  выдумывать  новые  сказки,  мы
предлагаем простоту, силу и мощь научной мысли...
     - И вы  стали  силой  во  многих  странах,  соорудили  лаборатории  и
институты  для   исследования   непонятных   феноменов   жизни.   Чудесно!
Восхитительно! Но вот в одном мы вас  обогнали.  Сказка  о  Ноэле  Форсте,
первом из бессмертных. Сказка о его очищении в атомном огне. Мы предлагаем
людям очищение и искупление, которые несут Форст и пророк  трансцендентной
гармонии - Дэвид Лазарус. Это действует на воображение низшей касты,  а  в
будущем к нам придут и люди из высшей.  Они  пионеры,  брат  Мартелл.  Они
сожгли за собой все мосты - я имею в виду Землю -  и  все  начали  заново.
Лишь через несколько поколений можно будет говорить об их  родословной.  И
эти люди нуждаются в мифах. Они  создают  свои  собственные  мифы.  Вы  не
считаете, брат Мартелл, что  через  сотню  лет  эти  люди  будут  казаться
сверхъестественными существами? Не думаете ли вы, что через сотню  лет  на
них будут смотреть как на святых религии лазаристов?
     Мартелл был удивлен:
     - Это ваша цель?
     - В какой-то мере.
     - Но ведь  это  просто-напросто  возвращение  к  христианству  пятого
столетия!
     - Не совсем так. Мы ведем и научную работу.
     - А сами вы верите в то, что проповедуете?
     Мандштейн улыбнулся:
     - В молодости я был аколитом у форстеров в  Нью-Йорке.  Я  вступил  в
Братство, чтобы иметь возможность работать. Я искал цель  в  жизни.  Кроме
того, я бредил бессмертием, мечтал попасть в Санта-Фе. Я выбрал  Братство,
движимый самыми низкими мотивами. И хочу вам сознаться, Мартелл, я  совсем
не чувствовал религиозного призвания. Потом я допустил целый ряд ошибок, о
которых умолчу, покинул Братство и примкнул к лазаристам. Они послали меня
сюда миссионером. И я стал самым удачливым миссионером  из  всех,  которые
когда-либо прибывали на Венеру. Так неужели вы думаете, что я верю в  мифы
лазаристов, если я по природе своей настолько трезв, что даже не  принимаю
религии форстеров?
     - Значит, ваш рассказ об учении Лазаруса и о святых, которые появятся
через сто лет, - одно лицемерие? - ужаснулся Мартелл.  -  Вы  делаете  это
только ради положения и власти? Неверующий пастырь одичавшего стада...
     - Не  делайте  поспешных  выводов,  -  перебил  его  Мандштейн.  -  Я
добиваюсь результатов. По-моему, это Ноэль Форст однажды сказал, что важны
результаты, а  не  средства,  которые  мы  избираем  для  достижения  этих
результатов. Вы не хотите помолиться?
     - Разумеется, нет!
     - Может быть, вы тогда разрешите мне помолиться за вас?
     - Вы же только что сказали, что не верите в вашу религию!
     Мандштейн улыбнулся:
     - Молитвы неверующего тоже будут услышаны.  Никто  ничего  не  знает.
Ясно лишь одно, Мартелл: здесь, на Венере, вы и умрете. Поэтому я все-таки
помолюсь за вас и за то, чтобы вас очистил огонь высших частот.
     - Не стоит. Почему вы так уверены, что я  умру  здесь?  По-моему,  вы
заблуждаетесь, полагая, будто бы меня ждет роль мученика. И только по  той
причине, что такая судьба постигла моих предшественников.
     - Наше положение на Венере довольно сложно и опасно. Но ваше - просто
невыносимо. Ваше  присутствие  здесь  нежелательно.  Подсказать  вам,  как
удержаться хотя бы месяц и не погибнуть?
     - Подскажите.
     - Примыкайте к нам. Смените голубую рясу на зеленую. Нам дорог каждый
способный человек.
     - Ну зачем же вы так? Неужели вы всерьез думаете,  что  я  примкну  к
вам?
     - Во всяком случае, это лежит в пределах возможного. Уже многие  люди
покинули ваш орден, чтобы вступить в мой.
     - Предпочитаю погибнуть смертью мученика, - твердо ответил Мартелл.
     - А  кому  это  принесет  пользу?  Будьте  разумны,  брат!  Венера  -
своеобразная планета. Если вам и надоела жизнь, все  равно  стоит  немного
повременить, хотя бы для  знакомства  с  планетой.  Примыкайте  к  нам!  С
ритуалами вы познакомитесь очень  быстро  и  увидите,  что  мы  отнюдь  не
людоеды и не чудовища...
     -  Благодарю,  -  обронил  Мартелл.   -   Извините   за   причиненное
беспокойство.
     - А я надеялся, что вы отужинаете вместе с нами.
     - Это невозможно, меня ждут в марсианском посольстве, а я бы не хотел
бы заставлять их ждать слишком долго.
     Отказ Мартелла видимо не очень огорчил  Мандштейна.  "Тем  более  что
приглашал он скорее из вежливости", - подумал Мартелл.
     Мандштейн сказал:
     - В таком случае, надеюсь, вы позволите доставить вас  в  город?  Или
ваша гордость не позволяет принять и эту услугу?
     Мартелл улыбнулся:
     - Нет, почему же! С радостью!  И  начальству  будет  что  рассказать.
Еретики спасли мне жизнь и даже препроводили в город на машине!
     - И все это после того, как вы отвергли их веру...
     - Конечно! Я могу идти?
     - Подождите немного снаружи. Я распоряжусь насчет машины.
     Мартелл поклонился и вышел из часовни. Во дворе, на площадке примерно
в пятьдесят-шестьдесят квадратных миль, окаймленной колючими  кустами,  он
увидел четверых парнишек. Среди них был и  его  спаситель.  Они  расширяли
котлован под фундамент, орудуя кирками и лопатами.
     Юноши недружелюбно посмотрели на него, но работы не прервали. Мартелл
пригляделся к ним повнимательнее. Эти сильные и ловкие существа в возрасте
от десяти до четырнадцати лет были так похожи друг  на  друга,  что  могли
сойти  за  братьев.  Их  движения  были  неторопливы,  почти  изящны.   На
голубоватых телах поблескивал пот. Мартеллу показалось,  что  строение  их
скелета еще больше отличается от того, что он предполагал. При  работе  их
суставы творили чудеса.
     Потом они совершенно неожиданно побросали кирки и  лопаты,  протянули
друг к другу руки и закрыли глаза. Мартелл увидел, как разрыхленная  почва
сама вылетела из котлована и легла в нескольких метрах от него...
     "Телекинез!" - осенило Мартелла.  Сразу  же  после  этого  из  кустов
появилась довольная физиономия Мандштейна.
     - Машина ждет, брат Мартелл! - сказал он мягко.



                                    4

     Въезжая в город, Мартелл все еще думал об  удивительных  способностях
юношей. С помощью одной лишь телекинетической  энергии  они  выбросили  на
поверхность несколько сот килограммов  разрыхленной  почвы  и  уложили  ее
аккуратно и точно туда, куда хотели.
     Телекинетики! Мартелл задрожал от возбуждения. Правда, на Земле  были
эсперы, но они обладали в  основном  телепатическими  способностями,  и  в
очень незначительной степени -  телекинетическими.  Кроме  того,  развитие
парапсихических свойств плохо поддавалось контролю. Конечно,  селекционная
программа уже давала определенные результаты в пятом или шестом поколении.
Хороший эспер мог незаметно войти в память любого человека, изменить ее  в
любом направлении или выявить все ее тайны.  Кроме  того,  было  несколько
гениальных телепатов, которые могли свободно оперировать с психикой других
людей во всех областях временной частотности начиная с младенчества...
     Но телекинетики, способные  одной  силой  воли  двигать  материальные
предметы, - их  на  Земле  ничтожно  мало.  Они  такая  же  редкость,  как
птица-феникс. Здесь же, на Венере, сразу четверо молодых людей работали (и
где - на заднем дворе храма лазаристов!) как телекинетики высокого класса.
     В первый же день своего  пребывания  на  Венере  Мартелл  сделал  два
удивительных открытия: нашел на планете еретиков, а у  еретиков  обнаружил
телекинетиков. Его  миссия  внезапно  получила  новую  перспективу,  новое
направление. Речь шла теперь не только о том, чтобы пустить корни в  чужой
земле.
     Предоставленную Мандштейном машину Мартелл  отпустил  у  марсианского
посольства, массивного, но не очень большого здания, стоявшего на огромной
площади. Весь город, казалось, состоял из одной этой  огромной  площади  и
зданий, окружающих ее. Именно марсиане добились того,  чтобы  Мартелл  мог
полететь на Венеру. Вот почему визит вежливости в посольство имел  большое
значение.
     Марсиане дышали воздухом почти одного состава  с  земным  и  не  были
склонны подвергать себя операциям, с тем чтобы  приспособиться  к  жестким
условиям,  царившим  на  Венере.  Поэтому,  как  только  Мартелл  вошел  в
посольство, ему пришлось надеть маску, которая предохраняла его от воздуха
родной планеты, ставшего для него ядом.
     Посол - Натаниэль Вайнер -  был  приблизительно  раза  в  два  старше
Мартелла, ему было около девяноста. Когда-то он был, видимо, очень плотным
мужчиной.  Да  и  сейчас,  будучи  уже  далеко  не  молодым,  он  держался
удивительно прямо.
     - Значит, вы все-таки приехали? - сказал он. - Откровенно  говоря,  я
думал, что вы более разумны.
     - Мы решительные люди, ваше превосходительство!
     - Да, я знаю. Я долго наблюдал за вашим движением. - В глазах старика
появился мечтательный блеск. - Наверное, лет  шестьдесят.  Я  знал  вашего
координатора  Кирби  еще  до  того,  как  он  вошел  в  Братство.  Он  вам
рассказывал что-нибудь об этом?
     - Нет, ничего не рассказывал, - ответил Мартелл. И ему стало страшно.
Выходит, Кирби примкнул к Братству за двадцать лет до  рождения  Мартелла.
Жить сто лет уже не считалось чем-то необычным. Самому Форсту было сейчас,
наверное, лет сто двадцать - сто тридцать, тем не менее, даже в  мыслях  о
таких отрезках времени было что-то огромное.
     Вайнер улыбнулся:
     - Я прилетел на Землю как торговый представитель, и  Кирби  был  моим
гидом. Тогда он еще служил в ООН. Трудновато  ему  пришлось  со  мной.  Да
будет вам известно, что я в то время любил выпить. Мне почему-то  кажется,
что он вообще никогда не забудет ту ночь. - Вайнер, казалось, погрузился в
воспоминания, как  это  охотно  делают  старые  люди,  но  потом  внезапно
посмотрел на Мартелла и сказал: - Должен обратить ваше внимание на то, что
я не смогу постоять за вас, если возникнут  неприятности.  Мои  полномочия
распространяются только на людей марсианского происхождения.
     - Понятно.
     - И я дам вам сейчас такой же совет, как и тогда, когда орден  просил
меня помочь вам: возвращайтесь  на  Землю  и  живите  себе  там  до  самой
старости.
     -  Это  невозможно,  ваше  превосходительство.  Я  приехал   сюда   с
определенной миссией.
     - Ага! Значит, беззаветное служение делу! Идеализм! Чудесно! И где же
вы собираетесь основать свою первую церковь?
     - По дороге на аэродром. Наверное, поближе к городу, чем лазаристы.
     - А где вы будете спать, пока здание не готово?
     - Под открытым небом.
     - Здесь водится одна птичка, - ухмыльнулся Вайнер. - Люди называют ее
птица-барабан. И не без причины. Величиной она с добрую овчарку.  Перья  у
нее из какого-то кожистого материала, а клюв - острый, как стрела. Однажды
мне довелось увидеть, как она с двухсотметровой высоты напала на человека,
решившегося соснуть после обеда на поле. Так вот ее клюв прямо  пригвоздил
беднягу к земле.
     На Мартелла этот рассказ не произвел особого впечатления.
     - Сегодня я уже повстречался со зверем-колесом. Я не  знаю,  как  тут
называют  это   животное.   Возможно,   мне   удастся   уберечься   и   от
птицы-барабана. Конечно, я совсем не хочу, чтобы меня пригвоздили к земле.
     Вайнер кивнул и протянул ему морщинистую руку:
     - Ото всей души желаю вам счастья!
     Это было все, что он  мог  ожидать  от  посла.  Марсиане  скептически
относились ко всем начинаниям, которые исходили  от  Земли,  в  том  числе
религиозным. Но ненависти к землянам, в  отличие  от  жителей  Венеры,  не
испытывали. Марсиане были людьми, а не измененными существами,  порвавшими
связи с прародиной. Просто это были  слишком  уж  сухие  люди,  которые  в
первую очередь пеклись о своем благе.  И  связь  между  Землей  и  Венерой
интересовала их лишь потому, что, будучи посредниками, они имели от  этого
выгоду.
     Мартелл, выйдя из посольства, сразу же принялся  за  работу.  У  него
были деньги и энергия. Правда, он не мог сам нанять  рабочих,  потому  что
даже пария посчитал бы оскорблением  работать  на  землянина,  но  Мартелл
рассчитывал сделать это через Вайнера.
     Ему удалось построить  малюсенькую  часовню.  После  этого  он  нанял
машину, привез из космопорта небольшой реактор и зажег Голубой Огонь. Стоя
один в своей часовенке, он с благоговением наблюдал, как разливается свет.
     Мартелл не был фанатиком и трезво смотрел на вещи,  но  вид  голубого
пламени, исходившего из толщи воды, оказал магическое действие и на  него.
Он пал на колени и благочестиво притронулся пальцами ко лбу.
     В первый же день  он  произвел  церемонию  освящения.  А  затем  стал
терпеливо  ждать,  когда  же  к  нему  забредет  какой-нибудь   несчастный
венерианин, хотя бы из самой низшей касты, чтобы найти  утешение.  Или,  в
крайнем случае, из любопытства.
     Но никто не шел.
     Мартелл не хотел выходить из часовни и выискивать  будущих  прихожан.
Нет, он решительно не хотел этого делать. Он надеялся, что  они  придут  к
нему добровольно. И лишь в крайнем случае, когда исчезнет всякая  надежда,
лишь тогда он пойдет в народ.
     Часовня тем временем продолжала пустовать. И только на пятый день  ее
порог переступило живое существо.  Оно  напоминало  лягушку  длиной  около
пятнадцати сантиметров с острыми рогами  на  лбу  и  колючками  на  спине.
Мартелл хотел вышвырнуть "лягушку", но она вдруг сама  прыгнула  на  него.
Хорошо, что Мартелл вовремя  среагировать  и  успел  загородиться  от  нее
стулом. Левый рог существа вонзился в ножку стула. Когда же  оно  вытащила
рог, из него стала сочиться жидкость, почти сразу же проедавшая дерево. На
Мартелла еще ни разу в жизни не бросались подобные твари. Он взял веник  и
выгнал "лягушку" из часовни, не причинив ей вреда.
     На следующий день пришел первый долгожданный посетитель. Им  оказался
юноша, которого звали Элвит. Мартелл вспомнил, что  видел  его  в  саду  у
лазаристов: это был один из тех молодых людей,  которые  копали  котлован.
Появился он совершенно внезапно и сразу же сказал Мартеллу:
     - У вас за домом ядовитые грибы.
     - Это плохо?
     - Они несут смерть. Вы должны скосить их, а  место,  где  они  росли,
полить едким калием, чтобы эти грибы больше там не появлялись. Скажите,  а
вы действительно священник?
     - Я и сам хотел бы это знать не меньше вашего.
     - Брат Кристофер говорит, что вы еретик и вам нельзя  верить.  А  кто
такие еретики?
     - Еретиками считаются те, кто исповедует другую  религию,  -  ответил
Мартелл, - неугодную, вредную  религию.  Вот  я,  например,  считаю  брата
Кристофера еретиком. Может, ты зайдешь?
     Юноша был беспокойно любопытен. Мартеллу очень  хотелось  расспросить
его о  телекинезе,  однако  он  не  решился  -  гораздо  важнее  завоевать
расположение юноши. Если  же  он  будет  очень  надоедать  своему  первому
прихожанину вопросами, это может испугать и оттолкнуть. Терпеливо и  очень
подробно Мартелл рассказал ему, в чем  состоит  учение  форстеров.  Однако
какое это произвело впечатление, он так и  не  понял.  Да  и  способен  ли
десятилетний юноша-мальчик усвоить весь этот сложный комплекс  абстрактных
понятий? Напоследок Мартелл дал ему домашнее задание из книги Форста, одно
из самых легких. Юноша обещал прийти еще раз.
     Прошло еще несколько дней, прежде чем он снова появился. И  сразу  же
сказал Мартеллу, что брат Кристофер  конфисковал  у  него  книгу.  Отчасти
Мартелл был даже  рад,  усмотрев  в  этом  признак  охватившей  лазаристов
паники. Если они сделают учение  Форста  запретным,  это  облегчит  задачу
Мартелла: переманивать на свою сторону прихожан Мандштейна.
     Через два дня после второго посещения Элвита в храм пришел  еще  один
посетитель - круглолицый человек в зеленой рясе. Даже  не  представившись,
он сказал:
     - Вы хотите переманить этого мальчика, Мартелл. Не советую.
     - Он пришел по доброй воле. Можете сказать это Мандштейну.
     - Любой ребенок любопытен по натуре, но ему придется плохо, если вы и
впредь разрешите ему посещать вас. Отошлите его назад, Мартелл,  когда  он
придет к вам в следующий раз. Ради него самого.
     - Вот ради него я и  попытаюсь  приобщить  его  к  учению  Форста,  -
спокойно сказал Мартелл. - Так же как и любого  другого,  кто  добровольно
придет ко мне, - я готов бороться за каждого человека.
     - Вы сломаете его судьбу, - сказал лазарист.  -  Раздоры  между  нами
только повредят ему. Оставьте его в покое! И отошлите обратно, когда он  к
вам придет.
     Мартелл не собирался уступать зеленоряснику. Ведь  Элвит  был  чем-то
вроде приманки, с помощью которой он приобретет себе других прихожан.
     В этот  день,  но  несколько  позже,  в  храме  появился  одутловатый
венерианин низшей касты. По обеим сторонам его  груди  виднелись  рукоятки
мечей, торчащих из ножен. "Не  похоже,  чтобы  он  пришел  помолиться",  -
подумал Мартелл.
     Венерианин ткнул пальцем в сторону реактора и сказал:
     - Выключите эту  штуку  и  в  течение  десяти  часов  сдайте  ядерное
горючее!
     Мартелл нахмурил лоб:
     - Этот реактор необходим нам для религиозных обрядов.
     - Он работает на ядерном  топливе.  Это  запрещено.  Запрещено  также
иметь частные реакторы.
     - При въезде на Венеру у меня не было никаких неприятностей по  этому
поводу. Я, согласно правилам, пометил в таможенной декларации,  что  ввожу
кобальт-60 и реактор, а также объявил, зачем они  мне  нужны.  Таможня  не
сочла нужным конфисковать их.
     - Таможня - совсем другое дело. Сейчас вы находитесь в  городе,  и  я
вам еще  раз  заявляю:  никакого  ядерного  горючего!  На  него  требуется
специальное разрешение.
     - А где можно получить такое разрешение? - спросил Мартелл.
     - В полиции. Но я сам из  полиции!  И  отказываю  вам  в  разрешении.
Выключайте свой реактор!
     - А если я этого не сделаю?
     На мгновение Мартеллу показалось,  что  полицейский  сейчас  проткнет
его. Он отступил назад с таким видом, будто Мартелл только что плюнул  ему
в лицо.
     - Это что, вызов? - спросил венерианец.
     - Это вопрос.
     - Я являюсь авторитетным должностным  лицом,  и  я  требую  выключить
реактор и сдать ядерное топливо. Если вы не подчинитесь моим  требованиям,
я буду считать это вызовом. Ясно? А на бойца вы совсем не похожи. Так  что
вам лучше подчиниться. Даю вам на это десять часов, понятно?
     Он ушел.
     Мартелл печально покачал головой. Оскорбленная  гордость?  Да,  иначе
это и не назовешь. Итак, они хотят,  чтобы  он  выключил  реактор.  А  без
реактора его часовня уже не будет часовней. Может быть, подать жалобу?  Но
кому? И потом, если он согласится на дуэль  с  полицейским  и  убьет  его,
разве это даст право на сохранение  реактора?  Нет,  на  этот  шаг  он  не
пойдет.
     Тем не  менее  Мартелл  решил  не  сдаваться  без  боя.  Он  разыскал
городское управление и, прождав  четыре  часа,  вошел  в  бюро  одного  из
небольших  чиновников.  Там  ему  также  велели  немедленно  демонтировать
реактор. Не помог ему и Вайнер.
     - Выключите реактор - и дело с концом, - посоветовал он.
     - Но я не могу без него работать, - пожаловался Мартелл. -  И  откуда
они взяли, что нельзя иметь частный реактор?
     - Просто они хотят отделаться от вас, - предположил Вайнер. -  И  тут
уж ничем не поможешь. Придется вам выключить свой Голубой Свет.
     Мартелл вернулся в часовню. На пороге сидел хмурый Элвит.
     - Не закрывайте, - сказал он.
     - Не беспокойтесь, я этого не сделаю. - Мартелл положил руку на плечо
юноши и ввел его в дом.
     - Помоги мне, Элвит. Научи меня. Я должен знать.
     - Что вы должны знать?
     - Как тебе удается двигать предметы только одной силой воли?
     - Я проникаю внутрь предмета, - ответил юноша.  -  И  удерживаю  его.
Существует такая сила. Я не могу объяснить это подробнее.
     - Ты этому научился?
     - Не знаю. Это все равно  как  научиться  ходить  или  говорить.  Как
заставить ноги идти или остановиться?
     Мартелл старался скрыть свое нетерпение.
     - А ты можешь сказать, как ты себя чувствуешь, когда делаешь это?
     - Я чувствую жар в голове, в верхней ее части. Больше я,  собственно,
ничего не чувствую... Расскажите мне лучше об электроне. И спойте песню  о
протонах.
     - Сейчас, - ответил Мартелл. Он присел на корточки, чтобы его  голова
была на уровне головы юноши. - А  твои  родители  могут  двигать  предметы
таким образом?
     - Немного. Но у меня это получается лучше.
     - А когда ты впервые заметил, что ты это можешь?
     - Когда сделал это первый раз.
     - И ты даже не знаешь, как ты... - Мартелл замолчал.  Нет,  не  имело
смысла спрашивать... Как может десятилетний подросток  объяснить  сущность
телекинеза? Он просто умел это. Это было естественным, как  дыхание.  Если
бы отвезти его на Землю, в биологический центр. В Санта-Фе его  подвергнут
необходимым исследованиям. Но это  невозможно.  Юноша  не  захочет,  да  и
власти его отсюда не отпустят. Похитить его нет возможности.
     - Спойте мне песню! - снова попросил Элвит.

                          В силе спектра кванта,
                          В святости ангстрема...

     Дверь часовни распахнулась, и в нее ворвались три  стража  порядка  -
начальник полиции и двое его подчиненных. Юноша тотчас вскочил на  ноги  и
убежал через задний ход.
     - Поймать его! - крикнул начальник полиции.
     Мартелл  выразил  протест,  но  его  никто  не  стал  слушать.   Двое
полицейских  бросились  в  погоню  за  юношей.  Мартелл  и   шеф   полиции
последовали за ними.
     Элвит не успел далеко убежать, полицейские буквально висели у него на
пятках. Но внезапно один из них, потолще, взлетел в воздух  и,  беспомощно
махая руками, хлопнулся в заросли ядовитых грибов. Мартелл уже  знал,  что
эти растения реагируют  почти  мгновенно.  Они  могли  переваривать  любое
органическое  вещество.  Их  клейкие,  парализующие  щупальца  молниеносно
выскочили из пор и начали свою работу. Через несколько секунд  полицейский
уже был обвит густой сетью волокон,  энзимы  которых  вызывали  паралич  и
разложение. Он взревел от боли, пытаясь вырваться,  но  напрасно.  Волокна
все гуще обвивались вокруг его тела. Постепенно  он  затих,  и  за  работу
принялись  пищеварительные  энзимы.  Вокруг  распространился  сладковатый,
противный запах.
     У Мартелла не было времени рассматривать останки полицейского. Другой
полицейский с потемневшим от страха  лицом  оказался  уже  почти  рядом  с
юношей и, кипя от ярости, бросился на него с мечом.
     Элвит выбил меч из рук. Он пытался,  сосредоточившись  и  собрав  все
свои силы, бросить и этого полицейского в колонию  грибов,  но  его  лицо,
мокрое от пота, и судорожные движения говорили о том, что силы на  исходе.
Полицейский начал качаться, его  бросало  из  стороны  в  сторону,  но  он
все-таки сопротивлялся. Мартелл окаменел: из-за часовни, размахивая мечом,
выскочил шеф полиции.
     - Элвит! - закричал Мартелл.
     Однако было поздно. Даже телекинетик не может мгновенно отвести удар.
Меч вонзился в тело, и юноша упал. В  тот  же  момент  действие  его  воли
прекратилось, полицейский рухнул, потеряв равновесие.  Шеф  полиции  между
тем поднял истекающего кровью юношу и бросил его в колонию грибов, рядом с
аморфной  массой,  в  которой  уже   невозможно   было   распознать   труп
полицейского. С ужасом Мартелл увидел, как щупальца обвили тело  юноши.  К
горлу подкатила тошнота, он закрыл глаза и, сосредоточив  всю  силу  воли,
постарался  овладеть  собой.  Наконец  его  дисциплинированный  мозг  стал
работать нормально.
     Шеф полиции и его оставшийся в живых подчиненный также пришли в  себя
и успокоились. Не бросив  даже  мимолетного  взгляда  на  два  трупа,  они
схватили Мартелла и потащили его назад к часовне.
     - Вы убили ребенка! - кричал Мартелл, вырываясь из их рук. - Ударом в
спину! И это называется полиция!
     - За это я буду отвечать перед судом, проповедник. Юноша был  убийцей
и  находился  во  власти  идей,  разлагающих  мозг.  Он   знал,   что   мы
распорядились закрыть ваш храм, но посмел прийти сюда. Почему  вы  до  сих
пор не выключили реактор?
     Мартелл не нашел, что ответить. Он хотел сказать, что  не  собирается
сдаваться, а будет продолжать борьбу, но, вспомнив, какая участь  постигла
его единственного прихожанина, решил не испытывать судьбу.
     - Я выключу реактор, - сказал он.
     - Сейчас же.
     Мартелл повиновался. Оба полицейских подождали, пока совсем не угасло
голубое пламя, и обменялись взглядами. Наконец младший по чину сказал:
     - Без Голубого Огня это уже не храм, не так ли, проповедник?
     - Конечно,  -  согласился  Мартелл.  -  Я,  наверное,  вообще  закрою
часовню.
     - Не долго же тебе пришлось здесь поработать, проповедник.
     - Да, недолго...
     Начальник полиции процедил, обращаясь к помощнику:
     - Ты только взгляни на него. Со  своими  хлюпающими  жабрами  он  так
похож на нас. Но это никого не обманет. Мы ему сейчас покажем...
     И оба полицейских пошли прямо на него. Это были  рослые,  атлетически
сложенные люди. Но Мартелл, хотя и безоружный, не боялся. Он мог  защитить
себя. Полицейские продолжали надвигаться, словно два чудовища из  кошмара,
- сощурив глаза, закрывая ноздри при вдохе и раздувая  при  выдохе,  дрожа
жабрами... Мартелл понимал: его принуждают  сознаться,  что  он  такое  же
чудовище, как эти двое. Такой же измененный.
     - Составим ему компанию на последний вечер, - сказал полицейский.
     - Вы добились того, чего хотели, - произнес  Мартелл.  -  Я  закрываю
часовню. Неужели вам еще что-то нужно от меня? Чего вы боитесь?  Или  наши
идеи так опасны для вас?
     Удар кулака пришелся прямо в область желудка. Мартелл  отшатнулся,  и
это смягчило другой удар  -  ребром  ладони  по  горлу.  Мартеллу  удалось
поймать руку, и в то  же  мгновение  он  вызвал  в  себе  разряд  ионов  -
полицейский с проклятьем отшатнулся.
     - Осторожнее! От него бьет током!
     - У меня и в мыслях нет ничего плохого, - сказал Мартелл. -  Оставьте
меня в покое.
     Оба его мучителя выхватили мечи. Мартелл  со  страхом  ждал,  что  же
будет  дальше.  Но  вот  напряжение   постепенно   ослабело.   Полицейские
повернулись и неторопливо двинулись прочь, вероятно  довольные  тем,  чего
достигли. Как-никак, им удалось  ликвидировать  очаг  форстеровщины,  хотя
убить миссионера они почему-то не решились.
     - Убирайся  отсюда,  ты,  вонючий  землянин!  -  прошипел  напоследок
начальник полиции. - Лучше возвращайся туда, откуда пришел!



                                    5

     "На свете нет ничего чернее ночного неба Венеры",  -  думал  Мартелл.
Казалось, небосвод  окутан  плотным  покрывалом.  Ни  мерцания  звезд,  ни
лунного света. И все же свет был. Его излучали хищные птицы, которые,  как
исчадия ада, парили во мраке.
     Мартелл наблюдал за полетом сверкающих хищников,  стоя  на  маленькой
веранде миссии лазаристов. Он мог различить даже изогнутые  клювы  и  даже
когти.
     - У наших птиц есть и зубы, - заметил Мандштейн, стоявший рядом.
     - А лягушки имеют колючки и рога, - добавил  Мартелл.  -  Почему  эта
планета такая негостеприимная и кровожадная?
     Мандштейн улыбнулся:
     - Спросите об этом у Дарвина, друг мой. Так уж все  здесь  развилось.
Вы уже познакомились с нашими лягушками? Очень опасные маленькие бестии. И
колесо вы тоже видели... Очень интересны рыбы, хищная  флора.  К  счастью,
нет ни насекомых, ни  многоножек.  Только  в  море  водится  что-то  вроде
скорпиона длиной до двух метров. Но в море никто не купается.
     - Понятно, -  пробормотал  Мартелл  и  невольно  вздрогнул:  одна  из
светящихся птиц стремительно спикировала, исчезла  за  кустами  и  тут  же
резко  взмыла  вверх.  На  ее  плоской  голове  имелся  какой-то  мясистый
светящийся орган величиной с небольшую дыню.
     -  Значит,  решили  присоединиться  к  нам?  -   неожиданно   спросил
Мандштейн.
     - Да.
     -  А  почему,  Мартелл?  Хотите  втесаться  в  наши  ряды?   Заняться
шпионажем?
     Кровь бросилась в лицо Мартеллу, и он был рад, что в темноте не  было
видно его лица.
     - Я ошибаюсь? Но разве может быть другая причина? Со  времени  нашего
знакомства вы вели себя очень высокомерно.
     - Вам это просто показалось. Мою часовню закрыли, я видел, как юноша,
доверившийся мне, погиб от рук полиции. А я совсем не  хочу  и  в  будущем
быть свидетелем подобных смертей.
     - Значит, вы признаете, что повинны в его смерти?
     - Я признаю только то, что  позволил  ему  поставить  свою  жизнь  на
карту.
     - Мы предупреждали вас.
     - Да, но я не знал, как жестоки эти люди.  Теперь  я  познакомился  с
ними поближе. И я не могу быть один. Допустите меня к работе, Мандштейн.
     -  Ваши  намерения  слишком  прозрачны,  Мартелл.  Вы  приехали  сюда
исполненный идеализма и желания принять мучения за свои идеи.  Но  слишком
быстро  сдались.  Я  просто  уверен,  что  вы  хотите  шпионить  в   нашей
организации. Обращение никогда не было легкой задачей, и  вы  это  отлично
знаете. К  тому  же  вы  не  похожи  на  человека,  который  легко  меняет
убеждения, поэтому я не доверяю вам.
     - Просветите меня.
     - Я? Я не телепат. Зато обладаю трезвым умом и немного  разбираюсь  в
шпионаже. Поэтому я говорю вам без обиняков: вы приехали сюда шпионить.
     Мартелл глядел в ночь:
     - Значит, вы отказываете?
     - Вы можете найти здесь убежище на ночь. Но завтра вам придется уйти.
Мне очень жаль, Мартелл, но ничего другого я не могу сделать.
     Мартелл понял, что не в силах  изменить  решение  лазариста.  Тем  не
менее он не удивился, и не огорчился. Переход к еретикам был  не  очень-то
ловким и продуманным ходом, и он еще до  разговора  предчувствовал  отказ.
Месяцев через шесть-семь, ответ, возможно, был бы иным.
     Он оставался в стороне, пока небольшая группа  миссионеров  совершала
вечернюю молитву. Здесь были три измененных землянина и семь венериан.
     После обряда Мартелл принял участие в их скромной трапезе, состоявшей
из какого-то незнакомого по вкусу мяса и кислого вина. Он сидел в компании
с тремя лазаристами, которых, казалось, не смущало присутствие Мартелла. У
одного из них, по имени Брадлауг, были на удивление длинные руки. Другой -
Лазарус, - крепкий,  плотный,  с  широким  лицом,  привлекал  внимание  до
странности отсутствующим взглядом. У Мартелла  появилось  подозрение,  что
этот Лазарус - эспер. Заинтересовало Мартелла и его имя.
     - Вы не родственник знаменитого Лазаруса? - спросил он.
     - Я его племянник, но никогда не видел своего знаменитого дядюшку.
     - Кажется, его никто и никогда не видел, - сказал Мартелл.  -  И  мне
иногда приходит в голову, что он не реально существующий человек, а миф.
     Лица всех сидящих за столом мгновенно  помрачнели.  Только  Мандштейн
невозмутимо заметил:
     - А я встречал людей,  которые  его  знали.  Говорят,  он  производил
сильное впечатление. Ученый, большой ученый,  и  при  том  очень  скромный
человек.  Он  никогда  не  повышал   голоса,   но   пользовался   огромным
авторитетом.
     - Как и Форст, - вставил Мартелл.
     - Да, пожалуй, - согласился Мандштейн. - Они оба наши руководители  и
пример для нас. - Он поднялся. - Спокойной ночи, братья!
     Мартелл остался за столом  с  Брадлаугом  и  Лазарусом.  После  ухода
Мандштейна воцарилась гнетущая тишина. Наконец Брадлауг поднялся и сказал:
     - Я провожу вас, брат.
     Комнатка была  очень  маленькая.  В  ней  стояла  раскладушка,  стены
украшали религиозные атрибуты. Большего и нельзя было ожидать  от  станции
миссионеров. Как бы то ни было,  спать  здесь  можно,  решил  Мартелл.  Он
помолился и закрыл глаза. Через некоторое время  его  одолел  сон.  Тонкая
корочка забвения затянула черные воды неизвестности. Но вскоре эта корочка
дала трещину: он услышал хриплый смех, что-то ударило в стену  часовни,  а
когда Мартелл проснулся окончательно, то услышал рычание:
     - Отдайте нам форстера!
     Он сел на раскладушке. Кто-то зашевелился в соседней комнате и  вошел
к нему. Это был Мандштейн.
     - Они целый вечер пили и веселились, а теперь пожаловали сюда,  чтобы
доставить нам неприятности.
     - Отдайте нам форстера! - снова прокричали из темноты.
     Мартелл выглянул из окна. Сначала он ничего не увидел и лишь потом  в
слабом свете фонаря, висевшего над входом, различил семь  огромных  фигур.
Они, шатаясь, бродили по двору.
     - Аристократы! Из высшей касты! - хмуро сказал Мандштейн. -  Один  из
наших эсперов предупредил об этом визите час назад. Рано или  поздно,  это
должно было случиться. Я спущусь вниз и успокою их.
     - Но вас могут убить!
     - Не я им нужен, - бросил Мандштейн и ушел.
     Мартелл смотрел, как он выходит  из  дома.  По  сравнению  с  пьяными
венерианами он казался карликом. Мандштейна  тут  же  взяли  в  кольцо,  и
Мартелл устрашился расправы. Однако венериан медлили,  а  поза  Мандштейна
выражала бесстрашие. Из своей кельи Мартелл не  мог  слышать,  о  чем  они
говорили, по всей вероятности, миссионер уговаривал их  уйти.  Все  семеро
были вооружены, а двое или трое так пьяны, что едва  держались  на  ногах.
Между тем глаза  Мартелла  настолько  привыкли  к  темноте,  что  он  смог
различать лица, искаженные злобой и внушающие страх. Пока Мандштейн что-то
говорил, отчаянно жестикулируя, один из буянов поднял с земли камень весом
фунтов этак в двадцать - двадцать пять и запустил им  в  побеленную  стену
миссии. Мартелл закусил губу. В этот момент до него долетели обрывки фраз:
     -  Отдай  его  нам,  миссионер...  Мы  могли  бы  и  со  всеми   вами
расправиться... Пришло время душить крыс.
     Мандштейн поднял вверх обе руки. Умолял ли  он  оставить  Мартелла  в
живых, или просто успокаивал венериан? Мартелл собрался было молиться,  но
сейчас это показалось совершенно ненужным. Тем не  менее  он  почувствовал
себя спокойнее, надел голубую рясу и вышел во двор.
     Еще никогда в жизни он не подходил к представителям высшей касты  так
близко. От них исходил какой-то козлиный запах, напомнивший Мартеллу запах
зверя-колеса.
     - Что вы хотите? - спросил он.
     Мандштейн раскрыл рот от удивления, а потом его лицо исказил ужас.
     - Идите обратно в дом! Я сам договорюсь с ними.
     Один из пришельцев вытащил меч и с силой воткнул его в землю.
     - Да ведь это и есть форстер! Чего же мы ждем?
     Мандштейн укорил Мартелла:
     - Вам не нужно было выходить. Возможно, я бы успокоил их.
     - Вряд ли. Они разгромят вашу миссию, если я их не успокою. Я не имею
никакого права подвергать вас такому испытанию.
     - Вы наш гость, - возразил Мандштейн.
     Мартеллу вовсе не хотелось пользоваться гостеприимством еретиков. Как
они правильно догадались, он хотел вступить в их ряды только затем,  чтобы
шпионить. Это ему не удалось. Теперь он  схватил  Мандштейна  за  рукав  и
настойчиво сказал:
     - Идите в дом.
     Мандштейн пожал плечами и ушел. Мартелл видел, как он исчез  в  доме.
После этого он опять повернулся к венерианам.
     - Что вам здесь нужно? - спросил он.
     Вместо ответа в лицо ему полетел плевок. Обращаясь не  к  нему,  а  к
своим спутникам, венерианин сказал:
     - Давайте сдерем с него шкуру и бросим тело в пруд на съедение рыбам.
     - Нет! Лучше его четвертовать!
     - А  что,  если  его  связать  и  бросить  на  дороге,  чтобы  с  ним
расправился зверь-колесо?
     Мартелл выкрикнул:
     - Я пришел сюда с миром и принес вам дар жизни. Почему вы  не  хотите
меня выслушать? И чего вы боитесь? - Он уже понял, что это просто  большие
дети,  которые  наслаждаются  жизнью  и  властью  над  другими:  они  рады
раздавить даже муравья, чтобы показать свою силу.
     - Разрешите мне поговорить с вами, - продолжал он.  -  Давайте  сядем
вон под то дерево, и я протрезвлю вас, если вы дадите мне свои руки...
     - Осторожней! - вскричал один из венериан. - Он убьет нас!
     Мартелл попытался взять его руку, но тот испуганно отскочил и,  чтобы
доказать свою храбрость, выхватил меч. Двое других последовали его примеру
и начали приближаться к Мартеллу, но тот вдруг исчез...
     Яркий свет ослепил Мартелла. Мгновение назад перед ним сверкали мечи,
а теперь он стоял в двух шагах от изумленного посла марсиан.
     - Как вам удалось сюда войти? - спросил Вайнер.
     - Я и сам хотел бы это узнать.
     Мартелла охватило чувство нереальности, словно он  только  что  видел
один сон, а теперь смотрел другой.
     - Это здание находится в нейтральной зоне и тщательно  охраняется,  -
настаивал Вайнер. - Вы не могли и не  имели  никакого  права  проникать  в
него.
     - Значит, вы считаете, что у меня нет  никакого  права  на  жизнь?  -
спросил Мартелл.



                                    6

     Мартелл предавался невеселым раздумьям. Не вернуться ли ему на Землю,
чтобы сообщить людям из Санта-Фе о  том,  что  он  здесь  увидел?  Он  мог
попасть в научный центр, где побывал год  назад.  Пришел  туда  нормальным
человеком, а вышел измененным. Он мог бы добиться  аудиенции  у  Рейнольда
Кирби и информировать  седовласого  старца,  что  среди  венериан  имеются
обладатели  таких  телекинетических  способностей,  которые  до  сих   пор
считались нереальными. Эти люди могут  обезвредить  зверя-колесо,  бросить
обидчика в колонию плотоядных грибов или перенести человека на семь  миль,
и даже стены им не помеха.
     В Санта-Фе должны об этом узнать. На Венере обосновались лазаристы, а
планета полна телекинетиками - все это может нанести  чувствительный  удар
по  замыслам  Форста.  Разумеется,  на  Земле  форстеры  добились  больших
успехов. Они установили господство над доброй половиной планеты. Их ученые
достигли того, что человек мог жить целых триста-четыреста лет. Причем без
замены органов и тканей, просто за счет  регенерации.  Это  был  еще  один
большой шаг на пути к бессмертию. Но у Братства есть и другие  цели  кроме
бессмертия, например полеты к недоступным пока звездам.
     И вот здесь-то  лазаристы  их  опередили.  Они  имели  телекинетиков,
которые уже сейчас могли творить чудеса. Еще несколько поколений -  и  они
смогут посылать звездолеты в  другие  галактики.  Если  они  сейчас  могут
перебросить человека на семь миль одной лишь силой воли,  не  причинив  ни
малейшего вреда, то что же они смогут  через  десять,  двадцать,  наконец,
через сто лет?
     Мартелл просто обязан сообщить обо всем этом.
     Однако как ни хотел этого Мартелл, вернуться на Землю без  разрешения
он не мог. И не только потому, что был измененным, приспособленным к жизни
на ней, и лишь на Венере, но и потому, что на его  возвращение  посмотрели
бы как  на  дезертирство.  И  личный  рапорт  не  поможет.  Для  извещения
руководства Братства достаточно закодированной радиограммы. Сейчас Мартелл
стремился приучить себя к мысли, что Земля для него теперь чужая  планета,
на которой он сможет  жить,  только  пользуясь  специальным  прибором  для
дыхания.
     Вайнер помог отослать радиограмму Кирби в  Санта-Фе.  Мартелл  описал
все как есть и выразил опасение, что лазаристы давно опередили форстеров в
вопросах телекинетики и, видимо, первыми завоюют другие миры. Он остался в
посольстве ждать ответа из Центра.
     Ответ пришел  через  несколько  часов.  Кирби  благодарил  за  ценную
информацию и советовал не опасаться чересчур  лазаристов.  Ведь  они  тоже
люди. Если они и достигнут звезд  первыми,  все  равно  это  будет  победа
человека над косной материей. Не их победа и  не  наша  победа,  а  победа
всего человечества, так как это проложит путь к звездам для всех людей.  В
конец Кирби советовал Мартеллу задуматься над этим.
     Мартелл почувствовал, что почва уходит из-под его ног. Что  же  такое
говорит Кирби?  Средства  и  цели  безнадежно  перепутаны.  Неужели  можно
считать, что Братство победит, если Вселенную первыми  откроют  лазаристы?
Ведь их престиж поднимется, и это сведет на нет все достижения форстеров.
     В смятении стоял он перед импровизированным алтарем,  который  Вайнер
предоставил в его распоряжение и мучительно искал ответы на свои вопросы.
     Через несколько дней он вернулся к лазаристам.



                                    7

     Мартелл стоял с Кристофером Мандштейном над обрывом у  озера.  Сквозь
легкие облака иногда просачивались лучи солнца, играя на зеркальной глади.
Но не солнечные блики придавали блеск воде - все в  светящемся  планктоне,
зеленоватое свечение которого разбивала рябь.
     Водились в озере и другие организмы: под водой метались остроконечные
тени с  разинутыми  пастями  и  металлически  поблескивающими  плавниками.
Иногда из воды выскакивало какое-нибудь из этих чудовищ - метров  двадцати
в длину - и вновь исчезало в родной стихии.
     Мандштейн задумчиво сказал:
     - Не думал увидеть вас снова.
     - Полагали, что со мной расправились венериане?
     - Нет, я узнал, что вы  укрылись  в  марсианском  посольстве,  думал,
собрались на Землю. Вы же убедились, что организовать здесь  форстеровскую
общину - безнадежное предприятие.
     - Да, убедился, - ответил Мартелл. - Но  у  меня  на  совести  смерть
этого юноши. Вот почему я не могу отсюда уехать. Я подбил бедного мальчика
посещать часовню. Надо было прогнать его, как  вы  советовали.  А  ведь  я
обязан ему жизнью...
     - Элвит был очень талантлив, - грустно проговорил Мандштейн, - но  уж
слишком дик. Он не знал ни отдыха, ни покоя. Забудьте.
     - Я сделал то, что должен был сделать, - ответил  Мартелл.  -  И  мне
очень больно, что все кончилось так трагически. - Он посмотрел  на  черную
змею, которая проплыла под самой поверхностью воды. Внезапно она взмыла  в
воздух, схватила летящую низко над водой птицу и вновь ушла под воду.
     - Я не собираюсь шпионить за вами. Я приехал сюда, чтобы войти в вашу
общину.
     Мандштейн наморщил лоб:
     - Мы же обсуждали эту тему.
     - Испытайте меня! Пусть меня просветит один из ваших эсперов. Клянусь
вам, Мандштейн, я говорю искренне.
     - В Санта-Фе  в  ваш  мозг  гипнотическим  путем  ввели  определенное
задание. Я знаю, что это такое: испытал  на  себе.  Вы  сами  об  этом  не
подозреваете, и если даже  мы  вас  просветим,  то  все  равно  ничего  не
обнаружим. Вы же впитаете все, что узнаете о  нас,  а  потом  вернетесь  в
Санта-Фе. Эспер разрушит блокаду памяти и вытянет из вас все приобретенные
знания.
     - Нет! Это неправда!
     - Вы уверены?
     - Послушайте, - сказал Мартелл. - Люди из Санта-Фе ничего не делали с
моим мозгом. Конечно, меня изменили. - Он показал Мандштейну свои руки.  -
Кожа у меня голубая. А функции организма - это кошмар. У меня есть  жабры.
Но венериане не признают меня своим, а представлять здесь форстеров  я  не
могу,  потому  что  местное  население   ненавидит   их.   Вот   я   решил
присоединиться к вам. Понятно?
     - Да, но это ничего не меняет. Я по-прежнему уверен, что вы - шпион!
     - Но я же вам говорю...
     - Не волнуйтесь, - перебил его лазарист. - Шпион, так шпион.  Что  от
этого меняется? Вы можете остаться и работать вместе  с  нами.  Вы  будете
связующим звеном между форстерами и нами. Именно это нам и нужно.
     Мартелл снова почувствовал, что  из-под  его  ног  уходит  почва.  Он
пристально посмотрел в глаза Мандштейна и понял, что тем  движут  какие-то
личные мотивы и, кроме того, фантазия...
     Он быстро спросил:
     - Вы хотите попытаться объединить два движения?
     - Не я. Это план Лазаруса.
     - Кто же руководит миссией: вы или он?
     - Я не имею в виду здешнего Лазаруса. Я  говорю  о  Дэвиде  Лазарусе,
основателе нашего ордена.
     - Он же умер!
     - Конечно. Но мы следуем курсу, который он  проложил  полвека  назад.
Одна из главных идей Лазаруса  состоит  в  том,  что  оба  течения  должны
воссоединиться. И так будет, Мартелл! Каждое из них  имеет  нечто,  в  чем
нуждается другое: у вас  есть  Земля  и  бессмертие,  у  нас  -  Венера  и
телекинетика. Мы наверняка должны прийти к соглашению, и, возможно, именно
вы поможете нам в этом.
     - Вы это серьезно?
     - Совершенно серьезно. Вы хотели бы жить вечно, Мартелл?
     - Умирать не слишком-то приятно. Разве, ради высоких идеалов...
     - Иначе говоря, вы хотите жить как можно дольше?
     - Да.
     - Форстеры с каждым днем приближаются к этой  цели.  Мы  ведь  хорошо
осведомлены о том, что происходит в Санта-Фе.  Лет  сорок  тому  назад  мы
украли плоды труда целой лаборатории, работавшей над проблемой бессмертия.
Нам это помогло, но не настолько,  чтобы  догнать  форстеров.  Не  хватает
знаний. С другой стороны, мы опередили вас в другой  области.  Вы  и  сами
могли в этом убедиться. Так не стоит ли объединить  усилия?  У  нас  будут
звезды, у вас - бессмертие. Вот почему мы оставляем вас здесь. Оставайтесь
и шпионьте сколько влезет, брат! Чем меньше  у  нас  будет  тайн  друг  от
друга, тем быстрее пойдет прогресс.
     Мартелл ничего не ответил.
     Из леса появился молодой венерианин.  Мартеллу  до  сих  пор  местные
жители казались на одно лицо. Мандштейн улыбнулся юноше:
     - Поймай нам рыбу.
     - Хорошо, брат Кристофер.
     Стало  тихо.  На  лбу  молодого  человека  запульсировала  жилка.   В
следующее мгновение закипела вода, забурлила белая пена. Из пены появилось
чешуйчатое тускло-золотистое тело. Огромная, более трех  метров  в  длину,
рыбина беспомощно парила в воздухе. Мартелл в страхе отпрыгнул  назад,  но
потом  понял,  что  он  вне  опасности.  Голова  ракообразной   рыбы   или
рыбообразного рака раскололась, словно под ударом молота, и рыба, взмахнув
еще несколько раз хвостом, замерла. Мартелл окаменел не столько от страха,
сколько от удивления. Маленький стройный юноша, забавы ради вытащивший  из
глубины это чудовище, мог убивать одними  мозговыми  импульсами,  даже  не
пошевелив пальцем.
     Мартелл вытер пот с лица, оглянулся на Мандштейна.
     - Ваши телекинетики... они все венериане?
     - Да.
     - Надеюсь, вы держите их под контролем?
     - Я тоже надеюсь на это, - ответил Мандштейн.
     Он осторожно взял мертвую рыбину за плавники и с трудом поднял  ее  в
воздух, так чтобы иглы были направлены в противоположную от них сторону.
     - Эта штука - большой деликатес, - сказал он. - Конечно, надо удалить
ядовитые железы. Мальчик вытащит еще одну-две таких твари - мы называем их
черт-рыба, - и устроим пир по поводу вашего обращения, брат Мартелл!



                                    8

     Мартеллу предоставили помещение и работу,  которую  обычно  выполняют
батраки, а в  свободное  время  его  посвящали  в  учение  трансцендентной
гармонии. Мартелл нашел, что комната его вполне приемлема, а  вот  глотать
теологию оказалось более трудным делом. Он должен был  либо  пойти  против
самого себя,  либо  против  учения.  В  душе  он  смеялся  над  эклектикой
лазаристов:  немного  подогретого  христианства,  капля   ислама,   щепоть
буддизма - и все это равномерно размазано по противню, взятому напрокат  у
Форста. Такая стряпня была не по нутру Мартеллу.  В  учении  Форста  также
хватало эклектики, но его Мартелл впитал с молоком матери.
     Они начали с Форста, признав его пророком, так  же  как  христианство
признавало пророком Моисея, а ислам - Иисуса. В роли же спасителя выступал
Дэвид  Лазарус.  Для  Мартелла  это  была  второстепенная  фигура,  бывший
сторонник Форста, впоследствии основавший свое направление.
     Но Форст жил, и обе группировки думали, что он  будет  жить  вечно  -
Первый Бессмертный. А Лазарус был мертв -  мученик,  жестоко  обманутый  и
убитый форстерами.
     Книга Лазаруса рассказывала скорбную историю:  "Лазарус  был  слишком
доверчив и совершенно бесхитростен, и люди, не имеющие ни сердца, ни души,
пришли к нему ночью и убили... Они бросили труп в конвертер, с  тем  чтобы
от него не осталось ни одной молекулы. И когда Форст узнал об их поступке,
он пролил горькие слезы и сказал: "Как бы мне хотелось, чтобы вместо  тебя
они убили  меня,  ибо  тем  самым  они  дали  тебе  бессмертие,  настоящее
бессмертие..."
     Мартелл  не  смог  найти  в  книгах  лазаристов  ни   одного   факта,
дискредитирующего Форста. Даже убийство  Лазаруса  было  представлено  как
дело  рук  одиночек,  совершенное   без   ведома   и   согласия   верхушки
форстеровского движения. И через все книги красной нитью проходила мысль о
том, что рано или поздно движения форстеров  и  лазаристов  воссоединятся,
хотя из них же явствовало, что лазаристы присоединятся только как равные.
     Несколько месяцев назад Мартелл принял бы это все за сплошной абсурд.
На Земле движение  лазаристов  захирело:  небольшие  группы  таяли,  теряя
последних  приверженцев.  Но  теперь,  пожив  на  Венере,  он  понял,  что
недооценивал лазаристов. Вся Венера принадлежала  им.  Чтобы  ни  говорили
представители высшей касты венерианцев, но они уже давно не были хозяевами
положения. В угнетенной низшей касте венериан были эсперы  и  одареннейшие
телекинетики, и вот они-то и вложили свою судьбу в руки лазаристов.
     Мартелл работал, учился, приглядывался и прислушивался.
     Пришло бурное время года. Небо затянули тучи. Засверкали молнии. Реки
вышли из берегов. Мощные порывы  ветра  с  корнем  выворачивали  огромные,
высотой до ста метров, деревья и перебрасывали их на сотни миль. Время  от
времени  в  часовне  появлялись  высокородные,   выкрикивая   угрозы   или
насмехаясь, но всегда  поблизости  находились  несколько  юношей,  готовых
защитить  учителя.  Однажды  Мартелл  стал  свидетелем  того,   как   трое
непрошенных гостей были отброшены телекинетической силой через весь  двор.
"Вот это молния! Ее удар мог стоить нам  жизни,  -  дивились  побежденные,
потирая ушибленные места. - Нам еще повезло!"
     За сезон дождей пришла весна. Мартелл работал вместе с  Брадлаугом  и
Лазарусом на полях. Он  уже  не  пытался  вникнуть  в  учение  лазаристов,
удовольствовавшись поверхностным знакомством.  Проникнуть  в  суть  учения
мешал непреодолимый барьер скептицизма.
     В один из этих душных дней,  когда  пот  стекал  ручьями  со  спин  и
заливал глаза, брат Леон Брадлауг неожиданно отправился в царство  вечного
блаженства. Это случилось в считанные секунды. Они сажали овощи.  Внезапно
на их полуголые тела  легла  какая-то  тень,  и  внутренний  голос  шепнул
Мартеллу: "Внимание! Опасность!"
     В тот же миг с неба упало что-то очень тяжелое. И Мартелл увидел, как
Брадлауга проткнул чей-то клюв, проткнул  насквозь.  Фонтан  медно-красной
крови брызнул из его тела, и Брадлауг ничком упал на землю. Птица-барабан,
словно крылатый демон,  уселась  на  тело,  и  Мартелл  услышал,  как  она
раздирает мясо и дробит кости несчастного.
     Они воздали  почести  останкам  погибшего  и  похоронили  его  позади
часовни. Когда все было закончено, брат Мандштейн позвал Мартелла к себе в
келью.
     - Теперь мы остались втроем. Не хотели бы вы тоже принять  участие  в
распространении учения, брат Мартелл?
     - Я еще не полностью ваш.
     - Вы носите зеленую рясу. Вы знакомы  с  нашим  учением  и  законами.
Неужели вы все еще считаете себя форстером?
     - Я... Я и сам не знаю, кто я, - ответил Мартелл. - Я должен подумать
над этим.
     - Подумайте и дайте мне ответ. У нас много работы, брат.
     Мартелл и не подозревал, что все решится само собой.
     На следующий день после похорон Брадлауга в комнату  Мартелла  вбежал
Мандштейн:
     - Быстро садитесь в машину - и в космопорт. Нужно спасти человека!
     Мартелл не стал задавать вопросов. Видимо, эспер уловил зов помощи, и
надо доставить к месту предполагаемых событий телекинетика. Он помчался во
двор и сел в машину. Один из молодых венериан уже сидел в ней.
     Машина помчалась в  сторону  космопорта.  Когда  они  проехали  около
четырех  километров,  спутник  дал  знак  остановиться.  На  краю  дороги,
прислонившись к дереву стоял человек в голубой рясе.  Рядом  валялись  два
чемодана, в которых рылась какая-то бестия  с  острым  клювом  и  жесткими
крыльями, видимо в поисках съестного, в то время как другая тварь нападала
на бедного форстера, только что  приехавшего  на  Венеру.  Тот  беспомощно
отмахивался веткой и ногами.
     Юноша выскочил из машины. Без видимого напряжения  он  заставил  птиц
подняться в воздух и со страшной силой швырнул их на дерево. Стукнувшись о
ствол, они упали на землю, но, поднявшись,  попытались  напасть  на  вновь
прибывших. Юноша снова поднял их в воздух и переломил им  клювы.  На  этот
раз они упали в трясину и навсегда исчезли в ней.
     Мартелл подошел к человеку и сказал:
     - Венера всегда таким образом встречает  новобранцев.  Меня  поджидал
зверь-колесо - и врагу не пожелаю столкнуться с ним.  Если  бы  не  помощь
такого же юноши, я был бы  растерзан  на  куски.  Вас  же  спас  вот  этот
мальчик. Вы миссионер?
     Человек был смущен и испуган настолько, что сразу не  смог  ответить.
Он крепко сжал руки, потом разжал их и поправил одежду. Наконец он выдавил
из себя:
     - Да... Я миссионер... С Земли.
     - Подвергались операции?
     - Да.
     - Я - тоже. Меня зовут Николас Мартелл. Как там у  нас,  в  Санта-Фе,
брат?
     Новоприбывший впервые поднял на него глаза и почему-то замкнулся. Это
был сухощавый маленький человек, несколько моложе  Мартелла.  Лишь  спустя
некоторое время он сказал:
     - Если вы Мартелл, то вас не должно  это  интересовать,  так  как  вы
изменили своей вере.
     - Нет, вы не правы, - проговорил Мартелл. - Собственно говоря, я...
     Он замолчал, а руки его беспокойно забегали  по  зеленой  рясе.  Щеки
вспыхнули огнем, и в этот момент он с болью узнал  всю  правду  о  себе  -
изменения сработали, изменив его сущность.

                            Роберт СИЛВЕРБЕРГ

                             ОТКРОЙТЕ НЕБО!




                 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 2152 г. ВОСКРЕСШИЙ ЛАЗАРУС


                                    1

     Главный  участок  одноколейки  -  бетонный  пояс,  почти   на   треть
опоясывающий Марс, - проходил примерно по  пятнадцатому  градусу  северной
широты с востока на запад.  Север  был  заполнен  озерами  и  плодородными
полями, юг, ближе  к  экватору,  -  покрыт  сетью  компрессорных  станций,
которые во многом способствовали возникновению чудес. При желании можно  и
теперь найти кратеры и старые заброшенные линии, но все это сейчас  лежало
под  довольно  густым  покровом  растительности,  в  основном   зимней   -
неприхотливых кустиков и деревьев. Изредка встречавшиеся  березы  и  сосны
напоминали землянину о родной планете.
     Серые бетонные шпалы одноколейки расстелились на многие мили,  словно
пытались добраться до края этой пустынной местности. Ветви дороги отходили
к далеким поселкам; появлялись новые селения - отрастали  и  новые  ветви.
Конечно же, лучше всех марсиан собрать в одном большом городе, но это  уже
невозможно: новая эра сделала их совершенно другими людьми.
     Сейчас строилась дорога к  семи  новым  поселениям,  расположенным  в
районе озера Вельтран. Огромная машина расчищала  путь,  буравила  дыры  в
почве и вставляла в них полуготовые бетонные  столбы.  Все  работы  велись
автоматически, машина  управлялась  счетно-решающим  устройством,  имеющим
определенную  программу  и  контролирующим  каждый  вид  работы.  За   ней
следовали машины, кладущие рельсы и выполняющие различные  вспомогательные
работы.  Марсиане  обладали  высокоразвитой  техникой.  Но   микроволновые
излучения были делом будущего,  и  поэтому  сейчас  подвешивались  обычные
провода, еще помнящие добрые старые времена.
     Одноколейка  предназначалась  для  товарных  поездов,  сами  марсиане
предпочитали передвигаться по воздуху. Их число уже перевалило  за  десять
миллионов. Время пионеров давно  прошло,  и  планета  стала  гостеприимным
домом. Теперь должна прийти цивилизация, которая сделает  жизнь  легкой  и
удобной. И одноколейка шагала во все концы,  миля  за  милей,  преодолевая
реки, обходя озера и горы, вырубая просеки в молодых лесах.
     Надзор  за   стройкой   седьмого   участка   входил   в   обязанности
шестидесятилетнего человека,  загорелого  и  морщинистого,  по  имени  Пол
Вайнер,  который  имел  хорошие  политические  связи,  и  Хедли  Донована,
угловатого рыжего мужчины, не имеющего таких связей. Рыжеволосые  люди  на
Марсе были редкостью, да и людей с круглым брюшком, как у  Донована,  тоже
встречалось мало, правда, не так, как в старые времена. Сказывались  более
хорошие условия жизни. Хедли потешался над театральной суровостью старшего
поколения, которое еще носило при себе оружие и напускало на  себя  важный
вид. "Может, это имело смысл во  времена  пионеров  на  Марсе,  -  подумал
Донован. - Но теперь, спустя тридцать лет, это уже не имеет смысла". И  он
позволил себе роскошь отрастить  брюшко,  хотя  и  знал,  что  Пол  Вайнер
презирал его за это.
     Чувство это было обоюдным. Оба сейчас сидели в гусеничном вездеходе и
продвигались по одному из многочисленных,  почти  непроходимых  болотистых
участков Марса, расположенному милях в двадцати от  работающего  комплекса
машин. Вайнер контролировал  работу  комплекса,  используя  ЭВМ  и  другие
приборы, а Донован вел вездеход и одновременно высматривал  новые  участки
для будущих трасс.
     Однако Донован старался следить за  действиями  Вайнера:  он  не  был
высокого мнения о деловых качествах своего напарника и  считал,  что  тому
доверили  пост  только  благодаря  связям.  Пол  Вайнер  был   племянником
Натаниэля Вайнера - члена правительства, человека, которому уже более  ста
лет.
     Раз в два-три года этот старик проводил несколько месяцев  на  Земле,
прочищая у форстеров то почки, то желудок, а то и меняя какой-нибудь орган
на искусственный. Натаниэль Вайнер, вероятно, будет жить вечно,  если  его
мозг не сыграет с ним какую-нибудь шутку.
     Хедли Донован пытался присматривать за работой контрольных  приборов,
которые, собственно говоря, требовали внимания двух человек.  Он  заметил,
что Вайнер вновь задремал, и был в отчаянии: ему не уследить за всем,  чем
нужно.
     Внезапно перед ним загорелась красная лампочка, и на экране  бокового
детектора  появилось  несколько  кривых  и  чисел.  Донован   присмотрелся
внимательнее, Вайнер перестал дремать и поднял голову:
     - В чем дело?
     - Не знаю, - буркнул Донован. - Похоже на какие-то подземные  пещеры.
В трех-четырех милях в сторону.
     - Повернем туда?
     - Зачем? - спросил Донован. - Наша трасса проходит в стороне.
     - А вы не любопытны!
     Старые марсиане воспринимали такие слова, как комплимент.
     Донован ничего не ответил.
     -  Хотелось  бы  узнать,  что  это,  -  продолжал  Вайнер.  -   Может
какая-нибудь река?
     - Подземные пещеры не редкость, - заметил Донован.  -  И  я  не  вижу
причин, почему мы... А ну его к черту, давайте свернем и посмотрим.
     Он закрутил рычаги. Такая задержка была абсолютно  бессмысленной,  но
Доновану также хотелось узнать, что именно они встретили.
     На месте прибор показал, что полость имеет приблизительно семь метров
высоты. Поверхность почвы здесь была точно такой же, как и везде - высокая
трава и кустарник. Вайнер быстро обежал кругом с измерительным устройством
Сонара и установил точные размеры полости. Донован был твердо убежден, что
она возникла естественным путем и под ней находится  какой-нибудь  твердый
базальтовый грунт, а значит эта полость  не  может  представлять  никакого
интереса. Но  Вайнер  вновь  начал  говорить  что-то  о  сокровищах  и  об
археологической славе. В конце концов  Донован  согласился  въехать  туда,
чтобы выяснить что там может быть.
     Минут двадцать они работали  лопатами,  пока  не  расчистили  большую
гладкую плиту.
     Вайнер сказал:
     - Мне кажется, мы наткнулись на могилу.
     - Ну и давайте оставим ее в покое. К чему нам  это?  Заявим  о  нашей
находке руководству...
     - А это что такое? - перебил его Вайнер и сунул руку в щель  рядом  с
плитой из зеленого стекла, откуда проникал желтый свет. В следующий момент
он испуганно отдернул руку. Чей-то голос произнес:
     - Да снизойдет на  вас  благословение  вечной  Гармонии,  друзья!  Вы
находитесь у временной усыпальницы Лазаруса. Профессиональная  медицинская
помощь может  снова  меня  оживить.  Я  прошу,  чтобы  мой  склеп  вскрыли
квалифицированные медики.
     Наступила тишина, а через некоторое время тот же голос сказал:
     - Да снизойдет на  вас  благословение  вечной  Гармонии,  друзья!  Вы
находитесь у...
     - Магнитофон, - пробормотал Донован.
     - Взляните-ка сюда! - возбужденно воскликнул Вайнер.
     Толстая стеклянная  крышка  склепа  стала  совершенно  прозрачной,  и
мужчины осторожно  заглянули  внутрь.  В  питательной  ванне  лежал  худой
человек с орлиным носом. Лежал он  на  спине,  а  лицо  его  было  закрыто
прозрачной маской для дыхания. Резиновые трубки соединяли различные  части
тела с целой батареей приборов - вообще склеп был похож на регенерационную
камеру, только более комфортабельную.
     Спящий улыбался. Стены склепа были испещрены какими-то  таинственными
символами. Донован понял, что это  символы  лазаристов.  Это  венерианский
культ! Он был удивлен. Значит они наткнулись,  как  им  было  сказано,  на
временную усыпальницу  Лазаруса?  Ведь  он  же  был  пророком  лазаристов.
Донован считал чушью все эти религии, но тем не менее им придется сообщить
о своем открытии уже сегодня.  Конечно,  это  сорвет  график  работ,  сюда
набежит много народу, он станет  центром  внимания,  чего  ему  совсем  не
хотелось...
     И ничего этого не случилось, если бы  идиот  Вайнер  не  проснулся  в
самый неподходящий момент. Надо же ему было проснуться!
     - Мы должны вернуться и сообщить о находке,  -  сказал  в  это  время
Вайнер. - Я думаю, что это очень важно.



                                    2

     На Венере, в маленьком здании,  окруженном  джунглями,  собрались  на
конференцию  девять  голубокожих  человек.  Трое  из  них  с  такой  кожей
родились. Остальные были оперативно измененными землянами, превращенными в
венериан, причем операции подвергалось не  только  их  тело.  Все  шестеро
Измененных были когда-то слугами Форста.
     На земле форстеры имели огромное влияние во  всех  сферах  жизни.  Но
сейчас дело происходило на Венере, находящейся под влиянием  лазаристов  -
по имени основателя общины и мученика  Дэвида  Лазаруса.  Лазарус,  пророк
трансцендентной Гармонии, более шестидесяти лет  тому  назад  был  осужден
форстерами. И вот теперь, к удивлению своих сторонников...
     - Брат Николас, мы можем сейчас послушать ваше сообщение?  -  спросил
почтенный Кристофер Мандштейн, глава лазаристов на Венере.
     Николас Мартелл, скромный и стройный  мужчина  средних  лет,  усталым
взглядом посмотрел на своих коллег: в последнее время ему мало  доводилось
спать, да и душевное потрясение давало о  себе  знать.  Мартелл  летал  на
Марс, чтобы проверить, насколько  достоверны  те  слухи,  которые  недавно
потрясли всю Солнечную систему.
     - Могу сообщить вам, что все это так и есть, - начал он.  -  Проверяя
строительные железнодорожные работы, два инженера наткнулись на стеклянный
склеп.
     - Вы его видели? - спросил Мандштейн.
     - Конечно. Его охраняет полиция.
     - А что с Лазарусом?
     - В склепе, внутри, куда можно  заглянуть  через  стеклянную  крышку,
лежит человек. Его лицо очень похоже на тот портрет, который мне  довелось
видеть. А сам склеп напоминает на регенерационную  камеру:  человек  лежит
там  со  всеми  необходимыми  приспособлениями.  Местные   власти   отдали
распоряжение исследовать склеп. Было установлено, что он может взлететь на
воздух,  если  кто-нибудь  попытается  в  него  проникнуть.  Я  говорил  с
Донованом - это инженер, который его обнаружил. Он сказал, что  склеп  был
на довольно большой глубине под почвой Марса.
     - А тот, который там лежит, действительно Лазарус? - спросил  человек
с ввалившимися щеками по имени Эмори.
     - Похож на Лазаруса, - с легким раздражением ответил Мартелл, - вы не
должны все-таки забывать, что я никогда не видел  Лазаруса.  Меня  еще  не
было на свете, когда он умер... Простите, если он умер...
     - Не верится что-то, - недовольно заметил Эмори. - Все это  смахивает
на мистификацию. Лазарус давно мертв. Его бросили в конвертер. И ничего от
него не осталось, кроме атомов.
     - Так говорится в нашем писании, - заметил Мандштейн. Он на  какое-то
мгновение прикрыл глаза. Это был самый  старший  из  сторонников  движения
лазаристов: уже шестьдесят лет он жил на Венере и прошел путь от скромного
священника до главы движения. После небольшой паузы он добавил:
     - Но нельзя исключить и того  факта,  что  в  наше  писание  вкралась
ошибка...
     - Не может этого быть! - вырвалось  у  Эмори,  который,  несмотря  на
молодость, был  консервативным  догматиком.  -  И  как  вы  только  можете
говорить такие вещи?
     Мандштейн пожал плечами:
     - В истории зарождения нашего движения много туманного и непонятного.
Мы знаем только, что существовал некто по имени Лазарус,  что  он  работал
вместе с Форстом в Санта-Фе, повздорил с ним и был убит  или,  по  крайней
мере, убран с пути. Но все это было очень давно. И в нашем движении теперь
не осталось никого, кто состоял бы в свое время в контакте с Лазарусом. Вы
же знаете, мы не так живучи, как форстеры. Поэтому, возможно, что  Лазарус
и не был убит, а был перевезен  в  бессознательном  состоянии  на  Марс  и
похоронен там заживо в регенерационной камере...
     В комнате стало тихо. Мартелл озабоченно посмотрел на Мандштейна.  Но
в этот момент снова заговорил Эмори:
     - Но что будет, если его оживят и он назовется Лазарусом?  Что  тогда
будет с движением?
     - Когда дело дойдет до этого, тогда и будем решать. Насколько я понял
из слов брата Мартелла, высказывались сомнения насчет возможности  открыть
склеп.
     - Совершенно верно, - подтвердил Мартелл. - Если в склеп вмонтировано
взрывное устройство, то при его вскрытии обязательно произойдет взрыв...
     - Будем надеяться на это, - сказал брат Уорд, до сих пор молчавший. -
Нам выгоднее, если Лазарус останется  мучеником.  Мы  бы  превратили  этот
склеп в святое место и организовывали паломничество к нему.  Тогда,  может
быть, даже марсиане заинтересуются нашим культом. Но если  он  воскреснет,
то смешает нам все карты...
     - В этом склепе лежит не Лазарус, - заявил Эмори.  Казалось,  у  него
вот-вот начнется припадок истерии.
     Мандштейн озабоченно взглянул на него:
     - Вам бы следовало немного отдохнуть, брат Эмори. Вы  слишком  близко
принимаете все к сердцу.
     Мартелл сказал:
     - Но эти известия действительно могут вывести человека из равновесия,
брат Кристофер. Если бы видели его!.. С  улыбкой  на  лице...  в  ожидании
воскрешения...
     Эмори застонал. Мандштейн нахмурил брови, и, словно по его приказу, в
комнату вошел один  из  урожденных  венериан,  один  из  эсперов,  которых
лазаристы выращивали уже многие годы.
     - Брат Эмори устал, Нерон, - сказал Мандштейн.
     Венерианин кивнул и положил руку на плечо Змори.  Тотчас  между  ними
возник нейропсихический контакт, и нервная энергия из тела эспера  потекла
в тело Эмори, у которого в мозгу открылись какие-то  клапаны.  Лицо  Эмори
просветлело, и венерианин вывел его из комнаты.
     Мандштейн поочередно посмотрел на всех присутствующих.
     - Мы должны исходить из того, - начал он спокойно,  -  что  на  Марсе
найдено тело настоящего Лазаруса и что наше писание ошибается относительно
его смерти. Далее: Лазаруса можно вернуть к жизни. Сейчас  нам  необходимо
выяснить вопрос: как нам реагировать на этот факт?
     - Вы знаете, брат  Кристофер,  -  сказал  Мартелл,  -  что  я  всегда
скептически относился к истории Лазаруса. Но тем не менее считаю, что  это
открытие может сослужить нам добрую службу. Если бы  могли  получить  этот
склеп и превратить его в символический центр нашего движения с тем,  чтобы
заинтересовать общественность...
     - Вот именно, - поддакнул Уорд. - Мы  и  раньше  имели  преимущество,
поскольку у нас была легенда. У конкурентов есть только  Форст  и  научные
достижения. Они не имеют ничего из того, что брало бы человека за душу.  У
нас был мученик Лазарус, и это помогло  нам  пустить  корни  на  Венере  и
завоевать  здесь  авторитет.  А  теперь,  когда  Лазарус   воскреснет   из
мертвых...
     - Вы не понимаете существа дела,  -  перебил  его  Мандштейн.  -  Что
произошло на Марсе? Ведь это противоречит нашему мифу. Нигде в писании  не
сказано, что Лазарус воскреснет во плоти. Что было бы, если  бы  археологи
обнаружили, что в действительности, Иисус Христос был  обезглавлен,  а  не
распят? Или выяснилось бы, что Мухаммед никогда не  был  в  Мекке?..  Нет,
если этот человек действительно  Лазарус,  то  наша  мифология  предстанет
перед всем человечеством как фальшивка. И это может нас погубить.



                                    3

     Центр биологических исследований Ноэля Форста находился в  пятидесяти
милях от старого живописного города  Санта-Фе.  Здесь  хирурги  превращали
людей  в  другие  существа.  Здесь  биологи  самым   решительным   образом
вмешивались в факторы наследственности. Здесь проводились различные  опыты
по выращиванию эсперов. Короче  говоря,  Центр  представлял  собой  единую
машину,   огромный   сложный   механизм,   решающий   различные    сложные
психологические и биологические задачи.
     Сердцем и мозгом этого организма были глубокие старцы.
     Ядром движения было куполообразное здание, стоящее неподалеку от зала
заседаний. Здесь жил Ноэль Форст, когда бывал в Центре. Говорили, что  ему
уже сто двадцать пять лет. Однако были люди, которые  утверждали,  что  он
давно умер, а тот Форст, который временами  появляется  в  храмах,  -  его
двойник. Самого  же  Форста  эти  слухи  очень  забавляли.  Правда,  более
половины его органов были искусственными, но, тем не менее,  он  жил  и  в
ближайшее время совершенно не собирался умирать. Если  бы  он  смотрел  на
смерть, как на неизбежное зло (или благо), то не стал  бы  утруждать  себя
основанием Космического Братства. В первые годы ему ведь  пришлось  совсем
не сладко.
     Среди тех, кто раньше смотрел на Форста как на  достойного  сожаления
шизофреника, был и  его  сегодняшний  заместитель,  координатор  Западного
полушария Рейнольд Кирби. Он попал в  Братство  в  минуты  полной  нервной
истощенности, пытаясь найти  хоть  какую-нибудь  опору  в  период  личного
кризиса. Это произошло в 2077 году. И вот спустя уже семьдесят пять лет он
все еще находился в Братстве, и за это время стал вторым "я"  Форста,  его
личным секретарем, доверенным лицом и советчиком.
     И тем не менее Форст ничего не рассказал Кирби о случае с  Лазарусом.
Подробности этого подлого поступка Форст  сохранил  для  себя  одного.  На
свете есть вещи, о которых не следует говорить никому.
     Основатель  Братства  сидел  в  сетке  из  пористой  резины,  которая
помогала ему легче переносить действие земного притяжения. Прежде это  был
сильный  и  энергичный  человек,  хотя  и  сейчас,  когда  надо,  он   мог
мобилизовать свою энергию. Правда, он предпочитал этого не делать. Он  уже
выполнил свой план, что и понимал,  хотя  организация  может  развалиться,
если не будет чувствоваться его сильная рука.
     Кирби сидел перед ним, изборожденный морщинами, сгорбленный, -  комок
искусственных органов - такой же, как и сам Форст. Сегодня лаборатории  по
продлению жизни уже отказались от этого  способа  омолаживания.  За  время
жизни последних поколений была разрешена  проблема  восстановления  клеток
тела за счет собственных  ресурсов  -  и  это  был  самый  естественный  и
действенный путь к увеличению срока жизни, сохранению юношеской бодрости и
свежести.
     Кирби и Форст родились слишком рано, чтобы на  себе  испробовать  эти
достижения  науки.  Для  них  пересадка  органов   являлась   единственной
возможностью продления жизни. Если им повезет и при этом они  будут  вести
упорядоченный образ жизни, то смогут прожить лет  до  двухсот.  А  молодые
люди, которые недавно вступили в движение, могут рассчитывать на  удвоение
этого срока!
     Форст сказал:
     - Что касается этого Лазаруса... -  Его  голос  звенел,  как  металл:
шестьдесят лет назад ему поставили искусственное горло.
     - Мы можем подключить своих людей, - сказал Кирби. - Я сделаю  это  с
помощью Ната Вайнера. Они  подложат  бомбу  под  склеп,  и  мистер,  почти
воскресший, снова заснет вечным сном.
     - Нет!
     - Нет?!
     - Конечно нет! - повторил Форст. Он опустил тяжелые веки и поднял  их
через несколько секунд. - Никто не должен пострадать: ни он, ни склеп. Мы,
конечно, подключим наших  людей,  это  верно.  Используйте  свои  связи  с
Вайнером. Но не для того,  чтобы  все  взорвать;  наоборот,  мы  воскресим
Лазаруса.
     - Что, что?..
     - Сделаем подарок нашим друзьям лазаристам. Покажем им, что мы  очень
симпатизируем нашим братьям...
     - Но ведь Лазарус - пророк еретиков, - сказал Кирби. - Я знаю, что вы
хотите помочь им в их развитии, но вернуть им  пророка  -  нет,  это  выше
моего понимания!
     Форст нажал на одну из кнопок, расположенных  на  столе,  -  открылся
ящик, и он вынул из него книгу. "Да это же  святое  писание  еретиков",  -
удивился Кирби, увидев ее здесь, в святая святых Братства.
     - Вы читали ее?
     - Разумеется.
     -  Написана  очень  трогательно,  даже   слезы   вызывает.   Особенно
впечатляет рассказ о том, как бессердечные люди затравили их пророка.  Это
стало черным пятном в нашей истории. В легенде о преследовании  и  убиении
Лазаруса мы выступаем в роли отпетых негодяев. А  теперь,  шестьдесят  лет
спустя, оказывается, что он находится на  Марсе,  в  удобно  оборудованном
склепе. И физически не уничтоженный, как сказано в  этой  книге.  Чудесно!
Великолепно! И мы приложим все силы, чтобы оживить его здесь, в  Санта-Фе.
Широкий гуманный жест. Вы знаете, что я хочу объединить все  ветви  нашего
учения.
     Кирби скептически взглянул на Форста:
     - Вы об этом говорите уже шестьдесят или семьдесят лет.  С  тех  пор,
как лазаристы откололись от нас. Но насколько это серьезно...
     - Я всегда искренен, - просто ответил ему  Форст.  -  И,  конечно,  я
попрошу их вернуться в нашу организацию. Но только на моих условиях!
     - Объединиться под знаменем силы нам никогда не удастся,  -  возразил
Кирби. - И вы сами это знаете.
     Форст устало отмахнулся:
     - Кто знает. Ведь мы служим одному и тому же делу,  только  различным
образом. И цели у нас одни и те же. Вы знали Лазаруса?
     - Лично нет. Когда он  умер,  я  занимал  довольно  скромный  пост  в
Братстве.
     - Я все время забываю об этом, - проговорил Форст. - Я  плохо  помню,
кто, когда и на каком посту находился. Да, да, конечно же,  вспоминаю,  вы
были тогда у нас новичком. Так вот, должен вам сказать, что я уважаю этого
человека, Кирби. И я очень горевал,  когда  он  умер.  Поэтому-то  я  хочу
освободить Братство от этого позорного пятна, воскресив Лазаруса.  У  него
подходящее имя, не правда ли?
     Кирби взял со стола блестящее отполированное кольцо, служащее печатью
для писем, надел его на палец и стал крутить. Форст  терпеливо  ждал.  Это
кольцо  специально  предназначалось  для  нервной  разрядки  и  успокоения
посетителей: аудиенция у него многим казалась  таким  же  испытанием,  как
паломничество к реке Синай.
     Наконец Кирби положил кольцо на место и произнес:
     - Иногда я вас не понимаю, мистер Форст. Интересно, что  за  игру  вы
затеяли?
     - Игру?
     - Вы сказали мне, что хотели бы воскресить  Лазаруса.  Но  я  отлично
понимаю: дело не только и не столько в том, чтобы освободить  Братство  от
позорного пятна. Скажите мне честно, чего вы этим  хотите  достичь?  Разве
мертвый Лазарус принесет нам меньше пользы?
     - Меньше. Смерть - это символ. Если Лазарус  будет  живым,  им  можно
будет манипулировать. Это все, что я могу сказать, -  Форст  посмотрел  на
Кирби. - Или вы считаете, что я стал сентиментальным? Я знаю,  что  делаю.
Не беспокойтесь. Лазарус мне нужен только живой. А вы свяжитесь  со  своим
другом Вайнером и сделайте так, чтобы склеп был нашим владением.  Лазаруса
будем оживлять здесь, в Санта-Фе.
     - Разумеется, мистер Форст, как вы пожелаете.
     - Доверьтесь мне, Кирби.
     - Ничего другого мне не остается.
     Кирби поднялся и медленно вышел. Форст откинул  голову  на  кресло  и
закрыл глаза. Он вспомнил  2071  год,  когда  ему  приходилось  в  грязных
погребах строить свои первые  ядерные  реакторы,  во  всевозможных  местах
снимать  помещения  для  отправления  культа.  Однако  вскоре  его   мысли
вернулись в настоящее. Форст был слабым телепатом, но иногда в  его  мозгу
происходили странные вещи: он мог заглядывать в ближайшее будущее.
     Глава Братства выпрямился,  включил  селектор  и,  не  называя  себя,
обратился с вопросом к одному из служащих на станции эсперов. Тот ответил,
что на станции находится одна девушка-эспер, которая буквально сгорает  и,
видимо, скоро умрет.
     - Держите ее наготове, - сказал  Форст.  -  Ее  сейчас  навестит  сам
Основатель.
     Ассистенты  Форста  окружили  его  и  подготовили  к  выходу.  Старик
старался, по возможности, вести активный образ жизни. Вот и на этот раз он
без  посторонней  помощи  добрался   до   лифта,   а   потом,   окруженный
телохранителями, пересек широкую площадь, направляясь к больничной станции
эсперов.
     Здесь лежали при смерти около десятка  эсперов,  каждый  в  отдельной
палате. К сожалению, всегда находилось несколько  эсперов,  душевные  силы
которых отрицательно  сказывались  на  физическом  состоянии  организма  и
разрушали его. Форст прилагал много усилий для их спасения,  поскольку  он
испытывал в них особую нужду. Иногда удавалось их  вылечить,  но  в  целом
картина оставалось мрачной.
     Форсту было хорошо известно, почему  сгорали  некоторые  эсперы.  Это
были лабильные "пловцы", почти не связанные  со  своим  временем.  Они  то
плыли вперед, то возвращались назад, перекочевывая из прошлого в будущее и
наоборот и в то же время не умея контролировать свое движение.  Поэтому-то
в них и возникал избыток временной энергии, уничтожающий своих создателей.
Сам Форст неоднократно чувствовал в себе симптомы  и  даже  припадки  этой
болезни. Около ста лет назад он решил, что сходит с ума, пока, наконец, не
понял, в чем тут дело. Ему пришлось  наблюдать  начало  и  конец  времени,
видения будущих событий, что сделало его абсолютно больным. А ведь это был
лишь намек на то, что чувствовали самые лучшие эсперы.
     Больная  была  откуда-то  с  Востока.  Случай   довольно   заурядный.
Восемьдесят процентов сгоравших эсперов  были  с  Востока.  И  в  основном
девушки-подростки... Тот,  кто  имел  склонность  к  этой  болезни,  редко
становился взрослым.
     Ей было лет шестнадцать. Она беспокойно  ворочалась  в  кровати,  пот
заливал  ее  смуглую  кожу.  Внезапно  девушка  приподнялась,   глаза   ее
закатились, и, содрогнувшись всем телом, она вновь упала на подушки.
     Форстеры в голубых рясах, окружавшие  постель  умирающей,  сомкнулись
плотнее. Форст сказал:
     - Через час она умрет, не так ли?!
     Кто-то кивнул. Форст сел на  кровать  и  взял  гладкую  руку  девушки
своими морщинистыми руками. Тут же  к  нему  подошел  один  из  эсперов  и
положил одну руку  на  голову  эсперки,  а  другую  -  на  голову  Форста,
установив таким образом связь, в которой нуждался Форст. Между  Старцем  и
умирающей девушкой возник контакт.
     Ее мозг был как в пламени. Она бродила  по  времени  взад  и  вперед.
Форст следовал за ней. Свет пламени проникал в его  мозг,  словно  молнии.
Вчера и завтра слились воедино. Его  старческое  тело  покачнулось,  будто
камышинка под порывом ветра. Перед глазами затанцевали, замелькали, словно
демоны, различные  видения:  и  темные  личности  из  прошлого  и  смутные
воплощения будущего.
     - Покажи мне путь! - попросил  Форст.  Он  не  раз  использовал  этот
способ. Уже семьдесят лет  двигался  в  этом  направлении  шаг  за  шагом,
пользуясь  бесценной  мозговой  энергией  эсперов,  сгорающих  в   пламени
болезни, как своеобразными мостиками  в  будущее,  лишь  бы  идти  вперед,
осуществляя свой грандиозный план.
     - Дай мне увидеть! - просил Форст.
     И перед ним внезапно возникла фигура Дэвида Лазаруса.  Как  и  ожидал
Форст, он стоял в  будущем,  широко  расставив  ноги  и  подняв  руки  для
благословения своих братьев. Форст  вздрогнул  от  страха.  Вскоре  фигура
воскресшего заколебалась и исчезла. Сухая рука Основателя  выпустила  руку
девушки.
     - Она умерла, - прохрипел он. - Уведите меня!



                                    4

     Один старец отдал приказ, другой - повиновался, третьего попросили  о
любезности, отказать в которой он  не  мог.  Нат  Вайнер  всегда  был  рад
услужить своему приятелю Кирби. Ведь они  знали  друг  друга  больше,  чем
длится нормальная человеческая жизнь.
     Вайнер не был ни форстером, ни лазаристом: по традиции марсиане  были
атеистами и считали, что современные культы, хоть и связанные с наукой,  -
это пустяки, а то и просто глупость. Марсиане выполняли  роль  посредников
между  Землей  и  Венерой.  Деятельность  Земли  во  многом  зависела   от
форстеров, следовательно,  для  марсианского  правительства  было  выгодно
поддерживать контакты с Землей и верхушкой форстеров: научное  развитие  и
застройка планеты требовали огромных средств и выгодных кредитов.  Венера,
планета Измененных, была в совершенно другом  положении:  никто  точно  не
знал, что же там происходит, кроме того, что за тридцать-сорок лет на этой
планете прочно  обосновались  лазаристы  с  такой  же  монополией,  как  и
форстеры на Земле.
     Вайнер хорошо изучил голубокожих во  время  пребывания  на  Венере  в
качестве посла и терпеть их не мог. Правда, время  бурных  эмоций  прошло,
даже для Вайнера.
     С большими трудностями и  еще  большими  затратами  была  установлена
связь между Рейнольдом Кирби в Санта-Фе и Вайнером на Марсе. Последний раз
они виделись двенадцать лет назад, когда Вайнер посетил Центр по продлению
жизни,  чтобы  пройти  очередной  сеанс   профилактики   нежелательной   и
преждевременной смерти. Вообще-то неверующим  такие  услуги  в  Центре  не
оказывались, но Кирби удалось сделать исключение для своего  друга  и  еще
нескольких приятелей с Марса. Вайнер понимал, что Кирби за свою любезность
вправе ожидать аналогичных услуг. Все это было в  порядке  вещей:  в  силе
находился неписанный закон: ты мне - я тебе. Но  в  конечном  счете  важно
было одно - жить, жить столько, сколько можно.
     Для того чтобы иметь возможность и в дальнейшем приезжать в Санта-Фе,
Нат Вайнер готов был даже сделаться форстером, хотя и  не  распространялся
об этом, так как это  могло  повредить  его  политической  карьере:  здесь
недолюбливали как форстеров, так и лазаристов.  И  лишь  благодаря  своему
другу Кирби Вайнеру удавалось пока удовлетворять свои желания и  при  этом
не наживать себе врагов.
     - Вы уже видели этого так называемого  Лазаруса,  Вайнер?  -  спросил
Кирби.
     - Я был там два дня назад. Склеп по-прежнему находится  под  охраной.
Вы знаете, что обнаружил его мой племянник. Я бы  с  радостью  убил  этого
негодяя.
     - Почему?
     - Представляете себе все те неприятности,  которые  мы  имеем  и  еще
будем иметь в связи с этим событием? Почему его  не  могли  похоронить  на
Земле? Или на Венере?  Тогда,  по  крайней  мере,  половина  неприятностей
миновала бы нас.
     - Почему вы решили, что он похоронен нами, Вайнер?
     - А разве не вы его убили? Или охладили?  Или  заморозили?  Называйте
это, как хотите.
     - Все это случилось еще до меня, - сказал Кирби. - Только  сам  Форст
знает правду, но держит ее при себе.  Кроме  того,  естественнее  было  бы
предположение, что это дело рук самих лазаристов? А?
     - Возможно, - сказал Вайнер, - но маловероятно.  Зачем  же  тогда  им
понадобилось лгать в  своем  писании?  Он  их  пророк.  Если  бы  они  его
похоронили  живым,  то  проповедовали  бы  в  своем   писании   о   скором
воскрешении, не так ли? А  ведь  они  были  удивлены  больше  всех,  когда
обнаружили этот склеп.
     Некоторое время Вайнер молчал, а потом продолжил:
     - Но, с другой  стороны,  все  стены  в  склепе  испещрены  символами
лазаристов. Я просто не знаю, что и подумать. Лучше было бы, если  бы  его
никогда не нашли. Но по какому поводу вы мне звоните, Кирби?
     - Форст хочет его.
     - Кого? Лазаруса?
     - Угадали. Он желает его оживить. Мы  собираемся  отправить  склеп  в
Санта-Фе, вскрыть его там и вывести пророка из спячки.  Форст  даже  хочет
говорить об этом по телевидению.
     - Ничего не выйдет, Кирби. Если уж кому и отдавать этого человека, то
только лазаристам, это ведь их пророк. Как же я могу его выдать вам?  Ведь
именно вы его и убили, убрали с пути, а теперь...
     - А теперь мы его воскресим. Лазаристы не смогут этого сделать  из-за
своей технической отсталости. Конечно, они могут попытаться, но у них  нет
необходимого оборудования. А мы готовы  его  воскресить,  а  потом  отдать
лазаристам. И он может проповедовать  все,  что  захочет.  Обеспечьте  нам
доступ к склепу, больше мы ничего не просим.
     - Легко сказать. Я, по  меньшей  мере,  должен  заручиться  согласием
лазаристов.
     - Они могут не согласиться, и у нас будут неприятности. Форст  хочет,
чтобы Лазарус был доставлен в Санта-Фе именно в склепе.
     - Просто не знаю, что и делать, - в растерянности пробормотал Вайнер,
качая головой. - Ведь вы можете повлиять на его мозг, превратив Лазаруса в
свою марионетку. И мне кажется, что я  уже  сейчас  слышу  упреки  в  свой
адрес. Ведь это дело касается политики, Кирби.
     - Конечно. И мы сознаем это. И тем  не  менее  Форст  хочет  получить
этого человека.
     - Вы слишком много требуете от меня, - недовольно пробурчал Вайнер.
     - Мы и даем вам слишком много...
     Некоторое время Вайнер молчал. "Вот оно! Пришло время расплачиваться.
Чтобы я и впредь мог омолаживаться в Санта-Фе, я должен выполнить  просьбу
Кирби".
     - Лазаристы снимут с меня голову за это, - с тоской проговорил он.
     - Ваша голова держится еще довольно крепко на плечах, Вайнер. Найдите
возможность переслать нам склеп вместе с его содержимым.  Форст  со  всеми
нами обойдется очень сурово, если мы этого не сделаем.
     Вайнер вздохнул:
     - Ладно,  посмотрим,  что  я  смогу  сделать,  чтобы  не   рассердить
Форста...
     "Но как вообще Форст  представляет  себе  все  это,  -  спросил  себя
марсианин уже после того, как за кончился разговор с Кирби. - Подавай  ему
склеп - и все  тут!  А  общественное  мнение  -  ко  всем  чертям?  И  как
отреагируют на это венериане? До сих пор межпланетных войн еще не было, но
это дело может оказаться поводом. Лазаристы, естественно, захотят получить
тело своего пророка и имеют на это полное право. Лишь неделю  назад  здесь
был Мартелл - человек, отправившийся на Венеру в  качестве  миссионера  от
Форста, но затем перешедший в  лагерь  лазаристов.  Он  осмотрел  склеп  и
составил план его перевозки. Он и его шеф Мандштейн взорвутся в буквальном
смысле этого слова, когда узнают, что склеп отправляют в Санта-Фе.  Да,  к
этому делу необходимо подходить осторожно".
     И мозг Вайнера начал перебирать и взвешивать  различные  варианты.  У
власти он удерживался не только благодаря  возрасту:  после  той  памятной
ночи в Нью-Йорке, когда ему пришла  мысль  удрать  от  Кирби,  он  многому
научился, пройдя хорошую школу жизни.
     После   нескольких   часов   раздумий    Вайнер    нашел,    наконец,
удовлетворительный вариант решения проблемы. Хорошее, с политической точки
зрения, решение проблемы, которое  поможет  ему  сделать  услугу  Кирби  и
сохранить власть.
     Поскольку  склеп  найден  на  Марсе,  то  он,  естественно,  является
собственностью  марсианского  правительства,  и  оно  вправе  решать,  как
поступить дальше. Раз  оно  признало  символичность  этой  находки,  то  и
определять судьбу склепа должно с представителями заинтересованных  сторон
и поэтому предложит созвать  конференцию  религиозных  авторитетов  других
планет. Таким образом, будет создан  комитет,  в  который  войдут  по  три
представителя: а) от марсианского правительства,  названные  Вайнером,  б)
лазаристов, в) форстеров.
     Комитет соберется и решит, что делать со склепом. Лазаристы, конечно,
потребуют его себе. Форстеры будут настаивать на  своем.  А  представители
марсианского правительства будут взвешивать все за и против.
     Затем  перейдут  к  голосованию.  Один  из   марсиан,   для   большей
правдоподобности, проголосует за лазаристов,  два  других  отдадут  голоса
форстерам  за  то,  чтобы  те   провели   эксперимент,   разумеется,   под
наблюдением. В результате форстеры победят пятью голосами против  четырех.
Но условия соглашения позволят побывать некоторым  лазаристам  в  Санта-Фе
для наблюдения за процессом воскрешения. Это, в какой-то  мере,  приглушит
протест Мандштейна. Конечно, Форст надеется на другое и  будет  недоволен,
но свою задачу Вайнер выполнит... Да, этот вариант в конечном итоге должен
удовлетворить всех.
     Вайнер довольно улыбнулся. Нет такой проблемы, которую нельзя было бы
решить.



                                    5

     - Не ездите туда, - сказал Мартелл.
     - Вы им не доверяете? - спросил Мандштейн. - А мне кажется,  что  это
хорошая возможность познакомиться с их техникой и методикой  работы.  Я  с
юности не был в Санта-Фе. Почему бы мне и не поехать?
     - Нельзя предвидеть всего, что  там  может  случиться  с  вами.  Ведь
форстеры мечтают заполучить вас  в  свои  руки.  Вы  же  являетесь  главой
движения здесь, на Венере.
     - Неужели вы думаете, что они на виду у трех  планет  превратят  меня
лазером в прах? Надо более трезво смотреть на вещи,  брат  Мартелл.  Когда
Папа посещает Мекку, с ним  обращаются  осторожнее,  чем  с  сырым  яйцом.
Уверяю вас, я буду в Санта-Фе в полной безопасности.
     - А эсперы? Вас же там просветят.
     - Я возьму Мерола в качестве отражателя, - ответил Мандштейн, - и они
ничего не смогут предпринять. Мерол в десять раз лучше, чем  любой  эспер,
которых они имеют. Впрочем, мне нечего скрывать от Форста. Они  все  знают
не хуже нас. Мы приняли  вас  в  свои  ряды,  хотя  у  вас  были  побочные
шпионские задания от форстеров. Мы были  заинтересованы  показать  Форсту,
как далеко мы ушли.
     Но сомнения Мартелла на этом не кончились.
     -  Своей  поездкой  вы  как  бы  даете  благословение  этому  мнимому
Лазарусу.
     - Теперь вы заговорили, как Эмори. Вы что,  тоже  считаете,  что  это
ненастоящий Лазарус?
     - Я придерживаюсь  мнения,  что  мы  должны  считать  этого  человека
самозванцем, иначе это противоречит легенде о Лазарусе и о его судьбе. Это
может быть трюком форстеров, пытающихся вызвать в наших рядах  смятение  и
разногласия.  Что  мы  будем  делать,  если  они  возвратят  нам  ожившего
Лазаруса? Ведь нам придется всему ордену объяснять  этот  факт  совершенно
иначе, чем раньше.
     - Я  понимаю,  брат  Николас,  что  это  очень  щекотливое  дело.  Мы
построили свою веру на существовании святого мученика.  А  если  окажется,
что это вовсе и не мученик...
     - Вот именно. Ведь это подорвет все наши основы.
     - А вот в этом я сомневаюсь, - с хитрой улыбкой сказал  Мандштейн.  -
Вы плохо представляете будущее, Николас. Форстеры выбили нас из седла, это
я признаю. Они заполучили  этого  Лазаруса  и  хотят  нам  его  возвратить
воскресшим. Это неприятно, но что мы можем поделать? Давайте все  взвесим.
Если он умрет во время оживления, мы просто внесем небольшие коррективы  в
свое писание. Если же он будет жить  и  доставлять  нам  неприятности,  мы
разоблачим  его,  заявив,  что  он  не  истинный  Лазарус,  а   марионетка
форстеров, пытающаяся причинить вред нашему движению, и  устраним  его.  В
любом случае, наше писание останется  правильным,  и  мы  сможем  обвинить
форстеров в том, что они строят козни против нас.
     - А если он действительно Лазарус?
     Мандштейн хмуро посмотрел на него:
     - Значит, тогда у нас будет пророк, брат Николас. В этом  как  раз  и
заключается тот риск, на который мы идем.



                                    6

     Центр Ноэля Форста работал с еще большей активностью, так  как  здесь
ожидали ценный груз с Марса. Все лаборатории по воскрешению  приготовились
к приему пророка лазаристов, и впервые со дня основания Центра телевидение
получило возможность вести передачи прямо с места событий. Ожидалось много
гостей:  иностранцев-ученых,   которые   должны   контролировать   процесс
воскрешения, и даже лазаристов. Старейшим форстерам,  каким  был  Рейнольд
Кирби, все это казалось немыслимым. Для них уже стало обычным хранить  все
в тайне. Но  выдача  Лазаруса  производилась  марсианами  на  определенных
условиях, которые должны быть выполнены, и Форст  сам  отдал  определенные
распоряжения. Как предполагал Кирби, очень неохотно. Лично ему  Основатель
сказал:
     - Думается, мы можем немного приподнять завесу.
     Когда пришел назначенный день, Кирби попытался "приподнять завесу"  в
своем собственном мозгу. Его нервировали давно  замеченные  им  провалы  в
памяти, и он, используя свое служебное положение второго  человека,  решил
спокойно порыться в архивах форстеров, чтобы восстановить забытые события.
Он, например, ничего не знал о карьере Дэвида Лазаруса в Братстве, который
добрался до высокого поста прежде, чем основал свое еретическое  учение  и
нашел смерть... Кроме того, Кирби придерживался  мнения,  что  неплохо  бы
узнать историю движения больше, чем о ней было  официально  известно.  Кто
вообще был этот Лазарус? Как он попал к форстерам? Какую играл роль?
     Кирби вступил в общину форстеров в 2077 году в маленьком  заброшенном
зале - храме на окраине Нью-Йорка. Будучи новичком, он  не  имел  никакого
представления о политике, иерархии движения, он знал только, что программа
общины основана на таких понятиях, как стабильность экономики, надежда  на
долгую жизнь, мечта о достижении звезд, хотя сам он не очень-то  верил  во
все это. Кирби нравилась  идея  достижения  и  освоения  других  солнечных
систем, но сам он не надеялся на это, впрочем и перспектива долгой жизни -
мечта большинства верующих - ему тоже не казалась реальной.
     Когда он сорокалетним мужчиной  вступил  в  ряды  Братства,  его  там
больше    всего    привлекла    строгая    дисциплина.    Дисциплина     и
целеустремленность. В его жизни, предшествующей вступлению в Братство,  не
хватало целеустремленности, да и мир вокруг него был в  таком  хаотическом
состоянии, что ему жизненно необходимо было найти  какую-то  опору.  Форст
предложил основанную на науке веру, а Кирби счел ее, в определенной  мере,
приемлемой для себя. В первое  время  он  довольствовался  малым  -  ролью
простого верующего, а затем занял должность аколита.  Его  организаторский
талант и прежние светские связи благоприятствовали карьере, способствовали
быстрому продвижению вверх по ступенькам иерархической  лестницы,  пока  в
возрасте восьмидесяти лет он не стал первым помощником Форста.
     Согласно официальным источникам, Лазарус погиб  в  2090  году.  В  то
время Кирби уже тридцать лет  находился  на  службе  у  форстеров,  и  как
начальник общины был ответственным за тысячи людей. Однако,  насколько  он
помнил, даже имени Лазаруса ему не встречалось...
     Через несколько лет от Братства отделились первые лазаристы,  которые
организовали свои первые ячейки и тут же напали на светские,  направленные
на приобретение власти, действия форстеров. Они утверждали,  что  являются
последователями убитого форстерами Лазаруса, но даже тогда - Кирби  помнил
это - они мало говорили о самом Лазарусе. Лишь позднее,  когда  установили
на Венере монополию, миф о Лазарусе расцвел в полную силу.
     Как же могло случиться, что  он,  современник  Лазаруса,  никогда  не
слышал этого имени?
     Кирби отправился в архив, идентифицировал себя перед портье-роботом и
прошел по выложенному кафелем коридору к центральному архиву, помещению  с
оливково-зелеными обоями и с десятком читальных ниш вдоль стены. Кирби сел
в ближайшую нишу, включил прибор,  нажал  кнопку  запроса  и  отстучал  на
клавиатуре свою просьбу: Лазарус, Дэвид.
     В нижней части архива закрутился барабан с микрофильмами,  и  датчики
прибора отыскали нужный материал. Относящийся к  этой  рубрике  текст  был
увеличен через систему линз и послан на экран, находящийся перед Кирби:
     "Лазарус Дэвид, родился 13 марта 2051 года, кончил  школу  в  Чикаго,
университетское образование получил в Гарварде. Окончил университет в 2075
году по специальности археолога.
     Внешние данные (на 1 января 2088 г.): рост - 179 см,  вес  -  83  кг,
глаза и волосы темные.
     Особые приметы отсутствуют. Принят в общину Кэмбриджа - 4 ноября 2073
года..."
     Затем следовал послужной  список.  Сообщение  заканчивалось  короткой
фразой: "Умер 2 сентября 2090 года".
     И это все. Скупой перечень  дат  без  каких-либо  характеристик,  без
оценки, как это было  принято  в  архиве.  Никаких  намеков  на  разлад  с
Форстом. Ничего... Такой листок можно напечатать в любое время и сунуть  в
архив.
     Кирби не был  удовлетворен  этими  данными.  Он  задал  машине  более
конкретные вопросы, надеясь таким образом получить более полные сведения о
странном еретике, но потерпел неудачу. Может быть, материал, относящийся к
Лазарусу, уже изъяли и заменили этими скупыми данными? Все возможно. И нет
никаких  серьезных  оснований  для  недоверия.  Лазарус  был  уже   мертв.
Наверное, поэтому архив не имеет никаких подробных сведений -  они  просто
не нужны.
     И все-таки, несмотря на эти мысли, Кирби почувствовал беспокойство.



                                    7

     Стеклянный склеп с Дэвидом Лазарусом, присланный  с  Марса,  стоял  в
центре операционного зала, окруженный множеством приборов и  телевизионной
аппаратурой. Зрелище было впечатляющим, да так, собственно, и должно быть.
Проходили, если так можно выразиться, смотрины форстеровской науки.
     Самого Форста не было. Это было запланировано. Он и  Кирби  наблюдали
за происходящим из бюро Форста по телеэкрану. Самым высоким по рангу среди
присутствующих был брат  Каподимонте.  Рядом  с  ним  находился  Кристофер
Мандштейн -  представитель  лазаристов.  В  былые  времена  Каподимонте  и
Мандштейн,  когда  последний  служил  в   Санта-Фе   аколитом,   считались
приятелями, почти друзьями. Это было около шестидесяти лет  назад.  Теперь
же лазарист представлял странное для землян зрелище: хотя на его лице была
маска, измененное тело и голубоватый  цвет  кожи  делали  его  похожим  на
призрак. От него ни на шаг не  отходил  спутник  -  уроженец  Венеры.  Все
лазаристы, сопровождавшие Мандштейна, стояли молча в напряженном ожидании,
почти не шевелясь, похожие друг на друга.  С  другой  стороны  толстенного
стеклянного  склепа   трое   независимых   ученых   следили   за   работой
форстеровских эсперов.
     Телекомментатор говорил:
     - Уже установлено, что атмосфера  в  стеклянном  склепе  представляет
собой искусственную смесь газов с большим процентом  аргона.  Сам  Лазарус
находится в питательной ванне  и  с  помощью  шлангов  связан  с  системой
обеспечения,  автоматически  поддерживающей  его  жизненные   функции   на
необходимом уровне. Склеп был вскрыт вчера  в  присутствии  представителей
лазаристов.  Сейчас  производится  постепенная  замена  атмосферы.   Скоро
вступят  в  работу   очень   сложные   механизмы,   и   начнется   процесс
восстановления нормальных жизненных функций.
     Форст глухо рассмеялся.
     - Разве это не так? - поинтересовался Кирби.
     - Более или менее согласен. Но ведь этот человек и  сейчас  такой  же
живой, как вы или я. Им ничего не надо  делать.  Только  открыть  склеп  и
вытащить его из ванны.
     - Это было бы не так эффектно.
     - Возможно, - согласился с ним Основатель.
     Комментатор между тем  сопровождал  скучные  события  потоком  сочной
прозы. Приборы передвигались с места на место.  Форст  взглянул  на  лицо,
точнее на маску Кристофера Мандштейна. Он никак не  думал,  что  Мандштейн
лично прибудет в Санта-Фе. "Удивительная личность, - подумал он.  -  Начал
свою деятельность на Венере, совершенно ничего  не  имея,  и  так  многого
добился, несмотря на тяжелейшие условия".
     - Склеп открыт, - заметил Кирби.
     - Я вижу. Сейчас мы будем свидетелями, как  встанет  и  пойдет  мумия
Тутанхамона.
     - Вы слишком легко на все это смотрите, мистер Форст.
     - Хи! - хмыкнул Основатель и едва заметно улыбнулся.
     Склеп  на  экране  был  почти  полностью  закрыт  приборами,  которые
протянули свои щупальца внутрь, удаляя шланги питания от спящего.
     Внезапно Лазарус пошевелился! Мученик возвращался к жизни!
     - Теперь мой выход! - произнес Форст.
     Все было готово: лифт  с  Основателем  начал  медленно  спускаться  в
операционный зал как раз в  тот  момент,  когда  Лазарус  садился.  Форста
сопровождали его люди в голубых рясах.
     Судорожно поднялась худая рука Лазаруса. Хриплый голос начал издавать
звуки.
     - Форст! - прохрипел Дэвид Лазарус. Дружелюбным  этот  голос  назвать
было нельзя.
     Основатель скривил лицо, что означало улыбку, и поднял  правую  руку,
собираясь сделать благословение; за кулисами кто-то включил рубильник, и с
одной стороны зала с театральным эффектом, полился Голубой Свет. Кристофер
Мандштейн сжал кулаки: если бы он предугадал, что форстеры используют этот
случай, как рекламу для своей организации...
     - Да будет свет, который мы благодарим,  -  глухим  голосом  произнес
Форст. - И да будет тепло, которое мы воспринимаем. И  да  будет  энергия,
которую мы рассматриваем, как благословение... Добро  пожаловать  снова  в
жизнь, Дэвид Лазарус. В силе спектра, кванта и святого ангстрема. Помилуем
и простим тех, кто причинил тебе зло.
     Лазарус встал. Руки нащупали край склепа. Эмоции  исказили  лицо.  Он
непонимающе оглянулся вокруг, провел руками по глазам, открыл  рот,  снова
закрыл его и наконец пробормотал:
     - Я... Я, кажется, спал.
     - Да, ты проспал шестьдесят лет, Дэвид Лазарус! И те, которые осудили
меня и стали твоими последователями, обрели власть и силу. Видишь  зеленые
рясы? У тебя могучая армия приверженцев, владеющая  Венерой.  Иди  к  ним,
Дэвид Лазарус! Помоги им словом и делом. Я  возвращаю  тебя  им:  это  мой
подарок твоим сподвижникам...
     И он, который был мертв, вернулся к жизни...
     Лазарус ничего не  ответил.  Мандштейн  застыл,  опершись  на  своего
спутника. Комментатор на какое-то мгновение замолчал,  словно  очарованный
этой сценой. Даже Кирби, наблюдая происходящее по телеэкрану, почувствовал
благочестивое содрогание, которое на мгновение погасило его скептицизм.
     Потоки  Голубого  Света  теперь  уже  залили  весь  зал,  а  в  лучах
единственного белого прожектора с  протянутыми  руками  к  воскресшему  из
мертвых стоял Ноэль  Форст,  Основатель,  Первый  бессмертный.  Глаза  его
блестели.



                                    8

     Лазарус был в высшей степени  удивлен.  Он  спал  какое-то  время,  а
теперь его  вдруг  окружили  пугающие  голубокожие  существа  в  масках  и
приветствовали как своего пророка. А вокруг них со всех сторон возвышалась
метрополия Форста - огромное здание, свидетельствующее о величии  братства
Космического Единства.
     Старый толстый венерианин, если  Лазарус  не  перепутал,  его  звали,
кажется, Мандштейн, пожал ему руку, сунув при этом книгу.
     - Это "Книга Лазаруса", - сказал он торжественно.  -  Описание  вашей
жизни и ваших деяний.
     - И моей смерти?
     - Да, и вашей смерти!
     - Вам придется теперь выпустить новое издание этой книги,  -  заметил
пророк. Он уже почувствовал в своем теле жизненные силы и не  мог  понять,
как за время такого длительного сна не  деградировали,  не  атрофировались
его мышцы. Не мог он понять и того, как ему удалось встать,  ходить  среди
людей, говорить с ними...
     Сейчас он был один со своими сторонниками. Через несколько  дней  они
заберут его с собой на Венеру, где он должен будет  жить  в  искусственных
условиях. Форст предложил ему стать венерианином, но Лазарус не  дал  пока
окончательного ответа - он не мог сразу решиться и превратиться в существо
с жабрами. Ему необходимо обо всем основательно подумать. Мир,  в  который
он так неожиданно вернулся, очень здорово отличался от  мира,  который  он
покинул несколько десятилетий назад.
     Да, прошло более шестидесяти лет. И как  оказалось,  Форст  взял  под
свой контроль половину планеты, а то и больше. И он придерживался того  же
направления, что и в восьмидесятых годах прошлого столетия, когда  Лазарус
начал  отдаляться  от  него.  Форст  проводил  тогда  политику  соединения
религиозного движения с наукой: ловкие трюки  с  кобальтовыми  реакторами,
песнопениями  о  спектрах  и   электронах,   сдобренные   изрядной   дозой
спиритизма. Но в целом это была вера, основанная на  реальностях  бытия  с
обещаниями удлиненной, а в будущем и вечной  жизни...  Когда  же  движение
окрепло,  Форст  стал  действовать  более  решительно,   устраивая   своих
сторонников в парламент и наблюдательные  комиссии.  Затем  он  прибрал  к
рукам  банки,  предприятия,  больницы,  страховые  общества   и   подобные
организации.
     Лазарус был не согласен с  капиталистическими  проявлениями  политики
Форста и протестовал против превращения Братства  в  большой  концерн.  Но
Форст отклонил его аргументы.
     - Все идет по плану, - сказал он. - Но  это  не  соответствует  нашим
религиозным воззрениям.
     Лазарус не мог примириться с мыслью, что цель  оправдывает  средства.
Он в  тайне  стал  собирать  своих  единомышленников,  формально  сохраняя
верность Братству. Время учения у Форста не прошло даром, теперь он хорошо
понимал, как надо основывать учение.  И  он  провозгласил  царство  вечной
Гармонии,  снабдил  своих  последователей  зелеными  рясами,   символикой,
молитвами  и  песнопениями.  К  сожалению,  нельзя  было  утверждать,  что
основанное им движение приобрело больший размах по сравнению  с  движением
Форста,  но,  во  всяком  случае,  оно  стало  представлять   определенную
опасность поскольку уже ежемесячно принимало в  свои  ряды  несколько  сот
новых членов.
     А однажды ночью, это случилось в 2090 году, в его дом проникли люди в
голубых рясах. Что произошло потом, он не знал. В  его  сознании  оказался
большой пробел, и только здесь, в Санта-Фе,  он  вновь  обрел  способность
мыслить.
     Ему сказали, что  сейчас  уже  2152  год  и  что  за  это  время  его
сторонники приобрели большое влияние на Венере.
     Мандштейн спросил его:
     - Вы позволите себя изменить?
     - Я еще не знаю. Взвешиваю все за и против.
     - Вам трудно будет жить на Венере, если вы не изменитесь.
     - Может быть, я мог бы остаться здесь на Земле, - заметил Лазарус.
     - Вряд ли это возможно. У нас здесь нет никакого базиса. На Земле  мы
- лишь незначительная секта, а число наших сторонников не превышает  здесь
и миллиона. Хочу заметить также, что ваше прибытие на Венеру  будет  иметь
огромный пропагандистский эффект. Многие люди начнут интересоваться  нашим
движением. Кроме того, вы должны понимать, что  великодушие  Форста  имеет
свои границы. Если наше  движение  начнет  укрепляться  на  Земле,  он  не
примирится с этим.
     Лазарус вздохнул:
     - Вы правы. Будет лучше, если я позволю себя изменить. После этого  я
поеду на Венеру и посмотрю, чего вы там добились.
     - Вы будете приятно удивлены, - уверил его Мандштейн.
     Лазаруса оставили одного, так как в этот  первый  день  у  него  было
достаточно переживаний, и он принялся изучать свое писание,  все  более  и
более удивляясь роли мученика, которая  ему  приписывалась.  "Им,  видимо,
очень неприятно, что я вдруг воскрес", - подумал Лазарус.
     Пока он находился в больнице Братства, Форст его не навещал, но  зато
пришел некто по имени  Кирби,  престарелый  форстер,  представившийся  как
координатор Западного полушария и ближайший помощник Форста.
     - Я вступил в Братство еще до вашего исчезновения, - сказал Кирби.  -
Вы когда-нибудь слышали обо мне?
     - Кажется, нет.
     - Да, в те времена я был еще малой фигурой. Поэтому, вполне возможно,
что вы никогда не слышали моего имени. Но  я  надеюсь,  вы  вспомните,  не
встречались ли мы  с  вами  где-нибудь.  Моя  память  загружена  событиями
последних шестидесяти лет, а ваша - нет. Вы должны помнить то время так же
хорошо, как будто это было вчера.
     - Да, у меня очень хорошая память, - ответил Лазарус. - И  я  заверяю
вас, что совершенно с вами незнаком.
     - Странно, и я вас совершенно не знал в то время.
     Воскресший пожал плечами:
     - У меня были разногласия  с  Форстом.  Вскоре  они  стали  настолько
острыми и неразрешимыми, что я отошел от него. Основал  орден  лазаристов.
Мое движение находилось в самом зародыше, когда я исчез. А теперь я здесь.
Вы, кажется, не верите всему этому?
     - Может быть, кто-то сыграл шутку с моей памятью, - отвечал Кирби,  -
но мне очень хотелось бы, чтобы я вспомнил вас.
     Лазарус откинулся на подушки, которыми был обложен,  и  уставился  на
зеленые пробковые стены. Приборы, проверяющие его жизненные силы,  гудели,
в воздухе резко пахло дезинфицирующими веществами. Кирби выглядел необычно
старым, и Лазарус невольно спросил себя,  какие  достижения  форстеровской
науки позволяют жить этому человеку до сих пор.
     Кирби спросил:
     - Надеюсь, вы поняли, что оставаться на Земле вам нельзя, не так ли?
     - Да.
     - Жизнь на Венере покажется вам очень неудобной, если вы не позволите
себя изменить. Мы сделаем это для вас. А за операцией могут наблюдать ваши
сторонники. Я уже говорил об этом с Мандштейном. Вы согласны?
     - Да, - сказал Лазарус. - Мне кажется - другого выхода нет.
     Операция по превращению Лазаруса  в  венерианина  была  назначена  на
следующий день. Его несколько пугало, что она будет происходить на  глазах
у многих людей, но, с другой стороны, это была возможность  показать,  что
он принадлежит не только самому себе, но и обществу лазаристов.
     Его предупредили: процесс превращения продлится несколько месяцев.  В
него будут вмонтированы специальные жабры, чтобы он  мог  дышать  ядовитым
воздухом Венеры.
     Лазарус покорился своей судьбе. Его прооперировали, привели  в  более
или менее  нормальный  вид.  Когда  его  силы  были  восстановлены,  стали
готовить к поездке.
     Наконец его посетил Форст, весь сгорбленный, похожий на мумию, но тем
не менее все такой же величавый:
     - Да будет вам известно, что я не имею никакого  отношения  к  вашему
похищению. Это сделали слишком ретивые мои приверженцы,  действовавшие  на
свой страх и риск.
     - Конечно.
     - Я человек снисходительный, уважаю взгляды других людей  и  понимаю:
мой путь не единственный. Я давно  сожалею,  что  нам  так  и  не  удалось
наладить контакт с  Венерой.  Когда  вы  там  обоснуетесь,  не  откажитесь
обменяться со мной мнениями по этому поводу.
     Лазарус ответил:
     -  Я  ничего  не  буду  предпринимать  против  вас,  Форст,  я   буду
прислушиваться к каждому  вашему  слову.  Нет  смысла  отклонять  разумные
контакты. Самое главное - чувствовать друг к другу уважение.
     - Вот именно, ведь в конечном итоге у нас одни и те  же  цели.  И  мы
можем объединить наши силы.
     - Со всей осторожностью?
     - Да, конечно, с осторожностью.
     И Форст с улыбкой вышел.
     Врачи закончили работу,  и  Лазарус  с  Мандштейном  в  сопровождении
других лазаристов полетели на Венеру. Возвращение Лазаруса было похоже  на
триумф. Правда, слово  "возвращение"  в  данном  случае  можно  употребить
весьма условно, поскольку он еще никогда не был на Венере.
     Его приветствовали люди в зеленых рясах и с  голубой  кожей.  Лазарус
увидел  храмы  лазаристов,  святые   иконы   своего   ордена.   Они,   его
последователи, смогли развить духовный элемент веры. Это  отрадно,  но  он
понимал, что положение его сейчас очень тяжелое. Конечно же, в организации
имелись люди,  занимавшие  высокие  посты,  которые  в  душе  были  против
возвращения мученика по разным причинам, например  из-за  боязни  потерять
свое положение. Вполне возможно, что они опять попытаются сделать из  него
мученика.
     - У нас большие успехи в работе с эсперами, - сказал Мандштейн.  -  В
этом отношении мы далеко обошли Форста.
     - Вы уже овладели телекинетикой?
     - Еще двадцать лет  назад.  Мы  растили  здесь  природные  таланты  и
достигли поразительных результатов. Через поколение...
     - Я бы с удовольствием посмотрел на них в действии.
     - Мы запланировали демонстрацию их способностей, - сказал Мандштейн.
     Ему продемонстрировали почти все, что могли: поджигали пень с помощью
эсперов,  забрасывали  каменные  глыбы  на  расстоянии  нескольких   миль,
переправляли друг друга с одного места на другое в доли секунды.  Все  это
было очень впечатляющим. И, по всей вероятности, Братство на  Земле  этого
сделать не могло.
     Мандштейн сиял от удовольствия, называя эсперов своими малыми детьми,
и говорил о самых разнообразных вещах, которые одновременно и удивляли,  и
воодушевляли Лазаруса.
     Пророк показал на серые тяжелые тучи, висевшие в небе Венеры:
     - А когда настанет время лететь туда?
     - Для полета к звездам мы еще не готовы, -  ответил  Мандштейн.  -  И
даже к полетам на другие планеты, хотя согласно теории это не труднее, чем
полеты на Землю и Марс. Дайте нам только время, и мы добьемся этого.
     - И даже без помощи Форста? - спросил Лазарус.
     Мандштейн был оскорблен:
     - Без помощи Форста? А какую помощь он может нам оказать?  Я  же  вам
сказал, что в телекинетике мы опередили его на несколько поколений.
     - Но разве одними телекинетиками эту задачу можно  решить?  Вероятно,
он  сможет  помочь  чем-нибудь  другим.  Объединение  усилий  форстеров  и
лазаристов - вы не думаете,  что  эта  мысль  заслуживает  внимания,  брат
Кристофер?
     Мандштейн ответил:
     - Я не знал, что... - Он замолчал и улыбнулся.  -  Конечно,  я  также
считаю, что над этим стоит подумать. И я сознаюсь: мы как-то не  принимали
это в расчет. Вы подсказали нам новый путь. Но я думаю, что мы поговорим с
вами об этом после того, как вы здесь немного осмотритесь.



                                    9

     После отъезда лазаристов, ученых,  а  также  телеоператоров  жизнь  в
Санта-Фе вошла в свою обычную колею.
     Как-то Кирби спросил Форста:
     - Действительно ли существовал когда-либо некто Дэвид Лазарус, мистер
Форст?
     Тот мрачно посмотрел в ответ. Форст лежал в термопластиковом  коконе,
отдыхая после очередной операции.
     - Вы же видели его собственными глазами, - наконец ответил он.
     - Я просто видел  какого-то  человека,  который  вышел  из  склепа  и
говорил разумные слова - я беседовал с ним с глазу на глаз.  Я  видел  так
же, как его превратили в венерианина. Но это еще не доказывает, что данный
человек  действительно  Дэвид  Лазарус.  Такую  мысль  вместе  с   другими
подробностями жизни настоящего Лазаруса ему могли внушить  путем  гипноза.
Это еще не означает, что он был даже  нормальным  и  настоящим  человеком.
Ведь вы могли распорядиться, чтобы создали нового  Лазаруса,  не  так  ли,
мистер Форст?
     - Возможно, если бы я захотел. Но к чему мне это?
     - Причины довольно ясны  -  чтобы  установить  над  лазаристами  свой
контроль.
     - Если бы я пытался строить  козни  против  лазаристов,  -  терпеливо
ответил Форст, - то я бы еще шестьдесят лет назад обезвредил  их.  Еще  до
того, как они завоевали Венеру. Нет с  лазаристами  все  в  порядке.  Этот
молодой человек... Как его, Мандштейн... Он с честью вышел из положения.
     - Его нельзя назвать молодым. Ему по крайней мере восемьдесят, мистер
Форст.
     - Еще совсем дитя...
     - Вы хотите сказать, что это настоящий Лазарус?
     - Настоящий, Кирби. Вы удовлетворены?
     - Кто же все-таки сунул его в этот склеп и закопал на Марсе?
     - Мне кажется, что это сделали его собственные сторонники.
     - Как же могло случиться, что они об этом забыли?
     - Ну, а тут, возможно, помогли мои люди. Но без  моего  участия.  Это
было так давно. - Руки Форста беспокойно шевельнулись.  -  Не  могу  же  я
упомнить все! Его нашли. Мы его воскресили и отдали лазаристам.  Чего  вам
еще от меня надо, Кирби?
     Кирби понял, что надоедать своими вопросами далее небезопасно:  Форст
мог серьезно обидеться. Кирби знал многих людей, которые в свое время были
очень близки Форсту, но как часто эти близкие отношения  рассеивались  как
туман.
     - Простите меня, - попросил он.
     Лицо Форста просветлело.
     - Вы просто переоцениваете мою находчивость,  Кирби.  И  перестаньте,
пожалуйста, задумываться о прошлом Лазаруса. Думайте лучше  о  будущем.  Я
возвратил его лазаристам. Он принесет им пользу. И лазаристы должны  будут
отблагодарить меня. Они будут мне обязаны, и в свое время  я  им  об  этом
напомню.
     Кирби промолчал. Он почувствовал, что Форст каким-то образом  изменил
равновесие между двумя культами, но не понимал, в чем именно это изменение
состояло.
     Форсту позвонили. Нажав кнопку, он с полминуты кого-то слушал.  Затем
поднял глаза на Кирби.
     - В больницу опять доставили эспера,  -  сказал  он.  -  Я  хотел  бы
посмотреть. Вы пойдете со мной?
     - Разумеется, - ответил Кирби.
     И отправился  вместе  с  Основателем,  который  поехал  в  кресле  на
колесиках. В больнице, в помещении для больных  эсперов,  лежал  умирающий
юноша, малаец лет тринадцати. Его костлявое  тело  постоянно  вздрагивало,
словно от ударов.
     Форст сказал:
     - Жаль, что вы не обладаете телекинетическими способностями, Кирби...
Сейчас вы смогли бы бросить взгляд в будущее.
     - Я слишком стар, чтобы сожалеть об этом, - ответил Кирби.
     Форст приказал, чтобы его кресло подкатили к  постели  умирающего,  и
сделал знак ожидающему эсперу. Тотчас же  была  установлена  связь.  Кирби
наблюдал за этим. "Интересно, - подумал он, - что чувствует Форст в  такие
мгновения?"  Тонкие  губы  основателя  шевелились,  обнажая  искусственную
челюсть и десны, застывая в оскале мертвеца. У Форста в такт  с  умирающим
юношей вздрагивали голова и верхняя часть туловища. А эспер перед  смертью
бродил безо всякой цели в  потоках  времени,  и  Форст  следовал  за  ним,
наблюдая туманные видения мира по другую сторону временного барьера.
     Туда и обратно.
     Туда и обратно...
     На какое-то мгновение Кирби показалось, что и он втянут в эту связь и
мчится, словно слепой пассажир, впереди  эспера  и  проникает  за  границу
настоящего времени. Что  это,  хаос  прошлого?  А  где  же  тогда  золотое
мерцание будущего,  на  которое  возлагалось  так  много  надежд?  Сейчас,
сейчас. Проклятый старый обманщик, что ты со мной сделал? Разве не Лазарус
возвысился над нами всеми? Лазарус, которого соорудили по приказу  Форста.
Очень полезная марионетка, которая зажала радужное будущее в своем  кулаке
и похитила его...
     Связь прервалась.
     Юноша-эспер был мертв.
     - Вот и еще одного мы потеряли, - пробормотал Форст. Он посмотрел  на
Кирби. - Вам, что плохо?
     - Нет, просто устал.
     - В таком случае надо отдохнуть. Теперь мы можем себе это  позволить.
Дело с Лазарусом закончено.
     Кирби кивнул. Кто-то  натянул  на  мертвого  юношу  простыню.  Теперь
клетки  его  мозга  будут  в  распоряжении  ученых  или  их   поместят   в
холодильник, и они будут дожидаться  своей  очереди...  Медленно  следовал
Кирби за катящимся креслом своего патрона. Была уже ночь,  и  звезды  ярко
светились на ночном небе. Венера, находящаяся  далеко-далеко  на  западной
части неба, сверкала ярче других звезд.  Да,  они  получили  назад  своего
пророка Лазаруса. Потеряли мученика и приобрели  пророка.  И  Кирби  вновь
подумал, что все это  лишь  ловкий  трюк  старика  Форста,  который  хочет
положить себе в карман весь орден еретиков.




                    ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 2164 г. ОТКРЫТОЕ НЕБО


                                    1

     Новый операционный зал был залит  бледно-фиолетовым  светом.  На  его
северной стороне, на уровне второго этажа, были расположены большие  окна,
из которых открывался вид на солнечный зимний ландшафт. Со своего места на
галерее Форст мог видеть голубые  горы  с  верхушками,  покрытыми  снегом.
Правда, горы его совсем не занимали - его интересовало то, что происходило
на операционном столе. Но внешне он никак не высказывал своего интереса.
     Разумеется, Форсту  совсем  не  обязательно  было  присутствовать  на
операции - он уже знал, что благополучный исход невозможен. Но  Основателю
было сто  сорок  четыре  года,  и  он  считал  полезным  появляться  перед
общественностью как можно чаще. Во всяком случае, в той степени, в которой
позволяли ему силы.
     В операционной хирурги обступили обнаженный мозг.  Форст  видел,  как
они снимали черепную коробку и втыкали тонкие зонды в серую массу. В  этом
комочке  мозга  имелось  более  десяти  миллиардов   нейронов   и   других
рецепторов.  Нейрохирурги  пытались  создать  синаптические  связи   между
нейронами мозга и  изменить  его  протеино-молекулярные  включения.  Этого
требовал план Форста, но природа не поддавалась...
     "Все напрасно", - подумал Форст.
     И все же, то, что делалось внизу, представляло определенный  интерес:
используя  все  вспомогательные  средства  нейрохирургии,  ведущие  ученые
Центра   осуществляли   протеиновые    реконструкции,    чтобы    изменить
человека-пациента и сделать его пригодным для планов Основателя.
     Для этого транссинаптические структуры должны были быть преобразованы
таким  образом,  чтобы  улучшились   связи   между   пресинаптическими   и
постсинаптическими    мембранами.    Короче    говоря,    речь    шла    о
перепрограммировании мозга с тем, чтобы он мог дать то, чего хотел Форст.
     И  это  должно  было  стать  движущей  силой,   с   помощью   которой
человечество перенесет своих представителей через пропасти световых лет на
звезды.
     Проект был очень своеобразным. И уже пятьдесят лет ученые в  Санта-Фе
пытались осуществить его.  Бесчисленные  опыты  над  кошками,  собаками  и
обезьянами были уже позади.  Сейчас  велись  опыты  над  людьми.  Пациент,
лежащий на столе, был  эспером  средних  размеров  -  телепат  со  слабыми
телекинетическими способностями и рыхлой  связью  со  временем.  Жить  ему
оставалось  около  года,  после  чего  он  должен  сгореть.   Поэтому   он
добровольно отдал себя в руки экспериментаторов.
     Форст был недоволен. Недоволен по двум причинам: во-первых, на  успех
вряд  ли  можно  надеяться,  во-вторых,  с  самого  начала  это  не   было
необходимо.
     Но об этом  Форст  не  мог  сказать  ученым,  преданным  и  усердным,
поклявшимся, что добьются этой цели. Ну  и,  кроме  того,  оставалась  еще
слабая надежда, что им  удастся  искусственным  путем  создать  настоящего
телекинетика.  Форст  рассматривал  все   это,   как   отчаянную   попытку
осуществить этот план собственными силами. Выведением телепатов занимались
уже несколько поколений, но убедительных результатов не было.
     И вот он терпеливо сидел на галерее, а люди там,  внизу,  знали,  что
Основатель всей душой с ними. Зрачки его глаз были  синтетическими,  витки
кишок -  из  полимеризованного  искусственного  вещества,  мощно  бьющееся
сердце - из другого синтетического материала. От  прежнего  Ноэля  Форста,
кроме мозга, осталось немного. Да и мозг  действовал  только  потому,  что
насыщался антикоагулянтами, предохраняющими его от паралича.
     - Вам удобно, сэр? - спросил аколит, стоящий рядом.
     - Удобно. А вам?
     Аколит улыбнулся шутке Форста. Ему было  всего  двадцать  лет,  и  он
очень гордился тем, что сегодня настал его черед сопровождать  Основателя.
Форст любил присутствие молодых последователей рядом  с  собой:  они  были
очень почтительны и внимательны. И в них не было лакейства и лизоблюдства,
проявлявшихся у более пожилых и опытных  членов  Братства,  занятых  своей
карьерой.
     Врачи склонились над освобожденным от оболочки мозгом. Форст  не  мог
видеть, что они делали. Телекамера, расположенная над операционным столом,
воспроизводила операцию на экране, но даже это мало что  говорило  Форсту:
он со скучающим видом продолжал смотреть то на экран, то  на  операционный
стол.
     Затем он включил селектор, вмонтированный в  подлокотник  кресла,  и,
услышав ответ секретаря, приглушенным голосом спросил:
     - Координатор Кирби скоро появится здесь?
     - Он ведет переговоры с Венерой, сэр.
     - С кем он говорит? С Лазарусом или Мандштейном?
     - С Мандштейном, сэр. Я ему скажу, чтобы он пришел к вам, как  только
закончит разговор.
     Форст выключил селектор. Протокол предусматривал, что  переговоры  по
административным  вопросам  должны  вестись  на  уровне   доверенных   лиц
пророков. Таким образом, контакты между форстерами и лазаристами, хотя они
были и  редкими,  осуществлялись  на  самом  высоком  уровне.  Со  стороны
форстеров их вел координатор Кирби,  со  стороны  лазаристов  -  Кристофер
Мандштейн. Но существовал один единственный вопрос, решить  который  могли
только Лазарус и Форст - пророки своих движений, два человека, ближе  всех
стоящих к высокой цели.
     Внезапно Форст почувствовал дрожь  в  теле  и  судорожно  вцепился  в
подлокотники кресла, пытаясь ее унять. К нему тотчас  подскочил  аколит  и
склонился, готовый в случае необходимости  нажать  сигнал  тревоги.  Форст
устало отмахнулся.
     - Пустяки, не беспокойтесь, - сказал он.
     ...Открыть небо...
     Братство  было  так  близко  к  цели,  что  все   начинало   казаться
нереальным.  Столетие  -  для  разработки  планов  и   искусной   игры   с
новорожденными  антагонистами,  возведение  большого   здания   теократии,
кичливых надежд...
     "Не было ли сумасшествием  пытаться  направить  все  человечество  по
такому авантюрному пути? - спросил себя Форст. - И не станет ли достижение
этой цели венцом сумасшествия?"
     Внизу, на операционном столе, ноги подопытного внезапно вырвались  из
ремней и взметнулись в воздух. Испуганный  врач-анестезиолог  отпрыгнул  к
своей консоли, а дежурный эспер,  всегда  стоящий  наготове  для  подобных
случаев, низко склонился над пациентом.  Нейрохирурги  отступили  назад  и
обменялись взглядами.
     В  этот  момент  на  галерее  появился  глубокий  старец,  сухой   со
сгорбленными плечами и присел рядом с Форстом.
     - Как проходит операция? - поинтересовался Рейнольд Кирби.
     - Пациент только что скончался, - ответил Форст.



                                    2

     Кирби не ожидал от операции многого. Еще накануне он дискутировал  на
эту тему с Форстом и не скрывал своего мнения. Хотя он и  не  был  ученым,
тем не менее старался быть  в  курсе  всех  достижений  науки  и  техники.
Несмотря на то что основной его обязанностью была административная работа,
ему необходимо было  держать  бразды  правления  орденом  в  своих  руках,
используя большой бюрократический аппарат. Скоро исполнится девяносто лет,
как он пришел в Братство. Он пережил взлет Братства и сам поднялся  с  ним
на большую высоту.
     Политическая власть, как бы часто не  пользовались  ею  форстеры,  не
являлась для ордена самоцелью. Квинтэссенцией стала его научная программа,
которая сконцентрировалась в Санта-Фе. Здесь за десятилетия  была  создана
фабрика чудес, поддерживаемая почти тремя миллионами  форстеров  со  всего
мира - и желанные  чудеса  стали  реальностью.  Регенерационные  процессы,
продолжительность которых не была более ограничена  естественным  временем
роста человека, вселяли надежду, что новые поколения будут  жить  уже  лет
триста-четыреста, а может быть, и больше. Как бы то ни  было,  а  Братство
могло предложить людям нечто реальное - почти бессмертие, и это можно было
назвать если не полным  выполнением  обещанного,  то,  во  всяком  случае,
частью его. Именно таким обещанием лет сто назад  форстеры  приманивали  в
свои ряды сторонников.
     Но другая цель - звезды - осталась для Братства недостижимой.
     Человечество из-за  абсолютной  невозможности  достичь  и  тем  более
преодолеть скорость света, было замкнуто в своей Солнечной системе. Ракеты
на химическом горючем и даже разгоняемые ионами космические корабли летали
слишком медленно. Марс и Венера расположены относительно близко к Земле  и
до них добирались  сравнительно  быстро,  но  другие  планеты  приходилось
достигать за  гораздо  большие  промежутки  времени.  На  полет  к  другим
звездам, если  рассчитывать  на  современную  технику,  потребуются  сотни
лет...
     Таким  образом,  человек  ограничился   своей   Солнечной   системой,
превратил Марс в жилую планету и  изменил  себя  так,  что  смог  жить  на
Венере. На Юпитере и Сатурне  добывались  редкие  элементы,  на  Нептун  и
Плутон иногда посылались исследовательские экспедиции, с  помощью  роботов
изучался Меркурий и другие планеты.
     Специальная теория относительности определяла движение реальных тел в
реальном  пространстве,  но  была  совсем  не  обязательной  для   явлений
паранормального мира.
     Ноэль Форст  исходил  из  того,  что  экстрасенсорный  путь  является
единственным путем к звездам. Вот почему  он  собрал  в  Санта-Фе  эсперов
самых различных категорий и уже десятки лет проводил опыты по  выращиванию
нового вида эсперов, а также разные эксперименты по генетике. В результате
у  Братства  появилось  несколько  довольно  интересных  эсперов,  но,   к
сожалению, ни один из них не имел замечательного таланта  транспортировать
физические  тела  через  пространство,  в   то   время   как   на   Венере
телекинетическая    мутация    произошла    спонтанно,    как    следствие
приспособляемости к окружающей среде.
     Но Венера находилась вне сферы влияния  форстеров.  Лазаристы  Венеры
имели телекинетиков, которые были необходимы Форсту, чтобы иметь дорогу  к
звездам, но они  проявляли  мало  заинтересованности  к  сотрудничеству  с
Форстом. Вот поэтому Рейнольд Кирби и вел уже несколько месяцев переговоры
с  представителем  лазаристов  на  Венере  Мандштейном,  пытаясь   достичь
соглашения.
     Тем  не  менее  хирурги  в  Санта-Фе  не  прекращали  своих   попыток
превратить землян  в  телекинетиков.  Опыты  по  синаптическому  изменению
человека давали такие результаты, что,  казалось,  уже  можно  оперировать
людей для превращения их в телекинетиков.
     - Плохи дела, - сказал  Форст  Кирби.  -  Им  понадобится  еще  около
пятидесяти лет, чтобы добиться положительных результатов.
     - Не понимаю я всего этого, - покачивая головой, произнес Кирби. -  У
венериан имеется ген телекинетиков, не так  ли?  Почему  же  мы  не  можем
создать дубликат? Если вспомнить, что нам удалось сделать  с  нуклеиновыми
кислотами...
     Форст улыбнулся своей улыбкой мумии.
     - Гена телекинетиков как  такового  не  существует.  Телекинетический
талант - это совокупность измененных наследственных факторов. Уже тридцать
лет пытаемся мы найти такой комплекс изменений и исследовать его, но так и
не получили никаких результатов. И потом, это дело с синаптическим методом
- надо изменить сам мозг, а не гены, и тогда, рано или поздно, мы добьемся
своего. Но я не могу ждать еще целых пятьдесят лет.
     - Вы наверняка проживете и больше.
     - Возможно, - ответил Форст. - Но тем не менее, я не могу  так  долго
ждать. А венериане имеют таких людей, в которых мы нуждаемся.  И  если  мы
будем долго копошиться, они осуществят этот план  одни,  без  нас.  Пришло
время привлечь их к сотрудничеству. Я готов к компромиссу.
     Кирби сообщил Форсту о своих переговорах с Мандштейном.  Он  отметил,
что в них намечается сдвиг в хорошую сторону, но до полной  договоренности
еще далеко и в основном потому, что, по мнению  лазаристов,  Форсту  нужен
этот совместный план для утверждения своей силы.
     Форст задумчиво кивнул:
     - Я поговорю с  Лазарусом.  Из-за  неудачной  операции  соглашение  с
венерианами стало еще более необходимым.
     В это время умершего накрыли простыней  и  вывезли  из  операционного
зала.
     -  Пойдемте  со  мной,  -  сказал  Форст,  обращаясь  к  Кирби.  -  Я
распорядился сделать просвечивание этому кретину и хотел бы присутствовать
при этом.
     Кирби  вслед  за  Основателем  вышел  из  галереи.  За  ними,  словно
королевская свита, следовали несколько аколитов и санитаров. За  последние
годы Форст заметно  ослаб  и  пользовался  креслом  на  колесиках.  Кирби,
наоборот, предпочитал собственные ноги, хотя был почти таким же старым.
     - Вы не очень обеспокоены неудачей? - спросил Кирби.
     - А к чему беспокоиться? Я же отлично понимаю, что успеха  нам  ждать
еще рано.
     - В таком случае, что вам нужно от этого кретина?  Вы  на  что-нибудь
надеетесь?
     - Наши надежды связаны с Венерой. У них есть нужные люди.
     - Зачем же тогда мы пытаемся вырастить своих телекинетиков?
     - Нельзя уменьшать темпа научных работ. За все сто  лет  Братство  ни
разу не останавливало своих исследований. К тому  же  мы  не  имеем  права
опустить руки и сдаться, то есть признать бессилие.
     Кирби пожал плечами. Несмотря на власть, которую он имел а  Братстве,
инициатива никогда не исходила от него. Стратегию движения, как и  прежде,
определял Форст. Однако в отличие от других подчиненных Кирби всегда знал,
для какой игры совершается тот или иной тактический маневр. А  если  Форст
неожиданно умрет?  Что  произойдет  с  организацией?  Будет  ли  она,  как
надеется Форст, идти теми же  темпами  и  в  том  же  направлении  дальше?
Возможно, что и будет, но во что это выльется - неизвестно.
     Наконец они попали в больницу для эсперов.  Навстречу  вышли  люди  в
голубых  рясах,  чтобы   приветствовать   Форста.   Один   из   врачей   с
почтительностью проводил их в  заднюю  часть  здания,  где  уже  находился
кретин.
     Несчастный сидел в широком кресле  из  пластика.  Резиновые  веревки,
которыми он был привязан к стенным крючкам, прочно держали  его,  оставляя
тем не менее некоторую свободу движений.
     На него грустно  было  смотреть.  Тринадцатилетний  подросток  ростом
всего лишь около метра, с грубой шершавой кожей был глухим и полуслепым  -
весь какой-то деформированный. Но зато это  был  мутант,  созданный  самой
природой. Его  болезнь  называлась  синдромом  Харлера,  попросту  говоря,
естественным природным кретинизмом, описанным в науке еще два с  половиной
столетия назад. Несчастные родители привезли это маленькое чудовище в один
из храмов Братства в Стокгольме, надеясь на помощь  медиков.  Кретинизм  в
Братстве не лечили, но один из эсперов, исследовавших мальчика,  обнаружил
в нем необычные способности и предложил отправить его в  Санта-Фе.  И  вот
мальчик здесь; теперь его должны исследовать и определить, каким даром  он
обладает.
     Кирби сразу понял,  что  ему  тут  делать  нечего,  но  он  попытался
мобилизовать всю свою волю.
     - Почему у ребенка так много  недостатков?  -  спросил  он  у  врача,
стоявшего рядом.
     - Если говорить популярно, это  связано  со  скоплением  ненормальных
генов, вызывающих отклонения в теле и, следовательно, излишнее  накопление
полисахаридов в организме.
     Кирби кивнул.
     -  А  существует  какая-нибудь  связь  между  неправильным  развитием
организма и телекинетикой?
     - Это еще не выяснено, - ответил врач.
     Форст почти вплотную подкатил к несчастному  мальчику  и  внимательно
посмотрел  ему  в  лицо.  В  мутно-молочных  глазах  притаилось  выражение
безмолвного горя. "Смерть была бы для него избавлением, - подумал Кирби. -
А Форст еще надеется, что такое чудовище поможет им добраться до звезд!"
     - Начинайте исследование, - буркнул Основатель.
     К калеке подошли два  эспера:  негритянка  с  приятной  внешностью  и
меланхоличный  молодой  человек.  Кирби  внимательно  наблюдал  за   ходом
безмолвного преобразования. Что  делали  эти  двое  эсперов?  Какие  мысли
вливали они в мозг калеки, молчаливо скорчившегося перед ними? Кирби этого
не знал и утешался тем фактом, что, вероятно, и сам Форст этого не знал.
     Прошло минут десять.
     Внезапно девушка подняла голову и сказала:
     - Умеренные коммуникационные способности и, я бы сказала,  зачаточные
телекинетические.
     Она вытащила из  кармана  коробок  со  спичками  и  положила  его  на
открытую ладонь. Затем, судя по всему, эсперка опять  вошла  в  контакт  с
калекой и поднесла свою руку к его глазам.
     Лицо больного исказилось в страшной гримасе, и в то же время  коробок
на ладони начал передвигаться.
     Форст был доволен.
     - Хорошая работа. У него способности выше средних.
     - Не больше, чем у других, - сказал другой эспер. - Он не знает и  не
понимает мира, поэтому не сможет  пользоваться  своими  способностями.  Он
говорит, что мы должны его убить.
     - Я бы предложила его усыпить, - сказала девушка. - И  он,  наверное,
согласится на это.
     Кирби  содрогнулся  от  неприятного  ощущения.  Деловитые  и   трезво
рассуждающие эсперы только что заглянули в душу  калеки,  и  одного  этого
было достаточно, чтобы сделать их черствыми эгоистами.  Да,  почувствовать
то, что испытывает этот  несчастный  тринадцатилетний  монстр,  блуждающий
где-то в мире теней, очень неприятно и страшно.
     Форст сделал знак врачу:
     -  Сохраните  его  для  дальнейших  исследований.  Может  быть,   при
правильном лечении и уходе он сможет стать  полезным  существом,  как  для
себя, так и для нас.
     Основатель повернулся вместе со своим креслом и выехал из комнаты.  В
этот момент в глубине коридора  показался  спешащий  аколит.  Увидев,  что
навстречу катится сам Основатель, он быстро  затормозил  свой  бег.  Форст
отечески улыбнулся юноше и свернул в сторону.
     Тяжело дыша, аколит сказал:
     - Вам послание, координатор Кирби.
     Кирби  взял  конверт  и  осторожно  вскрыл  его.  Послание  было   от
Мандштейна. Оно гласило:
     "Лазарус готов встретиться с Форсом для информационной беседы".



                                    3

     - Да будет вам известно, что я был сумасшедшим,  -  сказал  Форст.  -
Около десяти лет. Позднее я  узнал  причину:  я  принадлежал  к  категории
"пловцов", не умеющих фиксировать время.
     Бледная девушка-эспер смотрела на него  круглыми  глазами.  Они  были
одни в комнате Основателя. Девушке было тридцать лет, однако она  казалась
физически несозревшей. Черные пряди волос, закрывающие ее угловатые плечи,
были всегда в беспорядке. Дельфина, так звали девушку,  за  долгие  месяцы
работы с Форстом, так и не смогла привыкнуть к его искренности. Да  она  и
возможности такой не имела:  после  каждого  ее  посещения  Форста  эсперы
гасили все воспоминания, связанные с посещением.
     - Мне начинать? - робко спросила она.
     - Нет, подождите немного... Скажите, считали ли вы себя  когда-нибудь
ненормальной? Например, в такие тяжелые моменты жизни,  когда  вы  теряете
контроль над собой, бесцельно скользите вдоль линии времени и  не  знаете,
вернетесь ли вы когда-нибудь к той  точке  времени,  которую  мы  называем
"сейчас"?
     - Временами это бывает довольно страшно.
     - Но  вы  возвращаетесь,  и  это  удивительно.  Вы  знаете,  скольких
"пловцов" я видел, мозг которых сгорал у меня на глазах?  Сотни!  Да.  Да.
Сотни! Я и сам бы сгорел, если бы мои способности были развиты сильнее.  С
годами такое случалось со мной все меньше и меньше, а теперь остались одни
воспоминания. А в то время я часто срывался, бежал вдоль времени  и  видел
перед собой все Братство, как на ладони. И все  же  я  видел,  все  видел,
Дельфина, все! Правда, очень тускло и расплывчато.
     - Так, как вы это описали в своей книге?
     - Более или менее, - ответил Основатель. - И хуже всего я  чувствовал
себя в период между две тысячи пятьдесят пятым  и  две  тысячи  шестьдесят
третьим годами. А началось все это, когда  мне  было  тридцать  пять...  Я
служил обычным техником, был, так сказать, никто, и вдруг на  меня  нашло,
божественное озарение: я на какое-то время  заглянул  в  свое  будущее.  Я
решил, что начинаю сходить с ума. Но потом понял в чем дело.
     Девушка  молчала,  удивляясь  разговорчивости  старца.  Форст  закрыл
глаза. Он вспоминал. После нескольких лет душевного блуждания Ноэль  Форст
осознал цель своей жизни. Он видел, как мог преобразовать мир. Надо только
начать.  И  начать  правильно.  Основать  первые  ячейки,  выдумать  новые
культовые  ритуалы...  Было  ли  его  сумасшествие   болезнью   параноика?
Возможно, и было. Форст сам считал себя фанатиком, и даже сумасшедшим,  но
сумасшедшим трезвым и рациональным. Он не  останавливался  ни  перед  чем,
лишь бы достичь цели: он слишком недалеко заглянул в будущее, чтобы знать,
достигнет он ее или нет.
     - Когда собираешься изменить мир, - задумчиво сказал он, - то  берешь
на себя большую ответственность. Нужно быть чересчур  наивным  или  просто
одержимым, чтобы  попытаться  осуществить  это,  либо  верить,  что  такое
возможно.
     - Это называется, бросить вызов жизни, - сказала девушка.
     - Ах, не бередите мне старые раны, Дельфина! Довольно  скучно  играть
пьесу, самим написанную и  знать,  что  тебя  ждет.  Только  одно  меня  и
утешает: я не знаю подробностей и, вообще, понятия не имею, что произойдет
в будущем. Поэтому я  полагаюсь  только  на  такие  таланты,  как  ваш.  К
сожалению, даром предвидения я больше не обладаю. Но вы  ведь  видите  все
отчетливо, не так ли? Одолжите мне ваш талант. Возьмите меня с собой... О,
как много я сегодня говорю!
     Девушка робко начала готовиться к  большим  внутренним  нагрузкам.  В
отличии  от  других  экспертов  она  была  способна   на   очень   сильный
самоконтроль. Большинство "пловцов" слишком рано  теряли  свой  "якорь"  и
сгорали. А тридцатилетняя Дельфина (зрелый возраст для эспера) сохранила и
ориентацию, и силу, сохранила жизнь. Но и она сгорит, когда не хватит сил.
До сих пор этого  не  случалось,  и  Форст  очень  симпатизировал  ей:  он
связывал с ней большие надежды. Если бы она продержалась еще  немного,  до
тех пор, пока он не увидит продолжения своего  пути!  Тогда  этот  длинный
экскурс закончится, и они смогут хорошенько отдохнуть.
     Наконец  она  отошла  от  настоящего  и   вступила   в   сферу,   где
сконцентрировались все мгновения.
     Форст наблюдал за девушкой и ждал момента, когда он отправится вместе
с ней.  Один  он  не  мог  совершить  путешествие  в  будущее,  ему  нужен
проводник. В конце концов его зрение ослабло, все вокруг замерцало,  и  он
почувствовал, что движется  навстречу  туманному  миру  теней.  Перед  ним
открылась завеса времени, он увидел смутную фигуру, в которой узнал самого
себя, в окружении каких-то неясных силуэтов.
     Неужели это Лазарус? Да, конечно, это он! А вот и Кирби! И Мандштейн!
Собрались все фигурки в его великой игре. Далее  Форст  увидел  совершенно
незнакомый мир с необычным ландшафтом - не земным, но и не  марсианским  и
не  венерианским.  Форст  задрожал.  Он  взглянул   на   дерево,   которое
возвышалось над ним по меньшей мере метров на двести  и  словно  упиралось
вершиной в небо. Дерево было покрыто кроной ажурно-голубой листвы... Вдруг
он стремительно перенесся в душную и вонючую атмосферу  мокрого  от  дождя
большого города, и увидел, что стоит перед одним из своих  старых  храмов.
Храм горел, и запах горящего дерева щипал нос. От жары  быстро  испарялась
дождевая влага. А потом он посмотрел на улыбающееся лицо Кирби. А потом...
     А потом его покинуло чувство движения, и  он  вернулся  в  настоящее.
Форст лежал в кресле с закрытыми глазами и тяжело дышал.
     Немного отдохнув, он взглянул на Дельфину: она  лежала  рядом  с  его
креслом. Старец позвал аколита:
     - Отправьте девушку в отделение,  -  сказал  он.  -  И  пусть  о  ней
позаботятся врачи. Ей нужно восстановить силы.
     Аколит  кивнул  и  легко  поднял  девушку.  Форст  продолжал   сидеть
неподвижно. Он был доволен  результатом  сеанса,  который  подтвердил  его
интуитивные мысли о ближайшем будущем, и это его умиротворило.
     Потом он нажал кнопку селектора:
     - Пришлите ко мне Каподимонте.
     Через несколько минут в его комнату вошел  толстяк.  Каподимонте  был
начальником одного из районов Санта-Фе, причем в случае отсутствия  Форста
и Кирби ему же должен подчиняться весь Научный Центр.  Это  был  лояльный,
прилежный, исполнительный работник, и Форст часто доверял  ему  деликатные
поручения, которые тот выполнял обычно с успехом.
     Форст сказал:
     - Каподимонте,  сколько  вам  потребуется  времени,  чтобы  подобрать
экипаж для межзвездного полета?
     - Для межзв...
     - Да. Скажем так: для старта поздней осенью этого года. Сейчас можете
подобрать людей только по анкетным данным. Нужные две или три команды.
     Каподимонте уже пришел в себя:
     - Какой численности должны быть команды?
     - Различной: и два человека, и целый десяток. Начните с Адама и Евы и
пройдитесь по всем парам. Принцип отбора таков: они должны быть здоровыми,
выносливыми,  способными  рожать   детей,   хорошо   приспосабливаться   к
меняющимся условиям.
     - Это должны быть эсперы?
     - Нет, лучше простые  люди.  В  крайнем  случае,  можете  взять  пару
эсперов на дюжину.  Но  они  не  должны  быть  очень  чувствительными.  Не
забывайте, что они будут пионерами,  а  для  такой  трудной  жизни  больше
годятся грубые и психически устойчивые люди. В такой экспедиции  гении  не
нужны.
     - Когда будет готов список, кому его показать: вам или Кирби?
     - Мне. Хочу вас предупредить, чтобы вы вообще не говорили  никому  ни
слова об этом. Даже Кирби. Просто сходите в архив, сделайте свою работу  и
принесите мне результаты.  Я  еще  сам  не  знаю,  какого  масштаба  будет
экспедиция, но я хотел бы организовать такую группу, которая оправдала  бы
все мои расчеты. А сколько будет участников: два, три, восемь - я и сам не
знаю. Даю вам на это два-три дня. Когда эта работа будет выполнена, мы еще
раз с вами побеседуем. Потом возьмите  парочку  самых  способных  людей  и
займитесь с ними логистическими приготовлениями к полету. Используйте  при
этом капсулу, которая  может  приводиться  в  движение  энергией  эсперов.
Попытайтесь  разработать  наиболее  приемлемый  и  целесообразный  проект.
Используйте старые достижения. У вас ведь богатый арсенал всяких проектов,
просмотрите  их  внимательно.  Созданный  проект  будет   вашим   детищем,
Каподимонте.
     - Один нескромный вопрос, сэр?
     - Прошу.
     - Это всего лишь гипотетическая тренировка или все довольно серьезно?
     - Я и сам еще не знаю, - сказал Форст.



                                    4

     На экране появилось голубое лицо венерианина. Оно  казалось  каким-то
чужим и неприятным, но тем не менее венерианин родился на Земле, что  было
видно по форме головы и чертам лица. Это был Дэвид Лазарус,  Основатель  и
воскресший пророк культа лазаристов. Прошло двадцать лет с  тех  пор,  как
Лазарус отправился на  Венеру.  За  это  время  он  часто  разговаривал  с
Форстом. И всякий раз пророки позволяли себе такую  дорогую  роскошь,  как
разговор с полным визуальным контактом.  Даже  телефонный  разговор  между
Землей  и  Венерой  с  помощью  промежуточных  космических   станций   был
чрезвычайно  дорогим,  а  уж  о  сопровождении   разговора   телевизионным
изображением и говорить не стоит. Но  расходы  не  смущали  пророков.  Сам
Форст настоял, чтобы связь была визуальной. Ему было  очень  важно  видеть
измененное лицо Лазаруса. Это позволяло Форсту концентрировать свои  мысли
во время вынужденных пауз: даже если учесть,  что  информация  неслась  со
скоростью света, все равно  проходило  несколько  минут,  прежде  чем  она
достигала другой планеты. Поэтому даже  самый  короткий  и  незначительный
обмен мнениями требовал более часа связи.
     Расположившись поудобнее в своем кресле, Форст сказал:
     - Я думаю, Лазарус, что пришло время  объединить  наши  движения.  Мы
дополним друг друга. Ведь от нашей разобщенности никто из нас  не  получил
выгоды.
     - Но если мы соединимся, мы можем кое-что и потерять,  -  в  раздумье
произнес Лазарус. - Ведь наше движение моложе и  слабее,  и  воссоединение
может привести к тому, что вы поглотите нас, и мы полностью растворимся  в
вашей иерархии.
     - Ни в коем случае. Гарантируем вам,  что  ваши  лазаристы  полностью
останутся автономными. Даже больше: я гарантирую вам доминирующую  роль  в
определении политического курса движения.
     - А какие гарантии вы можете предложить? - поинтересовался Лазарус.
     - Давайте пока отложим  этот  вопрос,  -  ответил  Форст.  -  У  меня
наготове межзвездная команда. Через несколько месяцев она полностью  будет
оснащена. Ее члены в состоянии приспособиться к  любым  условиям.  Но  нам
нужно выбраться за пределы Солнечной системы. Дайте нам такую возможность,
Лазарус. У вас она имеется. Мы слышали о ваших экспериментах.
     Лазарус кивнул, и его жабры задрожали.
     - Не отрицаю, мы добились определенных  успехов  в  этой  области,  -
сказал он с гордостью. - Мы можем переправить  несколько  тонн  материалов
или веществ с Венеры на Плутон. Приблизительно такую  же  массу  мы  можем
послать и за пределы Солнечной  системы  -  к  звездам  и  даже  в  другие
Галактики.
     - Сколько времени вам понадобится, чтобы переправить большую массу на
Плутон?
     - Немного. Точного времени я вам назвать не могу. Во  всяком  случае,
звезды подвластны нам уже около года. Если мы пошлем капсулу или корабль к
ближайшей звездной системе, то приблизительно через два года он  достигнет
цели. К сожалению, у нас нет возможности поддерживать контакт с  командой.
Мы их можем только  выбросить  во  Вселенную,  а  говорить  с  ними  через
огромные расстояния в пять или десять световых лет мы не можем. А вы могли
бы?
     - Нет, - ответил Форст. -  Экспедиция  будет  полностью  отрезана  от
нашего  мира.  Для  связи  с  нами  она  будет  посылать  конвекциональные
радиозонды.  И  все  же  мы  должны  попытаться  послать  экспедицию.   Вы
предоставите в наше распоряжение ваших специалистов, Лазарус?
     - А вы знаете, что на этой работе несколько наших самых лучших  людей
сгорят?
     - Да, я предполагал, что так будет. И  тем  не  менее,  я  прошу  вас
предоставить их нам. У нас имеется методика лечения горящих эсперов. Пусть
ваша молодежь попытается послать корабль к звездам, а если они "вспыхнут",
мы постараемся их вылечить.
     - А не кажется ли вам, что это бесчеловечно: сперва довести  их  чуть
ли не до гибели, а затем штопать, как дырявый чулок? - спросил Лазарус.  -
Ведь это  оскорбляет  человеческое  достоинство.  Я  предпочитаю  оставить
юношей здесь, на Венере, чтобы и дальше развивать их таланты  и  в  то  же
время находиться с ними в постоянном контакте.
     - Но они нужны нам.
     - Нам - тоже.
     Форст использовал паузу, чтобы принять стимулятор. А когда он  сказал
следующую фразу, голос его уже не дрожал от волнения:
     - Вы принадлежите мне. Я вас создал и теперь нуждаюсь в вас. Именно я
усыпил вас в 2090 году, и я же разбудил в 2152 году и  подарил  вам  целый
мир. Вы были никем, просто выскочкой, теперь вам принадлежит мир.  Вы  мне
обязаны всем. И сейчас пришло время рассчитываться. Я ждал этого сто  лет:
у вас появились эсперы, способные доставить моих людей к звездам. И какими
бы большими не были жертвы с вашей стороны, я хочу, чтобы  эта  экспедиция
состоялась.
     Форсту было трудно говорить, у него даже закружилась голова, и  он  в
изнеможении откинулся на спинку кресла. У  него  было  время  передохнуть,
ответ придет только через несколько минут. Он сделал свою  игру  -  теперь
дело за Лазарусом. В руках Форста не осталось ни одного туза.
     Голубое лицо на экране было неподвижным. Слова Форста еще не достигли
Венеры. Ответа пришлось ждать довольно долго.
     Внезапно лицо на экране нахмурилось.
     - Вот уж  не  думал,  Форст,  что  вы  будете  действовать  подобными
методами. Почему я должен быть вам благодарен? За то, что воскресив  меня,
вы загнали тем самым в эту дыру? И даже не спросили моего  согласия.  Или,
может быть, за то, что мое движение выросло, пока я по вашей милости  спал
более шестидесяти лет? Но ведь это не ваша заслуга!  Так  что  не  смешите
меня, Форст, - сказал Лазарус и после небольшой паузы добавил: - Я не  дам
вам эсперов. Разводите своих, если вам так необходимо лететь к звездам.
     - Вы тоже хотите к звездам, Лазарус. Но у вас не хватает  технических
приспособлений для организации такой экспедиции.  У  меня  они  есть.  Так
давайте же объединим наши усилия! Вы же сами этого  хотите!  Сказать  вам,
почему вы не соглашаетесь? Вы просто  боитесь  реакции  своих  собственных
людей, когда они узнают, что вы сотрудничаете со мной. Боитесь, что пойдут
разговоры, будто вы продались Форсту. Вы не соглашаетесь со  мной,  потому
что не  имеете  полной  независимости.  Возьмите  себя  в  руки.  Проявите
решительность! Употребите свое влияние. Я положил перед вами эту  планету.
Отплатите мне той же монетой.
     Когда слова Форста дошли до Лазаруса, он,  казалось,  хотел  прервать
связь.
     - Какой абсурд! - возмущенно воскликнул он.  -  Мои  последователи  в
тяжелой борьбе сами завоевали эту планету. Никто не клал ее  передо  мной,
Форст. Наоборот, уже в течение десятилетий вы пытаетесь  добиться  влияния
на Венере, но вам это не  удается.  Так  за  что  я  вам  должен  отвечать
взаимностью? Пока вы  придерживаетесь  такой  тактики,  о  взаимопонимании
нечего и думать! Или вы считаете, что я пойду  к  Мандштейну,  Мартеллу  и
другим  сподвижникам,  расскажу  о  нашем  разговоре,  а  потом  заявлю  о
подчинении вашей воле? Да мои люди снова превратят меня в мученика, но  на
этот раз - окончательно, и они будут правы!
     Наступила продолжительная пауза, еще более  длинная,  чем  необходимо
для преодоления этих слов расстояния от Земли до Венеры.  И  Форст  понял,
что тактика лобовой атаки не оправдала  себя.  На  этот  раз  он  перегнул
палку. Если он хочет  спасти  свой  план,  то  должен  раскрыть  последнюю
козырную карту, которую он вообще не хотел показывать.
     Он улыбнулся и сказал:
     - Скажите  своим  людям,  Лазарус,  что  я  им  предлагаю  высочайший
авторитет в обоих мирах. Скажите им, что  Братство  лазаристов  не  только
желанно нам, но и будет единственной главой обоих движений.
     - Обоих?
     - Обоих.
     - А что будет с вами?
     Форст ответил на этот вопрос. И как только слова слетели с  его  губ,
он откинулся назад, расслабился и облегченно  вздохнул.  Основатель  знал,
что сделал последний ход в игре, длящейся сто лет,  и  все  кончится,  как
надо.



                                    5

     Рейнольд Кирби был у своего терапевта, когда прозвенел  вызов  и  ему
сообщили, что Форст хочет его  видеть.  Координатор  лежал  в  питательной
ванне - усовершенствованной  регенерационной  камере,  которая  давала  не
забвение, а освежение. Кирби мог бы погружаться в  нирвану,  тогда  бы  он
герметически изолировал себя от внешнего мира и в  состоянии  невесомости,
освобожденный абсолютно от всех  мыслей,  наслаждался  полным  покоем.  Но
такой уход от реальности ему давно уже не нужен. А вот  полежать  в  ванне
было полезно и приятно:  в  ней  восстанавливались  силы,  израсходованные
днем.
     Обычно Кирби не позволял прерывать такие сеансы. В этом  возрасте  он
обязан внимательно следить за своим здоровьем. Он  слишком  рано  родился,
чтобы разделить с более молодым поколением квазибессмертие.  Его  организм
нуждался в стимуляторах, так как сто лет назад наука находилась на гораздо
более низком  уровне  развития.  И  все  же,  когда  звонил  Форст,  Кирби
отказывался от всех процедур и шел на зов шефа.
     Терапевт знал об этом. Он  сразу  прервал  сеанс,  вытащил  Кирби  из
ванны, обтер его мокрым полотенцем, быстро сделал массаж и отпустил в  мир
забот и волнений.
     Форст выглядел больным: Кирби никогда еще не видел  Основателя  таким
обессиленным. Его голова была  похожа  на  череп  мертвеца,  темные  глаза
лихорадочно блестели. Тихо жужжали машины,  снабжающие  Форста  жизненными
силами.
     Кирби опустился в кресло, на которое ему указали глаза Форста, и стал
терпеливо ждать.
     Прошло довольно много времени, пока Форст не сказал слабым голосом:
     - Сегодня или завтра я соберу Совет на заседание. Он должен  одобрить
те действия, которые я только что предпринял. Но прежде чем соберется весь
совет, я бы хотел обсудить этот вопрос с вами.
     Кирби собирался сказать шефу, что ему необходимо  немного  отдохнуть,
но потом решил не  делать  этого.  Работая  рядом  с  Основателем  столько
времени, он научился правильно понимать слова Форста. На самом  деле,  тот
хотел сказать: "Только  что  я  принял  решение,  которое  не  имел  права
принимать единолично. Тем не менее я буду просить Совет  одобрить  его.  Я
заставлю вас признать, что я действовал правильно".
     Кирби был готов согласиться со  всем,  чтобы  Форст  ему  ни  сказал.
Оспаривать решения Основателя не имело смысла. Серьезных возражений делать
тоже не следовало. Последним, кто сделал это, был Дэвид  Лазарус.  За  что
ему и пришлось проспать в склепе на Марсе более шестидесяти лет.
     Форст заговорил снова:
     - Я беседовал с Лазарусом и добился желанного соглашения. Он даст нам
столько телекинетиков, сколько потребуется. Возможно, мы еще в  этом  году
сумеем осуществить межзвездную экспедицию.
     Кирби вздохнул:
     - Я крайне озадачен, мистер Форст.
     - Антиклимакс, не так ли? Сто лет  ползешь,  словно  улитка,  к  этой
цели, мало веря в успех, радуешься каждому дюйму, который  прополз,  вдруг
видишь себя у самой цели, и каждодневные заботы,  напряжения  и  волнения,
вызванные маленькой удачей, перерастают в какую-то апатию.
     - Но эта экспедиция еще не  попала  в  другую  солнечную  систему,  -
сказал Кирби.
     - Она там будет, - ответил Форст. - Я в этом не сомневаюсь. Сейчас мы
у цели. Каподимонте уже выискивает подходящих кандидатов для полета. А  мы
скоро начнем строить капсулу. Лазарус и  его  люди  будут  сотрудничать  с
нами. Ну, а потом все начнется...
     - Вы добились его согласия, мистер Форст?
     - Да, я сказал ему, что будет после  того,  как  вылетит  экспедиция.
Кирби, вы задумывались когда-нибудь о будущих целях Братства?
     Кирби не знал, что ему ответить.
     - Ну, я полагаю, мы  будем  организовывать  такие  экспедиции.  Кроме
того, усиление нашей позиции, продолжение научных  исследований...  Короче
говоря, мне кажется, что в будущем мы будем  совершенствовать  достигнутые
результаты.
     - Вот именно. То есть шагать в утопию по широкой  дороге.  И  никаких
трудностей больше не будет, не так ли? И вот  именно  по  этой  причине  я
больше не хочу руководить движением...
     - Что?
     - Я приму участие в экспедиции, - сказал Форст.
     Если бы Форст вывернул ногу и закинул ее за голову, Кирби удивился бы
меньше, чем сейчас. Слова Основателя подействовали на него как  физический
удар. Он молча опустился в кресло  и  крепко  ухватился  за  подлокотники.
Постепенно шок стал отходить.
     - Вы... Вы хотите участвовать в экспедиции? - неожиданно вырвалось  у
него. - Нет, это невероятно, мистер Форст. Это было бы сумасшествием!
     - Я уже все решил. Моя работа здесь, на Земле, закончена. Я руководил
Братством целое столетие, а это довольно большой срок. На моих глазах  оно
выросло и окрепло. Кроме того, я добился сотрудничества с нашими  братьями
на  Венере.  Здесь  я  сделал  все,  что  хотел  сделать.  Теперь  я  хочу
попробовать что-нибудь сделать в другой солнечной системе.
     - Мы не имеем  права  отпускать  вас  отсюда,  -  сказал  Кирби,  сам
удивляясь своим словам. - Вы не имеете  права  уходить  от  нас.  В  вашем
возрасте... Идти на борт космического корабля, который... - Он смутился  и
замолчал.
     - Если я не взойду на борт космического корабля, он так и не улетит с
Земли, - сказал Форст.
     - Не говорите так, мистер Форст.  Вы  ведете  себя  как  избалованный
ребенок, который отказывается от праздника,  потому  что  никто  не  хочет
сплясать. В Братстве найдется много людей, желающих полететь к звездам и в
другие галактики.
     Кирби показалось, что Форста забавляет его горячность.
     - Вы неправильно поняли мои слова, - сказал Форст. -  Я  не  говорил,
что буду препятствовать полету, если останусь на Земле. Если я  не  взойду
на борт капсулы, Лазарус не даст мне эсперов.
     Второй раз за последние десять минут Кирби был  настолько  ошеломлен,
что не мог выговорить ни слова. И лишь  через  некоторое  время  он  начал
понимать: здесь развернулась такая важная и сложная  игра,  что  даже  он,
координатор Братства, ничего о ней не знал.
     - Это и есть те шаги, которые вы предприняли, мистер Форст? Я имею  в
виду, что именно об этом вы договорились с Лазарусом?
     - Это умеренная цена. Смена власти происходит довольно часто. Я сойду
со сцены,  а  главой  движения  станет  Лазарус.  А  вы  можете  быть  его
заместителем и  викарием  на  Земле.  Мы  же  получим  эсперов  и  покорим
Галактику. Такое решение устроит всех.
     - Нет, мистер Форст.
     - Мне уже надоело быть на Земле, и я хотел бы  уехать.  Лазарус  тоже
этого хочет. Я стал слишком великим и слишком могущественным. Пришло время
передать власть  менее  известным  личностям.  Лазарус  поделится  с  вами
властью, Кирби. Он, правда, будет самой главной фигурой, но не  сможет  же
он быть одновременно и на Венере, и на Земле. Поэтому руководить Братством
на Земле будете вы. Вместе вы разработаете проект сотрудничества  Братства
и лазаристов. Мне кажется, это не так сложно - у нас много общего. Пройдет
каких-нибудь десять лет, и неприязнь друг к другу исчезнет бесследно. А  я
окончательно уйду с вашего пути, находясь от вас на расстоянии  в  десятки
световых лет. Я не смогу уже больше ни во что вмешиваться и буду  спокойно
доживать там свой век. Разве вы не считаете,  что  такое  решение  вопроса
можно только приветствовать?
     - Я все еще не могу этому поверить, мистер Форст. Сто лет  вы  стояли
во главе Братства, а теперь собираетесь улететь в неизвестность  вместе  с
группой пионеров. Вам же сто пятьдесят лет.
     - Придется поверить в это, Кирби, - сказал Форст.  Впервые  за  время
разговора в его голосе появились резкие нотки. - Я улетаю. Это уже решено.
В некотором смысле, я уже улетел.
     - Как вас понимать?
     - Вы знаете, что у меня есть слабые телепатические способности и  что
я начинаю действовать лишь после того, как проникну с  горящим  эспером  в
будущее?
     - Да, знаю.
     - Так вот, я уже заглянул в будущее. Я знаю, как это было, и  поэтому
знаю, как это будет. Я улечу. Я всегда придерживался  плана,  иногда  даже
действовал сломя голову, но каждый  раз  это  было  определено  видениями,
которые я получал заранее. Поэтому все уже решено: я улетаю.
     Кирби закрыл глаза и  попытался  вернуть  себе  душевное  равновесие.
Форст продолжал:
     - Оглянитесь на тот путь, который я прошел. Сделал  ли  я  хоть  один
неверный шаг?.. Братство расцвело. Оно покорило Землю. А  когда  мы  стали
достаточно сильными, чтобы не бояться противников,  я  позволил  появиться
еретикам.
     - Вы позволили?
     - Я понял: Лазарус - способный человек, но нашему движению он мог  бы
навредить. Он считал, что мы должны пойти  другим  путем.  И  наши  дороги
разошлись - Лазарус организовал свое движение. Эта оппозиция была для меня
весьма кстати. С помощью одного доверенного человека,  ушедшего  вместе  с
ним, я напичкал его разными идеями.
     - Но к чему это все?
     - Монолитная организация стала бы еще более бюрократичной, еще  более
тяжеловесной чем теперь. Ей необходима была  встряска,  хоть  какая-нибудь
конкуренция, которая заставила бы ее быть подвижной.  Существовала  и  еще
одна причина, по которой я приветствовал зарождение еретического  движения
и втайне даже способствовал ему.  Братство  было  создано  для  завоевания
приверженцев на Земле. И оно достигло этой  цели.  Но  принципы  и  методы
работы на Земле неприемлемы для Венеры. Поэтому я вложил в  мозг  Лазаруса
такие идеи, которые считал пригодными для Венеры. В основном он  воспринял
их так, как я хотел. И когда позднее от своего доверенного  лица,  кстати,
он давно умер, я узнал, что лазаристы нуждаются в  усердном  человеке  для
миссии на Венере, я дал его им. Это был Мандштейн. Вы помните, наверное, о
том случае, который произошел в 2195 году.  Тогда  Мандштейн  был  простым
аколитом, мечтавшим сделать карьеру. Я разглядел его способности и обратил
на него внимание своего человека  из  рядов  лазаристов.  После  этого  мы
набросали план  его  жизни,  и  вскоре  он  появился  на  Венере  в  числе
Измененных.
     - Вы знали, что лазаристы найдут на Венере телекинетиков?
     - Я этого не знал, но надеялся на нечто подобное. Я просто знал,  что
будет очень хорошо, если лазаристы обратят внимание на  Венеру,  поскольку
эта идея и сама по себе хороша. Вы следите за моими мыслями? Так  вот,  по
этой самой причине я выкрал у них Лазаруса и поместил  его  на  шестьдесят
лет в стеклянный склеп. Тогда я еще не знал, почему я это  делаю,  но  уже
видел в своих путешествиях  по  времени,  что  пророк  и  мученик  Лазарус
сыграет большую роль у лазаристов. Я мог бы его убить, но  подумал:  будет
лучше, если на какое-то время спрятать его, а потом бросить  неожиданно  в
мир, как козырного туза. Двадцать лет назад я  разыграл  этого  козыря.  А
сегодня я бросаю на стол свой последний  козырь:  самого  себя.  Я  должен
улететь. Моя работа здесь закончена. Я много лет  потратил  на  то,  чтобы
объединить оба движения. Это случилось, и я улетаю.
     После довольно продолжительной паузы Кирби сказал:
     - Вы ставите  меня  в  довольно  неловкое  положение,  мистер  Форст,
заставляя ратифицировать решение, столь же неизбежное, как восход солнца и
смена времен года.
     - Вы вправе на Совете голосовать против меня.
     - Но вы в любом случае улетите?
     - Да, и я хотел бы, чтобы вы меня поддержали...  Правда,  это  ничего
уже не изменит... Кроме того, мне важно, чтобы именно  вы  поняли,  ЧТО  я
делал все эти годы. Скажите, вы  можете  назвать  хоть  одну  причину,  по
которой я должен остаться на Земле?
     - Вы нам нужны, мистер Форст. Это - единственная причина.
     - Ну, это несерьезно. Я вам совсем не нужен. План  выполнен.  Настало
время передать бразды правления другим. Вы просто слишком тесно связаны со
мной внутренне, Кирби, и вы не можете привыкнуть к мысли, что я  не  вечно
буду дергать за ниточки.
     - Может быть вы и правы, - согласился Кирби. - Но кто в этом виноват?
Ведь вы окружили себя такими людьми, которые с вами во  всем  соглашаются.
Вы всегда сами принимали решения, и поэтому превратились  для  движения  в
нечто вроде святого духа или огня. А теперь вы хотите погасить этот огонь.
     - Я просто передвигаю  его  на  другое  место,  -  ответил  Форст.  -
Послушайте, Кирби, я хочу вам кое-что предложить. Члены  Совета  соберутся
через шесть часов. Я сделаю свое заявление, и, по  всей  вероятности,  оно
произведет на них такое же впечатление, как и  на  вас.  Так  вот,  уйдите
куда-нибудь на эти шесть часов и хорошенько подумайте о  нашем  разговоре.
Не смотрите на это как на нечто неприемлемое, а трезво оцените  все  за  и
против. Тогда вы сможете объяснить собранию,  что  для  будущего  Братства
просто необходимо, чтобы я улетел.
     - Вы считаете...
     - Не говорите сейчас ничего. Вы еще не переварили мои слова, а  когда
вы это сделаете, то поймете, что Братство должно развиваться именно в этом
направлении. А пока помолчите.
     Кирби улыбнулся:
     - А вы еще продолжаете дергать за веревочки,  не  правда  ли,  мистер
Форст?
     - Это вошло у меня в привычку, но сейчас я делаю это в последний раз.
Можете мне поверить.



                                    6

     На   длинной   лесной    просеке    подросток-телекинетик    выполнял
спортивно-показательные упражнения.
     С обеих сторон просеки до самого горизонта, серого и мутного, стеной,
стояли гигантские деревья. Их длинные и  густые  ветви  с  темной  листвой
иногда переплетались над просекой, образуя плотный свод. Вот под одним  из
таких  сводов,  на  мягкой  болотистой  почве,  покрытой  сырыми  опавшими
листьями и густой травой,  собралась  группа  молодых  голубокожих  людей,
одетых  в  зеленые  рясы.  Они   демонстрировали   свои   телекинетические
способности. Их было человек десять-пятнадцать. Недалеко стояли взрослые и
наблюдали за ними. В центре взрослой группы  находился  Дэвид  Лазарус,  а
вокруг - руководители венерианского движения: Кристофер Мандштейн, Николас
Мартелл, Клод Эмори...
     Лазарусу трудно пришлось с этими людьми. Для них он  был  всего  лишь
мифической  фигурой  -  уважаемой,  но  призрачной.   Привыкнуть   к   его
присутствию им было не так то и легко.
     Но сейчас все  осталось  позади,  и  они  подчинялись  его  приказам.
Поскольку он много лет проспал, то был одновременно  и  моложе,  и  старше
своих помощников, одновременно богаче и беднее их опытом, что порой мешало
признанию его авторитета.
     Лазарус сказал:
     - Вопрос решен. Форст уйдет,  и  движения  сольются.  Я  буду  главой
объединенного движения, а Кирби - заместителем на Земле. Детали  я  с  ним
еще обговорю.
     - Я считаю, что нам подстроили ловушку, - сказал Эмори. - И я говорил
об этом с самого начала, как только пришло это  невероятное  известие.  Не
подавайтесь на это Лазарус. Форсту нельзя доверять.
     - Форст воскресил меня.
     - С каких пор вы стали испытывать к  нему  благодарность?  -  спросил
Эмори. - В конце концов, он вас  и  засадил  в  нашу  дыру.  Вы  это  сами
говорили.
     - Мы еще не совсем уверены, - сказал в ответ Лазарус,  -  хотя  Форст
сам сказал о своем решении. Но нет доказательства, что...
     - Мы не можем доверять Форсту, - сухо перебил его Мандштейн.  -  Клод
прав. Но если он и  впрямь  взойдет  на  борт  этой  капсулы,  то  что  мы
потеряем, если запустим его в другую галактику? Мы избавимся от него, и  у
нас на  шее  останется  только  Кирби.  Видимо,  у  него  тоже  есть  свои
притязания, но  в  целом  он  разумный  человек,  и,  главное,  ему  чужды
экстравагантные выходки Основателя.
     - Слишком уж гладко все получается, - упорствовал Эмори. - Объясните,
почему же этот Форст,  имея  такую  власть,  вдруг  добровольно  уходит  в
отставку?
     - Возможно, ему стало скучно, -  предположил  Лазарус.  -  Абсолютную
власть может понять лишь тот, кто  ею  обладает.  А  ведь  это  скучная  и
противная штука. В конце концов, можно позволить себе поиграть  миром  лет
двадцать-тридцать, но ведь Форст правил целых сто  лет,  и  ему  это  уже,
наверняка, надоело. Поэтому повторяю: мы должны принять  его  предложение.
От него мы избавимся окончательно, а с  Кирби  найдем  общий  язык.  Кроме
того, у Форста есть хороший аргумент: ни мы, ни он без взаимной помощи  не
можем полететь к звездам.
     Николас Мартелл кивнул на юношей:
     - Мы потеряем несколько способных людей, - не забывайте этого.  Полет
в капсуле - это огромная нагрузка для людей и телекинетиков.
     - Форст уверял меня, что о них позаботятся в Санта-Фе  и  восстановят
их силы, - возразил Лазарус.
     - И еще кое-что, - добавил Мандштейн, - по последнему соглашению,  мы
получим доступ к Центру форстеров. Должен признаться, что  у  меня  личный
интерес к нему и  мне  нравится  эта  идея.  Я  думаю,  пришло  время  для
совместной  работы  и  взаимопонимания.  Форст  улетит,  а  с   Кирби   мы
договоримся.
     Лазарус был доволен:  он  не  надеялся  с  такой  легкостью  получить
поддержку Мандштейна.  Но  последний  был  уже  стар,  ему  перевалило  за
девяносто, и он очень хотел продлить свою жизнь. А сделать это было  можно
только в Санта-Фе. Конечно, его мотивы нельзя признать благородными, но он
и сам этого  не  отрицает.  Жить  долго  -  естественное  желание  каждого
человека.
     "А эсперы тоже люди", - подумал Лазарус и посмотрел  на  юношей.  Это
были венериане пятого или шестого поколения. В них еще многое  сохранилось
от землян, но они уже и многим отличались от них. Генетические  изменения,
сделанные для того, чтобы приспособить человека к жизни  на  Венере  стали
наследственными. Таким образом, эти юноши уже не  совсем  люди  в  обычном
понимании этого слова.
     Теперь для них не составляло никакого труда транспортировать предметы
на огромные расстояния. Они  запросто  могли  переправить  друг  друга  на
противоположную сторону Венеры или  забросить  каменную  глыбу  на  Землю.
Только с собой они ничего не могли  поделать,  так  как,  чтобы  применить
телекинетические  способности  к  себе,  они  должны  иметь  точку  опоры.
Собственными силами им не перелететь с одного места на другое,  хотя  друг
друга перебрасывали с легкостью.
     Лазарус видел, как юные венериане исчезали, взлетали, снова  исчезали
и появлялись. Они были детьми, но эти  фокусы  получались  у  них  намного
лучше, чем у их отцов и тем  более  дедов.  А  какой  энергией  они  будут
обладать, когда вырастут!
     Лазарус вновь повернулся к своим спутникам.
     - Значит, вопрос решен, - сказал он. - Мы поможем Форсту, а он улетит
с экспедицией. Я буду осуществлять верховную власть над всей организацией.
Договорились?
     - Договорились, - сказал Мандштейн.
     - Да, - буркнул Мартелл.
     - А ты, Клод? - спросил Лазарус.
     Лицо Эмори помрачнело. Он взглянул на  юношу,  внезапно  появившегося
метрах в десяти от них и, вероятно, только что вернувшегося из блиц-полета
на другой континент, и еще больше нахмурился.
     - Договорились, - сквозь зубы проговорил он.



                                    7

     Космическая капсула  представляла  собой  обелиск  семнадцати  метров
высотой - ненадежная скорлупка для межзвездного океана пустоты. В ней было
одиннадцать кают для жилья, центр по переработке научных  данных  и  склад
самых необходимых  вещей,  какие  понадобились  бы  человеку  в  различные
периоды его существования.
     - Оборудуйте капсулу таким образом, - сказал Форст брату Каподимонте,
- чтобы мы имели под  рукой  все  необходимое  для  спасения,  даже  если,
например, Солнце превратится в Новую.
     Каподимонте, будучи антропологом  по  образованию,  имел  собственное
мнение  о  полезности  тех   или   иных   предметов.   Но   ему   пришлось
руководствоваться  не  собственным  мнением,  а  указаниями  Форста.   Еще
несколько  десятилетий  назад  Комитет  разработал  планы   экспедиций   в
межзвездное пространство. Со временем планы менялись  и  дополнялись,  так
что Каподимонте  не  пришлось  начинать  с  нуля  -  он  использовал  весь
предшествующий опыт, правда, теоретический. Кроме  того,  в  проекте  было
много белых пятен. Ведь совершенно  ничего  неизвестно  о  характере  того
мира, где высадится экспедиция, о возможности земной жизни  приспособиться
к новым условиям существования.
     Астрономы давно открыли  сотни  планетных  систем  у  далеких  звезд.
Некоторые из них можно  было  наблюдать  в  телескопы,  смонтированные  на
космических   станциях,   а   некоторые    устанавливались    с    помощью
математического анализа их влияния на центральные светила.  Но  смогут  ли
люди жить на новых планетах?
     Из девяти планет Солнечной системы только  на  одной  смог  развиться
разум: это настораживало. Потребовались огромные  материальные  затраты  и
время жизни двух поколений, чтобы превратить Марс в живой мир. Одиннадцати
пионерам, улетающим к другим мирам, вряд  ли  удастся  совершить  что-либо
подобное. Для изменения условий целой планеты у них просто  не  хватит  ни
сил,  ни  времени.  Чтобы  приспособиться  к  условиям  Венеры,   пришлось
использовать  огромный  отряд  биологов  и  все  возможности  генетической
инженерии. Для путешественников и данный вариант отпадает. Итак,  они  или
найдут подходящий для жизни мир, или погибнут!!!
     Некоторые  эсперы  утверждали,  что  такие   миры   существуют.   Они
забрасывали свой дух к другим звездам и даже в другие галактики, вступая в
контакт с обитателями планет. Иллюзия? Ошибка? Каподимонте не мог ответить
на этот вопрос.
     Кирби спросил его:
     - Правда ли то, что они даже не знают на какой звезде окажутся?
     - Да. Эсперы утверждают, что знают. А я  не  могу  ответить  на  этот
вопрос. Знаю только, что  согласно  плану  направление  броска  определено
нашими эсперами, а энергию для него дадут эсперы лазаристов.
     - Значит, путешествие в неизвестность?
     - Именно так, - подтвердил Каподимонте. - И по секрету скажу  вам:  я
рад, что не участвую в экспедиции. Сквозь дыру в небе, сделанную ими,  они
пустят капсулу, и та окажется в ненормальном пространстве. Точнее  говоря,
не в таком, в каком живем мы. Затем капсула сядет на какую-нибудь планету,
о которой, как утверждают эсперы, они все знают, и пошлют к нам  на  Землю
радио-зонд с сообщением об их местонахождении. Но мы  получим  его  только
через 20-30 лет. За это время мы, наверняка, уже пошлем другие экспедиции.
Они, так сказать, прокладывают путь в неизвестность, и Форст летит первым.
     Кирби задумчиво кивнул:
     - В это трудно поверить, не  правда  ли?  Но  мне  кажется,  что  они
добьются успеха.
     - Что, что?
     - Добьются успеха. У Форста  есть  "пловцы",  с  которыми  он  иногда
попадает в будущее. Так вот, он видел, что его  полет  будет  удачным.  Он
уверен, что ничем не рискует.
     Каподимонте какое-то время смотрел на  Кирби,  а  потом  снова  начал
нервно листать свои инвентарные книги.
     - Вы верите в это? - через некоторое время спросил он.
     - Не знаю. Форст - осторожный человек. Недавно он признался мне,  что
свои решения он принимал только после видений... Поэтому я  склонен  этому
верить.
     - А я - нет, - проговорил Каподимонте.
     Но его скепсис больше нигде не проявлялся. Он участвовал в заседаниях
Совета, в том числе и на котором Форст сделал  сенсационное  заявление,  и
слышал Кирби, веско и  красноречиво  доказывающего,  что  Основателю  даже
необходимо лететь к звездам. Все приняли это заявление с пониманием.
     Судьба экспедиции решена,  а  ему,  Каподимонте,  нужно  позаботиться
только о том, чтобы ее участники ни в чем не нуждались. Он вновь  и  вновь
просматривал инвентарные списки: продукты,  одежда,  книги,  оборудование,
медикаменты, средства связи, оружие...



                                    8

     Наступил день отлета. Над Нью-Мехико гулял холодный  северный  ветер.
Капсула стояла в  пустынной  местности,  в  двадцати  милях  от  Санта-Фе.
Рейнольд Кирби надел теплую  одежду  и  изоляционный  костюм,  но  ледяной
порывистый ветер, казалось, пронизывал даже их. Кирби было холодно.  Через
несколько дней наступит новый, 2165 год. А Ноэль Форст уже  не  будет  его
праздновать на Земле.
     Телекинетики прибыли с Венеры неделю назад. Их было двадцать. Для них
соорудили куполообразное здание неподалеку от  капсулы.  Здание  заполнили
ядовитым воздухом, которым они дышали на Венере. Вместе  с  телекинетиками
прибыли Лазарус и Мандштейн. Они тоже жили в этом здании  и  готовились  к
великому событию.
     Мандштейн хотел  после  отлета  Форста  остаться  в  Санта-Фе,  чтобы
сделать омолаживающие процедуры.  Лазарус  же  перед  отлетом  должен  был
переговорить  с  Кирби  о  деталях  их  будущей  совместной  работы.   Они
встречались  лишь   однажды,   дальнейшие   их   контакты   ограничивались
формальными  приветствиями.  Кирби  чувствовал,  что   пророк   лазаристов
обладает  сильной  волей  и  настойчивостью.  И  в  то  же  время,  считал
координатор, они найдут общий язык.
     На зимнем плато собрались все ведущие  фигуры  Братства.  Они  пришли
посмотреть,  как  исчезнет  Основатель.  Кирби  увидел  и  Каподимонте,  и
Магнуса, и Эстона, и Лангхольта, и многих других; заметил он и то, что они
наблюдают за ним.
     Форст с другими участниками  экспедиции  находился  в  капсуле.  Пять
мужчин, пять женщин и Форст.
     Всем,  кроме  него,  было  меньше  сорока,  все  были   здоровыми   и
интеллектуально  развитыми  людьми,  отличными  специалистами   в   ранних
областях науки и техники...
     Магнус, координатор  Европы,  подошел  к  Кирби.  Это  был  маленький
подвижный человечек с резкими чертами лица, как почти у всех  функционеров
Братства, прослуживших в его рядах более семидесяти лет.
     - Он действительно летит?
     - Да.
     - Вы не разговаривали с ним сегодня утром?
     - Очень недолго, - ответил Кирби. - Он совершенно спокоен.
     Магнус кивнул:
     - Вчера вечером у меня  сложилось  такое  же  впечатление,  когда  он
благословил нас: спокойствие и радость ожидания.
     - Он сбросил с себя тяжкий груз, - сказал Кирби. - Вы  бы  тоже  были
довольны, если бы освободились от такой ответственности и стали участником
первой экспедиции к звездам.
     Магнус пожал плечами.
     - Не уверен в этом, - ответил он. - Я бы предпочел остаться.
     Кирби удивленно посмотрел на него:
     -  Но  ведь  эта  экспедиция  необходима   для   закрепления   нашего
авторитета.
     - Да, я слышал вашу речь на Совете, и тем не менее...
     - Закончилась первая стадия нашей эволюции,  -  проговорил  Кирби.  -
Теперь мы должны углубить и расширить свою мифологию. Отлет  Форста  имеет
для нас неоценимое символическое значение.  Он  поднимается  на  небеса  и
побуждает нас продолжать его дело, стремиться к новым целям. А если бы  он
остался, мы прекратили бы свое развитие. Теперь же мы  имеем  его  славный
пример, который будет отличным стимулом к новым успехам.  Форст  открывает
нам дорогу к звездам, и это будет для нас тем фундаментом, на  котором  мы
построим свою дальнейшую деятельность!
     - Вы говорите так убежденно, словно и сами в это верите.
     - Я верю, - сказал Кирби. -  Сначала  я  тоже  считал,  что  все  это
чепуха. Но когда я, по совету Форста, все обдумал, то понял, что он прав.
     Магнус пробормотал:
     - Мало ему быть Мухаммедом и Иисусом, он хочет стать  еще  Моисеем  и
Элиасом...
     - Вот уж  никогда  бы  не  подумал,  что  вы  им  так  недовольны!  -
воскликнул Кирби.
     - Раньше я такого не сказал бы, - ответил Магнус. - Я просто не  могу
привыкнуть к мысли, что он улетает и его место  займет  Лазарус.  Черт  бы
меня побрал, я совсем этого не хочу!
     - Именно по этой причине  он  и  улетает,  -  заметил  Кирби,  и  оба
замолчали.
     Подошел Каподимонте.
     - Все готово, - сообщил он. - От Лазаруса я узнал,  что  телекинетики
ждут только сигнала.
     - А как дела у наших направляющих эсперов? - спросил Кирби.
     - Они давно готовы.
     Кирби выпрямился:
     - В таком случае, можно начинать.
     - Да, - согласился Каподимонте. - Тянуть нечего.
     "Лазарус ждет моего сигнала, -  подумал  Кирби.  -  Начиная  с  этого
момента все сигналы на Земле будут исходить от меня, по крайней мере,  те,
которые относятся к форстерам". Но эта мысль его больше не беспокоила.  Он
примирился с ситуацией.
     Вокруг  стартовой  площадки   стояли   символические   знаки:   иконы
лазаристов, большой кобальтовый реактор, религиозные принадлежности  обоих
культов,  которые  отныне   должны   объединиться.   Кирби   подал   знак.
Модераторные штанги вытянулись. Заработал реактор.
     Голубой огонь затанцевал над реактором, и его  отблески  заиграли  на
поверхности  капсулы.  Холодное  свечение  Черенкова  разлилось  по   всей
равнине,  и  в  толпе  зрителей  послышались  благочестивое  бормотание  -
повторение стадий спектра. А человек, нашедший эти слова, сидел в  капсуле
за металлическими стенами.
     Свет огня был сигналом для венериан, сидевших в своем  куполообразном
здании. Настало время собрать все силы и выбросить капсулу во Вселенную  -
открыть для людей путь к звездам.
     Прошло несколько мгновений, показавшихся присутствующим вечностью.
     - Чего они ждут? - спросил Магнус.
     - Может быть,  ничего  и  не  произойдет,  -  высказал  предположение
Каподимонте.
     Кирби молчал...
     А потом все-таки что-то произошло...



                                    9

     Кирби не знал, как все произойдет.  Он  представлял,  что  венериане,
взявшись за руки, будут водить хоровод вокруг капсулы и тужиться,  краснея
от  напряжения,  пытаясь  приподнять  капсулу  и  выкинуть  ее  в  мировое
пространство. Но венериан не было видно - они остались в своем здании.  Он
также представлял, что капсула взовьется как ракета: сначала  медленно,  а
потом все быстрее и  быстрее  будет  уходить  в  небо,  по  мере  удаления
становясь все меньше и меньше, и наконец  превратится  в  точку,  а  затем
совсем исчезнет. А все было совершенно по иному.
     Он ждал вместе с другими. Время тянулось медленно.  Кирби  подумал  о
Форсте. Как-то ему будет, там, в  чужом  мире?  И  куда  он  попадет  -  в
пригодный для жизни мир или нет? Наверное, все-таки в пригодный. И как  он
отнесется к незнакомому миру? Он уже стар и болен.  Правда  Основатель  до
сих пор сохранил решительность юноши и непреклонность мужчины. Куда бы  ни
попал, он все изменит вокруг себя. Кирби стало жаль остальных астронавтов,
попавших в подчинение к Форсту.
     Как бы там ни было, Кирби не сомневался в  успехе  экспедиции.  Форст
удачлив. В этом штопанном и перештопанном  полутрупе  таилось  побеждающее
пламя жизни...
     - Они улетают! - вдруг завизжал Каподимонте.
     Капсула все еще находилась на Земле, но  вокруг  нее,  как  в  жаркий
летний день, уже дрожал воздух.
     А потом вдруг ее не стало.
     Кирби уставился на то место, где она только  что  находилась.  А  все
смотрели на небо, словно надеясь увидеть там что-то...
     Форст указал путь в неведомое.
     - И существует Единство, из которого рождается все живое, -  раздался
голос  позади  Кирби.  -  Движению  Электрона  обязаны   мы   бесконечному
разнообразию Вселенной...
     Первому голосу вторит другой:
     - Мужчина и женщина, звезда и камень, дерево и птица...
     К ним присоединился еще один голос:
     - В силе спектра, кванта и святого ангстрема...
     Кирби не стал слушать знакомые молитвы. Он бросил взгляд на  равнину,
по которой гулял ветер, взглянул  наверх,  на  пустое  бледное  небо,  уже
возвещавшее о приближении вечера. Дело сделано. Форст улетел,  и  все  его
планы на Земле выполнены. Но начались  осуществляться  планы  по  освоению
Вселенной. Вырвавшееся из  плена  Солнечной  системы  Человечество  теперь
могло лететь к звездам!
     И лишь один из  этой  толпы  верующих,  координатор  Рейнольд  Кирби,
повернулся спиной к тому  месту,  с  которого  Форст  улетел  в  небо,  и,
сгорбившись, медленно пошел прочь - туда,  где  его  ждал  Лазарус,  чтобы
переговорить обо всем, что оставил им Основатель...
Роберт Силверберг. Всемогущий атом. Откройте небо!
перевод с англ. - ?
Silverberg, Robert. To Open the Sky.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: