это заявление!)
Однако, несмотря на вышеупомянутое целомудрие наших отношений,
постепенно между нами что-то начало возникать, и вроде бы никто не
возражал, за исключением Лероя Чанга. Будучи самыми молодыми и (если
честно) самыми привлекательными землянами в нашей группе, мы с Яной
вызывали у всех остальных теплые родительские чувства. Старшие коллеги
прямо расцветали в нашем присутствии. И почему это на влюбленных или
предполагаемых влюбленных все смотрят сверху вниз?
Теперь нас уже не обволакивают душевным теплом, потому что Яна снова
большую часть времени проводит с Саулом. Когда она меня видит, ее взгляд
становится таким холодным...
Не знаю, что я сказал или сделал (или не сделал и не сказал), чтобы
разозлить ее до такой степени. Может быть, я ей просто надоел. Я иногда
бываю таким благопристойным и ясноглазым, что на меня тошно смотреть. Это
худший из моих недостатков.
Или на нее напал внезапный интерес к филателии?
Или, наоборот, я никогда не был ей интересен и она просто
использовала меня, чтобы разжечь ревность Саула.
Кто знает? Я даже не догадываюсь.
Это продолжается уже десять, нет, двенадцать дней. Скажу просто: я
здорово расстроен. У меня нет никаких прав на Яну, ибо наши отношения не
зашли дальше дружеского рукопожатия. Ну... Примерно так. Но у меня
почему-то портится настроение, когда она в очередной раз на два-три часа
исчезает в каюте Саула. И дверь у них, конечно, заперта.
Иногда богатое воображение становится источником дополнительных
неудобств.
Единственное - да и то сомнительное - преимущество нынешнего
положения моих личных дел состоит в том, что я получил возможность ближе
познакомиться с Келли Вотчмен. Как я уже докладывал тебе, сестренка, меня
не очень тянет общаться с андроидами, и, не считая последних двух недель,
я почти не разговаривал с Келли. Ведь нельзя же считать разговором обмен
малозначительными фразами во время раскопок. "Отвратительная погода, не
так ли?", или "Пожалуйста, передай мне флягу с водой", или "Ты знаешь,
который сейчас час?". И так далее.
Если уж на то пошло, я не могу вспомнить, чтобы когда-либо раньше
разговаривал с андроидом. В колледже на нашем курсе училось несколько
ребят-андроидов, но они держались тесной группой и, казалось, совершенно
не искали общества людей из плоти и крови, ну, я и не пытался навязывать
им свое. И конечно, у отца работают андроиды. Некоторые даже на очень
высоких постах. Но мне как-то не приходило в голову заводить с ними
дружбу. В присутствии андроидов я всегда чувствовал себя несколько
неловко, впрочем, я реагирую так на представителей любого меньшинства -
обычный для сверхпривилегированных граждан комплекс вины.
Впервые по-настоящему я разговорился с Келли однажды вечером, как раз
перед тем, как Яна бросила меня. В тот вечер я не был с Яной - у нее
болела голова, и она отправилась в корабельную барокамеру, надеясь, что
несколько часов полного одиночества помогут ей как-то расслабиться. Вокруг
была полная пустыня: доктор Шейн и доктор Хорккк писали отчеты, Пилазинул
и Миррик сошлись в смертельном поединке за шахматной доской, 408б заперся
в своей каюте, чтобы от души помедитировать, и так далее, и так далее. Я
бесцельно слонялся по кораблю, чувствуя себя дрейфующим поленом, забрел в
библиотеку, присел, и тут вошла Келли и спросила:
- Том, можно я посижу здесь немного?
- Буду очень рад, Келли, - искренне ответил я и вскочил, чтобы
принести ей стул. Чрезмерная галантность - одно из следствий комплекса
вины.
Мы уселись друг против друга за светящимся столиком, вырезанным из
цельного кристалла. Я спросил ее, не хочет ли она выпить, она отказалась,
естественно, но сказала, что не будет возражать, если выпью я. Я заметил,
что прекрасно обойдусь и без выпивки. Эти взаимные поклоны заняли нас
минут на пять.
Потом она тихо спросила:
- Этот человек преследует меня весь вечер. Как мне заставить его
уйти?
Я посмотрел на дверь и увидел, что по коридору крадется Лерой Чанг,
очень профессионально крадется. Как в кино. Он бросил на меня злобный
взгляд, как бы говоря, что нужно быть изощренным садистом, чтобы вот так
все время вставать между ним, Лероем, и женщинами, которых он преследует.
Потом он, все еще крадучись, отправился обратно, несомненно шипя про себя
и сожалея об отсутствии усов, которые можно было бы крутить.
- Бедный парень, - вздохнул я. - По-моему, у него проблемы с сексом.
Келли ослепительно улыбнулась.
- Но когда же он, наконец усвоит, что я не могу ему в этом помочь?
Я почувствовал что-то вроде жалости к крадущемуся Лерою. Сидевший
напротив меня андроид выглядел на все сто и был невыразимо желанным.
Красивые, слегка выгоревшие волосы Келли спускались до плеч, они как будто
светились тем особенным, неповторимым светом, который рождается только в
чанах для производства андроидов. Ее большие ярко-зеленые глаза напоминали
драгоценные камни чистой воды, безупречная кожа просто не могла
принадлежать смертной, а тонкая ткань, прикрывающая тело лишь в нескольких
местах, только подчеркивала наготу. Она была воплощением соблазна.
Лабораторные техники жестоко пошутили: создав Келли из горсти аминокислот
и двух горстей электроники, они позабыли заложить в эту смесь хоть
какой-нибудь пол.
Я полагаю, она могла бы осчастливить Лероя Чанга, пускай только на
время, если бы захотела. Но она не хотела, и не хотела хотеть, и
совершенно искренне не могла понять, чего он, собственно, от нее
добивается. Интимные желания людей из плоти и крови так же чужды ей, как
непонятно нам желание шиламакиан превращать себя в механизмы, как
недоступен тхххианам страх высоты.
И все-таки она была прекрасна. Красота и Страсть, которым только что
исполнилось девятнадцать, мечта, галлюцинация, сказочная принцесса. Все
андроиды привлекательны, даже красивы холодной стандартизованной красотой,
но тот, кто составлял программу для Келли, наверное, был поэтом. Сидя с
ней рядом и болтая на профессиональные темы, я чувствовал себя героем
видеосериала - типом, который все время вступает в романтические отношения
с таинственными красавицами на борту звездолета, направляющегося к дальним
мирам.
Однако никто не был настолько любезен, чтобы дать мне сценарий. Мне
приходилось сочинять диалог по ходу действия. Келли, после того как я
освободил ее от приставаний сладострастного Лероя, казалось, была готова
просидеть в библиотеке хоть всю ночь за разговором со мной, но, увы, уже
через десять минут я обнаружил, что исчерпал все известные мне темы
светской беседы. Не так уж просто найти безобидный предмет разговора,
находясь на борту сверхпространственного крейсера - ты заперт и запечатан
в небольшой коробке и лишен всякой связи с окружающим миром. Даже о погоде
толком не поговоришь. Обговорив все перипетии и неприятные последствия
перехода в сверхпространство, обнаруживаешь, что остался на мели.
Чтобы поддержать окончательно закрепившийся у меня в голове образ
киногероя (Том Райс - межгалактический секретный агент), я должен был
сказать хоть что-нибудь. И потому мои губы двигались, хотя мозги объявили
забастовку. Назовите мне единственную тему, которую вежливый человек не
станет обсуждать с представителем расового меньшинства. Ну конечно, вы не
спросите его, каково ощущать себя представителем оного. Вежливый человек
не наступает на больные мозоли, не втирает соль в рану, не говорит о
веревке в доме повешенного и вообще не затрагивает в разговоре темы,
которые собеседнику в быту осточертели. Ведь так?
И тут я с ужасом услышал собственный голос:
- Знаешь, я никогда близко не сталкивался с андроидами.
Она спокойно ответила:
- Нас не так уж много.
- Нет. Я не об этом. Вы всегда казались настолько другими, что мне
было очень неловко в вашем обществе. Я говорю об андроидах в целом, а не о
тебе лично. Мне очень трудно понять, что такое быть андроидом. Так
странно, вы люди, люди во всех отношениях и в то же время...
Тут я замолк, сообразив, что несу.
- Совсем не люди? - закончила фразу Келли.
- Примерно так, - пробормотал я.
- Но я человек, Том, - мягко сказала Келли. - Во всяком случае, с
точки зрения закона. Так решили ваши собственные законодатели. Ты человек,
если у тебя человеческие хромосомы, и не человек, если их нет. И не имеет
значения, где ты был зачат - в чане или в материнской утробе. У меня
хромосомы человека. Я человек.
Она не возмущалась, не защищалась, ничего не доказывала - она просто
констатировала факты. Келли неспособна испытывать сильные эмоции, несмотря
на все свои хромосомы.
Я снова заговорил:
- Даже если это так, а я не должен объяснять это тебе, Келли,
большинство людей воспринимает андроидов... хм-м, ну, как не вполне... вы
для них не настоящие.
- Возможно, это просто зависть, - серьезно отозвалась Келли. - Мы не
стареем, предполагается, что естественная продолжительность нашей жизни
втрое больше, чем у людей из плоти и крови. Это серьезный повод для
неприязни. Я, например, вышла из чана в 2289 году. Ты понимаешь, что это
значит.
Около девяноста. Я так и думал.
- Отчасти ты права, - признал я. - Но есть кое-что еще. Видишь ли, мы
создали вас. И это превращает андроидов - это не мое мнение, но так
считают очень многие люди, - в существа второго сорта, дает право смотреть
сверху вниз.
- Когда мужчина и женщина создают ребенка, они потом воспринимают
его, как низшее существо?
- Бывает, что да, - ответил я. - Но не в этом дело. Зачатие
естественным способом - это одно, а создание жизни в лабораторном чане -
совсем другое. Человек при этом чувствует себя немного Богом.
- И потому, - вставила Келли, - вы, богоподобные существа,
демонстрируете вашу божественную природу, пытаясь унизить созданных вами
разумных существ. А они, мы, андроиды, живем дольше и превосходим вас
почти во всем.
- Мы чувствуем себя одновременно высшими и низшими по сравнению с
вами. Вот именно поэтому многие из нас не любят андроидов и не доверяют
им.
- Как вы, настоящие люди, все усложняете, - покачала головой Келли. -
Зачем столько суеты вокруг вопроса о превосходстве? Сели, разобрались,
установили различия и занялись каким-нибудь серьезным делом.
- Не выйдет, - возразил я. - Потому что в природе человека заложено
желание превозносить себя, унижая тех, кто хоть чем-нибудь отличается. В
давние времена от этого страдали евреи, негры, китайцы, католики,
протестанты, белые - все, кому случалось навлечь на себя неудовольствие
ближайших соседей. Пора расовой дискриминации прошла, религиозной - тоже.
В основном потому, что народы и культуры Земли настолько перемешались, что
без помощи компьютера не разобраться, кто ты такой и кому можешь устроить
погром. Теперь мы все вместе не любим андроидов. Та же самая старая
песенка. Вы, андроиды, живете дольше нас, ваши тела красивее наших, у вас
множество преимуществ, но мы сделали вас и потому, несмотря на зависть,
можем чувствовать себя главными, рассказывать о вас анекдоты, не допускать
в клубы и студенческие общества и тому подобное.
Что я, в самом деле, тебе рассказываю? Жертвой дискриминации
становятся те, кто слабее большинства, но по какой-то причине вызывает у
него тайное восхищение и зависть. Вот раньше бытовало убеждение, что евреи
намного умнее представителей других национальностей, а негры - сильнее и
подвижнее, а китайцы могут работать куда больше, чем белые, и потому
