Ее пальцы осторожно, но твердо начали ощупывать его череп.
- Что ты делаешь? - спросил он.
- Смотрю, не была ли повреждена голова. Удар по голове может отбить
память.
- Есть что-нибудь?
- Ничего. Ни рубца, ни шишки. Но это еще ничего не значит. Это могло
случиться месяца два назад. Когда взойдет солнце, посмотрим еще раз.
- Мне нравится, когда твои руки касаются меня.
- А мне нравится касаться тебя.
Он спокойно лежал рядом с ней. Слова, сказанные ими, теперь сильно
тревожили его. Другие люди, думал он, помнят свое детство и юность, знают
имена родителей и место своего рождения, а у него нет ничего, кроме
туманного покрывала неопределенных набросков, туман тонких, ненадежных
воспоминаний, покрывающий колодец пустоты, и он знал, что там пустота, и
не хотел заглядывать в нее. Но Карабелла заставила его сделать это.
Почему, думал он, я не похож на других? Почему, думал он, я не похож на
других? Почему его воспоминания не имеют субстанции? Может, он и вправду
получил удар по голове? Или просто у него такой мозг, тупой, который не
способен даже удержать отпечатки опыта, и он, Валентин, бродил годами по
Маджипуру, и при каждом новом наступлении дня вчерашний стирался?
Они так и не уснули больше в эту ночь. К утру они снова любили друг
друга, молча, как-то целенаправленно, совсем не так, как в предыдущем
веселом соединении. Затем они умылись в маленьком холодном ручье и пошли
через город в гостиницу. По улицам все еще шатались гуляки с затуманенными
глазами, когда над Пидрудом поднялось яркое солнце.
10
По совету Карабеллы Валентин взял в поверенные Слита и рассказал ему
про сон и про последовавший за ним разговор. Беловолосый жонглер
внимательно слушал, не перебивая, и выглядел невероятно торжественно.
Когда Валентин закончил, Слит сказал:
- Тебе надо бы получить руководство от толкователя снов. Послание
слишком сильно, чтобы им пренебречь.
- Значит, ты думаешь, что это послание?
- Скорее всего.
- От Короля?
- Возможно. Жди и будь осторожен. Король никогда не посылает
единичного послания.
- Оно могло быть и от Леди, - заметила Карабелла. - Жестокость сна не
должна обманывать нас. Когда нужно, Леди посылает и такие сны.
- А некоторые сны, - с улыбкой сказал Слит, - приходят не от Леди и
не от Короля, а из глубин нашего затуманенного мозга. Но без посторонней
помощи ничего сказать нельзя. Иди к толкователю снов, Валентин.
- А может ли толкователь снов помочь мне обрести память?
- Толкователь или колдун могут. Но, если сны не основаны на твоем
прошлом, это ничего не даст.
- Кроме того, - сказал Карабелла, - такой сильный сон нельзя
оставлять без исследования. Ты отвечаешь за него. Если сон требует
действия, а ты его не предпримешь... - Она пожала плечами. - Твой дух
ответит за это, и быстро. Ищи толкователя, Валентин.
- Я надеялся, сказал Валентин Слиту, - что ты разбираешься в таких
вещах.
- Я жонглер, а не толкователь.
- А можешь ты порекомендовать мне кого-нибудь в Пидруде?
- Мы скоро уйдем из Пидруда. Подожди несколько дней. У тебя будут еще
сны, и ты их передашь толкователю.
- Хотел бы я знать, послание ли это - сказал Валентин. - И от кого?
Какое дело Королю до такого бродяги, как я? Вряд ли это от Короля. При
двадцати миллиардах жителей Маджипура может ли Король найти время для
каждого, кроме как по самому важному делу?
- В Суврейле, - сказал Слит, - во дворце Короля Снов есть громадные
машины, которые сканируют весь наш мир и каждую ночь посылают послания в
мозг миллионов людей. Кто знает, как выбираются эти миллионы? Когда мы
были детьми, нам говорили одну вещь, и я знаю что это правда: прежде чем
мы оставим этот мир, мы, по крайней мере, один раз ощутим прикосновение
Короля Снов к нашему духу - все мы, без исключения. Я знаю, потому что со
мной это было.
- С тобой?
- И не один раз. - Слит коснулся своих белых волос. - Ты думаешь, я
так и родился беловолосым? Однажды я спал в гамаке в джунглях за
Нарабалом. Тогда я еще не был жонглером. Король пришел ко мне во сне и дал
приказ моей душе, и когда я проснулся, волосы у меня стали белыми. Мне
было тогда двадцать четыре года.
- Какой приказ?
- Такой, чтобы черные волосы за одну ночь стали белыми, сказал Слит,
явно не желая вдаваться в подробности. Он встал и взглянул на утреннее
небо. - Я думал, мы достаточно поговорили, друг. На фестивале еще есть
возможность заработать кроны. Хочешь, я научу тебя нескольким новым
трюкам, пока Залзан Кавол не послал нас работать?
Валентин кивнул. Слит взял мячи и дубинки и вышел во двор.
- Смотри, - сказал он и встал вплотную за спиной Карабеллы. Она
держала два мяча в правой руке, а он - один в левой, и они начали
перебрасывать мячи друг другу.
- Это полужонглирование, - объяснил Слит, - вещь простая даже для
новичка, но выглядит чрезвычайно сложной.
Они сразу же вошли в ритм, легко перекидывая мячами вперед и назад,
как одно существо с четырьмя руками, двумя мозгами и четырьмя ногами. Да,
это действительно выглядит трудно, подумал Валентин.
- Подай-ка нам дубинки, - сказал Слит.
Валентин быстрыми резкими бросками перекинул дубинки по одной в
правую руку Карабеллы, и она по порядку работала одной, другой, третьей,
до тех пор пока мячи и дубинки не стали летать от нее к Слиту и от Слита к
ней головокружительным каскадом. Валентин знал по собственному опыту, как
трудно работать со многими предметами. В следующие несколько недель в его
диапазоне должно быть пять мячей, как он надеялся. Четыре дубинки можно
освоить достаточно скоро; но управлять тремя мячами и тремя дубинками
одновременно и так здорово координировать это полужонглирование - это
подвиг, который поражал и восхищал его. И, к удивлению Валентина тут
примешивалась еще ревность: Слит стоял вплотную к Карабелле и составлял с
ней как бы единый организм, а ведь всего несколько часов назад она лежала
с Валентином в парке Пидруда.
- Попробуй, - предложил Слит, и отошел. Карабелла повернулась лицом к
Валентину. Они работали только тремя мячами. Сначала Валентину было трудно
рассчитать высоту и силу броска, и он иной раз бросал мяч за пределы
досягаемости Карабеллы, но через десять минут привык, а через пятнадцать
они работали так гладко, словно делали это не один год. Слит подбодрял их
аплодисментами.
Появился скандар - не Залзан Кавол, а его брат Ирфон, который даже
для скандара казался суровым и холодным.
- Вы готовы? - проворчал он.
После обеда труппа должна была выступать в частном парке одного
богатого торговца, который принимал у себя герцога провинции.
Карабелла и Валентин показали свою новую работу полужонглирования.
Скандары делали нечто яркое и сверкающее из тарелок, хрустальных
стаканчиков и кухонных мисок, а в заключении Слит вышел жонглировать с
завязанными глазами.
- Разве это возможно? - потрясенно спросил Валентин.
- Смотри! - бросила Карабелла.
И Валентин смотрел, но, кроме него, смотрели очень немногие, потому
что был Солнечный день после безумного Звездного дня, и господа,
заказавшие представление, были уставшими и пресыщенными. Им уже надоело
мастерство музыкантов, акробатов и жонглеров, которых они наняли.
Слит выступил вперед с тремя дубинками, встал твердо и уверенно,
постоял с минуту слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к
ветру, дующему между мирами, затем глубоко вздохнул и начал бросать.
Залзан Кавол загудел:
- Двадцать лет практики, лорды и леди Пидруда! Тут нужен острейший
слух! Он слышит шелест дубинок в воздухе, когда они летят из одной руки в
другую!
Валентин удивлялся, как даже самый тонкий слух может уловить что-то в
гуле разговоров, звоне тарелок и громогласном рекламировании Залзана
Кавола, но Слит не сделал ни одной ошибки. Заметно было, что такое
жонглирование трудно даже для него: обычно он был спокоен и неутомим, как
машина, но сейчас его руки двигались необычно резко, когда ловили
кружащуюся почти вне пределов досягаемости дубинку, хватали с отчаянной
торопливостью. И все-таки жонглировал он замечательно. Казалось, в его
голове была карта, где указывалось местонахождение каждой дубинки, и рука
протягивалась как раз туда, куда могла упасть дубинка, и находила ее
именно там или почти рядом. Он сделал десять, пятнадцать, двадцать
обменов, затем прижал все три дубинки к груди, сорвал повязку с глаз и
низко поклонился. Раздались жидкие аплодисменты. Карабелла подошла и
обняла Слита, Валентин хлопнул его по плечу, и труппа сошла с эстрады.
В комнате для переодевания Слит дрожал от напряжения и вытирал пот со
лба.
- Они обратили внимание? - спросил он Карабеллу. - Они хоть смотрели?
- Некоторые, - дипломатично ответила она.
Слит сплюнул.
- Свиньи! Блавы! Сами не умеют комнату перейти, а сидят и болтают,
когда артист... когда...
Валентин не видел еще Слита в таком настроении. Жонглирование
вслепую, подумал он, плохо сказывается на нервах. Он обнял Слита за плечи.
- Эка важность? - сказал он серьезно. - Это показ мастерства, а не
манер зрителей. Ты был превосходен.
- Не совсем, - угрюмо сказал Слит. - Синхронность...
- Отличная, - настаивал Валентин. - Ты полностью владел мастерством.
Ты был величественен. Какое тебе дело, что говорят и делают пьяные
торговцы? Ты владеешь искусством для их душ или для своей?
Слит слабо улыбнулся.
- Слепое жонглирование глубоко врезается в душу.
- Мне очень жаль видеть тебя в таком горе, мой друг.
- Пройдет. Мне уже лучше.
- Ты сам себе придумал эту боль. Я скажу тебе еще раз: ты был
великолепен, а все остальное не имеет значения. - Он повернулся к
Шанамиру. - Сбегай-ка на кухню, нет ли там для нас мяса и хлеба. Слит
работал очень тяжело, ему нужна заправка, а одного пальмового вина не
достаточно.
Слит уже не выглядел напряженным и злым, а только усталым. Он
протянул руку Валентину:
- У тебя теплая и добрая душа, Валентин. Твой дух мягкий и
жизнерадостный.
- Твоя боль ранила меня.
- Впредь буду сдерживать свои эмоции, - сказал Слит. - Но ты прав: мы
жонглируем для себя. А эти все - случайны. Мне не следовало забывать об
этом.
Валентин еще два раза видел слепое жонглирование в Пидруде. Еще два
раза он видел, как Слит, напряженный и выдохшийся, сходил с подмостков.
Валентин понимал, что усталость Слита не зависела от внимания зрителей:
это была адски тяжелая работа, вот и все. И Валентин старался, как мог,
дать ему покой и облегчение. Валентину было приятно служить таким образом
другому.
И еще два раза Валентин видел темные сны. Один раз к нему явился
Понтификс и позвал его в Лабиринт, когда он вошел туда, там было множество
проходов и непонятных улиц, а изображение тощего старого Тивераса плыло
перед ним, ведя его к центру. Наконец он достиг какой-то внутренней части
громадного Лабиринта, Понтификс вдруг исчез, и Валентин остался один в
пустоте холодного зеленого света, все опоры исчезли и он бесконечно падал
к Центру Маджипура. А в другую ночь Корональ, едущий на своей колеснице
через Пидруд, поманил его к себе и предложил сыграть в игорном ларьке, и
они метали диск и сбили отметки и выиграли связку беловатых пальцевых
суставов, а когда Валентин спросил, чьи это кости, Лорд Валентин
засмеялся, дернул себя за густую черную бороду, устремил на Валентина свои
