составленную из трех пальцев, а два других мяча держала на каждой ладони.
Валентин стал подражать ей. Хватать мяч с полной ладонью было труднее, чем
с пустой, но ненамного, и скоро он стал действовать безошибочно.
- Теперь, - сказал Слит, - пойдет начало искусства. Мы делаем обмен.
Так.
Один мяч пролетел по дуге на уровне лица из провой руки Слита в
левую. Пока мяч летел, Слит приготовил ему место в левой руке, бросив мяч,
который был в ней, по более низкой дуге, под летящим мячом, в правую руку.
Маневр казался довольно простым - быстрый взаимный переброс - но когда
Валентин попытался это сделать, мячи столкнулись и отлетели в сторону.
Карабелла с улыбкой показала ему, как бросить первый мяч, чтобы он упал на
дальнюю сторону левой ладони, в то время как другой мяч пройдет внутри
траектории первого, когда Валентин бросит его вправо. Валентин сделал
несколько попыток, чтобы усвоить это. Он несколько раз промахнулся, хватая
мяч, а глаза его метались во всех направлениях сразу. Слит тем временем
выполнял обмен за обменом, а Карабелла натаскивала Валентина в двойном
броске. Казалось, это длилось часами - а может, так оно и было.
Когда Валентину удалось это сделать он сначала почувствовал
усталость, но прошел через нее к состоянию полной гармонии и осознал, что
мог бы бросать мячи таким образом целый месяц подряд, не уставая и не
роняя ни одного мяча.
Вдруг он заметил, что Слит жонглирует всеми тремя мячами
одновременно.
- Давай и ты, - сказала Карабелла. - Это только кажется невозможным.
Легкость, с которой он проделал бросок, удивила не только его самого,
но и Слита с Карабеллой: она захлопала в ладоши, а Слит одобрительно
хмыкнул. Валентин интуитивно бросил третий мяч пока второй летел из левой
руки в правую; он схватил второй и снова бросил, а дальше так и пошло:
бросок, бросок, бросок, захват, бросок и захват, бросок и захват, и мяч
все время был в воздухе, другой падал в ожидающую его руку, а третий ждал
когда его бросят. Валентин сделал три, четыре, пять чередований, прежде
чем осознал трудность того, что делал, и нарушил синхронность мячи
столкнулись и покатились по двору.
- У тебя талант, - пробормотал Слит - явный талант.
Валентин был смущен столкновением мячей, но это почти не имело
значения по сравнению с тем фактом, что он сумел с первой попытки
жонглировать тремя мячами. Он подобрал их и начал снова, а Слит стоял
против него и продолжал серию бросков, которую так и не прерывал. Подражая
стойке и синхронности Слита, Валентин начал бросать, уронил два мяча,
поднял, бормоча извинения, начал снова и на этот раз уже не
останавливался. Пять, шесть, семь чередований, десять... а затем он
потерял счет, потому что это уже не выглядело чередованием, а шло
бесконечным процессом. Его сознание как бы расщепилось: одна часть следила
за точностью и аккуратностью бросков и захватов, а другая управляла
взлетом и падением мячей и быстро рассчитывала скорость, угол и темп
спуска. Сканирующая часть его мозга тут же передавала информацию другой
части, управляющей бросками и захватами. Время, казалось, делилось на
бесконечно малые отрезки, Однако же, как ни парадоксально, он не
чувствовал их последовательности; три мяча как бы зафиксировались на своих
местах, один все время в воздухе, два других в руках, и хотя в каждый
момент эти положения занимали разные мячи, это было уже несущественным.
Каждый мяч был всеми. Время - безвременьем. Валентин не двигался, не
бросал, не ловил, он только наблюдал за потоком, а поток этот застыл вне
времени и пространства. Теперь Валентин понял секрет искусства. Он вступил
в бесконечность своим расщепленным сознанием, он объединил ее. Он шел к
внутренней природе движения и понял, что движение - иллюзия, а
последовательность - ошибка восприятия. Руки его действовали в настоящем,
глаза изучали будущее, и не было больше ничего, кроме этого мига
настоящего.
И когда дух Валентина пошел к высотам экзальтации, Валентин
почувствовал еле заметное вспышкой своего разделившегося сознания, что он
более не стоит на месте, а каким-то образом движется вперед, магически
притягиваемый вращающимися по орбите мячами, которые чуть отдалились от
него. Они отступали через двор с каждой серией бросков, и он теперь снова
ощущал, что это серийность, а не бесконечный, безостановочный континуум, и
ему приходилось двигаться все быстрее, чтобы держать шаг с ними, и в конце
концов он буквально бежал, пошатываясь и кренясь, вокруг двора. Слит и
Карабелла отскочили в стороны. Наконец мячи совершенно отошли от него,
Хотя он сделал последний отчаянный рывок к ним, и запрыгали по двору в
разных направлениях.
Валентин, задохнувшись, упал на колени. Он услышал смех своих
инструкторов и тоже засмеялся.
- Что случилось? - спросил он наконец. - Я начал так хорошо, а
затем... затем...
- Мелкие ошибки накапливаются, - объяснила Карабелла. - Ты увлекся и
бросил мяч чуть-чуть неправильно; ты потянулся вперед, чтобы поймать его,
и в результате следующий бросок был еще более неправильным, и так шло до
тех пор, пока мячи окончательно не отошли от тебя. Ты стал охотиться за
ними, но в конце концов преследование стало невозможным. Такое случается
вначале со всеми. Не думай об этом.
- Подними мячи, - сказал Слит. - Через четыре дня ты будешь
жонглировать перед Короналем.
7
Он тренировался целыми часами, работая всего с тремя мячами, но делая
это до тех пор, пока раз десять не проник в бесконечность, переходя от
скуки к экстазу и обратно к скуке, так что сама скука стала экстазом.
Одежда его промокла от пота и прилипла к телу. Даже когда пошел обычный
для Пидруда короткий летний дождь, Валентин продолжал перекидывать мячи.
Дождь кончился и уступил место сумеркам. Вечернее солнце закрылось легким
туманом. Валентин продолжал жонглировать. Бездумная интенсивность
переполнила его. Он смутно видел фигуры, идущие по двору - Слита,
Карабеллы, скандаров, Шанамира, незнакомцев, приходящих и уходящих, но не
обращал на них внимания. Он был пустым сосудом, который наполнился этим
искусством, этой тайной, и не смел остановиться, боясь, что потеряет это и
снова будет выжатым и пустым.
Затем кто-то подошел к нему, и он вдруг оказался с пустыми руками.
Это Слит перехватил мячи один за другим, когда они пролетали в воздухе.
Какое-то время руки Валентина еще продолжали двигаться в заданном ритме.
Глаза были сфокусированы только на плоскости, через которую пролетели
мячи.
- Выпей это, - мягко сказала Карабелла, поднося к его губам стакан.
Пальмовое вино. Он выпил его, как воду. Карабелла подала второй.
- У тебя изумительный дар, - сказала она. - Не только координации, но
и сосредоточенности. Ты прямо испугал нас, Валентин, когда не мог
остановиться.
- В Звездный День ты будешь лучшим из нас, - сказал Слит. - Сам
Корональ выберет тебя, чтобы похвалить. Эй, Залзан Кавол, что скажешь?
- Скажу, что он весь мокрый и ему надо переодеться, - прогромыхал
скандар и протянул Слиту несколько монет. - Сходи на базар, купи ему
подходящую одежду, пока ларьки не закрылись. Карабелла, отведи его в
очиститель. Через полчаса будем ужинать.
- Пойдем, - сказала Карабелла.
Она провела все еще ошалевшего Валентина через двор, в спальный и
дальше. К боковой стене здания был пристроен грубый, открытый сверху
очиститель.
- Животное! - сердито сказала она, - не сказал тебе ни словечка
похвалы. Но, думаю, хвалить вообще не в его привычках. Но ты произвел на
него впечатление.
- На Залзана Кавола?
- Да. Он был поражен. Но разве он может хвалить человека? У тебя
всего две руки! Ну, и вообще хвалить не в его стиле. Сюда. Раздевайся.
Она первая быстро разделась, и он сделал то же самое, бросил мокрую
одежду на землю. В ярком лунном свете он видел наготу Карабеллы и
восхищался. Тело ее было стройным, гибким, почти мальчишеским, если не
считать маленьких круглых грудей и неожиданной выпуклости бедер ниже узкой
талии. Под кожей играли хорошо развитые мускулы. На крепкой ягодице был
вытатуирован цветок, красный и зеленый.
Она подвела Валентина под очиститель, и они стояли рядом, пока
вибрация снимала с них пот и грязь. Затем они голые вернулись в спальни,
где Карабелла достала для себя чистые брюки из мягкой серой ткани и
камзол. Вскоре вернулся Слит с базара и принес Валентину новую одежду:
темно-зеленый камзол с алой отделкой, плотные красные брюки и темно-синий,
почти черный легкий плащ. Этот костюм был куда более элегантным, чем тот,
который Валентин скинул. Надев его, он почувствовал себя как бы выше
рангом и нарочито-высокомерно пошел за Слитом и Карабеллой в кухню.
На обед было тушеное мясо, обильно смоченное пальмовым вином. Шесть
скандаров сели за один конец стола, а четыре человека - за другой.
Разговоров почти не было. Поев, Залзан Кавол и его братья встали, не
говоря ни слова, и вышли.
- Мы их чем-нибудь обидели? - спросил Валентин.
- Это их обычная вежливость, - ответила Карабелла.
Хьорт, заговоривший с Валентином за завтраком, Виноркис, перешел
комнату и навис над плечом Валентина, пристально глядя вниз своими рыбьими
глазами; очевидно, у него была такая привычка. Валентин неохотно
улыбнулся.
- Видел, как ты жонглировал во дворе. Очень хорошо.
- Спасибо.
- Твое хобби?
- Именно. Никогда раньше этим не занимался. Но скандары, похоже.
взяли меня в свою труппу.
На хьорта это, кажется, произвело впечатление.
- Вот как? И ты пойдешь с ними дальше?
- Похоже на то.
- А куда?
- Не имею представления. Это еще не решено. Но куда бы они ни пошли -
для меня одинаково хорошо.
- Ах, свободная жизнь! - сказал Виноркис. - Я и сам хотел бы. Может,
скандары наймут и меня тоже.
- Ты умеешь жонглировать?
- Я могу вести счета. Я жонглирую цифрами. - Виноркис захохотал и
сердечно хлопнул Валентина по спине. - Я жонглирую цифрами! Тебе это
нравится? Ну, спокойной ночи!
- Кто это? - спросила Карабелла, когда хьорт ушел.
- Я встретился с ним сегодня утром за завтраком. Местный торговец,
кажется.
Она сделала гримасу.
- Мне он что-то не нравится. Впрочем, хьортов мало кто любит.
Безобразные существа. - Она грациозно поднялась. - Пошли?
В эту ночь он опять спал крепко. Казалось бы, после событий дня ему
должно было присниться жонглирование, но нет: он снова оказался на
пурпурной равнине - смущающий признак, ибо маджипурцы с детства знали, что
повторяющиеся сны имеют исключительное значение, чаще всего плохое. Леди
редко посылает повторные сны, но Король часто практикует это. И опять сон
был фрагментарным. В небе парили насмехающиеся лица. Водовороты пурпурного
песка кружились на тропе. Из земли вырастали шипы. Все содержало угрозу,
дурное предзнаменование. Но сон не имел ни действующих лиц, ни событий. Он
только предвещал зловещее.
Мир сна уступил место миру рассвета. На этот раз Валентин проснулся
первым. Шанамир рядом блаженно посапывал. Слит свернулся, как змея, в
дальнем конце. Рядом с ним Карабелла улыбалась во сне. Скандары, видимо,
спали в другой комнате; из чужаков здесь были только два глыбообразных
хьорта и трио вруонов, свернувшихся в трудно различимый клубок рук и ног.
Валентин достал из чемоданчика Карабеллы три жонглерских мяча и вышел в
