го, кто всегда боролся со злою судьбой?" - Ответь мне: разве он лучше и
честнее? А если нет, так он и не блаженнее. Чтобы жить блаженнее, нужно
жить правильнее; кто не может жить правильнее, тот и блаженнее не будет.
Добродетель не знает прироста, - значит, не знает его и блаженная жизнь,
чей источник - добродетель. - Сама добродетель - столь великое благо,
что и не замечает привходящих мелочей, таких, как краткость века, горе,
всяческие телесные страдания. Ибо и наслажденье недостойно того, чтоб
она на него оглядывалась. (25) Что главное в добродетели? - Будущее ей
не нужно, дней она не считает: в самый ничтожный срок она вкусит вечные
блага.
Это все кажется нам невероятным, превосходящим человеческую природу -
затем, что мы мерим ее величие собственной немощью и прилагаем имя доб-
родетели к собственным порокам. Но разве не столь же невероятными кажут-
ся слова, которые некто мог сказать среди жесточайших мучений: "Какое
блаженство!" - А ведь этот голос донесся из самой мастерской наслаж-
денья! "Это мой последний и самый блаженный день!" - так сказал Эпикур3,
измученный и задержкой мочи, и болью незаживающих язв на животе. (26)
Так невероятна ли такая вещь для почитателей добродетели, если ее можно
найти и у подданных наслаждения? Они, выродившиеся, низкие духом, ут-
верждают, будто среди тягчайших страданий, тягчайших бедствий мудрец бу-
дет ни несчастен, ни блажен. Но это невероятнее невероятного! Я не вижу,
почему бы добродетели, сброшенной с ее высоты, не скатиться до самого
низа! Она либо должна давать блаженство, либо, если ее от этого отреши-
ли, ей не помешать нам стать несчастными. Покуда она на ногах, ее не
прогнать: ей подобает только полное пораженье - или полная победа.
- (27) Говорят и так: "Только бессмертным богам досталась на долю и
добродетель, и блаженная жизнь, - а нам лишь некое подобье и тень божес-
ких благ, к которым мы приближаемся, чтобы никогда их не достигнуть". -
Но ведь разум у людей и богов один: в них он совершенен, в нас поддается
совершенствованию. (28) А доводят нас до безнадежности наши пороки. Вто-
рым после мудреца стоит тот, в ком еще мало стойкости, чтобы всегда
блюсти наилучшее, чье суждение еще нетвердо и колеблется. Ему хочется
иметь острый слух и зрение, крепкое здоровье, тело, не отталкивающее на
вид и всегда сохраняющее крепость, и срок жизни подольше; (29) так неу-
жели он на всем его протяжении не сделает ничего такого, в чем придется
каяться? В человеке несовершенном пребывает некая сила зла; душа у него
подвижна, сохранившееся в ней зло гонит ее, и, гонимая, она отдаляется
от блага4. Пока он еще не стал человеком добра, - но становится им. А
кто еще добра не достиг, тот плох. Только
Тот, в чьем теле живут и отвага, и добродетель,5
равен богам; к ним он стремится, помня о своем происхожденье. (30) Ни
для кого не зазорны старанья подняться туда, откуда спустился. Какие у
тебя причины не верить в божественность того, кто сам есть частица бога?
Все окружающее нас едино, оно и есть бог, мы же - и его соучастники, и
члены его тела. Наша душа способна вместить его и вознестись к нему, ес-
ли ее не пригнетают пороки. Как положение нашего тела - прямое и устрем-
ленное к небу, так и душа наша, которой можно подняться, насколько она
хочет, с тем и создана природой, чтобы желать равного с богами и так не
оставлять праздными своих сил и самой развертываться во всю ширь. Не чу-
жою дорогой карабкается она ввысь; трудно было бы идти к небу, - а она
возвращается. (31) Встав на этот путь, она шествует смело, презревши
все, не оглядываясь на деньги: золото и серебро для нее достойны того
мрака, в котором лежали, она ценит их не по блеску, бьющему в глаза не-
веждам, но по прежней грязи, из которой выкопала их наша алчность. Она,
повторяю, знает, что богатства не там, где их копят, - наполнять надо
душу, а не мошну. (32) Пусть она будет хозяйкой всех вещей, пусть всту-
пает во владение всей природой, чтобы ограничить свои владения пределами
востока и запада, чтобы обладать всем по обычаю богов и с высоты своего
изобилия презирать богачей, не столько радующихся своим сокровищам,
сколько удрученных чужими. (33) Поднявшись на такую высоту, душа и о
плоти заботится, как о неизбежном грузе, но не любит ее и не подчиняется
тому, над чем поставлена. Не бывает свободным раб своей плоти. Ведь, не
говоря о других хозяевах, которых не миновать, если слишком о ней забо-
титься, собственная ее власть и своенравна, и прихотлива. (34) Из своей
плоти душа либо выходит спокойно, либо отважно спешит прочь и не спраши-
вает, что случится потом с останками. Как мы пренебрегаем остриженными
волосами и бородой, так и божественная душа, собираясь покинуть челове-
ка, не заботится, куда перенесено будет ее прежнее вместилище; спалит ли
его огонь, покроет ли земля, растерзают ли звери, - все это. на ее
взгляд, имеет к ней так же мало касательства, как послед - к новорожден-
ному. Что переставшему существовать до того, растащат ли птицы его тело,
или оно будет сожрано, отданное
морским собакам в добычу? "
(35) Но и пребывая среди людей, мудрый не страшится посмертных угроз
от тех. кому мало, чтобы люди их боялись вплоть до своей смерти. "Нет, -
говорит он, - мне не страшны крючья, не страшно гнусное для тех, кто
увидит, растерзание брошенного на поругание тела. Я никого не прошу от-
дать мне последний долг, никому не поручаю моих останков; природа сама
заботится, чтобы никто не лишился погребенья. Время схоронит тех. кого
жестокость вышвырнула в поле". Превосходно говорит Меценат:
Что мне гробница моя? Похоронит останки природа!
Можно подумать, будто это сказано человеком, высоко подпоясанным! От
природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от посто-
янных удач 7. Будь здоров
Письмо XCIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) В том письме, где ты сетовал по поводу смерти философа Метронак-
та, словно он и мог, и должен был бы пожить дольше, я не обнаружил обыч-
ной твоей справедливости, которая всегда при тебе, кем бы ты ни стал и
чем бы ни занимался, и которой тебе недостает только в одном - в том же,
в чем и всем. Я встречал многих, кто был справедлив к людям, и ни одно-
го, кто был бы справедлив к богам. Мы каждый день ругаем рок: почему то-
го-то он унес посредине пути? почему не унесет такого-то,. а продлевает
его старость, тягостную и для него, и для других? (2) Молю" тебя, рассу-
ди по справедливости: ты ли должен подчиняться природе, или природа те-
бе? Какая разница, скоро или нескоро уйдешь ты оттуда,. откуда все равно
придется уйти? Заботиться нужно не о том, чтобы жить долго, а о том,
чтобы прожить довольно. Будешь ли ты жить долго, зависит от рока, будешь
ли вдосталь, - от твоей души. Полная жизнь всегда долгая, а полна она,
если душа сама для себя становится благом и сама получает власть над со-
бою. (3) Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой
человек и не жил, а замешкался среди, живых, и не поздно умер, а долго
умирал. Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня его счи-
тать мертвым. (4) А этот погиб во цвете лет! - Однако выполнил обязан-
ности доброго гражданина, доброго друга, доброго сына и нигде ничего не
упустил. Пусть век его неполон, зато жизнь полна. Прожил восемьдесят
лет! Нет, восемьдесят лет просуществовал, - если только не говорить
"прожил" в том же смысле, как говорят "дерево живет".
Молю тебя, мой Луцилий, постарайся, чтобы жизнь наша, подобно" драго-
ценностям, брала не величиной, а весом. Будем мерить ее делами, а не
сроком. Хочешь знать, в чем разница между мужем бодрым, презирающим фор-
туну, выполнившим все, что положено на службе у жизни,, поднявшимся до
высшего ее блага, и тем, у кого за плечами долгие годы? Один пребывает и
после смерти, другой погиб, не успев умереть. (5) Так будем славить и
причислять к счастливцам того, кто и отпущенной ему малости нашел хоро-
шее применение. Он увидел истинный свет, не был одним из многих, он жил,
а не прозябал. Иногда небо над ним было ясно, иногда, как бывает, сиянье
могучего светила мерцало ему сквозь облака. Зачем спрашивать, долго ли
он прожил? Он жил! Он пришел и к потомкам, оставив по себе память.
(6) Я не откажусь, конечно, если мой срок продлится на много лет, но
если он будет урезан, не стану говорить, будто мне чего-то не хвати-
ло-для блаженной жизни. Я ведь не привязался мыслями к тому дню, который
сулит мне последним жадная надежда: на всякий день я смотрю как на пос-
ледний. Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился? Могу ли числиться
среди еще не старых? Свое я получил. (7) Человек может быть. совершенн-
ным и при тщедушном теле - так и жизнь может быть совершенной и при
меньшем сроке. Возраст принадлежит к числу вещей внешних. Как долго я
проживу, зависит не от меня, как долго пробуду - от меня 1. Требуй от
меня, чтобы я не провел мой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил,
а не тащился мимо жизни.
(8) Ты спросишь меня, каков самый долгий срок жизни? Жить, пока не
достигнешь мудрости, - не самой дальней, но самой великой цели. Тут уж
можешь смело хвалиться и благодарить богов и, пребывая среди них, ста-
вить в заслугу себе и природе то, что ты был. И недаром: ведь ты вернул
ей жизнь лучшей, нежели получил. Ты успел показать на примере, что такое
муж добра, каков он и как велик; а если тебе прибавят времени, то и оно
не будет отличаться от прожитого.
(9) И все же - до каких пор нам жить? Мы насладились знанием всего и
вся. Мы знаем, от какого начала поднимается природа, как она устраивает
вселенную, как все по тем же кругам возвращает год, как замыкает все,
что было прежде, и сама себе становится пределом. Мы знаем, что звезды
движутся своею силой, что только земля стоит на месте, а остальное не-
сется с безостановочной скоростью. Мы знаем, как луна проходит мимо
солнца, почему более медленное светило оставляет позади более быстрое,
как получает от него свет и как теряет. Мы знаем, по какой причине нас-
тупает ночь и возвращается день. Вот и надо отправиться туда, чтобы все
увидеть вблизи.
(10) Мудрец говорит: "Я смело ухожу туда не в надежде на то, что мне
открыт, по моему разумению, путь к моим богам. Я заслужил быть принятым
в их число и уже был среди них: я послал к ним мою душу, а они мне нис-
послали свою. Но допустим, что я исчезаю совершенно, что от человека ни-
чего не остается; мое мужество не меньше, даже если я ухожу в никуда".
- (11) "Он прожил меньше лет, чем мог бы!" - Есть книги, где мало
стихов, но и достойные хвалы, и полезные. А вот "Летописи" Танудня - ты
ведь знаешь, как они объемисты и как их называют2. Жизнь некоторых пото-
му и долга, что похожа на "Летописи" Танузия. (12) По-твоему, счастливее
тот, кого убивают в день игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь,
кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть зарезанным
в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем мы
друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым. То,
о чем ты так хлопочешь, ничтожно. Разве в том дело, долго ли ты будешь
избегать неизбежного? Будь здоров.
Письмо XCIV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Некоторые принимают только ту часть философии, что дает особые
наставления человеку в каждой роли и, не стремясь придать стройность
всему в его жизни, советует мужу, как вести себя с женою, отцу - как
воспитывать детей, хозяину - как управлять рабами; прочие же части фило-
софии они отставляют как витающие за пределами нашей пользы, - как будто
можно дать совет касательно части, не постигнув прежде всей жизни в це-
лом. (2) А вот Аристон Стоик, наоборот, считает эту часть легковесной,
не проникающей глубоко в сердце. Ей, со всеми ее наставлениями1, помога-
