- Витязям таких надо наделать, - посоветовал Волкодав. - Небось сразу
позабудут делиться, кому серебряными есть, кому костяными...
...И вот он ехал в крепость под унылым дождем, казавшимся еще
холоднее из-за раннего часа, и думал о блестящих, как весенние ледяные
кружева, кольчугах, которых скоро наплетет мастер Крапива. И, надо
думать, живо прославится. В таких кольчугах хорошо скакать на врага,
катиться железной волной, наводя ужас голыми бронями... Волкодав ни за
что не стал бы менять на них свою вороненую. Как, впрочем, и привычную
деревянную ложку - на эту блестящую, которую, не завернув в конец
рукава, в руку-то не возьмешь, а уж рот жжет...
Было не по-летнему холодно, и он надел под кольчугу сразу две
рубашки, а между ними - шерстяную безрукавку, тайком связанную Ниилит.
Безрукавка была из серого собачьего пуха. Волкодав, не привыкший к
подаркам, сперва растерялся, потом, приглядевшись, растаял.
- Это чтобы ты... больше не кашлял, - страшно смущаясь, пояснила ему
Ниилит. Венн благодарно обнял ее, а потом спросил, почему она выбрала
именно такой цвет. О своем роде он не говорил никому. Юная рукодельница
смутилась еще больше:
- Ну... волкодавы, они... серые такие...
Очертания домов и башен начинали понемногу проступать в темноте,
когда жеребец принес его в кром. Кнесинка завтракала, и Волкодав по
привычке обосновался на крыльце. Он прекрасно знал, что бдительная
нянька все равно не пустит его даже во влазню. Нечего, скажет, топтать
мокрыми сапожищами по красивому и чистому полу. Волкодав стал думать о
том, как они сейчас поедут встречать кнеса, и вдруг вспомнил слышанное
от боярина Крута: государь, мол, поначалу состоял у покойной
правительницы простым воеводой...
А что, хмыкнул он ни с того ни с сего. Кто поручится, что ему через
сто лет добрые галирадцы не станут припоминать одного из своих прежних
кнесов: сперва, мол, был у тогдашней кнесинки простым, телохранителем?..
Мыш высунул нос из-за пазухи, понюхал сырой воздух и снова спрятался
в привычное тепло - досыпать. Рядом с крыльцом был просторный навес,
устроенный нарочно затем, чтобы в непогоду ставить коней. Волкодав обтер
благодарно фыркавшего Серка, криво усмехаясь бесстыдной, неизвестно
откуда взявшейся мысли. Не умела песья нога на блюде лежать...
Братья Лихие неслышно возникли из-за угла и стали тихо-тихо красться
к нему, хоронясь в глубоких потемках.
- Утро доброе, - негромко сказал им Волкодав. Из темноты долетел
слитный вздох, и братья подошли, уже не таясь.
- Как заметил-то?.. - спросил Лихослав. Редкое утро они не задавали
Волкодаву этого вопроса. Тайком подойти к нему было безнадежной затеей,
но упорные близнецы не оставляли попыток.
- Я вижу в темноте, - сказал венн.
- Научишь? - сразу спросил Лихослав. Он был старшим из двоих и нравом
побойчее.
Рассудительный Лихобор толкнул брата в бок локтем:
- Ты что, с этим только родиться...
- Я в руднике научился, - сказал Волкодав. - Привык в темноте.
К его ужасу, близнецы переглянулись чуть ли не с завистью. Оба были
принаряжены. Когда они вывели коней, те оказались вычищены так, словно
братьям предстояло красоваться на них посреди торга, а не скакать по
грязи. Первый раз - всегда первый раз, что там ни говори. Первая любовь,
первый бой... первая поездка в свите кнесинки... Хочешь, не хочешь, -
запомнится на всю жизнь.
Большак на подступах к городу давно уже собирались замостить, да не
деревянными бревнами, как было принято у сольвеннов, а камнем,
по-нарлакски. Все сходились на том, что камень не скоро расплющится под
колесами повозок и подкованными копытами коней и уж точно не будет
каждую весну и каждую осень расползаться непролазным болотом. Не было
согласия лишь в том, кому расстегивать на общее дело мошну. И потому
хорошее общее дело, как водится, не двигалось с места.
Дорога сперва вела вдоль Светыни, потом свернула на юг, мимо Туманной
Скалы, утопавшей в низких облаках, и лошади сразу пошли легче. По
велиморскому тракту до сих пор ездило не так уж много народа, а значит,
и грязи особой здесь пока не было. Пока. Если все пойдет так, как
задумывали кнес, дружина и премудрые галирадские старцы, - станет
Галирад еще одними морскими воротами Велимора. Тогда-то повозки по этой
дороге покатятся одна вперед другой. И, может, сыщутся наконец денежки
на каменную мостовую. Если только опять что-нибудь не помешает...
Кнесинка Елень жадно смотрела вперед, и Волкодав видел, что она
сильно волновалась. Вот-вот покажется из тумана знакомый стяг - белая
птица, мчащаяся по алому полю, - и отец-государь прижмет к сердцу
красавицу дочь, с самого начала весны соблюдавшую для него город. Что ж
разумная кнесинка трепетала, словно мальчишка перед Посвящением в
мужчины? Боялась, кнес не похвалит?.. За что?..
-Увидишь их, госпожа, не скачи сразу вперед, - предупредил ее
Волкодав, когда садились на лошадей. - Только если отца узнаешь
доподлинно. Мало ли...
- Ишь, раскомандовался, совсем стыд потерял!.. - тут же заворчала
Хайгал. Волкодав не стал отвечать, да и что ответишь вредной старухе, но
кнесинка согласилась неожиданно кротко;
- Как скажешь...
Вместе с нею встречать вождя ехал со своими отроками Лучезар. Отроки,
сидевшие на крепких и быстрых конях, рассыпались далеко вперед по дороге
- высматривать передовых всадников кнеса. Сам Лучезар ехал подле
"сестры" и вначале все пристраивался по правую руку, тесня конем
Волкодава, но кнесинка велела ему занять место слева, и ослушаться
боярин не посмел, хотя и рассердился. А Волкодав на сей раз встал чуть
впереди. Он ехал, откинув на спину плотный рогожный капюшон и чувствуя,
как под одеждой расползается сырость.
Он не оглядывался на близнецов, чьи кони рысили позади Снежинки. А
что оглядываться. Каждый из троих до последнего движения знал, как в
случае чего поступать.
Кнесинка молчала, съежившись под плащом из дубленой кожи, не
пропускавшим дождь. Словно не отца любимого едет встречать, подумалось
Волкодаву, а... Чего-то она ждала от этой встречи, чего-то не особенно
радостного. Э, осенило его вдруг, да уж не просватал ли ее многодумный
родитель?.. То-то она взялась выспрашивать, как и что с этим у веннов и
бывает ли, чтобы за нелюбимого... Такое на ум взбрести может, только
если самой вот-вот предстоит. Ну как есть просватал! За кого-нибудь из
нарочитых мужей Велимора, и догадай милостивая Хозяйка Судеб, чтобы не
был вовсе уж старым, злым и противным...
Волкодаву стало жаль кнесинку, которую он не то что выручить из этой
беды - даже и словом разумным утешить не мог. Еще он подумал о том, кто
к кому, если все действительно так, жить переедет. Кнесинка в Велимор?
Или знатный жених - к новой родне и новым союзникам?.. И, если
переезжать выпадет кнесинке, пожелает ли она взять его, Волкодава, с
собой? И что тогда делать Тилорну, Ниилит, Эвриху и деду Вароху с
внучком Зуйко?..
Вот так, усмехнулся он про себя. Ни они без меня, ни я без них.
Семья. Моя семья...
И тут из-за серой завесы дождя, ослабленный расстоянием, но ясный и
звонкий, долетел голос рога.
Елень Глуздовна, понятное дело, вмиг позабыла все обещания и ударила
пятками кобылицу. Волкодав, нарочно ради этого державшийся чуть впереди,
перехватил поводья. И не выпустил даже тогда, когда из мокрой мглы
вынырнул растрепанный отрок:
- Кнес!.. Кнес едет, сам видел!.. Да вон уже показались...
Сквозь пелену дождя и вправду можно было разглядеть силуэты
всадников. Слышался смех, радостные голоса.
- Догоняй, сестра! - боярин Лучезар послал вперед жеребца и ускакал
по травянистой дороге.
- Ты уже слышишь голос отца, госпожа? - спросил Волкодав.
Кнесинка Елень только кивнула в ответ. Она смотрела на Волкодава с
каким-то чуть ли не отчаянием. Так, словно не хотела, чтобы он ее
отпускал. Венн убрал руку с поводьев и сказал:
- Поедем, госпожа.
Снежинка под ней танцевала, просилась скакать следом за всеми.
Кнесинка решилась, дала ей волю, и кобылица, резво взяв с места,
полетела вперед.
Наверное, Елень Глуздовна действительно удалась в мать. Невысокий
широкоплечий мужчина, отечески обнимавший ее, был темноволос и кудряв.
Единственное, что у него было общего с дочерью, это серые, родниковой
чистоты глаза. Кнесинка взахлеб плакала и прижималась к его груди,
нимало не заботясь о том, что кожаный плащ распахнулся и холодный дождь
вовсю кропил зеленые клетки поневы.
- ...А уж отощала-то, отощала, одни косточки! Без отца никак совсем
есть перестала? Я-то считал, только в Велиморе красавицы тощими да
бледными стараются быть, думал, наши умней... Ан и ты туда же! - скрывая
дрожь в голосе, ласково выговаривал кнес. Потом посмотрел поверх головы
дочери и встретился взглядами с Волкодавом, державшимся в двух шагах.
Венн молча поклонился ему. Глузд Несмеянович внимательно оглядел нового
человека и легонько тряхнул дочь за плечо:. - А это еще кто при тебе? Не
припомню такого...
- Это, родич, веннский головорез, - усмехаясь, пояснил Левый. - Твоя
дочь слишком добра, государь: кормит твоим хлебом прихлебателей
разных...
Кнесинка вскинула голову и уставилась на Лучезара. Если бы речь шла
не о прекрасной девушке, Волкодав сказал бы, что смотрела она свирепо. И
еще. Наверное, Лучезар давно уже баловался дурманящим порошком. В
здравом разуме люди так себя не ведут. Не совершают по несколько раз
одни и те же ошибки.
- Это мой телохранитель! - звенящим голосом сказала кнесинка Елень.
- Вот как? - удивился кнес. - Да кому ты, кроме меня, надобна, чтобы
тебя сторожить?.. - И указал рукой Волкодаву: - Ладно, езжай с отроками,
венн. Потом разберемся.
Волкодав не двинулся с места.
- Если венн молчит, значит, есть причина, - проговорил кнес, и взгляд
стал очень пристальным. - Ты говорить-то умеешь, телохранитель?
- Нос ему добрые люди сломали, а вот язык вроде как еще не отрезали,
- хмыкнул Лучезар. - Хотя, право же, стоило бы...
- Прости, государь, - негромко сказал Волкодав. - Я дочери твоей
служу, не тебе.
Витязи и слуги, ездившие с кнесом в Велимор, с любопытством
поглядывали на странного малого, которого неведомо зачем приблизила к
себе кнесинка. Глузд Несмеянович, однако, смотрел на Волкодава с чем-то
подозрительно похожим на одобрение:
- От кого ж ее здесь, со мной, охранять? Разве сам чадо отшлепаю...
- Госпожа меня кормит, чтобы я стерег, - сказал Волкодав. - Вот я и
стерегу, государь.
Тут снова вмешалась кнесинка и стала торопливо рассказывать отцу, как
ее хотели убить на торгу. Встрял в разговор и Лучезар. Он по-прежнему не
скрывал своей нелюбви к своенравному венну, правда, в сговоре с убийцей
более не обвинял. Теперь, по его словам, выходило, что он раньше всех
заметил опасность и первым поспел бы заслонить сестру от злодея, если бы
его не сбил с ног нескладеха телохранитель.
Волкодав ехал по правую руку от кнесинки, чуть позади, и молчал. Ему
было все равно. Несколько раз он чувствовал на себе пытливый взгляд
кнеса. Ну и пускай смотрит. Волкодав занимался своим делом - стерег, а
беседа вождей его не касалась.
Поближе к городским воротам дорогу запрудили горожане, соскучившиеся
по своему кнесу. Похоже, Глузда Несмеяновича в Галираде любили не
меньше, чем его разумницу дочь. Счастливый народ, думалось Волкодаву.
Когда вождю протягивают для благословения детей, это кое-что значит.
Обрывки выкриков достигали его слуха: жители приветствовали кнеса и
спешили заверить его, что кнесинка правила ими воистину мудро и
