старого хромого Вароха... Да как сами станут жить после такого?..
Волкодав поднялся, и тут Боги пришли ему на выручку: из людской
круговерти вынырнул стражник - тот самый белоголовый крепыш, с которым
он когда-то мерился силами за корчемным столом.
Волкодав мертвой хваткой взял его за плечо:
- Это не сегван, парень! Слышишь?.. Скажи Бравлину...
- Он тебя ранил, - присмотрелся стражник. По рубахе венна, по груди и
по левому боку, в самом деле расплывались два темных пятна. Волкодав
отмахнулся:
- Скажи всем, что этот убийца - никакой не сегван! Понял? Давай!
Белоголовый оказался понятливым. Он кивнул и напролом пошел сквозь
толпу, точно вепрь сквозь камыши. Мало-помалу стражников в толчее
сделалось больше, и вспыхнувшие кое-где драки прекратились сами собой, а
выкрики стали реже и тише.
Зато к Волкодаву подошли сразу четверо витязей во главе с Крутом.
Одним из четверых был Лучезар.
- Вор! - прямо глядя на венна, немедленно обвинил его Левый. Теперь
уже не могло быть сомнений, на кого он указывал. Волкодав промолчал.
- Иди, Лучезар, проследи, чтобы купца отвели в кром, но никаких обид
не чинили, пока не разберемся, - хмуро проговорил Правый. - И так еще
кабы вину заглаживать не пришлось. А ты, парень...
- Сговорился, вор! - повторил Лучезар. - Сам разбойник и разбойника
нанял! Отличиться надумал!.. Да и шею дружку сломал, чтобы остаток
доплачивать не пришлось...
- Что скажешь, парень? - спросил Крут. Волкодав ответил:
- Госпожу не зашибло?
- Не зашибло, - сказал Крут. - Так ты слыхал, что боярин говорит? Чем
докажешь, что чист?
В это время к ним подошел еще один витязь.
- Вот они, ножички, - сказал он, показывая на ладони два широких, как
ложки, клинка без рукоятей. - Один в донце кресла застрял, еле вынули,
другой... еще чуть - не в пряжку бы ремня, так бы в живот мне и угодил.
Боярин Крут осмотрел сияющее лезвие и опять повернулся к Волкодаву:
- Чем докажешь, что чист?
Тот вдруг ощерился, точно цепной пес, надумавший сбросить ошейник:
- А вот этим мечом!.. У нас за клевету виры не спрашивают!..
Нет, не зря государь Глузд со спокойной душой оставлял дочери город.
Юная кнесинка заставила расступиться дружину и во второй раз за одно
утро бесстрашно развела готовых к убийству мужчин.
- Вы!.. - властно прозвучал ее голос. - Лекаря сюда! Где Иллад?
- Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, - сказал Волкодав. - Это
не сегван на тебя покушался.
- А кто же? - спросил Крут.
- Никто, - сказал Волкодав. - Они называют себя "никто". Осмотри
тело, и где-нибудь в потаенном месте, я думаю, увидишь помету... Знак
Огня, только наизнанку.
- Тьфу, - плюнул Левый. - Нечего было ему шею ломать. Уж мы бы
порасспросили... Волкодав не ответил.
- Боярин дело говорит, - сказал Крут.
Волкодав усмехнулся одним углом рта, неприятно и зло:
- Счастлива земля, где не знают этих убийц...
- Сам-то ты откуда знаток выискался?
- Вот именно, сам, - сказал Лучезар. Волкодав пропустил это замечание
мимо ушей, а Кругу ответил:
- Ты меня уже тридцать три раза висельником назвал. Кому же, как не
мне, с убийцами знаться...
- Хватит! - притопнула вырезным башмачком кнесинка Елень. - Ступай,
Лучезар. Купца обиходь, но, смотри, пальцем не трогай... Эй, где Иллад?
А ты, Волкодав, сказывай толком. Какие такие убийцы?
- У них своя вера, госпожа, - сказал венн. - Они поклоняются Моране
Смерти и думают, что совершают благодеяние, убивая за деньги. Он ничего
не сказал бы на допросе, только славил бы свою Богиню за муки и
смерть...
Кнесинка, не дослушав, оглянулась:
- Иллад! Где Иллад?..
Сделалось ясно, что все это время она мало что замечала, кроме пятен
на его рубахе.
- Ты ранен!
Волкодав пожал плечами:
- Это не те раны, которые помешали бы мне служить, госпожа.
Из-за меня, было написано у нее на лице. Из-за меня все. В меня
летели ножи! А если бы я не белела тебе оставить дома кольчугу...
Как выяснилось, Иллад успел сладко задремать на своем кожаном ящике.
Он благополучно проспал и покушение, и всеобщую суматоху, и
переполошенно подхватился только тогда, когда кто-то из воинов взял его
за плечи и хорошенько встряхнул. Он неуклюже подбежал к кнесинке,
переваливаясь с ноги на ногу и отдуваясь:
- Что с тобой, государыня?..
- Не со мной! - отмахнулась она. - Мой телохранитель ранен, перевяжи
его!
Волкодав не был тяжело ранен. Ножи, предназначенные кнесинке, лишь
резанули его, оставив две глубокие борозды. Порезы, конечно, болели и
кровоточили, но ни о какой опасности не было речи. Если бы Волкодава
спросили, он бы сказал, что вполне достаточно пока перетянуть их
какой-нибудь тряпкой почище, а потом, в крепости или дома, промыть и,
может, зашить. Однако никто его мнения не спрашивал. Кнесинка считала,
что он пострадал за нее и к тому же по ее вине, и тем было сказано все.
Торговец пряностями, чья палатка находилась неподалеку, провел их с
Илладом под матерчатый кров и оставил наедине.
Палатка благоухала перцем, корицей и еще тысячей всевозможных
приправ. Иллад раскрыл свой ящик и принялся перебирать коробочки и
склянки, стараясь не поворачиваться к Волкодаву спиной. Его движения
показались венну не слишком уверенными. Еще бы, подумал телохранитель.
Домашний лекарь, привыкший состоять при здоровых, в общем-то, людях,
которых приходилось врачевать разве от нечастой простуды да последствий
непривычной еды... И вдруг его, мягкотелого, кидают на горячую
сковородку: спросонья тащат зашивать раны, да кому! Свирепому венну с
неведомым прошлым, может быть, даже и темным!..
Волкодав сложил на пол ремень и ножны и стащил рубашку, оставшись
голым по пояс. Рубашку пришлось отдирать от тела в тех местах, где ее
успела приклеить кровь. По счастью, ножи были отточены на совесть и
разрезали ее, как бритвы, ровно и чисто. Если осторожно отстирать и
зашить, она еще послужит...
Иллад наконец нашел что искал и повернулся к терпеливо ожидавшему
Волкодаву, держа в руке малюсенькую чашечку и стеклянный пузырек.
Присмотрелся - да и застыл, тараща глаза. Волкодав не очень понял, что
такого особенного увидел в нем лекарь. А халисунец вдруг кинулся вон из
палатки со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги.
- Госпожа!.. - беспрепятственно долетел сквозь тонкую просвечивающую
стену его испуганный голос. - Именем Лунного Неба заклинаю: скорее удали
от себя этого человека!..
- О чем ты, Иллад? - удивилась кнесинка.
- Он опасен, госпожа! - захлебывался лекарь. - Он может причинить
тебе зло!
Волкодав начал кое о чем догадываться. Нагнувшись, он вытянул из
кожаного короба полосу белого шелка и решил сам сделать повязку, потому
что кровь стекала по животу и левому боку, грозя испортить хорошие
кожаные штаны.
- Говори толком! - досадливо зарычал снаружи боярин Крут.
- Этот венн - клейменый каторжник, госпожа, - заторопился халисунец.
- Он бывал в руках палача, его страшно пытали! Он преступник! Он...
- Иллад, - перебила кнесинка.
- Госпожа, я...
- Вернись и помоги ему, Иллад, - сказала кнесинка, и Волкодав
подумал, что серебряный колокольчик, оказывается, умел звучать как
стальной. - Ты слышишь, Иллад?
Волкодаву показалось, будто несчастный лекарь всхлипнул.
Вновь зашевелилась дверная завеса. Вернувшийся Иллад натолкнулся на
враждебный взгляд серо-зеленых глаз и, видно, тут только сообразил, что
телохранитель отчетливо слышал каждое его слово. Руки у него задрожали.
Клейменый преступник явно собирался зарезать его. А кнесинка, та самая
кнесинка, которая когда-то в пеленках лежала у него на коленях...
Кнесинка Елень решительно откинула входное полотнище и шагнула
внутрь.
- Этот человек спас мне жизнь, Иллад! - сказала она резко. - Делай
что надлежит!
Следом за нею, второпях чуть не своротив плечом опорный столбик, в
палатку влез Крут. Покинуть "дочку" на съедение лютому венну он
определенно не мог.
- Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, - повторил Волкодав.
Она нетерпеливо кивнула:
- Я велю.
- Сделай это сейчас, пока лекарь меня лечит, - глядя ей в глаза,
сказал Волкодав. - Беды не нажить бы.
- Тебя-то не спрашивали, - проворчал Крут. Кнесинка дернула плечиком,
повернулась и вышла. Боярин остался в палатке, и Волкодав опять
забеспокоился, не случилось бы чего с госпожой, но тут же увидел на
колеблемой ветром стене тени витязей, окруживших девушку, и тревога
улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.
Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащил из короба
еще один пузырек - насколько можно было унюхать в пропитанной запахами
палатке, в первой склянке помещался сок тысячелистника, запирающий
кровь, а во втором - жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такой
прижигают мелкие царапины да синяки, чтоб быстрей проходили, а открытые
раны - только смазывают вокруг.
- За что на каторге был, венн? - спросил Крут. Волкодаву не хотелось
об этом распространяться. Он повернул голову, собираясь проворчать "Ни
за что", но тут лекарь, доведенный до совершенного душевного смущения,
перепутал бутылочки и полил ему едким, только узор на клинках травить,
настоем прямо на рану.
Волкодав зашипел от неожиданности и шарахнулся прочь. Борозду на
груди охватил жидкий огонь, от которого побелели глаза и на несколько
мгновений все тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, не понимая,
в чем дело. Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке - и
схватился за голову.
- Вот что, иди-ка отсюда, пока до греха не дошло... - Боярин Крут
взял лекаря за пухлое плечо и слегка подтолкнул, направляя в сторону
выхода. - Сам все сделаю! А ты, венн, повернись. Подними руку...
Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как и положено
воину, в ранах разбирался отменно.
- Как ты догадался, что это не толмач, а убийца? - ворчливо спросил
Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягивая узелок.
Было зверски больно, но Волкодаву случалось терпеть и не такое. Он
пояснил про сапоги и рубашку и добавил:
- А когда он полез в рукава, я его просто узнал. Он пытался убить
того парня, которого я увел у жрецов. Кто-то платит ему, а купец, я
думаю, и не знал ничего...
Правый завязал еще узел и спросил чуть ли не с обидой:
- Почему же ты все увидел? И поспел девочку оборонить? А мы,
дружина...
Волкодав подумал и сказал:
- Вы, дружина, к открытому бою привычны. А я четыре года только и
делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.
Боярин, свел вместе края второй раны, велел ему придерживать и
принялся на чем свет стоит костерить Иллада, обзывая лекаря, самое
мягкое, коновалом.
- Ну, меня он пока еще не положил, - усмехнулся Волкодав. Он
поразмыслил еще и сказал Кругу: - Кто-то хочет, чтобы госпожа умерла. Я
не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было по крайней
мере еще два человека. Хорошо бы ты их подобрал, ты после кнеса всем
здесь отец. А я их научу всему, что умею...
- Умелец хренов!.. - запыхтел боярин. - Скажи лучше, почему кольчугу,
лапоть, не вздел?.. Волкодав сказал:
- Не подумал.
Когда он вышел наружу, кутая полуголое тело в заимствованный у
боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятные
звуки. Волкодав нашел глазами кнесинку, удостоверился, что она под
надежным присмотром, и пошел проверить, в чем дело.
Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад
горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошел
