принадлежал не Людоеду. Говоривший явно не привык к долгим беседам. Зато
привык к ежедневной выпивке и обильной, жирной еде. Дверь громко
лязгнула, закрываясь.
- В который уже раз ты приходишь сюда, - с бесконечной усталостью
отозвался человек в клетке. - Мог бы и запомнить, что я всегда тебе
отвечаю.
Что-то стукнуло об пол, и вошедший хмыкнул:
- С вами, волшебниками, никогда наперед не знаешь. Волкодав беззвучно
вышел из-за угла. На низкую скамейку рядом с клеткой усаживался человек
в капюшоне, надвинутом на лицо. Завязки кожаного передника едва
сходились на мясистой спине. Нагнувшись, он вынимал из деревянной
коробки орудия своего ремесла. Он испуганно вскинулся только тогда,
когда Волкодав прислонил свое копье к стене, нарочно лязгнув
наконечником. В роду Серого Пса полагали зазорным бить в спину. Даже
людоедов. Или палачей.
У палача висел на поясе широкий тесак, оружие мясника. Мускулистая
рука метнулась было к нему, но слишком поздно. Пальцы Волкодава сдавили
и смяли его горло. Палач забыл про тесак и попытался разомкнуть эти
пальцы, потом перестал дергаться и обвис. Волкодав разжал руки. Тяжелое
тело мешком соскользнуло на пол и осталось лежать с неестественно
вывернутой шеей. Волкодав нагнулся и срезал с пояса мертвого большую
связку ключей.
- Если хочешь, я расскажу тебе, как пробраться в сокровищницу, -
послышалось из клетки. - Только заклинаю тебя твоими Богами, юноша...
выполни мою просьбу. После его шеи моя не покажется тебе слишком
толстой...
Волкодав опустился на корточки перед решетчатой дверцей и принялся
подбирать ключ.
- Лучше расскажи, - проворчал он, - как найти Людоеда.
Он не ждал вразумительно ответа, но узник откликнулся тотчас.
- Ты найдешь его на самом верху, в опочивальне... если, конечно,
сумеешь пройти туда. Сегодня кунсу подарили рабыню, и он, должно быть,
уже встал из-за стола.
Третий или четвертый ключ щелкнул в замке. Дверца повернулась на
отроду не мазаных петлях.
- А не врешь? - буркнул Волкодав. - Тебе-то почем знать.
- Я сказал правду, - ответил узник и запрокинул голову, подставляя
тощую, в струпьях, грязную шею. Волкодав мельком глянул на нее и на то,
как пульсировали под кожей набухшие жилы. Его народ считал смерть
удавленника нечистой. Бедняга, знать, дошел до предела, если его
устраивала и такая. Волкодав молча взял иссохшую руку узника - тот
дернулся от прикосновения - и отомкнул кандалы, угадав ключ сразу и
безошибочно. Он хорошо знал, какими ключами они запирались. Если он и
удивился чему, так разве только прекрасной форме кисти и длинным пальцам
- с вырванными, впрочем, ногтями.
- Спасибо, юноша, - прошептал узник растроганно. - Так, значит, я
умру не в цепях... На это он явно не рассчитывал.
- В том конце коридора есть дверь, - сказал ему Волкодав. - У тебя,
верно, хватит ума отыскать заклепки, на которые надо давить. Дальше
будут ступеньки и тоннель с водой. Набери побольше воздуха, ныряй и
плыви влево. Там решетка, но средний прут я выломал. Потом почти сразу
река. Хочешь жить, вылезешь.
Для него это была очень длинная речь. Он поднялся и, забрав копье,
ушел в дверь, сквозь которую явился палач. Он уже не слышал, как узник,
ощупывая бессильной рукой растворенную дверцу клетки, чуть слышно
пробормотал:
- Я знаю... Я выстроил этот замок...
Волкодав крался переходами спящего замка и думал о том, почему палачи
всех известных ему стран отправлялись терзать свои жертвы, как правило,
по ночам. Должно быть, затем, чтобы пресветлое Солнце, всевидящее Око
Богов, не прозрело непотребства даже сквозь толщу каменных стен. Он не
встречал еще ни одного палача, который не был бы трусом.
Правду сказать, каменными в доме Людоеда были только подземелья,
основания защитных стен да подклеть. Все остальное было сработано из
добрых дубов, украшавших когда-то родные холмы Волкодава.
Скоро окончится срок их тягостного служения... Время от времени
Волкодав извлекал из поясного кошеля осиновые лучинки и всовывал их куда
мог, в любую щель между бревнами. Лучинки были мокрыми, следы крови на
них расплылись и стали почти не видны. Ничего. Сделать свое дело им это
не помешает.
Никто так и не преградил Волкодаву дорогу. Всего нескольких воинов
встретил он, поднимаясь наверх. Трое были сегваны, единоплеменники
Людоеда. Остальные - наемники, сами давно позабывшие, какой народ
породил их себе на позор. По мнению Волкодава, спрятаться от них не
сумел бы разве что младенец. А уж на него за последние одиннадцать лет
кто только не охотился...
Дважды он миновал что-то вроде молодечных, где спали мертвецким сном
славно повеселившиеся комесы. Оба раза Волкодава брало искушение
наклонить масляный светильничек или подправить факел таким образом,
чтобы огонь смог добраться до стенных занавесей. Оба раза он отказывал
себе в этом и неслышно скользил дальше. Преждевременный переполох его
никак не устраивал.
Еще он думал о том, с какой стати палач назвал человека в клетке
волшебником. Если Волкодав вообще что-нибудь понимал, справному чародею
давно следовало бы умчаться на другой конец света, предварительно
рассчитавшись с обидчиком и раскатив замок по бревнышку. Хотя как знать
- вдруг на него сразу надели оковы, а потом долго не давали воды? Поди
поколдуй, когда скованы руки и хочется пить.
Стало быть, волшебники тоже иногда попадают впросак. Совсем как
обычные люди. Ну не колдовством же, в самом деле, скрутил его Людоед...
Теперь пленный чародей, скорее всего, уже плыл по реке. Вот где воды
сколько угодно...
А что, если Людоед в самом деле баловался колдовством? А что, если он
с самого начала знал о появлении Серого Пса и дал ему проникнуть так
далеко лишь затем, чтобы перехватить на самом пороге?
Волкодав запретил себе думать об этом. Так охотник, собравшийся в
лес, изо всех сил гонит мысль о медведе.
Он вынул из кошеля последнюю щепку и вогнал ее между нижними венцами
стены. Чем бы ни кончилось дело, этой силы Людоеду не одолеть. Нет от
нее ни оберега, ни обороны. Только Боги могут остановить ее, а больше
никто. Так что если кунс Винитарий еще не выучился летать...
Перед Волкодавом был узкий винтовой всход. Он вел вверх. Волкодав
прикинул высоту башни, какой он видел ее с реки. Всход наверняка был
последним. Волшебник сказал - наверху. Значит, близка дверь и - можно не
сомневаться - стражник перед дверью опочивальни.
Пронзительный девичий крик, донесшийся сверху, и почти сразу скрип
половиц под переминающимися сапогами сказали Волкодаву, что он не
ошибся.
И еще. Даже если Людоед вправду умел колдовать, сейчас он был явно
занят другим.
Волкодав пошел вверх по всходу. Он знал, как уговорить не скрипеть
любые ступени, даже самые голосистые.
Девушка наверху опять закричала - долгим, отчаянным криком. Волкодаву
не раз приходилось слышать такой крик. Он скользил вперед, забираясь все
выше. Он очень рассчитывал увидеть воина прежде, чем тот увидит его.
Пригнувшись, одолел он последний виток всхода и выпрямился во весь рост.
Перед ним, в десятке шагов, виднелась широкая спина стражника,
обтянутая кожаной курткой. Из-под нижнего края куртки торчала кольчуга.
Приникнув к двери, воин пытался то ли подсмотреть, то ли подслушать, как
там, внутри, развлекался его хозяин.
Волкодав негромко постучал согнутым пальцем по внешней стене.
Стражник вздрогнул и обернулся. Он даже не схватился за меч, будучи
вполне уверен: кто-то из старших застал его на месте преступления и
сейчас учинит разнос.
Тяжелый нож, брошенный Волкодавом, по рукоять вошел ему в глаз.
Прыгнув вперед, Волкодав подхватил начавшее падать тело, потихоньку
опустил его на пол и высвободил нож. Потом осторожно примерился к двери
плечом. Так и есть: заперто.
Кунс Винитарий, крупный светлобородый мужчина, стоял возле ложа,
наматывая на кулак тугую волну смоляных шелковистых волос. У его ног на
полу извивалась нагая рабыня - пятнадцатилетняя красавица с нежным,
нетронутым телом и повадками дикой кошки. Сапог Винитария давил ей в
поясницу, рука тянула за волосы, заставляя тоненькое тело беспомощно
выгнуться. Людоед смотрел на нее сверху вниз, как на лакомое блюдо,
только что поданное к столу.
Это выражение не успело сразу пропасть с его лица, когда дверь
затрещала и рухнула внутрь. Рухнула безо всякого предупреждения: если бы
снаружи долетел стук оружия или шум схватки, он бы непременно услышал.
Винитарий мог бы поклясться, что никогда раньше не видел стоявшего в
проломе мужчину. Больше всего тот был похож на полудикого, невероятно
свирепого пса из тех, что не попятятся и перед целой стаей волков. Он
держал в руке короткое копье с широким, остро отточенным наконечником.
Левое плечо кровоточило, рассаженное о дверь.
- Ты кто? - рыкнул кунс. Он, впрочем, успел уже заметить сапоги
стражника, торчавшие из-за двери, и понять - незнакомец заглянул сюда
отнюдь не случайно. На миг Винитарий даже прислушался, не штурмуют ли
замок. Но нет. Человек с копьем был один. Хегг знает, как он перелез
через стену, как миновал бдительную охрану, как сумел без звука
разделаться со стражником у двери. Но в любом случае он был очень, очень
опасен. А дружина, как ни кричи, прибежать уже не успеет.
Людоед не был трусом.
- Ты кто? - повторил он, пытаясь выиграть время.
Волкодав молча пошел вперед по мономатанским коврам, когда-то
великолепным, но теперь изрядно засаленным. Он не стал напоминать кунсу
о роде Серого Пса и о мальчике, которого тот не добил когда-то,
испытывая судьбу. Заговорить с врагом - значит протянуть между ним и
собой незримую, но очень прочную нить, которая делает невозможным
убийство. Не стал он и предлагать Винитарию поединка. Ему незачем было
просить справедливости у Богов. Он пришел казнить Людоеда. Божий Суд для
этого не потребен.
Винитарий выпустил волосы девочки. Та мигом откатилась прочь, в угол,
и приподнялась на колени, забыв о своей наготе и во все глаза следя за
двоими мужчинами, потому что в одном из них ей вдруг померещился
избавитель.
Винитарий был опытным воином и не утратил былой сноровки, даже
порядочно разжирев. Он кинулся к оружию, висевшему на стене, с
удивительной быстротой, которой на первый взгляд трудно было от него
ожидать. Но в это время Волкодав метнул копье. Оно пробило живот
Людоеда, отбросило его назад, со страшной силой ударило в стену и
застряло, насмерть зажатое расщепленным бревном.
Не минует цели удар, который готовили одиннадцать лет. А минует -
значит, не Волкодав его наносил.
Несколько мгновений Людоед непонимающе смотрел на свой живот и на
перекладину копья, глубоко вмятую в тело. Потом схватился за древко и
закричал. Жутким, бессмысленным криком смертельно раненого зверя.
Рев Людоеда раскатился по всему замку - только глухой или мертвый мог
бы не услышать его. Но Волкодав знал, что комесы не прибегут. Его босые
ноги уже ощутили тяжкую судорогу, докатившуюся сквозь дубовые перекрытия
и толщу ковров. Потом донеслись испуганные голоса. Где-то там, внизу,
ворочались бревна стен, колебались потолки, вздыбливались полы, с
чудовищным треском расходились добротно спряженные углы. Никакая сила не
превозможет буйную силу дерева, возросшего у перекрестья лесных троп и
там же засохшего. Только Боги могли бы остановить ее. Но Боги
вмешиваться не захотят. В этом Волкодав был уверен.
Пригвожденный Людоед все еще ворочался и утробно хрипел, все еще
пытался неведомо зачем выдернуть из раны копье. На ковре под ним
