метнул его в обрубки прутьев, торчавшие из травы. Авдика долго следил за
ним, приподнявшись на локте. Волкодаву было все равно.
Он не слишком удивился, увидев своим напарником Аптахара. Ясное дело,
у Фителы не было никаких оснований вот так прямо сразу доверять новому,
только сегодня нанятому охраннику. Да еще венну. С веннами сегваны
ладили далеко не всегда.
- Не люблю вашего племени! - ворчливо заявил ему Аптахар. - Вы,
венны, мне должок задолжали!
Волкодав усмехнулся про себя. У него дома считали верхом неприличия
усомниться в человеке, с которым случилось разделить кров и еду. Хлеб
свят. Вкусившие от одного хлеба - родня. Чем иногда кончалась такая
доверчивость, Волкодав тоже отлично знал. Он не собирался рассказывать
Аптахару о том, как сам когда-то относился к сегванам.
- Ну и девка у тебя, - обойдя с ним несколько раз кругом телег,
проговорил Аптахар. - Хороша!
- Может, и хороша, - сказал Волкодав.
- Что-то я не видел, чтобы ты с ней миловался, - продолжал Аптахар. -
Слушай, венн, а не уступишь для сына? Глянулась моему Авдике, прямо сил
нет. Уж мы бы тебя не обидели. Два коня серебром. Идет?
- Она не рабыня, чтобы я ее продавал, а ты покупал, - спокойно сказал
Волкодав. - Она сама знает, с кем ей миловаться. - Он не стал упоминать
об очень нехорошей смерти человека, посягнувшего на Ниилит. - Твой сын
будет славным воином, - добавил он, подумав. - Он попросил меня
объяснить прием, которым я его повалил.
Аптахар не без гордости разгладил пальцем усы.
- Вот он тебя им и скрутит, когда станете бодаться из-за девчонки.
- Быть может, - сказал Волкодав, - после этого он попросит меня
объяснить ему еще какой-нибудь прием.
Аптахар сначала нахмурился, потом собрался захохотать, но вовремя
сообразил, что переполошит весь отряд, и ограничился широченной улыбкой
и добродушным тычком, пришедшимся Волкодаву как раз в незажившие ребра.
Когда Аптахар разбудил двоих на смену, Волкодав к своему пологу не
пошел. Он улегся возле потухшего костра, прижался больным боком к земле
и закрыл глаза. Он уже засыпал, когда его плечо тронула маленькая рука.
Ниилит стояла подле него на коленях.
- Господин, - прошептала она. - Пойдем, господин! Волкодав молча
смотрел на нее и не шевелился. Ниилит потянула его за руку:
- Тилорн очень просит, чтобы ты простил его, господин...
У меня тоже имя есть, подумал Волкодав. Вслух же сказал:
- Я не знаю, о каком Тилорне ты говоришь. Ниилит всхлипнула,
прижалась лицом к его ладони и принялась твердить, дрожа и задыхаясь от
слез:
- Господин... нам холодно без тебя, господин... Пришлось-таки
Волкодаву подняться и, превозмогая себя, пойти с ней. Хорошо хоть, у
Тилорна хватило ума больше не заговаривать с ним. Наверное, понял, что
уже все сказал. Он лишь тоскливо вздохнул, когда Волкодав забрался на
свое место и повернулся к нему спиной, постаравшись не прикоснуться ни
плечом, ни коленом.
Розовый отблеск зари медленно полз по северному краю небес. Нелетучий
Мыш сидел на телеге, на самом верхнем тюке. Раскрывая крылья, он
поворачивался туда-сюда и негромко щебетал, а потом настораживал уши -
не послышится ли ответ. Он знал, что неподалеку в лесу гнездились его
сородичи, и неуверенно ждал - не слетит ли подруга?..
Утром Волкодав подошел к Аптахару, неся Нелетучего Мыша на запястье.
- В чем дело? - сердито буркнул Аптахар. Близко знавшие его шутили,
что по утрам к нему лучше не обращаться: Аптахар, мол, гуляет всю ночь,
зато потом просыпается к полудню.
- Он беспокоится, - сказал Волкодав. Действительно, черный зверек
непоседливо переступал по руке, озирался по сторонам и то и дело шипел,
разворачивая крылья.
- Ну и что? - раздраженно спросил Аптахар.
- К нему прилетали дикие мыши, - объяснил Волкодав. - Похоже, они
видели кого-то в лесу.
- Наденем кольчуги? - предложил подошедший Авдика, и Волкодав подумал
про себя, что юноша, верно, не прочь был с ним подружиться. Не иначе,
ради Ниилит. А может, ради Кан-киро.
- Иди на свое место, венн! - приказал Аптахар. Он вовсе не был
намерен прислушиваться к новичку только из-за того, что им случилось
вместе стоять на страже. Волкодав пожал плечами и отошел. Однако успел
услышать, как Фитела, усаживаясь на коня, заметил:
- Если припоминаешь, Аптахар, я плачу тебе за доставленный в целости
груз, а не за то, чтобы сберегались кольчуги.
Некоторое время Аптахар, багровея, молча наматывал на палец длинный
полуседой ус. Потом возвысил голос:
- Надеть брони!
Невысокая мохноногая лошадка мерно рысила у колеса телеги. Вот только
ехал Волкодав не так, как вчера: не с той стороны повозки, где помещался
Тилорн, а с противоположной. Лесное солнце вновь скользило по лицу
ученого, но тот больше не ловил его глазами, радуясь возвращению света,
и не изводил Волкодава вопросами, разузнавая о местах, которые они
проезжали, и о том, кто как живет-может в здешних лесах... Ниилит
держала вожжи, тоже совсем как накануне, но саккаремских песенок не
мурлыкала. Волкодав смотрел на жесткую, жилистую травку, которой заросли
неглубокие дорожные колеи, и пробовал убедить себя, что был неправ.
Окажись здесь Мать Кендарат, вот ведь всыпала бы непутевому...
В самом деле, откуда мог знать Тилорн, что его слова были худшим
оскорблением для мужчины из рода Серого Пса? Что веннская Правда велела
мерзкому насильнику измерить шагами собственные кишки? Что тот, кого
облыжно винили в кощунстве над женщиной, не брал в отплату ни золота, ни
серебра - только жизнь?..
Тилорн говорил по-веннски без запинки, чуть не лучше самого
Волкодава. Значит, знал. Должен был знать. Но если знал, тогда почему?..
За что?.. И как он испугался, когда смекнул, что сморозил не то. Так
притворяться нельзя. Или все-таки можно?..
И не поквитаешься с ним, с калекой, иначе станет вовсе незачем жить.
Волкодав продолжал мыть и кормить его и нес, когда требовалось, за куст
или дерево. В конце концов, без Тилорна он бы так и не вышел из
подземелий сгоревшего замка. И, что гораздо важнее, навряд ли отыскал бы
Людоеда. Таких долгов венны тоже не забывали.
Волкодав хорошо знал, что такое оскорбление и месть, что такое долг
крови. Но вот обида... Обидеть может только друг. Обида - это когда тебя
насмерть ранит кто-то, к кому ты успел привязаться...
Подобного с ним еще не бывало.
День стоял жаркий и душный: охранники парились в бронях и шлемах,
надетых на меховые подшлемники, и на все лады поддразнивали Волкодава.
По их дружному мнению, он испугался тени, и добро бы еще своей, а то -
мышиной. Он знал, что нужно было отшучиваться. Справный воин никогда не
осердится на чепуху, разве что срежет зубоскала ответной насмешкой на
потеху товарищам. Но этой премудрости Волкодав так и не обучился.
Поэтому он молчал.
Две густые ели начали падать одновременно: одна впереди повозок,
другая - чуть позади. И сразу полетели стрелы - почти в упор, с обеих
сторон.
Охранникам Фителы пришлось бы несладко, будь они без кольчуг. На их
счастье, нападавшие не ожидали от них такой предусмотрительности и
запаслись в основном срезнями - стрелами с широкими наконечниками,
способными пробить грудь человека и выпустить кровь коню. Однако в
кольчуге такая стрела застрянет и, ранив, убить все-таки не убьет.
Спешившиеся обозники живо бросили на левую руку щиты и, ругаясь,
принялись отстреливаться.
Волкодаву понадобилось мгновение, чтобы выдернуть из налучи натянутый
лук и не глядя вырвать из берестяного тула стрелу. Еще миг спустя стрела
ушла туда, где между деревьями в подлеске мелькнуло что-то живое. Из
чащи послышался крик.
У Волкодава не было шлема, и Нелетучий Мыш, покинув его плечо, повис
на затылке, мертвой хваткой вцепившись в перекинутые за спину косы. Ему
было не привыкать.
Если Волкодав что-нибудь понимал, нападавших было примерно столько
же, сколько и обозников. Стало быть, все зависело от количества стрел.
Если разбойники принесли с собой по два тула - тогда дело плохо.
Стрелы начали иссякать одновременно у тех и у других. Вот в чаще
глухо протрубил рог, и разбойники с ревом хлынули на дорогу. Вместо лиц
жутковато белели берестяные личины. Грабители были на удивление славно
вооружены. Один из троих, ринувшихся к телеге Волкодава, размахивал даже
мечом. У другого было копье, третий тянул руку к секире, болтавшейся в
матерчатом чехле у ремня. Он соображал на бегу, придется ли драться с
одиноким охранником или можно сразу хватать с телеги мешки. Его товарищ
с размаху пырнул Волкодава копьем. Тот поймал мелькнувшее жало краем
щита и, прыгнув в сторону, что было силы пнул в ребра третьего
грабителя, уже схватившегося за бортик телеги. Он почувствовал, как
хрустнули кости, разбойник с криком свалился. Посмотрим, сумеет ли
подняться. На узкой обочине было не развернуться, кусты мешали
противникам Волкодава напасть на него разом. Он увернулся от
свистнувшего меча, успел заметить опасный взмах копья и тут же, не
раздумывая, ударил сам. Ему случалось пропарывать кольчуги, но бок все
еще немилосердно болел, и он нацелил свой удар в горло. Широкий
отточенный наконечник почти перерезал шею разбойника. Тяжелое тело
безжизненно повалилось, ломая кусты. Волкодав высвободил копье и сразу
отскочил назад, к телеге. Если повезет, меченосец всадит клинок в
деревянный бортик повозки и мгновение промешкает...
Однако тот неожиданно остановился шагах в пяти, так, чтобы не вдруг
достало копье.
- Послушай-ка, венн, - сказал он. Поправил съехавшую личину и слегка
опустил щит, желая обезопасить себя от коварного удара в живот. -
Оглянись кругом: ваших уже добивают. Ты, я вижу, неплохо дерешься,
незачем без толку пропадать такому молодцу. Я бы замолвил за тебя
словечко Жадобе. Не прогадаешь!
И тут с другой стороны телеги раздался вскрик Тилорна и почти
одновременно - отчаянный вопль Ниилит.
Волкодав прыгнул вперед, как рысь на охоте, и ударил ногой в нижний
край разбойничьего шита. От такою удара не было обороны. Его противник
отлетел назад и умер, еще не коснувшись земли. Кому-нибудь могло
показаться, что он, раскрыв рот до ушей, кусает собственный щит, но
Волкодав этого уже не видал. Он не стал обегать телегу кругом. Схватился
за бортик и махнул верхом, прямо через тюки, в которых обильно торчали
засевшие стрелы.
Он успел охватить взглядом сражение, еще кипевшее кое-где у повозок,
увидеть Фителу, умело орудовавшего длинным, тонким мечом. Он успел
заметить Тилорна, прижавшего ладони к окровавленному лицу. И конного
разбойника, уже исчезавшего среди елей. На седле перед ним кричала и
билась Ниилит, перекинутая через холку коня.
Волкодав схватил один из двух своих топоров, тот, что был покороче, -
и метнул.
Топор со свистом перевернулся в воздухе... но лошадь резко вскинула
задом, перепрыгивая валежину, и тяжелое лезвие, нацеленное между лопаток
седоку, ударило ее в круп.
Лошадь дико завизжала и рухнула на всем скаку. Волкодав прыгнул с
телеги, перелетев через скорчившегося Тилорна, через какого-то
разбойника и одного из охранников - кажется, Авдику, - что катались,
вцепившись друг другу в глотки, возле колес. Мягкая лесная земля
спружинила под ногами. Волкодав мгновенно вскочил и помчался туда, где
визжала и молотила копытами лошадь. Спешенный разбойник нисколько не
пострадал. Он тоже был на ногах и уже удирал в лес, таща Ниилит.
Девчонка сопротивлялась отчаянно - упиралась, пыталась схватиться за
еловые ветки, укусить его руку. И кричала:
