Он не стал тревожить завернутый в тряпку меч, но, когда он рывком
распахнул незапертую дверь, правая рука его лежала на рукояти боевого
ножа.
И пальцы, готовые выхватить оружие, сразу разжались, а Нелетучий Мыш,
воинственно подобравшийся на плече, разочарованно встряхнулся и принялся
вылизывать больное крыло.
Посреди комнаты, лицом к двери, стоял роскошный среброволосый мудрец.
Пепельные кудри, казавшиеся седыми в скудном свете лучины, падали ему на
спину и плечи, по груди разметалась пушистая борода. Белая льняная
рубаха ниспадала до пят. Темно-фиолетовые глаза испуганно смотрели на
Волкодава...
- Поднялся, значит, - проворчал Волкодав и убрал с ножа ладонь.
- Друг мой!.. Так это ты!.. - ахнул Тилорн и шагнул к нему,
протягивая руки. - Друг мой!.. Ты понимаешь, я только сегодня
окончательно прозрел...
И Волкодав запоздало сообразил, что, прожив с ним целый месяц бок о
бок, калека, знал его лишь по голосу. И, конечно, до смерти перепугался
при виде грозного незнакомца, внезапно выросшего в дверях. Так
перепугался, что не признал даже Нелетучего Мыша на плече.
- Друг мой, - повторил Тилорн и, качнувшись навстречу Волкодаву,
обнял его. - Как же я за тебя волновался...
- И за девочку, - хмыкнул тот. Тилорн поднял подозрительно блестевшие
глаза и улыбнулся.
- Да. И за девочку... Э, да ты весь вымок! Каким образом?
Он тихо ахнул, когда Ниилит, вынырнув из-за спины Волкодава,
протянула ему слабо шевелившегося щенка. Две головы, пепельная и
черноволосая, склонились над злополучным малышом.
Волкодав положил меч на стенную полицу над лавкой и пошел вниз.
Кухня, где варились, жарились и пеклись яства для гостей, поглощала
несметное количество дров, а прислуги, как водится, было в обрез. Оттого
упыхавшиеся работники только радовались постояльцу, вздумавшему
размяться, а госпожа Любочады сама награждала добровольногопомощника
щедрой мисой еды. Что было, понятное дело, вовсе не лишним...
Волкодав мерно заносил над головой тяжелый колун и думал о доме,
которого у него не было. Только после убийства Людоеда он стал думать о
том, что и у него мог опять быть дом. Как же ясно он видел его. Яблони в
цвету, клонящие розовые ветви на теплую дерновую крышу. Пушистый серый
пес, спящий на залитом предвечерним солнцем крыльце. Дорожка между
кустами малины, утоптанная босыми ногами детей. И женщина, выходящая из
дому на крыльцо. Эта женщина прекрасна, потому что любима. Она вытирает
мокрые руки вышитым полотенцем и зовет ужинать мужчину, колющего
дрова...
Волкодав вздохнул. Некоторое время назад ему начало было казаться,
будто женщина была черноволосой и голубоглазой, но он уже видел, что
ошибся. Ниилит выйдет совсем из другого дома и позовет за накрытый стол
совсем другого мужчину. И тот, скорее всего, отложит в сторону не колун,
а гусиное перышко и глиняную чернильницу...
Ниилит несколько раз пробегала мимо него в портомойню и назад.
Наверное, отстирывала тряпки, перемазанные в щенячьей крови. Не выживет,
думал Волкодав, обрушивая свистящий колун на корявые, узловатые пни,
которые, как он подозревал, работники не первый день откладывали в
сторонку. Только не говорите мне про безгрешных младенцев, не
выучившихся различать зло и добро и не смыслящих в одиннадцать лет, что
это больно, когда бьют. Когда самого, тут, небось, каждый сразу смекает.
Вытянется, выдурится? Пожалуй. Видали мы таких. Иным и шею
сворачивали...
Смолистые поленья, разорванные колуном, со звоном били в бревна
забора. Тилорн, которого терзал в подземелье толстомордый палач, по
крайней мере хоть знал, за что терпел. А этот малыш, замученный юными
дерьмецами ради забавы? Что скажет он Старому Псу, когда зашумит над ним
крона вечного Древа?..
Волкодав поднимался по всходу, натянув рукава на ладони, чтобы не так
жгла пузатая миса, доверху полная тушеного гороха со свининой. Волкодав
не слишком удивился бы, раздайся из-за двери безутешное всхлипывание
Ниилит... Но когда из комнаты долетело жизнерадостное щенячье тявканье,
а потом - дружный смех в два голоса, он чуть не выпустил мису из рук.
Как назло, дверь открывалась наружу. Обжигаясь, Волкодав прижал мису к
груди и распахнул дверь свободной рукой.
Ниилит и Тилорн сидели рядком на деревянной кровати, а на полу у их
ног возились Нелетучий Мыш и щенок. Бестолковый кутенок припадал на
передние лапки и весело прыгал вперед, норовя ухватить Мыша. Тот,
умудренный множеством драк, шипел и шлепал его здоровым крылом,
отскакивая в сторону.
На мягкой шкуре щенка не было не то что ран - даже и пятнышек крови.
- Знаешь, за что его хотели утопить? - спросил Тилорн. - У него
животик был слабый... пачкал без конца. Теперь больше не будет.
- Так, - сказал Волкодав. Поставил мису на столик возле окна и
повернулся к Тилорну. - Значит, ты и в самом деле колдун.
Тот отмахнулся:
- Да ну, какой из меня...
- А почему у тебя руки дрожат? - спросил Волкодав. Действительно,
ученый выглядел так, словно это он, а не Волкодав только что наколол
целую поленницу дров.
- Я... - замялся Тилорн. - Видишь ли, лечение... м-м-м... потребовало
некоторых усилий. А поскольку я еще, к сожалению, не вполне...
- Ну так ешь, - сказал Волкодав и положил на стол ложки. Потом кивнул
на Мыша: - Ты и его так же собираешься?
- С ним сложнее, - серьезно ответил Тилорн. - Его, как я понял,
ранили много лет назад...
- Пять.
- Со старыми ранами всегда хуже, - вздохнул Тилорн. - Придется
зашивать... Нет, нет, больно ему не будет, это я обещаю... А как вышло,
что ему порвали крыло? Или ты его уже таким подобрал?
- Кнутом попало, - проворчал Волкодав.
- Никогда бы не подумал, - изумился Тилорн. - Летучие мыши настолько
проворны и юрки...
Уважая своего защитника и кормильца, они ели по-веннски: в очередь
зачерпывали из мисы, а потом клали ложки на стол чашечками вниз, чтобы
не осквернила какая-нибудь нечисть.
- Меня защищал, вот и получил, - сказал Волкодав. Ему сразу пришлось
пожалеть о вырвавшихся словах. Тилорну с Ниилит тут же понадобилось
узнать, как это случилось. Рассказывать Волкодав не умел. И не любил. Но
Тилорн, судя по всему, обладал способностью разговорить даже пень. Или
венна, что было лишь немногим труднее. Миса опустела едва наполовину,
когда Волкодав, к своему удивлению, довольно связно поведал ему о том,
что в рудниках он вращал ворот, доставлявший воду из подземной реки.
Воды для промывки руды требовалось много, и вороты скрежетали круглые
сутки, заглушая даже писк летучих мышей, гнездившихся под потолком.
Однажды в соседней пещере рухнула глыба, и докатившееся сотрясение
сбросило с потолка целый клубок новорожденных мышат - прямо в механизм.
Разогнанный ворот остановить было непросто, но Волкодав его остановил. И
удержал. И не двигался с места, пока мыши не перетаскали детей. Первым
ворвался в пещеру надсмотрщик по прозвищу Волк...
- Этот дурачок все крутился там, пока с меня шкуру спускали, - сказал
Волкодав. - Ну и схлопотал.
- Я только сегодня узнал, что ты был на каторге, - помолчав, заметил
Тилорн. Волкодав пожал плечами:
- Было бы чем хвастаться...
И, положив ложку, пододвинул мису Тилорну с Ниилит - доедайте.
Тилорн осторожно проговорил:
- Мне трудно представить, чтобы ты совершил преступление...
- А я и не совершал, - сказал Волкодав. Расспрашивать его далее
ученый не стал. Решил, наверное, что я был взят в плен в бою, подумал
Волкодав. Не хочет напоминать о бесчестье...
Он не стал разубеждать Тилорна и объяснять, как было дело. Зачем?..
Косой дождь, подгоняемый резким ветром, кропил в потемках заливные
луга, шептал над кладбищем-буевищем, хранимым могучими стволами берез, и
поливал мокрые дерновые крыши маленькой лесной деревни. В деревне жили
венны рода Пятнистых Оленей.
В глухой предутренний час раскрылась набухшая дверь гостевого дома, и
наружу воровато выглянули двое. Ни души! Двое выбрались вон и осторожно
двинулись вдоль стены. Ничто не предвещало неудачи: к рассвету
доверчивые Олени не найдут даже следа постояльцев, пущенных скоротать
непогожую ночь. Потом кто-нибудь додумается заглянуть в клеть и найдет
там выпотрошенные короба. Люди, самолично видевшие веннские вышивки
бисером, сулили за них золотые горы. Только вот купить у веннов эти
вышивки было не легче, чем девушек в рабство.
Еще, кажется, в клети спал кто-то из хозяйских детей. Не помеха! Дети
не успеют и пискнуть...
Дойти, куда намечали, ворам не пришлось, впереди, в сырой тьме, вдруг
загорелись два недобрых зеленоватых огня. Потом небо разорвала первая за
всю ночь молния. Перед дверью клети, словно кого-то заслонял собой,
стоял пес. Громадный, с крупного волка. Широкогрудый. И удивительно
страшный. Он не лаял, даже не рычал, но жесткая щетина грозно стояла
дыбом, и в свете мертвенной вспышки блестели, точно клинки, ощеренные
клыки.
Двое бывалых и далеко не пугливых мужчин не помнили, как оказались
там, откуда пришли, как мокрыми трясущимися руками задвинули щеколду.
Когда дыхание перестало со всхлипами рваться вон из груди, они
попытались вспомнить, что же их так напугало. Подумаешь, пес!.. Потом
вспомнили, и по спинам вновь побежал холодок. ГЛАЗА. Они напоролись не
на простую собаку. У страшного серого зверя были ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ГЛАЗА.
Ночью он проснулся оттого, что мерзлячка Ниилит, зябнувшая даже под
одеялом, прижалась в поисках тепла к его боку. Раньше она тоже
просыпалась от этого, ужасно смущалась и, бормоча извинения,
отодвигалась в сторонку. Потом привыкла, и теперь просыпался один
Волкодав.
Да. А ведь поначалу он в самом деле начал было мечтать...
Ниилит не расставалась с дареными бусами, даже спала в них. Венн уже
знал, что, сам того не ведая, необыкновенно ей угодил. В ее семье
передавалось из поколения в поколение прекрасное сапфировое ожерелье.
Умирающая мать оставила его Ниилит. Теперь его носила дочь родственника,
продавшего Ниилит в рабство.
Волкодав повернул голову и посмотрел на полоску мутного синеватого
света, сочившегося сквозь ставни. Над Галирадом медленно плыла бледная
летняя ночь. Вот бы знать, снились ли кому в эту ночь такие же странные
сны?.. Видел ли еще кто себя собакой у порога клети?..
Глядя снизу вверх, венн долго рассматривал точеный профиль Тилорна,
спавшего на кровати, и впервые думал о том, что мудрец был красив.
Мудрость, мужество, красота... И такого человека Людоед держал в клетке,
пытками добиваясь... чего? Чтобы он ему алмазы вываривал из дерьма?..
Я выстрою дом, думал Волкодав. Ему и Ниилит. Мы уйдем в верховья
Светыни, туда, где самый корень веннского племени... И там я выстрою
дом.
Есть ли такое место на свете, где можно выстроить дом, и мужчина,
уходя из него, не станет бояться, что в его отсутствие дом ограбят и
спалят враги? Где не швыряют камнями в щенков, а красивая девушка,
встретив в лесу незнакомого мужчину, безо всякого страха говорит ему
"здравствуй"? Где цветут яблони и зреет малина, где шумит вековой бор, а
ледяные ручьи с хрустальным звоном сбегают со скал...
Волкодав подумал о Богах, которые одни только, наверное, и знали
ответ. ИДИ, сказано было ему. ИДИ И ПРИДЕШЬ...
Потом он вспомнил жрецов, встреченных на причале.
Было дело - в рудники приехал Ученик Близнецов. Приехал выкупать
рабов на свободу. Золотом или дорогими каменьями хозяев самоцветного
прииска удивить было трудно, но жрец привез нечто гораздо более ценное:
невзрачные с виду, крохотные серенькие кристаллы. Знающие люди
