- Волкодав!.. Волкодав!..
- Зови громче, - посоветовал ей похититель. Потом обернулся и увидел
погоню: - Ага, вот и твой дружок подоспел.
Он разглядел хрустальную бусину, украшавшую волосы Волкодава.
Больше всего венн боялся, что разбойник струсит и попробует
заслониться девчонкой. То есть Волкодава это ничуть не смутило бы, но
Ниилит и так натерпелась достаточно страху, зачем ее еще хуже пугать...
Боги не попустили. Стоило лиходею немного отвлечься, оценивая
противника, - и острые зубы Ниилит глубоко впились в запястье.
- Кусаешься, сучка!..
Рукоять меча опустилась на черноволосое темя. Не слишком сильно, не
насмерть - просто чтобы полежала тихонько, покуда приканчивают дружка.
Секира Волкодава встретила и отшвырнула просвистевший меч. На мече
была кровь. Чью голову он успел разрубить? Тилорна?..
- Северный ублюдок! - по-сольвеннски сказал разбойник Волкодаву, и
тот не сомневался, что это был его родной язык. - Ты идешь через наши
земли вместе с вельхами и сегванами. С ними и подохнешь!
Волкодав не ответил. Длинный меч вновь свистнул, целя ему по ногам.
Волкодав легко ушел от удара, перепрыгнув через летящий клинок. Меч был
великолепен. Если довелось обладать таким, следовало бы владеть им
получше. Очнувшаяся Ниилит приподнялась и, не имея иного оружия,
запустила в похитителя подвернувшейся шишкой. Шишка безобидно отскочила
от облитого кольчугой плеча.
Венн понимал, что перед ним был опытный воин. Опытный и жестокий. Но
высокомерный. Привык побеждать сразу. Значит, можно попробовать
одурачить его.
Отбивая очередной удар, Волкодав запутался ногой в можжевеловом
корневище и упал на колено, едва не выронив топор. Его противник одним
движением развернул тяжелый меч и, крякнув, с силой рубанул сверху вниз.
Ниилит пронзительно завизжала. Разбойник почти уже видел перед собой
распластанное надвое тело, но вместо русой головы меч со звоном и
скрежетом прошел по толстому кованому обуху. Лезвие секиры тотчас
скользнуло вперед, и уже разбойник взвыл дурным голосом: его меч и два
пальца правой руки упали в траву.
У него хватило ума сразу броситься наутек. Петляя, кинулся он за
пушистые елки, в густую поросль ольхи. Волкодав мог бы без особого труда
догнать его или выследить по пятнам крови из раны. Он даже шагнул было
вперед, но остановился. Не годилось бросать напуганную девчонку одну.
Жива, цела - и добро.
Ниилит повисла у него на шее. Она не плакала, только дрожала всем
телом. Волкодав гладил растрепанные черные кудри и думал, что непременно
найдет для нее такой дом, где в эти волосы никогда больше не вцепится
ничья жадная лапа. А если такого дома нет на земле, он его выстроит.
Он подобрал меч разбойника и пошел назад, на дорогу. Уж если конник
сцапал девчонку и поскакал прочь, значит, о победе в схватке речи не
шло. И точно - спереди раздавались голоса перекликавшихся обозников.
Нападение было отбито.
В горячке погони Волкодаву казалось, будто он удалился от дороги на
какой-то десяток шагов. На самом деле пробежал он не менее сотни. Ниилит
поспевала за ним, путаясь в вереске. Она все старалась схватиться за его
поясной ремень, но пальцы соскальзывали.
Если головорез что-нибудь сделал с Тилорном, думал Волкодав, я его
выслежу. И выпущу ему кишки.
Он еще остановился возле упавшего коня. Увидев людей, тот приподнял
голову, застонал и попробовал встать. Но не смог. Задние ноги не
двигались.
Как назло, конь был белый, без единого пятнышка. Венны знали, что
именно такие влекли по небу солнечную колесницу. Волкодав опустился
подле него на колени, снял седло и расстегнул уздечку, окованную
узорчатым серебром, освобождая коня.
- Скачи на Небо, лошадка, - негромко проговорил он, гладя мягкие
ноздри. - Скачи по вечному Древу сквозь небеса, за синий Океан, на
серебряные луга. Там тебе Матери соткут новое тело, скроят новую шубку
краше нынешней. Станешь опять жеребенком, опять родишься на свет. Да
скажи Старому Коню, что злой человек привел тебя на муку, а Серый Пес
отпустил.
Ниилит не заметила, когда он успел вытащить нож. Конь затрепетал и
затих. Судорожно вздымавшийся бок опал в последний раз...
Ниилит отшатнулась прочь, всхлипнула и побежала к дороге. Волкодав
поднял меч, седло и узду и пошел за ней.
Тилорн был не только жив, но даже впервые без посторонней помощи
ухитрился сесть на телеге, и у Волкодава отвалился камень от сердца.
Калека все пытался утереть с лица кровь, но, конечно, только больше
размазывал. Ниилит суетилась подле него, смачивая из фляги тряпицу.
Подойдя к телеге, Волкодав бросил наземь добычу, оттолкнул руки
ученого и сам принялся осторожно и быстро ощупывать его голову. Десять
длинных пальцев с нежными зародышами ногтей немедленно обхватили оба его
запястья, и Волкодав отметил, что пожатие ученого обрело какое-то
подобие силы.
- Волкодав! - страдающим голосом выговорил Тилорн. Разбитые губы
плохо повиновались ему. - Сними с меня шкуру, я заслужил! Я не ведаю
ваших обычаев и сам не знаю, о чем болтает мой поганый язык. Ну, ударь
меня! Выругай!.. Только не уходи!
Волкодав вспомнил, как этот человек разговаривал с палачом, и
удивился. Но всего удивительнее был комок, застрявший в горле у него
самого.
- А катись ты в ..., - буркнул он наконец. Оставил Ниилит унимать
кровь, все еще сочившуюся из ноздрей у Тилорна, обошел телегу и стал
снимать оружие и одежду с троих разбойников, валявшихся у колес.
Несколько обозников было ранено в стычке, но тем, если не считать
вспоротых кое-где вьюков, потери и ограничились. Вечером у костра
Волкодав чистил отобранный у разбойника меч, вполуха слушая рассуждения
Фителы о том, что, мол, в следующую поездку надо будет взять с собой
чутких собак.
- Нынче обошлись Волкодавом, - блеснул крепкими зубами Авдика.
Охранники захохотали так, что Аптахар даже толкнул сына локтем и бросил
на венна быстрый взгляд - не обиделся ли. Волкодав не обиделся. Его
предок в самом деле был псом, который избавил праматерь племени от лютых
волков, а потом, как водится, обернулся статным мужчиной. На что
обижаться?
Мягкой тряпочкой он в сотый раз протирал уложенный на колени клинок.
Меч был веннский, отличной старой работы. Неведомый мастер долго варил
чистое железо с жирным черным камнем, вынутым из земли, а потом
заботливо дал остыть, не понукая ни сквозняком, ни холодной водой.
Неспешно выгладил, выласкал молотом на наковальне и наконец умыл особым
жгучим настоем, отчею на клинке проявился узор - буро-серебряные полосы
шириной в палец, хитро свитые и много раз повторенные от кончика до
рукояти. Волкодав не нашел на мече никакого клейма. Понимающему человеку
это уже само по себе говорило кое о чем. Волкодав слыхал от отца -
великие мастера прежних веков никак не помечали свои клинки, полагая,
что люди и так их отличат. Краем глаза он ловил завистливые взгляды
охранников. Все видели, что на железном обухе его секиры красовалась
изрядная зарубка, клинок же нисколько не пострадал. За такие мечи на
торгу дают равный вес золота и не жалуются на дороговизну.
Надо будет справить для него какие следует ножны...
- Ниилит сказала мне, - негромко проговорил Тилорн, - что ты... что
тебе пришлось прикончить коня.
- Пришлось, - сказал Волкодав и легонько щелкнул ногтем по лезвию.
Звон был высоким и чистым.
- Его совсем нельзя было выходить? - спросил Тилорн. - Если он сломал
ногу, я бы попробовал...
Волкодав повернулся к нему. Ученый лежал на животе, подперев кулаком
подбородок, и пальцем дразнил Нелетучего Мыша, путавшегося в его бороде.
- Он сломал спину, - сказал Волкодав. - Я метил в седока, но
промахнулся. Тилорн вздохнул:
- Меня ты не прикончил.
- Надо было, - проворчал Волкодав. Положив меч себе на голову, он с
силой пригнул к плечам рукоять и округлое острие. Отпущенный клинок
распрямился, точно пружина. Можно вставить его в расселину камня и
повиснуть всем телом, он не сломается. Теперь Волкодав точно знал, что
узор - не подделка, что меч перерубит гвоздь и разрежет пушинку, упавшую
на лезвие.
Тилорн долго собирался с духом и наконец решился.
- Пожалуйста, не сердись на меня, - начал он виновато. - Я невежда,
которого надо учить и учить. Сделай милость... растолкуй мне, чем
все-таки я обидел тебя.
- Людоедом ты меня обозвал, вот что, - сказал Волкодав.
- Как? - ужаснулся Тилорн. - Я...
Волкодав поставил локти на меч, и тот едва заметно прогнулся.
Волкодав долго молчал. Как объяснить чужаку, что там, наверху, есть
Великая Мать, Вечно Сущая Вовне, которая однажды в день весеннего
равноденствия родила этот мир вместе с Богами, людьми и девятью
небесами? Как рассказать ему, что Хозяйка Судеб, Богиня закона и правды
- женщина? И еще о том, как из другого мира прилетела пылающая гора, и
Отец Небо заслонил Мать Землю собой?..
Позже любопытный Тилорн еще расспросит его и мало-помалу вызнает все.
В частности, и то, что ни один венн не лег бы наземь ничком, приникая к
ней, как к жене, если только не справлялся обряд засевания поля. Ну там
еще на войне или на охоте, когда другого выхода нет. Но пока до этого
было далеко, и Волкодав мрачно молчал, отчаиваясь подыскать нужное
слово.
- Женщины святы! - сказал он наконец. И больше ничего не добавил.
...Оказывается, в ватаге у Фителы было заведено освобождать от ночной
стражи воинов, отличившихся в стычке. Но когда осмотрели раненых,
выяснилось, что наслаждаться заслуженным сном Волкодаву не придется.
Он молча пожал плечами, забираясь под полог: пускай разбудят его,
когда настанет черед...
- Мне кажется, сегодня ты убивал, - осторожно сказал ему Тилорн.
- Убивал, - сказал Волкодав, не вполне понимая, куда клонит ученый.
- Значит, - продолжал тот, - на третью ночь они снова придут?
Волкодаву показалось, что Ниилит перестала дышать в темноте, заново
переживая минувший ужас и боясь услышать "да".
- Не придут, - сказал он.
- Это потому, что был бой? Твоя вера отличает его от убийства?
- Не в том дело, - проворчал Волкодав. - Ночью будет гроза... никто
не приходит после грозы.
- Прости мое любопытство, - помолчав, спросил ученый. - Там, под
дубом... Когда ты осиновым колом... Что это было?
- Души, - сказал Волкодав.
- Но мне показалось, ты сражался с чем-то материаль... с чем-то
вещественным...
Волкодав долго думал, прежде чем ответить.
- Души бывают разные, - проговорил он наконец. - У праведника она -
как светлое облачко... Боги призывают ее, и она улетает. А у таких, как
Людоед или тот палач, и души как трупы.
Пчелы, прятавшиеся в дуплах, лошади, с фырканьем нюхавшие воздух, и
Мыш, порывавшийся влезть за пазуху, не обманули его. Глубокой ночью, как
раз когда Волкодав вдвоем с Аптахаром обходили телеги, с запада, со
стороны Закатного моря, выползла громадная туча. В ее недрах беззвучно
трепетали красноватые молнии. Потом стали доноситься глухие раскаты.
Проснувшиеся обозники с благоговейной робостью смотрели в охваченные
пламенем небеса. Один из воинов, молодой вельх, осенял себя священным
знамением, выводя ладонью разделенный надвое круг. Ниилит сжалась в
комочек и что-то шептала, закрыв глаза и уши руками. Ее народ считал
грозу немилостью Великой Богини.
Когда налетел дождь, Аптахар залез под телегу и позвал к себе
Волкодава, но тот не пошел. Выбравшись за составленные повозки, венн
повернулся туда, где молнии хлестали чаще всего. Поднял голову к
разверзающимся небесам и начал тихо молиться.
