шефом корпуса жандармов...
- Что?! - Герасимов даже вжался в кресло. - Курлова?! Павла
Григорьевича?! Но ведь это жулик и палач! Он к тому же в деле не сведущ! Вы
же сами задвинули его в тюремное управление! Он про вас ужас какие вещи
рассказывает!
- Вот поэтому его и намерены приставить ко мне в качестве соглядатая...
- Но вы хоть понимаете, что это конец вашему курсу?!
- Не хуже, чем вы, понимаю, Александр Васильевич... Утром мне
телефонировал Фридерикс и просил прибыть во дворец... Сказал по-английски,
что государь нашел мне чудного помощника. Пал Григорьевича Курлова. Я просил
передать его величеству, что эту кандидатуру отвожу совершенно
категорически. За десять минут перед тем как я связался с вами, позвонил
Дедюлинил повторил высочайшее указание прибыть в Царское. Я хочу чтобы вы
поехали со мною. Я скажу государю все, что думаю о происходящем, дабы
положить конец всей этой отвратительной двусмыслице...
Встретив Столыпина с Герасимовым в Царском, Дедюлин попросил обождать:
"Государь заканчивает срочную работу" (в городки играет, что ль, подумал
Герасимов. Или Жюля Верна в очередной раз перечитывает?)
- А вас Александр Васильевич, - дворцовый комендант оборотился к
Герасимову, - моя супруга приглашает на чай.
Разводит понял генерал что-то случилось. Неужели возвращаться буду
просто со Столыпиным а не с премьером?!
...Жена Дедюлина, угостив чаем, поддалась журчанию Герасимова,
размякла, начала говорить о здешних новостях и бухнула:
- А вчера знаете ли у нас в церкви, после молебна, ее величество так
расчувствовалась, что даже руку поцеловала старцу.
Сердце ухнуло боже мои да неужели Распутин?! Но ведь о его исчезновении
из Сибири никто не сообщал! Заговор! Зреет заговор! Кто же вывез этого
мерзавца в столицу?! Кто повелел охране в Иркутске и Тоболии молчать?! А
вдруг - это кто другой не Распутин?
- Ее величество обладает истинно народным сердцем, - согласно кивнул
Герасимов продолжая игру. - А служил-то кто? Не Григорий же Ефимович?
- Нет, нет, конечно, не он! У него же нет сана! Но он так добр к
августейшей семье, они без него жить не могут. Наследник постоянно
интересуется где "Ефимыч", такой душенька, такое солнышко у нас...
- Все таки действительно старец обладает чарами, - Герасимов подыграл
еще раз и по реакции женщины понял что попал в точку.
- Ах, милый Александр Васильевич вы даже не представляете себе его
магическую силу! Казалось бы я простая женщина да? Стоило мне пожаловаться
государыне на постоянные зубные боли, как она тут же: "Миленькая, надо
попросить старца, он вам не откажет". И действительно зовут меня к Аннушке
Вырубовой на чашку чая. Григории Ефимович, как обычно, там, возложил мне на
голову руку, уперся глазами мне в зрачки, приблизил свое крестьянское, до
слез, простое лицо вплотную ко мне и затрясся, будто с ним случился припадок
лихорадки. Так было несколько минут, я ощутила расслабленность, мне было
сладостно и жутко смотреть в его огневые глаза от них шла тяжелая, пьяная
сила.
Герасимов не отводил глаз от лица женщины, оно сейчас было каким-то
помертвевшим только потом понял - такое бывает после того, как настал самый
сладостный момент любви.
Боже ты мой, подумал Герасимов, а не берет ли он их всех тут своей
мужичьей силой?! Если уж государыня ему руку целует при всей псарне, если
Вырубова возле него будто собачонка приваженная куском окорока, коли и эта
лицом растекается, тогда уж ничего не поделаешь, тогда Распутин всех
захомутал - с бабами никто не справится если они почувствовали сладость, это
поверх них это - навсегда. Вот откуда здесь ко мне такая неприязнь, понял он
наконец, вот откуда ноги растут: Распутин знает, как я на него вел охоту,
когда он дох во дворе великого князя! Господи как же об этом Петра
Аркадьевича-то упредить?! Он ведь ни об чем не догадывается! Ну и дела ну и
держава! Не зря Курлов об Распутине только в превосходных тонах выражается!
Не он ли его сюда транспортировал?!
Когда Дедюлин распахнул перед Столыпиным двери царского кабинета тот
удивленно оглянулся никого не было пусто. Дедюлин мистически исчез.
- Петр Аркадьевич, - услыхал Столыпин жесткий голос государыни, женщина
шла ему навстречу появившись из соседней комнаты. - Как я рата что вы
пребываете в допром здравии... У меня к вам личная просьба. Я не могу быть
спокойна са священную жизнь государя-императора, пока вашим помощником по
секретной полиции не станет генерал Курлов... Мне гофорили, что вы
относитесь к нему скептически, но, думаю, после моей к вам просьбы вы
перемените свое мнение о нем... Пудьте снисходительны ко мне, как к
матери...
Столыпин, заранее приготовивший себя к тому, чтобы отказать царю,
разговора с Александрой Федоровной не ждал совершенно. Если в беседе с
Николаем он был намерен спросить, чем его величество перестал устраивать
Герасимов, победивший бомбистов, отчего надо менять высококомпетентного
специалиста на дилетанта, расстрельщика первомайской демонстрации в Минске,
то с матерью, которая обращалась к нему с просьбой, Столыпин спорить не мог.
- Ваша просьба для меня свята, - ответил Столыпин, проклиная себя за
врожденную уважительность к женщинам. - Мне далеко не просто ответить вам
согласием, ваше величество, но, увы, разум не может не подчиниться чувству.
И в это как раз время в кабинет вошел царь.
- Ах, родной, - сказала государыня, - Петр Аркадьевич только что
утвердил назначение генерала Курлова сфоим помощником...
- Благодарю, - кивнул государь Столыпину без улыбки. - Тронут, что вы
правильно поняли ее величество.
- Я, однако, хочу оставить за собою право распорядиться судьбою
генерала Герасимова, - сказал Столыпин, чувствуя, что снова начинает
мучнисто бледнеть; понял, какой спектакль поставила августейшая семья:
сам-то стоял за дверью, подслушивал! Сказать кому - не поверят!
- Конечно, конечно, - сказала государыня. - Мы помним об нем...
- В таком случае я сейчас же подготовлю рескрипт о назначении
Герасимова начальником департамента полиции. Его надо отблагодарить за ту
службу в столице, которую он столь блистательно продемонстрировал в
годину... беспорядков, - Столыпин хотел сказать "революции", но вовремя
понял, что делать этого никак нельзя; царь рассердится, "не было революции";
сейчас надо тащить свое, любым путем, но только б сохранить генерала во
главе секретной службы, ради этого можно пойти на унижение...
Царь поднял ищущие глаза на государыню, - без нее ответить не решался,
видно, этот именно вопрос здесь обсуждали не один день, готовились загодя,
со всей тщательностью.
- Ах, ну зачем же его так обижать, - сказала государыня. - Он
заслуживает большего, чем возглавлять департамент. Пусть уж все это курирует
Курлов... Надо же, наконец, развязать вам руки в главных вопросах управления
правительством под скипетром его величества... Мы знаем, как вы привязаны к
Герасимову, вот и назначьте его генералом для особых поручений при
премьер-министре России, очень престижно, иного, выхода мы не видим...
Извините, Петр Аркадьевич, я должна вас оставить, - дети... Надо проферить
уроки, такие балофни, строгость и еще раз строгость, в этом будущее русской
педагогической науки...
С этим Александра Федоровна и вышла.
- Ваше величество, - медленно сказал Столыпин, проводив взглядом
царицу: в последнее время ее походка сделалась нервическою, будто у
молоденькой институтки, сильно похудела, но лицо из-за этого сделалось еще
более красивым, каким-то дерзостным даже. - Ваше величество, - повторил он,
- я не мог отказать государыне в ее просьбе. Но, я думаю, вы согласитесь со
мною: проблемами секретной полиции в компетенцию которой входит охрана
августейших особ, не может заниматься дилетант. Пройдут годы пока генерал
Курлов поймет всю тонкость этого дела... Соблаговолите подписать рескрипт о
назначении Герасимова начальником полиции... Все равно он будет под
Курловым, полностью подотчетен...
- По-моему, ее величество высказалась обо всем достаточно определенно,
Петр Аркадиевич. Извините, что я задержался и не смог вам сказать всего
этого сам.
Столыпин почувствовал предобморочную усталость - оперся о стул и тихо
произнес:
- Ваше величество, позвольте мне поставить перед вами еще один вопрос?
Царь рассеянно глянул на бронзовые настольные часы:
- Если этот вопрос не требует предварительной проработки, я готов
ответить.
- Моя деятельность в качестве премьер-министра и управляющего
министерством внутренних дел устраивает ваше величество? Я очень устал,
прошедшие три года дались мне достаточно трудно, быть может, вам угодно
освободить меня от отправления моих обязанностей?
Обсуждая с женою предстоящий разговор с премьером (настоял на этом
Распутин: "Санька (15) не друг мне, он мне станет мешать глядеть за
масеньким (16), он мне поперек путя стоит, а Паша (17) без хитрости, он
предан вам до гроба, такой про себя не думает, он только об вас думает и об
державе"), царь задал Александре Федоровне именно такой вопрос, какой только
что поставил Столыпин.
- Нет, - ответила тогда государыня, - его сейчас нельзя увольнять. Тебя
не все одопрят. Все эти мерзкие Гучковы и Милюковы во всем следуют за ним.
Пусть Курлов войдет в курс дела, пусть они станут друк против друка, - это
их дело. Будь арбитром. Мы над ними. Дай сосреть нарыву.
- Думаю, вы еще не все сделали для империи, Петр Аркадиевич, - ответил
царь. - Если же чувствуете, что очень устали, я не буду возражать против
вашего отпуска. Он вполне заслужен. А потом - с новыми силами - за дело.
Благодарю вас, я не хочу более задерживать вас.
Когда Столыпин в лицах рассказал Герасимову о том, что произошло, тот
лишь вздохнул:
- Мы в засаде, Петр Аркадьевич. В форменной засаде. И флажки по лесу
развесил Распутин. Столыпин не сразу понял, о ком идет речь.
- Какой Распутин? О ком вы?
- О конокраде Гришке Распутине...
- При чем здесь он? - Столыпин недовольно поморщился. - Все обстоит
совершенно иначе.
- Ничего иначе не обстоит, - сердито возразил Герасимов. - Ему
государыня при людях руку целует. Здесь, в Царском. В церкви.
- Что?! - Столыпин повернулся к Герасимову, как на шарнирах. - Что?!
- То самое, Петр Аркадьевич Пока вые августейшей семьей бились, я у
госпожи Дедюлиной чаи распивал. Информация из первого источника. Словом, мы
опоздали. Распутин совершил дворцовый переворот.
В охране Герасимов сразу же открыл свои особый сейф, где хранились
папки с делами самых его доверенных агентов, сунул их в портфель, потом
выгреб другие бумажки, - дома будет разбираться никаких следов остаться не
должно - и в тот же день встретился с двумя агентами, не внесенными ни в
какие списки, сказав каждому:
- На ваше усмотрение: либо продолжаете работать с новым шефом, это
генерал Курлов шваль, и проходимец, или же уходите из охраны раз и навсегда,
до тех пор, пока я не приглашу. Вот ваши формуляры, при вас их сожгу в
камине, чтоб никаких следов.
Оба попросили формуляры сжечь при них, отказавшись от работы с новым
шефом.
Вечером Герасимов вызвал кавказца из Баку и эстонского боевика, просил
встретиться не на конспиративной квартире, а в номерах "Европейской", словно
чувствуя, что, как только будет подписан рескрипт о назначении Курлова и о
его, Герасимова, "повышении", новый товарищ министра внутренних дел и шеф
