лежал, не в силах встать на ноги, кисти рук и лодыжки стертые в кровь
массировал старый поселенец Мацей, варшавянин.
Когда поднялся Игорь Каргин меньшевик, сосланный сюда, в Бельское
(триста верст за Красноярском) еще в пятом сказал, что на опушке возле
кладбища захоронен Петрашевский, могила заросла бурьяном, вот-вот исчезнет с
лица земли, какая уж тут память о героях?!
Дзержинский с товарищами работал четыре дня, могилу восстановил,
предложив водрузить на ней столб - копию с того к которому был привязан
Петрашевский на Семеновском плацу.
В тот же день урядник отправил донос в Красноярск, требуя убрать поляка
деятельность которого, не успел еще поселиться толком, "есть проявление
дерзости смутьянства и подстрекательства темных мужиков к неповиновению
властям, что выразилось в уходе за могилой государственного преступника и
масона, некоего Петрашевского".
За это Дзержинский был переведен еще дальше в тайгу на север.
Оттуда и бежал.
ЗАГОВОР
Вернувшись из Пятигорска (нет курорта более прекрасного!) Герасимов
ощутил давно забытое чувство счастья, будто что отвалилось в душе словно
какая-то тяжесть исчезла - ходилось легко думалось весело, даже отчаянно
казалось, что не сорок девять сравнялось а только-только стукнуло двадцать.
В день приезда заехав на квартиру, позвонил Пашеньке Эдмэн из
кордебалета, пригласил поужинать в загородном "Ливерпуле", прекрасная кухня
хорошие вина, знакомых рож нет, все больше иностранные торговцы и сибирские
промышленники вернулись домой в третьем часу нежно ласкали друг друга,
Пашенька клялась что никого еще так не чувствовала, утром пили кофе потом
Пашенька прикоснулась к его лбу своими нежными губами и сказав, что будет
ждать звонка побежала на репетицию.
Лишь после этого Герасимов отзвонил к себе, в канцелярию Столыпина а уж
потом скорее руководствуясь привычкой чем надобностью соединился с
департаментом Виссарионов сердечно его поприветствовал осведомился как
прошел отпуск на вопрос о новостях ответил, что в империи наступила пора
благодати, и выразил убеждение что в самое ближайшее время "милый Александр
Васильевич найдет время, чтобы вместе попить чайку".
Затем Герасимов отправился на встречу со своим маклером, обменялись
новостями, и только поздно вечером ему удалось заглянуть на личную
конспиративку, где жил мифический "присяжный поверенный".
Прочитав письма Петрова он поразился их тону и отправился на квартиру к
подполковнику санкт-петербургской охранки Доброскоку.
Раздевшись в тесной прихожей доброскоковской квартиры, Герасимов в зало
не вошел (там музицировали жена с дочерью) и просквозил в узенький словно
пенал, кабинетик.
- Что слышно о хромом? - сразу же спросил Герасимов, снимая дымчатые
очки: по дороге к Доброскоку трижды проверился, два раза поменял извозчика,
теперь надо быть аккуратным, - один неверный шаг - и погибель.
- Вернулся, - ответил Доброскок. - Я встречался с ним. Он в ужасном
состоянии. Что случилось, не открывает... Ждет встречи с вами.
- Ваши предположения?
- Боюсь, не попал ли он в бурцевский переплет.
- Почему Виссарионов не отправил к нему на связь Долгова?
- Что, не понятно?
- Против меня затеяли игру?
- Именно так.
- Где вы с ним увидались?
- Слух прошел, что он здесь... Ш-ш-ш, полная секретность, но от меня
разве утаишь... Словом, я нашел его в "Метрополе", перехватил утром в толпе,
утащил от филеров в подворотню, там у меня проходной ход отработан... А за
ним, помимо наших, эсеровский Бартольд смотрит... Исхудал хромой еще больше,
нервен, как дама в известные дни, пришлось даже прикрикнуть на него, не
помогло. "Выдвигаю ультиматум: или Герасимов со мной увидится, или пусть
пеняет на себя".
- Что ответили?
- Сказал, что на днях вернетесь... Свяжусь... Доложу...
- Хм... Вот что, Иван Васильевич... Войдите-ка с ним в контакт не
сегодня, так завтра... И попросите его написать письмо на мое имя, чтоб я
мог с документом обратиться к Курлову... Основание нужно для встречи, иначе
рискованно...
- Они вам откажут, Александр Васильевич... И Курлов откажет, и
Виссарионов...
- А Карпов? Все-таки я его своим преемником назвал. Неужели и этот
лишен чувства благодарности?
- Нет, он человек совестливый, но сейчас крутые времена пошли...
Курлов, словно конь, роет копытом... Виссарионов с ним во всем заодно...
- Мне нужно письмо, - упрямо повторил Герасимов. - Пусть Курлов
откажет...
Достал из кармана портмоне, отсчитал пятьдесят рублей, - помнил, что
Доброскок из осведомителей, зазря не рискует:
- Найдите кого из наших стариков, прикройте спину, пусть они будут с
вами постоянно. А это, - он достал тысячефранковую банкноту, - для подарка
дражайшей половине, вам ее вкусы известны, вы и поднесите.
Доброскок посмотрел на Герасимова восторженно:
- Что за счастье с вами работать!
- Мы еще не работаем, - ответил Герасимов, посуровев. - Мы готовимся.
Работа начнется, когда я получу письмо...
"Милостивый государь, поскольку я был брошен известными вам людьми на
произвол судьбы в Париже, необходимость нашей встречи не нуждается в
разъяснении. В случае, ежели вы от нее откажетесь, всю ответственность за
последующие события вам придется нести перед Богом и вашей совестью, коли
она в вас сохранилась.
Южный".
С этим письмом Петрова, позвонив предварительно своему преемнику,
полковнику Сергею Георгиевичу Карпову, генерал и отправился в свой бывший
кабинет, столь дорогой его сердцу.
Карпов принял его дружески, хотя, как и Виссарионов, старался не
смотреть в глаза, был излишне экзальтирован, расспрашивал о здоровье,
отдавал ничего не значившие сплетни, - никаких имен, ни одного упоминания о
новых, делах, будто с каким бомбистом говорил - перед началом вербовочной
беседы.
Герасимов тем не менее ответил на вопрос о здоровье, однако, когда
Карпов - сразу же после обязательно-протокольных пробросов - начал
извиняться, ссылаясь на то, что вызывает Виссарионов, генерал остановил его
достаточно приказно:
- Погодите, полковник. Надо обсудить дело, которое известно Петру
Аркадьевичу... Вы, полагаю, помните Петрова?
- Ну как же, слыхал...
- Нет, вы не только слыхали о нем, Сергей Георгиевич. Вы им
занимаетесь. И я говорю сейчас не только от своего лица. Что вы намерены
сообщить мне для передачи Столыпину?
- Александр Васильевич, - чуть не взмолился Карпов, - не ставьте меня в
жуткое положение! Мне запрещено говорить с вами о Петрове!
Герасимов удовлетворенно кивнул, подумав, что на провинциала, только
три месяца как переселившегося в столицу, употребление фамилии премьера без
обязательных титулов не могло не произвести нужного впечатления.
- Кем запрещено, Сергей Георгиевич?
- Генералом Курловым.
- А Виссарионов?
- Он также рекомендовал мне не вступать с вами в разговоры по поводу
Петрова. Мне поручено вести "Южного" совершенно самостоятельно.
Герасимов снова кивнул и, достав письмо Петрова, привезенное
Доброскоком, попросил.
- Приобщите к делу, Сергей Георгиевич, пригодится.
Тот пробежал текст и обхватил голову руками:
- Бред какой-то! Ну, отчего мы с вами не можем вести его вдвоем? Кому
это мешает?
- А вы как думаете? - спросил Герасимов и, не дожидаясь ответа,
поднялся, кивнул и вышел из кабинета.
В два часа ночи, после того как Герасимов доложил Столыпину дело и
получил от премьера устную санкцию на работу, Доброскок вывел Петрова из
"Метрополя" проходными дворами, посадил на пролетку и отвез на квартиру,
снятую им на Пантелеймоновской улице.
Герасимов обнял Петрова, который как-то обмяк в его руках, спина,
однако, оставалась напряженной; ощутил легкий запах алкоголя, хотя помнил,
что раньше агент никогда ни водки, ни финьшампаню не пил, кивнул на
Доброскока: "это друг, верьте ему, как мне, если со мною что-либо случится,
он спасет вас", сказал подполковнику, чтоб тот вернулся через три часа, и
повел позднего гостя к столу, накрытому наспех, ветчина, сыр, копченая рыба
и две бутылки - водка и ликер (отчего-то вспомнил Азефа, попросил привезти
"шартрез").
- Ну, рассказывайте, - сказал он, усадив Петрова напротив себя.
- О чем? - спросил тот каменно.
- О том, как провалились, - ответил Герасимов, вздохнув. - По вине
новых начальников имперской полиции... Хоть и я с себя ответственности не
снимаю.
- Если знаете, чего ж спрашиваете?
- Чтобы найти единственно верный выход. Помните пословицу: "И волки
сыты, и овцы целы"? Вот и будем считать это отправным посылом в нашей
задачке. Кого поручили убить?
- Вас.
- Савинков? - сразу же просчитал Герасимов, поэтому и спрашивал-то
утверждающе, Бурцев вне террора, значит, Петровым занимались боевики, хоть
там и смута, безвластие, но крепче фигуры, чем Борис Викторович, нет.
- Коли известно, зачем спрашивать?
- Спрашиваю для того лишь, Александр Иванович, чтобы спасти ваше
честное имя для социалистов-революционеров.
- Это как понять?
- Да так и понимайте. Вы динамитом должны меня поднять?
- И это знаете?
- Если б иначе, могли здесь пристрелить, небось мой браунинг с собою
таскаете?
- Отдать?
- Отдайте. Я вас вооружу "бульдогом" понадежнее, американцем, у них
калибр шальной, печень вырывает. - И, повернувшись к Петрову спиной,
Герасимов неторопливо двинулся к шкафу, куда заранее положил
"смит-и-вессон", каждый шаг давался с трудом, Петров истерик, куда его
поведет, черт знает, засандалит промеж лопаток, и прощайте, родные и
близкие!
Он считал про себя, принуждая не торопиться, на "семь" понял, что
Петров стрелять не будет, достал "бульдог" и только после этого, держа в
руках оружие, обернулся.
- Это понадежней, а?
- Вы не боялись, что я убью вас, Александр Васильевич? - Петров сидел с
мокрым от пота лицом.
Герасимов понял, что любую ложь, даже самую точную, Петров сейчас
поймет, поэтому ответил:
- Только когда я досчитал до семи и вы не выстрелили, я понял, что
останусь в живых...
- Очень хорошо, что вы мне честно ответили.
Я по вашей спине видел как вы нервничали. Она у вас окаменевшая была,
вы только ногами двигали.
- Ну а почему же Борис Викторович решил поднимать меня динамитом?
- Не вас одного.
- А кого еще?
- Курлова, Виссарионова, Карпова. И вас
- Плохо у Бориса Викторовича с информацией, - усмехнулся Герасимов
наливая себе водки, глянул вопрошающе на Петрова, выпьет ли.
- Да, с удовольствием, - сразу же поняв, ответил хромой. - Я много пью
и это прекрасно Александр Васильевич... Опьяняться надо чем угодно, только б
избежать рабства времени и жизни, - любовью вином, красотою доброты...
- Шарль Бодлер, - кивнул Герасимов. - Савинков, довольно часто приводит
эти строки французского террориста и гения...
Лицо Петрова мученически сморщилось - удар пришелся в солнечное
сплетение, честолюбив парень сейчас снова в нем все против Савинкова
поднимется, так и надо это именно и угодно задумке.
- Будьте вы все прокляты сказал Петров и выпил водку медленными
ликующими глотками.
Пьет, как Савинков отметил Герасимов с ним еще работать и работать
страшно сказать, но я допускаю, что он сейчас играет спектакль, поставленный
Борисом Викторовичем поглядим, чья возьмет.
