голубенькую бумажку.
Никандров разорвал полоску шершавой бумаги трясущимися руками и
прочел: <Какой помощи вы от меня ждете? Отвечайте через месяц, сейчас я
уезжаю в Берлин. Бленер>.
ДЕЛО, КОТОРОМУ СЛУЖАТ
__________________________________________________________________________
Дверь трехкомнатного люкса открыл секретарь Маршана - громадный,
жилистый Робер Вилла, полуитальянец, боксировавший в молодости за сборную
Марселя.
- Кто вы? - настороженно спросил Робер.
- Доложите господину Маршану, что его хочет видеть по срочному делу
брат его московского дяди...
- Какого дяди?
- Он знает.
- Позвольте обыскать вас! - сказал Вилла и, не дожидаясь разрешения,
быстро, словно падая на Романа, провел ладонями по всем его карманам.
Маршан вышел через минуту: маленький, пухленький, видимо, после
дневного сна, в шелковой старомодной пижаме, надетой поверх старого,
кое-где заштопанного свитера.
- С кем имею честь? - спросил он.
- Я хочу говорить с глазу на глаз...
- Не вижу нужды. У меня нет секретов от моего помощника.
- Я - брат Якова.
- Какого Якова?
- Того самого... Шелехеса.
- У вас есть доказательства, что вы брат Якова?
- Да.
- Как вас зовут?
- Федор.
- Это вы служите в...
- Да, - перебил его Роман. - Это я там служу. Поэтому сделайте
исключение и поговорите со мной наедине.
- Робер, мы поговорим в кабинете...
Когда они остались одни, Маршан, предложив Роману сигару из
деревянного ящичка, спросил:
- Как Ося? Где он сейчас? В Питере?
- Вы прекрасно знаете, что Ося в Иркутске, - ответил Роман. - И чтобы
нам побыстрее закончить все формальности - проверка мандатов и все такое
прочее, - я захватил с собой несколько фотографий и мой паспорт, под
которым я здесь живу как гражданин Бельгии.. Я здесь работаю - вы
понимаете, на кого я здесь работаю... Вот посмотрите, - и он положил перед
Маршаном пачку фотографий и свой паспорт.
Маршан неторопливо достал из кармана своей тяжелой шелковой пижамы
лупу, внимательно изучил фотографии - не монтаж ли, так же внимательно
изучил паспорт и сказал:
- Но брат, вероятно, говорил вам, Федор Савельевич, что я далек от
политики и в грязные авантюры никогда не влезал. Да и вы, думается, не
станете менять профессию разведчика на зыбкое дело торговца
бриллиантами...
- Господин Маршан, мой брат арестован ЧК.
- Боже мой! Когда?
- Неделю тому назад.
- Это серьезно?
- Боюсь, что да.
- Несчастный Яков... Но я не понимаю, за что его могли арестовать? Он
же честнейший человек! Я убежден, что суд оправдает его! Я готов дать
письменные показания в его пользу: мы соприкасались по работе до
переворота, и ваш брат всегда отличался отменной честностью.
- Спасибо, - ответил Роман, - я признателен вам за столь лестную
оценку деловых качеств брата, господин Маршан... Но дело значительно
серьезнее, чем вам кажется... Якова арестовали из-за посылки Огюсту, -
сказал он, достав из кармана пачку фотографий, сделанных судебным
фотографом как материал, приобщаемый к делу, - здесь рукой Якова написан
адрес... Вам этот адрес знаком?
- Нет, - ответил Маршан и перестал улыбаться той своей легкой, чуть
насмешливой улыбкой, которая не сходила с его лица с начала разговора, -
увы, незнаком.
- Тогда каким же образом я проследил маршрут Огюста к вам? Моего
брата обвиняют в связях с вами, но конкретных данных в Москве нет: я их
получил здесь сам, по своей инициативе...
- Тогда торопитесь. Надо отправить эти данные в Москву, их ждут ваши
сослуживцы в ЧК, товарищ Шелехес.
- Их там очень ждут, - согласился Роман, - но, пожалуйста, на будущее
- никогда и нигде не называйте меня по фамилии.
- Я избегаю совершать то, что грозит мне горем, но подчас забываю это
делать по отношению к тем людям, с которыми меня сводит жизнь. Простите
меня...
- Вы не всегда избегали совершать то, что вам грозит горем, Маршан.
Вы понимаете, что, если ЧК получит данные о том, какие посылки Огюст
получает для вас из Гохрана, вы станете уголовным преступником у себя на
родине - по законам вашей, а не моей страны?
- То есть? - чуть поднял брови Маршан.
- Ну, если бы было доказано, например, что вам переправляют
бриллианты из казначейства Великобритании? Это было бы дурно для вас?
- Дурно? Это был бы конец! Имени! Чести! Фирме! Но что я могу
поделать, если я ошибался в человеке? Что я могу поделать, если Яков
Шелехес оказался жуликом и посылал бриллианты из Гохрана мсье Огюсту -
человеку, который несколько раз одолевал меня просьбами о странных сделках
и которого я не велю пускать на порог - отныне и навсегда. Надеюсь,
показаниям Вилла и моим нельзя не поверить?
- Можно не поверить...
- Нет. Нельзя не поверить, - легко усмехнулся Маршан.
- Можно, - упрямо повторил Роман. - Поскольку мой брат... в тюрьме и
ему грозит гибель... поскольку обвиняют его в экономической
контрреволюции, в том, что он срывал переговоры о покупке бриллиантов - в
частности, вашей фирмой, - я предпринял свои шаги. Огюст больше не живет
по своему адресу, а находится там, где мне это выгодно, мсье...
Маршан потер щеки, лицо его сделалось угрюмым и жестким, и улыбки на
нем не было.
- Вы пришли шантажировать меня?
- Я пришел спасать брата.
- Вы избрали странный способ для его спасения. Зачем вам
потребовалось изымать Огюста?
- Затем, чтобы он дал показания, когда, сколько раз и что именно он,
передавал вам от Яши.
- Эти данные совершенно достаточны для того, чтобы Якова Савельевича
расстрелять... А если бы это было у нас, в цивилизованном мире, -
гильотинировать.
- Разве я сказал, что собираюсь эти данные передавать в Москву?
- Не передавая их в Москву, вы нарушаете свой долг, вы преступаете
закон и становитесь изменником.
- Вам очень хочется, чтобы я передал эти данные?
- Нет, мне этого не хочется.
- Правильно. Репутация в вашем деле - основа успеха.
- В вашем тоже.
- Вот и уговорились: вы не трогаете мой долг, а я - вашу репутацию.
Теперь пропозиции ясны?
- Теперь - да. Но отчего вы не боитесь меня? Не меня, - он деланно
улыбнулся, - а хотя бы моего телохранителя?
- А почему вы думаете, что я не подстрахован?
- Хорошо. Ясно. Чего вы хотите?
- Единственно одного - сохранить жизнь Якову. Его обвиняют не только
в хищениях бриллиантов - это еще надо доказать; его обвиняют в том, что он
мешал Наркомвнешторгу заключать сделки на продажу бриллиантов и находился
в сговоре с вами - с самым мощным торговцем драгоценностями. Я хочу, чтобы
вы завтра же посетили Литвинова и выразили удивление, отчего Москва не
отвечает на три ваших письма, в коих вы предлагаете вступить в прямые
переговоры с Наркомвнешторгом на взаимовыгодных условиях. При нашей
бюрократии в версию трех писем могут поверить. Во всяком случае, в это
удобно поверить, когда в Гохране взяты почти все оценщики.
- И... Пожамчи?
- Конечно.
- В вашем предложении не сходится лишь мелочь: я действительно писал
в Москву, я предлагал торговые переговоры, но я называл в качестве
контрагентов Пожамчи и Шелехеса.
- Наоборот. Это подтверждает мою позицию. Наверняка Литвинов или
Старк осторожно пустят в вас шар: <Шелехес и Пожамчи уехали в командировку
- так что, видимо, вы, господин Маршан, решите дождаться их возвращения>.
- Ну отчего же, господин посол, я готов войти в контакт с
представителем любого компетентного русского ведомства, и не мое право
определять состав торговой делегации, просто в лице господ Пожамчи и
Шелехеса вы имеете высокого класса специалистов, - начал подыгрывать
Маршан, - которые смогли бы защищать интересы вашей страны...
- Ну вот и все, - устало сказал Роман и закрыл глаза. - И поскольку
теперь позиции Советской власти довольно сильны в Германии, туда послом
едет Крестинский, советовал бы называть разумные цены - немцы идут на
торговлю, а следом пойдут и англичане, поверьте слову, господин Маршан.
- Спасибо за информацию... Когда поедет в Берлин господин
Крестинский?
- Скоро, - ответил Роман, - и не думайте, что я буду торговать
секретами моей страны.
- И не надо! Разве можно предавать секреты своей страны? Последнее:
что с Огюстом? Он мне скоро понадобится...
- Когда вы заключите сделку с Москвой, он вернется.
- А если с ним что-либо случится?
- Кому он нужен? - медленно поднимаясь со стула, ответил Роман. - Мне
лишние скандалы не нужны.
- Вам придется из-за печальных обстоятельств с Яшей вернуться в
Москву? Или вы...
- А вот это уже мое дело.
<Маршан согласен начать немедленные переговоры с Наркомфином.
Даст цены европейского рынка. Яков пересылал бриллианты Маршану через
Огюста. Показания Огюста прилагаю. Р о м а н>.
<Революционный трибунал РСФСР под председательством Карклина,
при обвинителе Крыленко рассмотрел в открытом судебном заседании дело
о хищении бриллиантов и золота в Гохране РСФСР. Обвиняемых защищали
члены Московской городской коллегии правозаступников Муравьев,
Афанасьев, Гинцбург, Васильев, Грызлов.
Государственный обвинитель Крыленко потребовал для всех
обвиняемых высшей меры наказания - расстрела. Революционный трибунал
приговорил: Пожамчи, Шелехеса, Прохорова, Газаряна, Белова, Воронцова
(заочно) - к расстрелу, Оленецкую - к двенадцати годам, Левицкого - к
шести годам принудительных работ, Козловскую - к трем годам лишения
свободы (условно), Шмелькова - к двум годам принудительных работ,
Клейменову - к году лишения свободы (условно).
Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. По отношению к
Пожамчи, Шелехесу, Прохорову, Газаряну и Белову приговор должен быть
приведен в исполнение в течение 24 часов>.
<М о с к в а, В Ч К, Б о к и ю. Сегодня в совпосольстве
подписано соглашение с концерном Маршана на приобретение им
драгоценностей. Маршан перевел на счет торгового представительства
три миллиона долларов. Цена была предложена им в соответствии с
курсом антверпенской биржи. Подписано также особое соглашение на
посредничество: Маршан взял обязательство ввести наших представителей
на биржи Антверпена, истребовав для себя процент с оборота.
Р о м а н>.
Всеволод стоял, прижавшись лбом к стеклу. Моросил дождь. Встречный
ветер сбивал капли в маленькие ручейки, и они дрожали, словно ртуть,
прокладывая свои неведомые дороги, жались к ржаво-зеленой раме. Иногда по
крыше вагона раскатисто прогрохатывало, будто кидали горох: это поезд
проходил узкую, сероватую полосу ливня.
А потом, как чудо, поезд вынырнул в солнце, вспыхнула бело-красная
радуга над васильковым, давно не паханным полем.
<Сразу отца в охапку, - думал Всеволод, радуясь близкой
осуществимости этой своей мечты, - и немедленно в Узкое>.
Они очень любили это место: дворец, построенный по проекту Паоло
Трубецкого. Отец в первый их приезд сюда подвел Всеволода к воротам в
поместье; было это на закате.
- Жди, - сказал он шепотом, - и смотри внимательно, сейчас будет
чудо.
Солнце медленно, тяжелыми рывками, опускалось. Оно ударилось об арку,
замерло на мгновение, потом стремительно стекло вниз и упруго заполнило
собой овал ворот, и было так несколько минут - плененное солнце, не
