Аргентины вопроса о допустимости открытия в Буэнос-Айресе русского
посольства, ряд правых депутатов по-прежнему выступают против;
семьюдесятью одним голосом против семнадцати палата депутатов выступила в
поддержку Гватемалы, которая начала борьбу против Британии за возвращение
ей Белиса, который был оккупирован англичанами начиная с тысяча семьсот
восемьдесят третьего года; сообщалось о дискуссиях в сенате Буэнос-Айреса,
прежде всего о благоустройстве итальянского района Палермо; решались
проблемы новых очередей метрополитена; много говорилось об исключительной
власти "Подер Экзекутива"' и его взаимоотношениях с районными
легислатурами; осторожно критиковался Центральный банк Республики; в
рисунках Сусаны Ликар рекламировались коротенькие юбочки; всячески
нахваливались вина марки "Того"; мебельная фирма "Сагатти" сообщала о
дешевой распродаже гарнитуров (гостиная - триста девяносто песо, спальня и
кабинет - девятьсот двадцать); писали о первой в истории Аргентины
выставке аэронавтики, организованной министерством авиации; сообщалось,
что отныне к о о п е р а т и в ы (Штирлиц не сразу понял, что именно так
портеньяс'' называют маленькие автобусы) будут ходить восемнадцать часов в
сутки; давали фотографию с церемонии подписания договора между министром
труда и призрения доном Хосе Мария Фрейре и руководством
североамериканской компании "Стандард электрик"; приводилось расписание
прямых рейсов теплоходов в Швецию, Англию, Бельгию, Норвегию, Голландию;
рекомендовался итальянский лайнер "Андреа Гритти"; приглашали посетить
гала-представление "Та-Ба-Рис", поставленное Викторио Карабатто при
участии звезды испанской эстрады Лассо Д'Аргаса, танцовщицы "новых ритмов
тропиков" Альба дель Ромераль и исполнительницы новых песен Вирджинией
Лэй; давался репортаж о "братском сотрудничестве рабочих и
предпринимателей" районов Тигре и Оливос; светская хроника о встрече
представителей синдикатов с Эвитой Перон печаталась под громадной шапкой:
"Рабочие не хотят ничего другого, кроме надежды на народный социализм!";
чаще всего встречались имена Перона, сеньоры Эвиты Дуарте де Перон и
военного губернатора провинции Буэнос-Айрес полковника Мерканте; взрослых
зрителей приглашали в кинотеатр "Альвеар" на фильм о сексуальных
преступлениях; рекламировалась картина "Мечты матери" с Мэри Андерсон в
главной роли; в театре "Астраль" шла премьера музыкального спектакля
Шандора, Гуррачаги и Портера "Пенелопа", в кинотеатрах "Американ",
"Аризона", "Атлантик", "Каталунья", "Эклэр", "Гран Сине Трокадеро",
"Либертадор", "Версаль", "Сан Тельмо" гремела лента "Ночь романтики";
сообщалось, что на скачках призы принесли Побретон под руководством жокея
Мернье и Проекто под управлением Батисты; футбольный клуб "Нуэва Чикаго"
со счетом три - два победил "Барракас сентраль".
_______________
' "П о д е р Э к з е к у т и в а" (исп.) - орган исполнительной
власти, созданный Пероном.
'' П о р т е н ь я с (исп.) - жители Буэнос-Айреса.
В отделе объявлений среди множества т е к с т о в Штирлиц остановился
на одном: "Доктор Хосе Оренья, профессор филологии и истории в отставке,
ищет компаньона, не моложе шестидесяти лет; предоставляет комнату со всеми
удобствами за весьма умеренную плату; от компаньона требуются эрудиция и
желание познать судьбу континента".
"Что касается эрудиции, не знаю, - подумал Штирлиц, - а вот желания
познать континент хоть отбавляй, тем более после знакомства с газетами: в
стране сотни тысяч немцев, приехавших сюда после разгрома Гитлера; Роумэн
считает, что в Кордове существует законспирированный центр бывших наци, но
ни в одной полосе, среди тысяч сообщений, ни одного упоминания немецкой
фамилии; трудно приходится цензорам, глаз да глаз..."
...Дон Хосе Оренья оказался очень высоким седоглавым стариком;
впрочем, назвать его "стариком" можно было лишь узнав, что профессору
семьдесят девять лет; лицо без морщин, ясные голубые глаза, крепкое тело,
великолепная осанка - больше пятидесяти не дашь, мужчина в расцвете сил.
- Почему вы первым делом назвали свой возраст? - поинтересовался
Штирлиц, представившись.
- Потому что мне нравится эпатировать собеседников, че'. Здоровая
старость - форма эпатажа. Мечтаю лишь о том, чтобы умереть здоровым: пусть
сердце остановится во сне, упаси всевышний от болезней... Меня несколько
смущает ваша национальность, дон Макс... Позвольте и я, в свою очередь,
задам вопрос: почему вы - с вашим-то испанским - представились мне
"гринго"?
_______________
' Ч е (аргент. жаргон) - человек, парень.
- Вам нужен компаньон... Начинать компаньонство со лжи? И потом я
хочу познать судьбу континента, действительно хочу... Очень не любите
американцев?
- Каждому в отдельности - симпатизирую, милые, доверчивые дети, а
всех вместе - боюсь. Какая-то слепая устремленность дела, сплошная
духовная бронированность... Что вас привело в Кордову, че?
- Я же сказал: желание познать судьбу континента... Я филолог, моя
специальность - немецкий и испанский языки, чуть-чуть понимаю
по-польски...
- Здесь неподалеку живет поляк, дон Эухенио Запаньский, вполне милый
человек...
- Кто по профессии?
- Ассенизатор. Прибыльное дело, в дерьме он открыл золотое дно... Где
учили немецкий?
- В Берлинском университете.
- Очень престижно. Кстати, университет в Кордове тоже был открыт в
семнадцатом веке, великолепная библиотека, удивительный архив, совершенно
не проработанный. Там есть целая подборка: "Немцы в Аргентине", однако
никому ни до чего нет дела, только бизнес, вернее, его зыбкая тень, погоня
за иллюзией. Женаты?
- Нет.
- И никогда не были?
- Нет.
- Значит, как и я, лишены счастья отцовства, че?
- Да, - чуть поколебавшись, ответил Штирлиц. - Лишен.
- Но у вас были дети? Просто вы их мало видели?
- Вы меня верно поняли.
- Вам неприятно об этом говорить, дон Макс?
- Горько.
- Сколько вам лет?
- Сорок шесть, дон Хосе.
- Выглядите значительно старше.
- Зато умру здоровым.
- Постучите по дереву, че.
Штирлиц прикоснулся к старинному столу, побарабанил по нему пальцами:
- Ничто так легко не угадывается, как возраст дерева.
- Возраст моды, - поправил профессор. - Дерево старше моды. Этот стол
начала девятнадцатого века, но дерево, я полагаю, вылеживалось лет
двадцать, лучшая чилийская порода... Кстати, искусство мебельного
производства здесь налаживали швейцарские и немецкие иммигранты... В
Кордове живет дон Клаус Манрат, потомок первых иммигрантов из Швабии,
лучший краснодеревщик континента...
Штирлиц кивнул, поинтересовался:
- Вы что предпочитаете в компаньоне: слушателя или развлекателя?
- Конечно, слушателя, - улыбнулся, наконец, Оренья. - Где вы
встречали старика, лишенного лихорадочного желания научить человечество
уму-разуму? Сколько сможете платить за комнату?
- Я бы не сказал, что я состоятельный "гринго", - ответил Штирлиц. -
Чем меньше, тем, конечно, лучше...
- Скажем, сто пятьдесят песо в месяц? Это вас устроит? Еду будем
готовить попеременно, через день. Рыба крайне дорога, не обещаю, а мясо у
нас самое дешевое в мире, на доллар можно купить килограмм, всего в два
раза дороже батона. Мясо, зелень, хлеб и вино. Устраивает, дон Макс?
- Еще как, дон Хосе!
- Идите осматривайте свою комнату, полагаю, она вам понравится. Но
прекраснее всего мое патио, здесь так прекрасно под солнцем, тишина и
пахнет спелым виноградом - даже весной. Если вас станут убеждать, что
виноград не имеет запаха, - не верьте, чушь и нежелание видеть окрест себя
прекрасное.
- Запах ощущают, профессор.
- Неверно. Ассоциативно вы видите громадную, светящуюся изнутри
желто-зеленую гроздь, угадывая на плодах капли дождя, они подобны следам
от слез на щеках загорелого карапуза, потерявшего мячик...
- Как вы прекрасно сказали... Это строка из хорошей поэзии...
- О, че, если б я обладал поэтическим даром! Каждый латиноамериканец
считает себя поэтом, и это главное заблуждение наших народов. Поэзия -
удел избранников, сладостная трагедия индивида.
- Я обязательно должен зарегистрироваться в полиции? - спросил
Штирлиц.
- Зачем? - профессор пожал плечами. - Если вы не контрабандист,
живите себе на здоровье, нет большей гнусности, чем общение с людьми в
мундирах...
Назавтра Штирлиц отправился в библиотеку университета, передал
хранителю архива дону Эрнандесу записку от профессора Оренья, получил
запыленные папки с документами, посвященными немцам в Аргентине, и
погрузился, наконец, в свое привычное, давно, впрочем, забытое состояние:
прикосновение к листам бумаги, испещренным словами, таящими в себе правду
и ложь - одновременно, ибо в каждом факте сосуществует истина и фантазия,
расхожее мнение и свидетельство очевидца.
В документации, подобранной, как показалось Штирлицу, весьма
квалифицированно, утверждалось - со ссылкой на секретные архивы
португальского двора, - что в команде Магеллана было много немцев, среди
которых выделялись Ганс Варгу (в корабельном журнале его называли "мастер
Ансе"; был командиром артиллерии на шхуне "Консепсьон") и помощник
капитана на "Виктории" Йорг. В сноске, написанной готикой, не
подтвержденной ссылкой на источники, подчеркивалось, что именно немец и
воскликнул ту знаменитую фразу, которая определила открытие Нового Света:
"Монте виде!" - что значит: "Вижу гору!" Отсюда - "Монтевидео", столица
Уругвая; обозначено немцем, им сюда и дорога!
Особенно много страниц - в связи с экспедициями в Южную Америку -
было уделено перечислению блюд в аристократическом дворе Нюрнберга:
"Впервые в Европе именно здесь в середине шестнадцатого века (1519-1525
годы) мы находим первое упоминание об американском "перце", "форели с
шафраном", "южных пряностях". Уже с конца пятнадцатого века немецкие купцы
из Равенсбурга Фуггер и Вельсер начали широкие торговые связи с Испанией и
Португалией. Якоб Фуггер вкладывал деньги в горные предприятия Тироля,
Венгрии, снабжал золотыми монетами папскую курию; именно он финансировал
избрание на императорский трон Карла Пятого (это стоило ему семь миллионов
золотых франков), именно он первым в Европе, утверждалось в документе,
начал последовательную южноамериканскую экономическую политику, именно ему
принадлежит концепция к о л о н и а л ь н о й торговли со вновь открытым
континентом.
Несмотря на то, что экспедиция в направлении Моллукских островов,
которую финансировали Фуггер и Вельсер, кончилась неудачей и Вельсер, не
пережив катастрофы, умер, племянник Антон продолжил дело Фуггера вместе с
испанцами; благодаря ему первый немец Ганс Брунбергер достиг берегов
Аргентины и основал здесь первую немецкую семью, - и было это в 1526 году!
Именно Антон Фуггер был первым европейцем, который начал освоение
индейского континента - от Чинчи в Перу до Магелланова пролива и Чили.
Трудно сказать, почему он расстался с конкистадором Писсаро в 1531 году;
может быть, не обладал столь железными нервами, как его покойный дядя? Это
вполне можно допустить, если пристально вглядеться в те его портреты, что
сделаны Гольбейном и Гансом Малером, - размытость форм рта вполне
предполагала в нем мягкость, невозможную для настоящего политика,
посвятившего себя открытию для нации нового, совершенно еще необжитого
континента. Антон избрал свой путь: он принял участие в открытии как
