смысла делать два, а то и три шага, но если и один-то человек довольно
слабо поддается посылам разума (а потому большую часть поступков в жизни
делает благодаря эмоциональным, порою совершенно слепым, импульсам), то
людская толпа живет чувством, логика противна ей, вступает в действие
неуправляемый, стадный инстинкт, особенно когда ситуация экстремальна, но
нет лидера и никто не выкрикивает сдерживающие слова команд.
Поэтому когда к воротам подошел такой же пыльный человек, как и те,
что стояли в очереди, и взялся за ручку двери, толпа змееподобно подалась
вперед, инстинктивно отсекая чужаку путь в то заветное, чего ждали все.
Если бы он подъехал на машине, был одет в костюм с галстуком, никто бы и
не шелохнулся: прошел представитель другого мира, какой-то инопланетянин;
разве им можно стоять в очереди? Она, эта молчаливая з м е я, нами
создана, нами управляема, нам одним и служит.
Однако человек сказал тем, кто п о т н о отжимал его от дверной
ручки, фразу на английском, из которой явствовало, что он - американец,
идет сюда по делу и к их ожиданию никакого отношения не имеет.
Английскому языку и напору, с каким была произнесена фраза,
подчинились, не стали даже кричать, чтобы человек показал паспорт; доверие
или, наоборот, ярость толпы рождается в первую секунду общения с чужаком,
с тем, что хочет б ы т ь сам по себе, независимым от неписаных законов
общности обездоленных. Если толпа поверила - все в порядке; нет -
разговоры бесполезны, не переубедишь, тут только пулеметы могут навести
порядок, слово - бессильно.
Человеку поверили, он открыл дверь и сказал солдату, стоявшему у
входа:
- Вице-консул ждет меня.
Но вице-консул его не ждал, да и не был он американцем, и пришел сюда
с тем же, с чем стояли люди в очереди: с просьбой о въездной визе. Однако
в отличие от тех, кто вошел в здание консульства, он не стал заполнять
множество страниц обязательных анкет, чьи вопросы казались
устрашающе-многозначительными, а обратился к белозубой секретарше с
вопросом, где он может найти второго вице-консула мистера Роберта Макайра.
- Но он не занимается въездными делами, - ответила девушка, - у него
совершенно иные вопросы.
- Я знаю, - ответил посетитель, - именно поэтому его и ищу.
Он действительно знал, что Макайр представляет в консульстве
организацию генерала Донована, ОСС. Он обязан был знать это, потому что
именно от этого человека зависела его дальнейшая жизнь, ибо информация -
мать успеха.
- Здравствуйте, - сказал он, войдя в маленький, без окон, кабинет,
где главными предметами, сразу же бросавшимися в глаза, были громадный
старинный сейф, мощный радиоприемник и кондиционер, врезанный во
внутреннюю дверь, которая вела в другие комнаты. - Позвольте
представиться... Я - Вальтер Кохлер, сотрудник абвера. Мне предписано
получить американскую визу, обосноваться в Соединенных Штатах и
организовать передачу военно-стратегической информации на гамбургский
центр организации моего шефа адмирала Канариса.
- А почему вы решили, что меня интересуют работники абвера? - спросил
Макайр, включая приемник. - Я занимаюсь вопросами культурного
сотрудничества между Штатами и Мадридом, вы, видимо, ошиблись дверью...
- Мистер Макайр, вашу фамилию я услышал в абвере, только поэтому и
решил обратиться к вам.
- Ну, знаете ли, - усмехнулся Макайр и, поднявшись из-за стола, начал
прохаживаться по комнате, не предложив Кохлеру садиться, - к нам приходят
десятки агентов абвера, сулят открыть секреты рейха, но мы их выставляем
за дверь, потому что они никакие не агенты, а самые обычные эмигранты,
стремящиеся любыми путями, как можно скорее попасть в Нью-Йорк.
- Но я пришел не с пустыми руками, - сказал Кохлер. - Я пришел с
доказательствами.
По-прежнему прохаживаясь по кабинету (Макайр таким образом силился
унять охватившее его волнение: ни разу, ни один человек пока еще не
приходил в консульство с такого рода признанием, он сказал неправду, но он
сказал ее умышленно, намереваясь з а т я н у т ь посетителя в беседу,
навязав ему свой ритм и стиль разговора; это же такое дело - если,
конечно, Кохлер говорит правду, - о котором через час узнают в Вашингтоне,
это такая операция, которая сразу же сделает его имя известным
администрации, путь наверх, к известности и карьере), вице-консул сказал;
- Ну что ж, давайте посмотрим ваши доказательства.
Они, эти доказательства, оказались абсолютными: Кохлер выложил на
стол микропленки с инструкцией по сбору передатчика, написанные
симпатическими чернилами позывные рации и время работы, а также рецепт для
производства такого же рода чернил на месте.
- Ну, хорошо, - сказал Макайр, отодвигая микропленку, - все это,
конечно, интересно, но какие деньги вам дали в абвере? Вы ведь не
рассчитываете зарабатывать в Штатах своим трудом на шпионскую
деятельность?
- Во-первых, она невозможна, потому что я - убежденный антифашист, -
ответил Кохлер. - Моя семья подвергалась преследованиям со стороны
нацистов за то, что я возглавлял церковную общину в Утрехте, и лишь
поэтому я сделал вид, что соглашаюсь на их предложение... Во-вторых, они
снабдили меня деньгами, - и он положил на стол шесть тысяч долларов.
Это был первый эмигрант, который предъявлял американцам такие деньги;
это и убедило Макайра окончательно в том, что ему в руки свалилась удача,
о которой он не смел никогда и мечтать.
- Покажите ваш паспорт, - сказал он.
- Пожалуйста, - ответил Кохлер.
Макайр пролистал ф а н е р у, бросил ее в письменный стол, открыв его
ловко, как кассир - конторку, куда сгребает серебряную мелочь, снова
походил по кабинету, а потом сказал:
- Сейчас мы начнем собеседование... Думаю, лучше, если мы сразу же
станем записывать ответы на вопросы... А в конце мы продумаем, как вам
сделать свое заявление... более убедительным, что ли...
- А в чем оно сейчас кажется вам неубедительным, мистер Макайр?
- Его неубедительность видится мне в его неподготовленности.
- То есть, - помог ему Кохлер, - вы хотите, чтобы ваши вопросы
подвели меня к признанию?
Макайр внимательно посмотрел на Кохлера, ничего не ответил, кивнул на
стул; тот аккуратно присел, сложив маленькие, пухлые руки на округлых
коленях.
- Вы предлагаете мне делать л и п у, - сказал Макайр, наконец. -
Зачем?
- Какую липу? - Кохлер вскинул руки. - О чем вы?! Я занимался
коммерцией, у меня в Утрехте был маленький ювелирный магазинчик, и пытался
иметь бизнес с американцами, я знаю, что вы всегда думаете о том, чтобы
выгоду получали обе стороны, что в этом плохого?! Вот я и предложил...
- Давно приняли католичество?
- Я всегда был католиком.
- А отец?
- Тоже.
- Он принял крещение?
Кохлер мелко засмеялся:
- Вы думаете, я еврей? Нет, я не еврей, просто я неплохой коммерсант,
мистер Макайр...
...Через два дня Макайр отправил в Вашингтон шифротелеграмму о том,
что он перевербовал агента абвера, который пришел именно к нему, поскольку
в гамбургском центре Канариса ему удалось получить информацию о том, что
наиболее сильным контрразведчиком в аппарате Донована, работающим на
Пиренеях, там считают именно Макайра.
Вскоре после этого Макайр вернулся в Штаты, был отмечен наградой и,
помимо других дел, которые ему поручил Донован, начал готовить
дезинформацию для Кохлера. Для этого он был командирован в Швейцарию, к
Аллену Даллесу, рассказал ему о перевербовке, тот был совершенно покорен
логикой, силой и жесткостью молодого коллеги, всячески его - в дальнейшем
- отмечал, ставя в пример молодым сотрудникам ОСС. Поддерживал он Макайра
также и потому, что тот стал любимцем директора ФБР Эдгара Гувера;
с т а р и к поручил своим п а р е н ь к а м, работавшим с Кохлером,
консультировать каждый свой шаг с Макайром, потому что "этот человек по
справедливости может считаться восходящей звездой нашей разведки".
Кохлер тем временем получил хороший номер в нью-йоркской гостинице, и
агенты ФБР начали - от его имени - гнать информацию на Гамбург. Оттуда
приходили радиограммы, полные благодарности, подчеркивалось, чтобы агент
соблюдал максимум осторожности, поскольку его работа вносит огромный вклад
в дело борьбы против американского финансового капитала, Уоллстрита и
большевистского интернационала Москвы.
Однако Кохлер обратился к своим шефам из ФБР и попросил их выполнить
то, о чем он уговорился с Макайром в Мадриде:
- Ни я, ни вы не знаете, - сказал он, - есть ли здесь другие агенты
абвера и СД. Я думаю - есть. А поскольку все они подобны скорпионам в
банке, я не чувствую себя в безопасности ни единого часа. Необходимо
прикрытие. Это гарантирует меня от выстрела в затылок. А потом такого рода
прикрытие поможет нам в оперативной работе: кто знает, может, кто из
агентов рейха клюнет на меня...
- Какого рода прикрытие вы имеете в виду? - спросили его люди ФБР
- Радиомастерскую в Нью-Йорке. Это совершенно логично с точки зрения
Канариса: агент, который гонит информацию из вражеского логова, пустил
корни и подстраховался легальной работой.
Люди ФБР обратились за консультацией к Макайру, потому что мнения в
окружении Гувера разошлись, часть сотрудников выступала против такого рода
комбинации, рискованно; однако Макайр поддержал Кохлера. Ему купили
радиомастерскую в Бронксе, бизнес пошел на лад, Кохлер совершенно не
интересовался тем, что гонят от его имени на абвер, веселился, куролесил,
но несколько раз так ловко оторвался от наблюдения, что в штаб-квартире
ФБР объявили тревогу; сняли ее лишь через восемнадцать часов - после того,
как голландец вернулся в отель, совершенно измученный, с синяками под
глазами; решили, что д о х у проституток, так, видимо, и было. На
самом-то деле был он не у проституток, а на связи с агентом абвера,
который был внедрен немцами на химическое предприятие, входившее в состав
концерна "Дженерал электрик".
Три раза он отрывался от наблюдения ФБР за два года его работы -
вплоть до апреля сорок пятого - и три раза получал информацию, носившую
чрезвычайный характер, связанную с атомным проектом.
Когда передовые части американской армии захватили архив абвера, люди
Даллеса сразу же начали исследование всех донесений немецкой агентуры,
которые были переданы из Соединенных Штатов и Канады на Гамбург.
Наиболее интересную информацию сразу же докладывали Даллесу - это
было в порядке вещей и не вызывало чрезмерной ревности Пентагона, потому
что к этому времени Аллен по справедливости считался самым знающим
человеком изо всех, кто был занят во время войны делами рейха.
Именно он и натолкнулся на странное несоответствие в радиограммах от
Кохлера: большая часть была зашифрована теми цифрами, которые голландец
передал Макайру (они были записаны симпатическими чернилами между строк в
молитвеннике, напечатанном на голландском языке); эти сообщения,
отправленные людьми ФБР, научившимися копировать почерк перевербованного
агента, рассказывали о том, какие части готовятся к отправке на континент,
о новых соединениях флота США, комплектующихся на Западном побережье, и о
том, кто из высших офицеров будет возглавлять те или иные дивизии.
Информация была вполне корректной, она не могла вызвать подозрений в
абвере. Однако те радиограммы, которые хранились в личном деле Кохлера с
грифом "О. В.", то есть "очень важно", были зашифрованы совершенно иначе,
