кофе - теперь с молоком. За те четыре года, что экономка прожила в доме
Штирлица, он ни разу не опаздывал к столу. Сейчас было уже восемь, а в
спальне царила тишина. Она чуть приоткрыла дверь и увидела, что Штирлиц и
малыш спали на широкой кровати. Мальчуган лежал поперек кровати, упираясь
пятками в спину Штирлицу, а тот умещался каким-то чудом на самом краю.
Видимо, он услыхал, как экономка отворила дверь, потому что сразу же
открыл глаза и, улыбнувшись, приложил палец к губам. Он говорил шепотом
даже на кухне, когда зашел узнать, чем она собирается кормить мальчика.
- Мне говорит племянник, - улыбнулась экономка, - что только русские
кладут детей к себе в кровать...
- Да? - удивился Штирлиц. - Почему?
- От свинства...
- Значит, вы считаете своего хозяина свиньей? - хохотнул Штирлиц.
Экономка смешалась, покрылась красными пятнами.
- О, господин Штирлиц, как можно... Вы положили дитя в кровать, чтобы
заменить ему родителей. Это от благородства и доброты...
Штирлиц позвонил в госпиталь. Ему сказали, что Анна Рошке умерла час
назад. Штирлиц навел справки, где живут родственники погибшего шофера и
Анны. Мать Фрица ответила, что она живет одна, очень больна и не имеет
возможности содержать внука. Родственники Анны погибли в Эссене во время
налета британской авиации. Штирлиц, дивясь самому себе, испытал затаенную
радость: теперь он мог усыновить мальчика. Он бы сделал это, если бы не
страх за будущее Генриха. Он знал участь детей тех, кто становился врагом
рейха: детский дом, потом концлагерь, а после - печь...
Штирлиц отправил малыша в горы, в Тюрингию, - в семью экономки.
- Вы правы, - посмеиваясь, сказал он женщине, - маленькие дети весьма
обременительны для одиноких мужчин...
Экономка ничего не ответила, только заученно улыбнулась. а ей
хотелось ему сказать, что это жестоко и безнравственно - приучить за три
недели к себе малыша, а потом отправить его в горы, к новым людям, -
значит, ему снова надо будет привыкать, снова обретать веру в того, кто
ночью спит рядом, укачивая, поет тихие, добрые песни.
- Я понимаю, - сказал Штирлиц, - вам это кажется жестокостью. Но что
же делать людям моей профессии? Разве лучше будет, если он станет сиротой
второй раз?
Экономку всегда поражало умение Штирлица угадывать ее мысли.
- О нет, - сказала она, - я отнюдь не считаю ваш поступок жестоким.
Он разумен, ваш поступок, господин Штирлиц, в высшей мере разумен.
Она даже и не поняла: сказала сейчас правду или солгала ему,
испугавшись того, что он снова понял ее мысли...
Штирлиц поднялся и, взяв свечу, подошел к столу. Он достал несколько
листков бумаги и разложил их перед собой, словно карты во время пасьянса.
На одном листе бумаги он нарисовал толстого, высокого человека. Он хотел
подписать внизу - Геринг, но делать этого не стал. На втором листе он
нарисовал лицо Геббельса, на третьем - сильное, со шрамом лицо: Борман.
Подумав намного, он написал на четвертом листке - "рейхсфюрер СС". Это был
титул его шефа, Генриха Гиммлера.
...Разведчик, если он оказывается в средоточии важнейших событий,
должен быть человеком бесконечно эмоциональным, даже чувственным - сродни
актеру; но при этом эмоции обязаны быть в конечном счете подчинены логике,
жестокой и четкой.
Штирлиц, когда ночью, да и то изредка, позволял себе чувствовать себя
Исаевым, рассуждал так: что значит быть настоящим разведчиком? Собрать
информацию, обработать объективные данные и передать их в центр - для
политического обобщения и принятия решения? Или сделать _с_в_о_и_, сугубо
индивидуальные выводы, наметить _с_в_о_ю_ перспективу, предложить _с_в_о_и
выкладки? Исаев считал, что если разведке заниматься планированием
политики, тогда может оказаться, что рекомендаций будет много, а сведений
- мало. Очень плохо, считал он, когда разведка полностью подчинена
политической, заранее выверенной линии: так было с Гитлером, когда он,
уверовав в слабость Советского Союза, не прислушался к осторожным мнениям
военных: Россия не так слаба, как кажется. Это так же плохо, думал Исаев,
когда разведка тщится подчинить себе политику. Идеально, когда разведчик
понимает перспективу развития событий и предоставляет политикам ряд
возможных, наиболее, с его точки зрения, целесообразных решений.
Разведчик, считал Исаев, может сомневаться в непогрешимости своих
предсказаний, он не имеет права на одно только: он не имеет права
сомневаться в их полной объективности.
Приступая сейчас к последнему обзору того материала, который он мог
собрать за все эти годы, Штирлиц поэтому обязан был взвесить все "за" и
"против": вопрос шел о судьбах Европы, и ошибиться в анализе было никак
нельзя.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ГЕРИНГ)
Военный летчик первой мировой войны, герой кайзеровской Германии,
Геринг после первого нацистского выступления сбежал в Швецию. Начал
работать там летчиком гражданской авиации, и однажды в страшный шторм он
чудом усадил свой одномоторный аэроплан в замке Роклштадт, там
познакомился с дочерью полковника фон Фока, Кариной фон Катцов, отбил ее у
мужа, уехал в Германию, встретился с фюрером, вышел на демонстрацию
национал-социалистов 9 ноября 1923 года, был ранен, чудом избежал ареста и
эмигрировал в Инсбрук, где его уже ждала Карина. У них не было денег, но
владелец отеля кормил их бесплатно: он был так же, как Геринг,
национал-социалистом. Потом Герингов пригласил в Венецию хозяин отеля
"Британия", и там они жили до 1927 года, до того дня, как в Германии была
объявлена амнистия. Менее чем через полгода он стал депутатом рейхстага
вместе с другими одиннадцатью нацистами. Гитлер баллотироваться не мог: он
был австрийцем. Карина писала своей матери в Швецию: "В рейхстаге Герман
сидит вместе с генералом фон Энном из Баварии. Рядом - много уголовных
типов из Красной Гвардии - со звездами Давида и с красными звездами, -
впрочем, это одно и то же. Кронпринц прислал Герману телеграмму: "Только
вы с вашей выправкой можете представлять германцев".
Надо было готовиться к новым выборам. Но по решению фюрера Геринг
ушел с партийной работы: он оставался только членом рейхстага. его
тогдашняя задача: наладить связи с сильными мира сего, - партия,
намеревающаяся взять власть, должна иметь широкий круг связей. По решению
партии он снял шикарный особняк на Баденштрассе: там принимал принца
Гогенцоллерна, принца Кобурга, магнатов. Душой дома была Карина:
обаятельная женщина, аристократка, она импонировала всем - дочь одного из
высших сановников Швеции, ставшая женой "героя войны", "борца",
"оппозиционера разложившейся западной демократии, которая не в силах
противостоять большевистскому вандализму".
Каждый раз перед приемом рано утром приезжал партайлейтер берлинской
нацисткой организации Геббельс. Он был связным между партией и Герингом.
Геббельс садился к роялю, а Геринг, Карина и Томас, ее сын от первого
брака, пели народные песни: в доме лидера нацистов не переносили
разнузданных ритмов американского или французского джаза.
Именно сюда, в особняк, снятый на деньги партии, пятого января 1931
года приехали Гитлер, Шахт и Тиссен. Именно этот шикарный особняк услышал
слова сговора финансовых и промышленных воротил с лидером
национал-социалистов Гитлером, призывавшим рабочих Германии "сбросить иго
коминтерновского большевизма и растленного империализма и сделать Германию
государством народа".
После рэмовского путча, когда в оппозицию к фюреру стали многие
ветераны, пошли разговоры:
- Геринг перестал быть Германом, он стал президентом... Он не
принимает товарищей по партии, их унизительно ставят на очередь в
канцелярии... Он погряз в роскоши...
Сначала об этом говорили вполголоса только рядовые члены партии. Но
когда Геринг в 1935 году построил под Берлином замок Каринхале, Гитлеру
пожаловались уже не рядовые национал-социалисты, а главари - Лей и
Заукель. Геббельс считал, что Геринг начал портиться еще в своем особняке.
- Роскошь засасывает, - говорил он. - Герингу надо помочь, он слишком
дорог всем нам.
Гитлер поехал в Каринхале, осмотрел этот замок и сказал:
- Оставьте Геринга в покое. В конце концов, он один знает, как надо
представляться дипломатам. Пусть Каринхале будет его резиденцией для
приема иностранных гостей. Пусть! Герман этого заслужил. Будем считать,
что Каринхале принадлежит народу, а Геринг только живет здесь...
Здесь Геринг проводил все время, перечитывая Жюля Верна и Карла Мэя,
- это были два его самых любимых писателя. Здесь он охотился на ручных
оленей, а по вечерам просиживал долгие часы в кинозале: он мог смотреть по
пять приключенческих фильмов подряд. Во время сеансов он успокаивал своих
гостей:
- Не волнуйтесь, - говорил он, - конец будет хорошим...
Отсюда, из Каринхале, после просмотра приключенческих фильмов, он
вылетал в Мюнхен - принимать капитуляцию Чемберлена; в Варшаву - наблюдать
расстрелы в гетто, в Житомир - планировать уничтожение славян...
В апреле 1942 года после налета американских бомбардировщиков на
Киль, когда город был сожжен и разрушен, Геринг сообщил фюреру, что в
налете участвовало триста вражеских самолетов. Гаулейтер Киля - Грохе,
поседевший за эти сутки, измученный, документально опроверг Геринга: в
налете принимали участие восемьсот бомбардировщиков, а "Люфтваффе" была
бессильна и ничего не смогла сделать для того, чтобы спасти город.
Гитлер молча смотрел на Геринга, и только брезгливая гримаса
пробегала по его лицу. Потом он взорвался:
- "Ни одна вражеская бомба не упадет на города Германии!"? - нервно,
с болью заговорил он, не глядя на Геринга. - Кто говорил об этом нации?
Кто уверял в этом нашу партию?! Я читал в книгах об азартных карточных
играх - мне знакомо понятие блефа! Германия не зеленое сукно ломберного
стола, на котором можно играть в азартные игры. Вы погрязли в довольстве и
роскоши, Геринг! Вы живете в дни войны, словно император или еврейский
плутократ! Вы стреляете из лука оленей, а мою нацию расстреливают из
самолетов врага! Призвание вождя - это величие нации! Удел вождя -
скромность! Профессия вождя - точное соотнесение обещаний с их
выполнением!
Из заключения врачей, прикрепленных к рейхсмаршалу, стало известно,
что Геринг выслушал эти слова Гитлера, вернулся к себе и слег с
температурой в сильнейшем нервном припадке.
Итак, в 1942 году впервые Геринг, "наци N 2", официальный преемник
Гитлера, был подвергнут такой унизительной критике, да еще в присутствии
аппарата фюрера. Это событие немедленно легло в досье Гиммлера, и на
следующий день, не испрашивая разрешения Гитлера, рейхсфюрер СС отдал
директиву начать прослушивание всех телефонных разговоров "ближайшего
соратника фюрера".
Впрочем, Гиммлер в течение недели прослушивал разговоры рейхсмаршала
уже после скандала с его братом Альбертом, руководителем экспорта заводов
"Шкода". Альберт, слывший защитником обиженных, написал на бланке брата
письмо коменданту концлагеря Маутхаузен: "Немедленно освободите профессора
Киша, против которого нет серьезных улик". И подписался - "Геринг". Без
инициалов. Перепуганный комендант концлагеря отпустил сразу двух Кишей:
один из них был профессором, а второй - подпольщиком. Герингу стоило
большого труда выручить брата: он вывел его из-под удара, рассказав об
этом фюреру как о занятном анекдоте.
