Штирлиц пошел в кабинет Холтоффа и просидел там до девяти часов,
слушая истерику астронома, арестованного местным гестапо в Ванзее.
- Неужели у вас нет глаз?! - кричал астроном. - Неужели вы не
понимаете, что все кончено?! Мы пропали! Неужели вы не понимаете, что
каждая новая жертва сейчас - это вандализм! Вы все время твердили, что
живете во имя нации! Так уйдите! Помогите остаткам нации! Вы обрекаете на
гибель несчастных детей! Вы фанатики, жадные фанатики, дорвавшиеся до
власти! Вы сыты, вы курите сигареты и пьете кофе! Дайте нам жить, как
людям! - Астроном вдруг замер, вытер пот с висков и тихо закончил: - Или
убейте меня поскорее здесь...
- Погодите, - сказал Штирлиц, - Крик не довод. У вас есть какие-либо
конкретные предложения?
- Что? - испуганно спросил астроном.
Спокойный голос Штирлица, его манера неторопливо говорить, чуть при
этом улыбаясь, ошеломили астронома, он уже привык в тюрьме к крику и
зуботычинам; к ним привыкают быстро, отвыкают - медленно.
- Я спрашиваю: каковы ваши конкретные предложения? Как нам спасти
детей, женщин, стариков? Что вы предлагаете для этого сделать? Критиковать
и злобствовать всегда легче. Выдвинуть разумную программу действий
значительно труднее.
- Я отвергаю астрологию, - ответил астроном, - но я преклоняюсь перед
астрономией. Меня лишили кафедры в Бонне...
- Так ты поэтому так злобствуешь, собака?! - закричал Холтофф.
- Подождите, - сказал Штирлиц, досадливо поморщившись, - не надо
кричать, право... Продолжайте, пожалуйста...
- Мы живем в году неспокойного солнца. Взрывы протуберанцев, передача
огромной дополнительной массы солнечной энергии влияют на светила, на
планеты и звезды, влияют на наше маленькое человечество...
- Вы, вероятно, - спросил Штирлиц, - вывели какой-либо гороскоп?
- Гороскоп - это интуитивная, может быть, даже гениальная,
недосказанность. Нет, я иду от обычной, отнюдь не гениальной гипотезы,
которую я пытался выдвигать: о взаимосвязанности каждого живущего на Земле
с небом и солнцем... И эта взаимосвязь помогает мне точнее и трезвее
оценивать происходящее на земле моей родины...
- Мне будет интересно поговорить с вами на эту тему подробнее, -
сказал Штирлиц. - Вероятно, мой товарищ позволит вам сейчас пойти в камеру
и пару дней отдохнуть, а после мы вернемся к этому разговору.
Когда астронома увели, Штирлиц сказал:
- Он в определенной степени невменяем, разве ты не видишь? Все
ученые, писатели, артисты по-своему невменяемы. К ним нужен особый подход,
потому что они живут своей, придуманной ими жизнью. Отправь этого чудака в
нашу больницу на экспертизу. У нас сейчас слишком много серьезной работы,
чтобы тратить время на безответственных, хотя, может быть, и талантливых
болтунов.
- Но он говорит как настоящий англичанин из лондонского радио... Или
как проклятый социал-демократ, снюхавшийся с Москвой.
- Люди изобрели радио для того, чтобы слушать. Вот он и наслушался.
Нет, это несерьезно. Будет целесообразно встретится с ним через пару дней.
Если он серьезный ученый, мы пойдем к Мюллеру или Кальтенбруннеру с
просьбой: дать ему хороший паек и эвакуировать в горы, где сейчас цвет
нашей науки, - пусть работает, он сразу перестанет болтать, когда будет
много хлеба с маслом, удобный домик в горах, в сосновом лесу, и никаких
бомбежек... Нет?
Холтофф усмехнулся:
- Тогда бы никто не болтал, если бы у каждого был домик в горах,
много масла с хлебом и никаких бомбежек...
Штирлиц внимательно посмотрел на Холтоффа, дождался, пока тот, не
выдержав его взгляда, начал суетливо перекладывать бумажки на столе с
места на место, и только после этого широко и дружелюбно улыбнулся своему
младшему товарищу по работе...
15.2.1945 (20 ЧАСОВ 44 МИНУТЫ)
"Стенограмма совещания у фюрера
Присутствовали Кейтель, Йодль, посланник Хавель - от министерства
иностранных дел, рейхслейтер Борман, обергруппенфюрер СС Фегеляйн -
посланник ставки рейхсфюрера СС, рейхсминистр промышленности Шпеер, а
также адмирал Фосс, капитан третьего ранга Людде-Нейрат, адмирал фон
Путкамер, адъютанты, стенографистки.
Борман. Кто там все время расхаживает? Это мешает! И потише,
пожалуйста, господа военные.
Путкамер. Я попросил полковника фон Белов дать мне справку о
положении "Люфтваффе" в Италии.
Борман. Я не о полковнике. Все говорят, и это создает надоедливый,
постоянный шум.
Гитлер. Мне это не мешает. Господин генерал, на карту не нанесены
изменения на сегодняшний день в Курляндии.
Йодль. Мой фюрер, вы не обратили внимания: вот коррективы
сегодняшнего дня.
Гитлер. Очень мелкий шрифт на карте. Спасибо, теперь я увидел.
Кейтель. Генерал Гудериан настаивает на вывозе наших дивизий из
Курляндии.
Гитлер. Это неразумный план. сейчас войска генерала Рендулича,
оставшиеся в глубоком тылу русских, в четырехстах километрах от
Ленинграда, притягивают к себе от сорока до семидесяти русских дивизий.
Если мы уведем оттуда наши войска, соотношение сил под Берлином сразу же
изменится - и отнюдь не в нашу пользу, как это кажется Гудериану. В
случае, если мы уберем войска из Курляндии, тогда на каждую немецкую
дивизию под Берлином будет приходиться по крайней мере три русских.
Борман. Надо быть трезвым политиком, господин фельдмаршал...
Кейтель. Я военный, а не политик.
Борман. Это неразделимые понятия в век тотальной войны.
Гитлер. Для того, чтобы нам эвакуировать войска, стоящие сейчас в
Курляндии, потребуется, учитывая опыт Либавской операции, по крайней мере
полгода. Это смехотворно. Нам отпущены часы, именно часы - для того, чтобы
завоевать победу. Каждый, кто может смотреть, анализировать, делать
выводы, обязан ответить себе на один лишь вопрос: возможна ли близкая
победа? Причем я не прошу, чтобы ответ был слепым в своей категоричности.
Меня не устраивает слепая вера, я ищу веры осмысленной. Никогда еще мир не
знал такого парадоксального в своей противоречивости союза, каким является
коалиция союзников. В то время, как цели России, Англии и Америки являются
диаметрально противоположными, наша цель ясна всем нам. В то время, как
они движутся, направляемые разностью своих идеологических устремлений, мы
движимы одним устремлением; ему подчинена наша жизнь. В то время, как
противоречия между ними растут и будут расти, наше единство теперь, как
никогда раньше, обрело ту монолитность, которой я добивался многие годы
этой тяжелой и великой кампании. Помогать разрушению коалиции наших врагов
дипломатическими или иными путями - утопия. В лучшем случае утопия, если
не проявление паники и утрата всяческой перспективы. Лишь нанося им
военные удары, демонстрируя несгибаемость нашего духа и неистощимость
нашей мощи, мы ускорим конец этой коалиции, которая развалится при грохоте
наших победных орудий. Ничто так не действует на западные демократии, как
демонстрация силы. Ничто так не отрезвляет Сталина, как растерянность
Запада, с одной стороны, и наши удары - с другой. Учтите, Сталину сейчас
приходится вести войну не в лесах Брянска и не на полях Украины. Он держит
свои войска на территории Польши, Румынии, Венгрии. Русские, войдя в
прямое соприкосновение ч "не родиной", уже ослаблены и - в определенной
мере - деморализованы. Но не на русских и не на американцев я сейчас
обращаю максимум внимания. Я обращаю свой взор на немцев! Только наша
нация может одержать и обязана одержать победу! В настоящее время вся
страна стала военным лагерем. Вся страна - я имею в виду Германию,
Австрию, Норвегию, часть Венгрии и Италии, значительную часть Чешского и
Богемского протектората, Данию и часть Голландии. Это сердце европейской
цивилизации. Это концентрация мощи - материальной и духовной. В наши руки
попал материал победы. От нас, от военных, сейчас зависит, в какой мере
быстро мы используем этот материал во имя нашей победы. Поверьте мне:
после первых же сокрушительных ударов наших армий коалиция союзников
рассыплется. Эгоистические интересы каждого из них возобладают над
стратегическим видением проблемы. Я предлагаю во имя приближения часа
нашей победы следующее: шестая танковая армия СС начинает контрнаступление
под Будапештом, обеспечивая таким образом надежность южного бастиона
национал-социализма в Австрии и Венгрии, и подготавливая выход во фланг
русским - с другой. Учтите, что именно там, на юге, в Надьканиже, мы имеем
сейчас семьдесят тысяч тонн нефти. Нефть - это кровь, пульсирующая в
артериях войны. Я скорее пойду на сдачу Берлина, чем на потерю этой нефти,
которая гарантирует мне неприступность Австрии, ее общность с итальянской
миллионной группировкой Кессельринга. Далее: группа армий "Висла", собрав
резервы, проведет решительное контрнаступление во фланги русских,
использовав для этого Померанский плацдарм. Войска рейхсфюрера СС, прорвав
оборону русских, выходят к ним в тыл и овладевают инициативой:
поддерживаемые Штеттинской группировкой, они разрезают фронт русских.
Вопрос подвоза резервов для Сталина - это вопрос вопросов. Расстояния,
наоборот, за нас. Семь оборонительных линий, укрывающих Берлин и делающих
его практически неприступным, позволят нам нарушить каноны военного
искусства и перебросить на запад значительную группу войск с юга и с
севера. У нас будет время: Сталину потребуется два-три месяца для
перегруппировки резервов, нам же для переброски армий - пять дней;
расстояния Германии позволяют сделать это, бросив вызов традициям
стратегии.
Йодль. Желательно было бы все же увязать этот вопрос с традициями
стратегии...
Гитлер. Речь идет не о деталях, а о целом. В конце концов, частности
могут быть всегда решены в штабах группами узких специалистов. Военные
имеют более четырех миллионов людей, организованных в мощный кулак
сопротивления. Задача состоит в том, чтобы организовать этот мощный кулак
сопротивления в сокрушающий удар победы. Мы сейчас стоим на границах
августа 1938 года. Мы слиты воедино. Мы, нация немцев. Наша военная
промышленность вырабатывает вооружения в четыре раза больше, чем в 1939
году. Наша армия в два раза больше, чем в том году. Наша ненависть
страшна, а воля к победе неизмерима. Так я спрашиваю вас - неужели мы не
выиграем мир путем войны? Неужели военный успех не родит политический?
Кейтель. Как сказал рейхслейтер Борман, военный сейчас одновременно и
политик.
Борман. Вы не согласны?
Кейтель. Я согласен.
Гитлер. Я прошу к завтрашнему дню подготовить мне конкретные
предложения, господин фельдмаршал.
Кейтель. Да, мой фюрер. Мы подготовим общую наметку, и, если вы
одобрите ее, мы начнем отработку всех деталей."
Когда совещание кончилось и все приглашенные разошлись, Борман вызвал
двух стенографистов.
- Пожалуйста, срочно расшифруйте то, что я вам сейчас продиктую, и
разошлите от имени ставки всем высшим офицерам вермахта...
"В своей исторической речи 15 февраля в ставке наш фюрер, осветив
положение на фронтах, в частности, сказал: "Никогда еще мир не знал такого
парадоксального в своей противоречивости союза, каким является коалиция
союзников." Далее... "
"КЕМ ОНИ МЕНЯ ТАМ СЧИТАЮТ?" (ЗАДАНИЕ)
(Из партийной характеристики на члена НСДАП с
1933 года фон Штирлица, штандартенфюрера СС (VI
отдел РХСА): "Истинный ариец. Характер
