С. (P.S. - Plastic Shoes) Джонсом. Его настоящее имя было Лорд Байрон
Джонс. Лет пять назад он закончил свою профессиональную карьеру, и се-
годня немногие помнят происхождение его забавной клички. В самом начале
века, будучи совсем юным, но уже очень ярким центровым, Джонс рекламиро-
вал по телевидению кроссовки на пластиковой подошве. Теперь этот факт
помнят лишь самые заядлые любители баскетбола, но даже людям далеким от
спорта этот чернокожий гигант хорошо известен под именем П.С.
Я хорошо помнил его спокойную, неторопливую речь, его мягкие, интел-
лигентные манеры. Абсурдность обвинения была совершенно очевидна. Я ко-
нечно понимаю, что во многих случаях факт изнасилования крайне непросто
доказать или опровергнуть. Изнасилование является, воможно, самым неяс-
ным преступлением. Но чтобы П.С. Джонс изнасиловал двух девочек-подрост-
ков!.. Впрочем, многие в это поверят, потому что П.С. Джонс - черноко-
жий. Поверят только по этой причине. Единственной, но достаточной.
Разумеется, это была провокация. Ясно, что кое-кто в Америке сегодня
заинтересован в том, чтобы обострить расовую проблему. Это можно было
предвидеть.
Интересно, что скажет теперь Ричард Рауш? Интуитивно я чувствовал,
что он тоже расист, но объективно ему было выгодно сказать сейчас прав-
ду. Заблуждаются те, кто считает, что политики всегда врут. Политики
всегда говорят то, что им выгодно в данный момент. Сегодня Рауш скажет
правду. Он должен будет сказать правду.
Но многие ли ему поверят? Послушают ли его белые? И, что не менее
важно, послушают ли его черные? Едва ли. Едва ли, потому что он уже до-
пустил политическую ошибку. Он обязан был предвидеть возможность подоб-
ной провокации и предсказать ее заранее. В этом случае сейчас никто не
поверил бы в виновность П.С. Джонса. Да и провокация, скорее всего, во-
обще бы не состоялась.
Странное дело - сейчас я рассуждаю почти как сторонник коммунистов. А
впрочем, что в этом странного? Разве идеи коммунистов не здоровее тех
дремучих инстинктов, которые пытаются разбудить в людях организаторы де-
ла П.С. Джонса? Поневоле засочувствуешь коммунистам!
Значит, топор войны вырыт опять! Опять пережидать острый расовый
конфликт. Опять ловить на себе ненавидящие или, наоборот, опасливые
взгляды белых прохожих. Опять обмениваться подчеркнуто солидарными улыб-
ками с незнакомыми черными.
Я на секунду представил себе, какая толкотня будет сегодня в World
Trade Center на пресс-конференции Эллиота фон Хрубера. Б-р-р! Никуда не
хотелось идти. Настроение было безнадежно испорчено.
А что если "заболеть"?! Отличная идея... Я ведь давно уже не болел.
Все мои шестнадцать дней за этот год в целости и сохранности... Набью
холодильник до отказа и буду сидеть дома... "Лечиться"... Жрать, пить
водку, смотреть телевизор... Я еще немного поразмыслил, и набрал номер
шефа. Послышались шесть длинных гудков, а затем включился автоответчик.
Громким шепотом я четко произнес:
- М-р Бергман! Говорит Ларри Левистер. У меня температура - 103, и
голос пропал. Считайте, что я взял персональные дни до вторника. Очень
сожалею. Пока!
Отлично! Теперь главное - не подходить к телефону. Пусть шеф думает,
что я напился чаю с медом и дрыхну. Конечно, шеф может обо всем дога-
даться, ну и черт с ним. В конце концов, я никогда этим не злоупотреб-
лял.
И я отправился в супермаркет. Там я купил десять банок куриного супа,
три фунта различных холодных закусок, банку кислой капусты, четыре ба-
ночки маринованных грибков, две пачки сосисок, огромный пакет красного
картофеля, три французских батона, а также пачку кофе, пять блоков сига-
рет и два ящика кока-колы. Затем я посетил еще два очень важных магазина
и приобрел галлон исландской водки, бутылку приличного шотландского вис-
ки и сто двадцать бутылочек "Карсберга".
Дома я разложил все это по местам, а затем поставил одну бутылку вод-
ки в морозильник, засунул в микроволновую печь две картофелины, бросил в
кастрюльку три сосиски, откупорил бутылочку "Карсберга" и включил теле-
визор.
Первое же, что я увидел на экране, было интеллигентное лицо П.С.
Джонса...
Глава 16. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ШАХМАТНЫЙ ТУРНИР
В РЕСТОРАНЕ АРКАДИЯ ПРАДЕРА
Пятого декабря 1895 года, за четверть часа до полудня, в ресторане
Прадера все уже было готово к открытию шахматного турнира в честь дня
рождения американского гроссмейстера Гарри Нельсона Пильсбери. Обычно
здесь зажигали лишь небольшое количество свечей и накрывали их красными
абажурами, что придавало обстановке некую торжественность. Но в этот
день все было иначе! Задолго до Роберта Фишера Аркадий Симонович понимал
важность хорошего освещения для творческого настроения шахматных игро-
ков. В центре ярко освещенного зала стояли в ряд шесть шахматных столи-
ков, за которыми уже сидели одиннадцать участников предстоящего состяза-
ния. Не хватало только именинника. Чтобы не терять время в томительном
ожидании, познакомимся пока с игроками.
За первым, если считать от окна, столиком сидел флегматичный молодой
человек с пенсне на длинном семитском носу. Телосложением он скорее на-
поминал математика, нежели атлета, а ростом походил на Наполеона Бона-
парта. Впрочем, в ту пору Эмануил Ласкер и являлся наполеоном шахматного
мира, второй год нося титул "Champion of the World".
Напротив Ласкера, прислонив костыли к спинке стула, сидел рыжеволосый
карлик с огромным лбом и горящими глазами. Этот старик, которого природа
наградила столь отталкивающей наружностью, был личностью поистине заме-
чательной. Год назад Вильгельм Стейниц уступил Ласкеру титул шахматного
короля, но навсегда сохранил за собой славу величайшего шахматного мыс-
лителя. Два великих чемпиона дымили сигарами и мирно, по-видимому даже
дружелюбно, беседовали между собой. Времена конфронтаций между сильными
шахматного мира тогда еще не наступили.
За следующим столиком расположились два сильнейших русских маэстро -
Михаил Чигорин и Эмануил Шифферс. Этих вечных конкурентов объединяла од-
на, но пламенная страсть к спиртным напиткам. Именно этим пагубным
пристрастием, да впридачу еще фатальным невезением объясняли некоторые
советские шахматные историки тот досадный факт, что великий русский шах-
матист Михаил Чигорин так и не стал чемпионом мира. Не пора ли нам приз-
нать, что Михаил Иванович ни в один момент не был сильнейшим в мире, а
заодно понять, что в портретной галерее шахматных гениев прошлого этот
рыцарь без страха и упрека будет выглядеть куда достойнее в блестящей
претендентской мантии, чем в амплуа жалкого пьянчужки-неудачника.
За третьим столиком сидел третий по силе шахматист России Семен Ала-
пин. Этот невысокий, но очень крепко сбитый человек был весьма искусным
практиком и довольно оригинальным, хотя и несколько вычурным теоретиком.
Некоторые его поступки свидетельствовали о недоброжелательном отношении
к Чигорину. Возможно, здесь имела место зависть: этому шахматному
Сальери явно не доставало посоха гения. Все же время от времени Алапин
достигал неплохих результатов в международных состязаниях. Еще большую
известность он приобрел как теоретик шахмат - аналитик в области дебют-
ной теории, где его именем названы некоторые варианты и системы.
Далее расположились любители, заплатившие турнирный взнос за право
скрестить оружие со знаменитыми маэстро. Наш друг Ульянов оживленно бе-
седовал со своим старым знакомым - адвокатом, видным представителем ли-
берального общества в Самаре, А.Н. Хардиным. Андрей Николаевич пользо-
вался весьма почетной известностью в шахматном мире. Не имея возможнос-
ти, по роду своих занятий, уделять игре много времени и участвовать в
серьезных состязаниях, Хардин тем не менее достиг в ней весьма значи-
тельной силы, проявившейся главным образом в анализах, которые помеща-
лись в различных шахматных изданиях, и в игре по переписке.
За следующим столиком Аркадий Симонович Прадер демонстрировал мос-
ковскому гостю Соловцову последний этюд г-на Троицкого. Пианист по про-
фессии, Александр Владимирович Соловцов был в конце прошлого столетия
также одним из сильнейших русских шахматистов, первым чемпионом Москвы,
достойным соперником Чигорина и Шифферса.
Наконец, за последним столиком вели приватную беседу д-р Лизель и по-
мещик Жеребцов. Доктор был маленький, толстенький, лысоватый, ничем не
примечательный очкарик, а ростовский помещик Афанасий Петрович Жеребцов
являлся личностью исторической. И отнюдь не в гоголевском смысле. Мы
вскоре увидим, каким образом Афанасий Петрович вошел в шахматную исто-
рию, а пока обрисуем в нескольких словах его внешность и послушаем, о
чем он беседует с доктором.
Афанасий Петрович Жеребцов родился аккурат в славную ночь восстания
на Сенатской площади, так что в описываемые нами дни ему как раз сравня-
лось полных семьдесят лет. Росту в нем было около двух метров, а весу -
без малого семь пудов. Своим внешним видом он напоминал русских былинных
богатырей и славных героев Куликова поля. Годы лишь посеребрили его гус-
тые жесткие волосы и длинную окладистую бороду. На нем был добротный
охотничий костюм и высокие сапоги из лосиной кожи. И в преклонном воз-
расте он легко сгибал в ладони медный грош и ударом кулака валил наземь
быка-трехлетку. Вместе с тем, за молодецкой удалью и деревенским просто-
душием скрывался умный и весьма начитанный человек.
- Пять лет мы с вами не виделись, уважаемый Афанасий Петрович, - го-
ворил доктор, - а вы совсем не изменились.
- Это вам только так кажется, док, - пробасил в ответ великан. - Си-
лушка моя пошла на убыль, да и здоровичко уже не то. Скоро, видать, при-
дется мне познакомиться с вашим братом-эскулапом.
- А что такое? - оживился доктор, у которого мелькнула надежда на
приобретение богатого пациента.
- Старость не радость, - уклончиво ответил помещик, и трудно было по-
нять - шутит он или говорит серьезно.
- Может быть, вы черезчур много веселитесь с друзьями? - осведомился
Лизель, явственно чуявший исходящий от Жеребцова запах спиртного.
- В мои то годы? Да у меня и друзей-то не осталось!.. Девки, разве...
- Ну, а все-таки, - не унимался доктор. - Расскажите, Афанасий Петро-
вич, как вы проводите свои дни. Может я смогу дать вам какой-нибудь со-
вет.
- Встаю я всегда с солнцем, - после непродолжительного молчания начал
Жеребцов. - Зимой, стало быть, позже, нежели летом. Перво-наперво бегу к
роднику - напиться и умыться.
- А далеко тот родник? - полюбопытствовал Лизель.
- Да треть версты, думаю, будет, - быстро прикинул помещик. - Затем я
выпиваю стакан водки, сажусь на коня и объезжаю свои земли. Беседую с
мужиками, пробуем самогоночки, бражки... Баб проведываю...
- А о чем вы с ними беседуете?
- А когда как!.. С мужиками, как водится, о бабах. Ну, а с бабами об
урожае, о надоях.
- А с мужиками об урожае не говорите?
- Вот вы, док, чудной! С мужиками чего о делах говорить? У них другое
на уме.
- Ну, а дальше?
- К полудню в дом возвращаюсь. Обычно старший мой сын заедет. Выпьем
с ним по стаканчику водки, да поросенка жареного умнем. Побеседуем...
После этого я привык часика два соснуть.
- Прекрасно! - искренне одобрил доктор. Он уже решил не лезть к Афа-
насию Петровичу со своими медицинскими советами. Разве можно губить
столь великолепного "старца"?!
- Просыпаюсь обычно часам к пяти, - продолжал тем временем Жеребцов.
- Выпиваю стакан водки... А не слишком ли много я пью, док?
- Ни в коем случае не меняйте свой образ жизни! - решительно запро-
тестовал Лизель. - Если уж вы дожили до семидесяти лет и никогда не
чувствовали ничего...
- Г-н и г-жа Пильсбери! - доложил в этот момент швейцар, и в зал вош-
