известно ли охранному отделению о готовящемся покушении на императора.
Теперь старинные приятели сидели друг против друга, откинувшись на
спинки кресел, и непринужденно покуривали. В полумраке почти пустого за-
ла мимо них лишь изредка сновали официанты, за стойкой дремал бармен, а
в дальнем углу старый китаец ненавязчиво играл на рояле.
В тот вечер Барсукевич не проболтался, но если бы за этой идиллией
мог наблюдать великий князь Михаил Александрович, он вероятно бы понял,
почему Сергей Николаевич Путятин так часто бывает в курсе всех новостей.
* 30 декабря 1905 года *
В десять часов вечера г-ну Ульянову внезапно так захотелось жареных
грибов и водки, что он отправился ужинать в "Корнер", даже невзирая на
то, что листы белой бумаги беспорядочно лежали на его рабочем столе, и
статья "Уроки московского восстания" настоятельно требовала своего за-
вершения.
При подходе к "Корнеру" Ульянова не охватывали никакие предчувствия.
Напротив: погода выдалась самая заурядная, и все вокруг, не считая
праздничных декораций, выглядело совершенно обыкновенно. Собственно го-
воря, именно эту обыденность Ульянов и собирался скрасить грибной селян-
кой да доброй пшеничной.
Случилось однако иначе, и события этого вечера по праву нашли свое
отражение в анналах истории, а точнее в секретных государственных архи-
вах, в которых нам и пришлось покопаться, прежде чем написать эту по-
весть.
Неожиданности начались, едва Ульянов отдал гардеробщику пальто. Это
был плохой признак. Ульянов всегда считал, что ужин в ресторане должен
развиваться традиционно. В этом деле он терпеть не мог сюрпризов, осо-
бенно если они начинались прямо в вестибюле. В кругу питерских соци-
ал-демократов это считалось нехорошей приметой. "В предбаннике свежие
новости о том, что в бане несвежее пиво", - любил говорить Лев Бронш-
тейн. "Ресторан, как и театр, начинается с вешалки", - вторил ему Влади-
мир Ульянов.
В тот вечер, едва отойдя от "вешалки", Ульянов нос к носу столкнулся
с Бени. Правильнее будет сказать: они увидели друг друга, когда Бени вы-
ходил из уборной, а Ульянов стоял перед зеркалом и приглаживал волосы на
затылке.
- Г-н Ульянов... блин... блин... г-н Ульянов, - возбужденно забормо-
тал итальянец.
У него был вид человека, с которым происходит нечто экстраординарное.
- Что стряслось, любезный друг? - полюбопытствовал Ульянов. - Анжели-
ка дала? Вы убили императора?
- Еще нет, г-н Ульянов, - торжественно изрек Бени, - но он сидит за
нашим столиком!
Самые противоречивые чувства охватили Ульянова при этом известии.
- Гм, ну, пошли посмотрим! - деловито произнес он и направился в зал.
Обстановка в зале была довольно странная. За двумя или тремя столика-
ми расположилась весьма нетипичная для невского ресторана публика. Одеты
эти люди были как рабочие, но манерами походили скорее на мелких чинов-
ников или производственных мастеров. Ульянов машинально обратил внимание
на этих людей и даже подсознательно почувствовал в них легавых, но
больше всего в зале "Корнера" его поразило другое.
В центре зала за столиком, к которому направился Бени, сидели три
крайне мудацкого вида человека и ели сухое печенье, предварительно макая
его в портвейн. Одним из этих сладкоежек был Коба. В другом Ульянов сра-
зу узнал того самого грязного и лохматого типа, которого Лева Бронштейн
напугал до полусмерти в лавке Каскада. Третьим членом сей странной ком-
пании был никто иной, как недавний похититель ульяновского чемодана.
Император то ли не заметил вошедшего в зал Ульянова, то ли не узнал
его. Последнее было не так уж удивительно: сидевшие в "Корнере" жандармы
также не узнали Ульянова - на имевшихся у охранки фотографиях он был за-
печатлен с бородкой и усами.
- Ну-с, и который здесь император? - иронически осведомился Ульянов.
- Вон тот, прямо против нас, - прошептал Бени.
- Это вовсе не император! - довольно громко сказал Ульянов. - Это
полковник Бздилевич.
- Как!? - вырвалось у Бени.
- Вы в этом уверены? - неожиданно воскликнул один из сидевших вокруг
"рабочих".
- Совершенно уверен, - ответил Ульянов. - Я уже десять лет знаком с
этим прохвостом.
Ульянов спокойно вытащил из кармана свой толстый бумажник и, вручая
мнимому рабочему (это был переодетый капитан Жмуда) десятку, распорядил-
ся:
- Друзья, набейте-ка ему морду, как следует!
Жандармов, услышавших имя разыскиваемого полковника, два раза просить
не пришлось. Двое из них уже через мгновенье волокли упиравшегося импе-
ратора к выходу.
- И этому тоже! - продолжал командовать Ульянов, и капитан Жмуда с
готовностью ударил Распутина по шее.
- Да и этому заодно! - добавил Ульянов, махнув рукой в сторону Кобы.
Хотя жандармам было известно, что Коба их агент и в некотором смысле
даже участник данной операции, сейчас ему это не помогло. Он уже, что
называется, попал под горячую руку.
После того как всю почтенную троицу выволокли из зала, Ульянов осмот-
релся кругом и сказал:
- Мне здесь сегодня не понравилось, Бени. Давай лучше переберемся в
"Метрополь" и спокойно поужинаем.
* C.-Петербургское время 0 часов 0 минут
(С 30 на 31 декабря 1905 года) *
За час до полуночи арестованных доставили в Петербургское охранное
отделение, а ровно в полночь в этот залитый лунным светом красивый особ-
няк у Биржевого моста прибыл сам генерал.
Хотя Адольфа Арнольдовича уже известили по телефону об успехе опера-
ции, особого кайфа он не испытывал. Во-первых, кому охота в полночь яв-
ляться на службу? Во-вторых, Барсукевич давно уже клал на всю эту служ-
бу! Наконец, в-третьих, он был не слишком высокого мнения о своих подчи-
ненных, а потому предпочитал увидеть все своими глазами, прежде чем ра-
доваться.
Не без скептической мины генерал выслушал доклад счастливого капитана
Жмуды, а затем отправился самолично взглянуть на арестованных. Приближа-
ясь к отдельной камере, в которой содержалась вся троица, Барсукевич уже
был несколько встревожен. В рассказе капитана ему показалось подозри-
тельным, что задержанный полковник Бздилевич даже будучи избитым величал
себя императором и угрожал жестоко расправиться со всеми "оскорбляющими
его величество евреями".
Адольф Арнольдович нашел наконец нужную камеру, заглянул в глазок, и
его худшие опасения сразу же подтвердились: Коба с Распутиным, восседая
на нарах, ожесточенно резались в какую-то карточную игру, а на параше
сидел в жопу пьяный и избитый российский император.
Адольф Арнольдович тяжело вздохнул. Не то, чтобы он боялся разноса.
Разноса конечно в этой ситуации не миновать, но за долгие годы он привык
относиться к служебным неприятностям, как к явлению приходящему и уходя-
щему.
Генерал тупо смотрел в глазок камеры и думал о том, какая противная
суета ему теперь предстоит. А предстоит ему давать объяснения императору
по поводу случившегося и убеждать его величество хранить в секрете собы-
тия этой ночи, тайно доставлять Николая II и Распутина в Зимний дворец и
отправлять наконец в Сибирь бестолкового и противного Кобу, преподносить
в каком-то виде суть происшедшего своим подчиненным и усиливать охоту на
Владимира Ульянова, и т. д., и т. д., и т. д.
Продолжая смотреть в глазок, Адольф Арнольдович прошептал:
- Жаль, что нельзя оставить все, как есть. Весьма символичная коллек-
ция болванов!..
* B новом 1906 году (вместо эпилога) *
Вернувшись в свой дворец, император получил нагоняй от жены и признал
ее правоту по всем пунктам. Помирившиеся супруги заперлись в Царском Се-
ле; при этом царственный полковник пьянствовал жестоко, но гулять больше
не выходил. И правильно делал - на улице ему могли и в лицо плюнуть!
Никто никогда больше не видел Льва Абрамовича Каскада. Когда в сере-
дине января Анжелика в очередной раз наведалась на Шпалерную, прыщавый
писарь высоким голосом сообщил ей, что гражданин Каскад переправлен в
ведение МВД некой губернии N, и дальнейшими сведениями о нем администра-
ция не располагает.
После неудавшегося покушения на императора Бени совсем приуныл. Прек-
расная Анжелика была к нему по-прежнему холодна, и юный итальянец окон-
чательно разочаровался в прелестях северной столицы. В первых числах
февраля он собрался в Неаполь.
Его провожала Анжелика. По дороге на вокзал красавица впервые задума-
лась, а не зря ли она так легко отвергла столь пылкого и экзотического
поклонника. Но менять что-либо было уже поздно. Они обменялись дву-
мя-тремя пустыми фразами, Бени печально посмотрел ей в глаза, она расте-
рянно улыбнулась, и молодые люди расстались, чтобы встретиться вновь
лишь двадцать лет спустя.
После поражения Декабрьского вооруженного восстания начался период
постепенного спада революции. Да и не одной революцией жил в те годы
русский народ. Это было начало века научно-технического прогресса. Даже
в отсталой России новые веяния ощущались на каждом шагу: развивались
электричество и телефонная связь, возросло число автомобилей. Да и в по-
литике грянули неслыханные для России перемены: в конце апреля 1906 года
была созвана I Государственная дума! Все менялось, но оставались прежни-
ми тюрьма на Шпалерной и знаменитые питерские "Кресты". Их даже пришлось
несколько расширить!
По всей стране свирепствовали карательные отряды, беспощадно расправ-
лявшиеся с рабочими и крестьянами. Были арестованы и сосланы на каторгу
многие большевики. Ульянов оставался в России на нелегальном положении.
Он жил по чужим паспортам, выдавая себя то за В. Ильина, то за Иванова,
а порой и за Карпова. Ему часто приходилось менять квартиры, с тем чтобы
избежать ареста. Полиция несколько раз возбуждала дело о его аресте и
буквально охотилась за ним.
Однажды после совещания партийных работников в ресторане "Вена", на
котором Ульянов выступал с докладом, он, выйдя на улицу, обнаружил за
собой слежку. С трудом ему удалось оторваться от преследователей. Не за-
ходя домой, он уехал в Финляндию.
Летом 1906 года Ульянова часто можно было видеть в окружении борода-
тых чухонских крестьян на берегах живописных карельских озер. Вместе с
этими суровыми, но добрыми людьми на лоне восхитительной северной приро-
ды Ульянов охотился, рыбачил, пил ядреную финскую водку и варил крепкую
тройную уху. Вечерами, полулежа на травке, возле традиционного костра он
слушал бесконечные северные баллады, которые исполняли для него эти бо-
родачи, а сам делился с ними своими сомнениями о настоящем и о будущем.
Эти люди плохо понимали его, да он, по правде сказать, и не нуждался в
их понимании.
Он ни о чем не жалел в то лето, но ближе к зиме уехал в Швейцарию.
Началась его вторая эмиграция.
Январь-август,
1996 год
