жило: необъятное, шумное, зеленое, искрящееся в солнечных
лучах. Концентрик впервые увидел море так близко и в первую
минуту не мог отделаться от ощущения, что оно живое. Прямо
перед Концентриком начиналась широкая немощенная дорога,
которая тянулась вдоль моря и являлась продолжением той
узенькой тропинки, по которой Концентрик прошел через лес.
Вдоль дороги кое-где росли пальмы, и стояли удивительные
одноэтажные и двухэтажные домики. Подобные домики Концентрик
видел на школьных картинках; также он представлял себе
средневековые строения, описанные Стивенсоном.
Концентрик пошел по дороге, с любопытством поглядывая по
сторонам.
Во дворе первого дома, весьма невзрачного с виду, бегали
и галдели большие, белые, незнакомые Концентрику, явно
одомашненные птицы. За ними наблюдал лысый безногий человек,
катавшийся по двору на каком-то подобии тележки, ловко
отталкиваясь при этом двумя гирями. Позади дома лениво паслись
жирные пятнистые коровы. Этих животных Концентрик знал из
школьной программы. Концентрик понял, что здесь живут мясоеды,
но его это уже не слишком удивило. Его не покидало ощущение,
что он каким-то непостижимым способом перенесся в прошлое.
Следующим строением оказалась таверна с очень заманчивой
вывеской, на английском языке предлагавшей попить пива с
раками. Усталому Концентрику очень хотелось туда заглянуть, но
прямо перед дверью стояли какие-то люди -- по виду моряки -- с
серьгами в ушах и с платочками, повязанными вокруг головы. Они
курили трубки, поминутно сплевывали и ожесточенно ругались
матом, пытаясь что-то друг другу доказать. На проходившего мимо
Концентрика они не обратили никакого внимания, вероятно даже не
заметили его, а сам Концентрик не решился к ним обратиться.
Концентрик продолжал идти по набережной и видел на своем
пути трактиры и таверны, птичьи дворы и огороды, покосившиеся
лачуги бедняков и добротные жилища тех, кто побогаче. Навстречу
ему попадались пожилые женщины, разносившие молоко и яйца, и
лихие мужики с платками на головах и с завитыми бакенбардами,
развозившие пиво на запряженных лошадьми телегах. Один раз ему
встретился уличный торговец табаком, и Концентрик даже купил у
него пачку американских сигарет, оказавшуюся, кстати, на
удивление дорогой. В другой раз путь ему перегородили козы,
которых гнала через дорогу подвыпившая старуха.
Концентрик с трудом верил глазам своим, потому что
абсолютно все это он видел впервые в жизни. Особенно его
удивляло, что всю работу по-видимому исполняли люди; во всяком
случае он до сих пор не встретил ни одного биоробота.
Еще издали Концентрик различил очертания больших кораблей
и понял, что приближается к порту. Его охватило любопытство, но
одновременно и беспокойство: увидев порт, он окончательно
убедился, что попал отнюдь не в пустыню и даже не в маленькую
деревушку, а в некую большую загадочную страну, и разыскать
Аделаиду здесь будет очень непросто.
В порту кипела работа, и Концентрик растерялся от шума,
толчеи, обилия каких-то тюков и фургонов. Никогда прежде
Концентрику не доводилось видеть одновременно столько людей.
Правильнее даже сказать, что сейчас он видел людей больше, чем
за всю свою предшествующую жизнь. И по-прежнему нигде он не
видел ни одного биоробота! Но больше всего его поразили
корабли. В этом сказочном порту стояли корабли самых разных
размеров и эпох: многовесельные галеры, оснащенные старинными
карронадами и кулевринами, небольшие быстроходные галиоты,
какие еще в раннем средневековье использовали берберийские
пираты, солидные трехмачтовые галеоны, а также большие
многопушечные корабли, построенные по образцу военных фрегатов
XVIII столетия.
Да и люди здесь были какие-то колоритные -- загорелые, с
серьгами в ушах, с просмоленными косичками, ступающие
вразвалочку. Эти люди словно сошли со страниц Стивенсона, и
Концентрику очень хотелось походить на них. Он даже пошел
вразвалку, старательно подражая качающейся походке моряков.
И пахло в порту особо: вероятно, это и был пресловутый
запах соли и дегтя.
Прямо напротив доков, через дорогу стояла хорошенькая,
ухоженная таверна. Свежепокрашенная вывеска сообщала название
-- "Подзорная труба", а перед дверью, прямо под вывеской стоял,
опираясь на костыли, одноногий долговязый моряк и курил трубку.
Уставшему, мучимому жаждой Концентрику и так уже не терпелось
куда-нибудь зайти, а тут, при виде такого удивительного
совпадения он автоматически свернул с дороги в сторону таверны.
-- Привет одинокому путнику! -- радостно приветствовал
его одноногий. -- Привет одинокому путнику, истомленному
солнцем и спешащему промочить горло в каюте старого Джона! Хоть
ты и новичок, но курс держишь верно. Клянусь святым влагалищем,
"Подзорная труба" отнюдь не худшая якорная стоянка в этой
бухте.
Одноногий дружески похлопал Концентрика по плечу, затем
протолкнул его в таверну, и сам зашел следом.
-- Эй, Бен, пива новичку! -- прямо с порога закричал
Одноногий Джон -- Да разберись с ним по полной программе!
Внутри таверна была тускло освещена электрическим светом
и очень тесно заставлена видавшими виды, но добротными
деревянными столиками. Вокруг столиков сидели почти сплошь одни
моряки. Они балагурили, крепко ругались матом, гремели
глинянными кружками, а курили так, что сквозь пелену дыма
Концентрик с трудом мог разглядеть стойку бара у
противоположной стены, на которую ему указывал Одноногий Джон.
-- Пройди к Бену, парень, -- говорил при этом Джон. --
Бен тебя живо обслужит. Бен мастак по части обслуживать
новичков, не знающих курса. Бен кого хочешь обслужит.
И слегка подтолкнув Концентрика к стойке, Одноногий снова
вышел на улицу.
У стойки невысокий широкоплечий субъект с огромными
волосатыми ручищами -- по-видимому это и был Бен -- протянул
Концентрику большую тяжелую глинянную кружку с шапкой пены и
спросил:
-- Первый день на Галапагосе?
-- Да, -- ответил Концентрик и, решив по неопытности, что
расплачиваться следует сразу, вытащил из кармана сразу всю
пачку денег. При этом он даже не заметил, как Бен слегка
изменился в лице и сделал кому-то знак.
К Концентрику подошли два бородатых моряка со свирепыми
рожами и встали по обе стороны от него. У одного из них --
одноглазого, со страшной черной повязкой через все лицо -- был
особенно жуткий вид. Бен оставался за стойкой.
-- Новички обычно угощают завсегдатаев ромом, приятель,
-- недобро ухмыльнувшись, сказал Бен. -- Такая уж на Галапагосе
традиция.
-- Пожалуйста! -- доброжелательно воскликнул ничего не
подозревающий Концентрик. -- Налей этим морякам рому, Бен.
-- С какой целью ты бросил здесь якорь, парень? -- грубо
осведомился одноглазый.
-- Я ищу молодую женщину по имени Аделаида, -- с
готовностью ответил Концентрик. -- Она должна была прибыть на
Галапагос часов десять или пятнадцать тому назад.
-- За такой срок на Галапагосе женщина обычно уже
успевает найти свое счастье! -- воскликнул Бен и громко
расхохотался.
-- А еще быстрее здесь устраиваются такие как ты, --
зловеще усмехнулся одноглазый.
-- Я хочу лишь найти эту женщину, -- пролепетал
Концентрик, уже почувствовавший недоброе, но еще толком не
понимавший, что происходит.
-- У него абсолютно не развиты мышцы, -- презрительно
сказал одноглазый, пробуя на ощупь бицепс Концентрика. -- Хотя
сложен хорошо, широк в плечах.
-- Сколько бы за него не дали -- вс° деньги, -- сказал
Бен. -- Хотя сдается мне, что за него дадут гораздо меньше, чем
сам он сейчас держит в правой руке.
-- Такой дохляк на галерах подохнет в первый же день, --
вступил в разговор второй моряк. -- А ведь красивый мальчик!
Может лучше продать его на острова?
-- Ну что ты говоришь! -- ухмыльнулся одноглазый. -- На
островах его кастрируют. Брось свои разбойничьи шуточки, Лог,
да и возиться с ним неохота. Бен прав: сколько дадут -- вс°
деньги.
-- Ну хрен с ним! -- согласился Лог и выхватил у
опешившего Концентрика пачку денег, которую тот все еще держал
в руке, собираясь расплатиться за ром.
В то же мгновенье одноглазый, коротко размахнувшись,
нанес Концентрику страшный удар в живот. Концентрик согнулся и
сел на колени, задыхаясь от ужасной, совершенно незнакомой
боли. Два бандита тут же подхватили его под руки, выволокли из
таверны и потащили через дорогу в порт.
-- Да, тяжело порой приходится новичкам на Галапагосе, --
глядя им вслед, промолвил Одноногий Джон.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГАЛЕРНЫЙ РАБ *
1
В то время на водных путях между мысом Галапагос и
островами Загадочного Архипелага ощущалась острая нехватка
людей на галерах. Море там было переполнено многовесельными
галерами и примитивными парусными шхунами эпохи позднего
средневековья. Объяснялось это тем, что промышленное
производство водного транспорта в XXII веке было прекращено за
ненадобностью, и суда строились усилиями разрозненных, хотя и
весьма многочисленных, искателей приключений. Лишенные
преимуществ коллективного разума, располагавшие лишь весьма
отсталыми биороботами, эти романтики новой эпохи пока не сумели
достичь передовых рубежей в кораблестроении, а, возможно, не
слишком к ним и стремились. Зато они во многих деталях
воссоздали разбойничью атмосферу XVII столетия, наводнив океан
пиратскими фелюгами и галерами торговцев живым товаром.
Женщины, отправившиеся, подобно Аделаиде, на мыс
Галапагос, неизбежно попадали либо в лапы пиратов, где они
получали гораздо большую порцию плотских наслаждений, чем им
требовалось, либо в трюмы торговцев, поставлявших их в
многочисленные гаремы островов Загадочного Архипелага. Подобных
торговцев в этих широтах насчитывалось множество; на галеру
одного из них за унизительно малую цену и был продан
Концентрик.
Романтика его ждала еще та!
Галера, на которую попал Концентрик, была судном о
пятидесяти двух веслах, на каждом из которых сидело по шесть
гребцов. Они размещались на скамьях, образовывавших
своеобразную лестницу, которая соответствовала наклону весла и
спускалась от прохода в середине судна к фальшборту. Каждая
скамья имела около десяти футов в длину, и от соседней ее
отделяли примерно три фута. На этом пространстве и проходила
вся жизнь галерного раба.
Концентрику отвели место где-то посередине. Здесь,
совершенно голый (у него лишь остался -- каким-то чудом --
медальон на груди), прикованный цепью к скамье, он провел самый
страшный отрезок своей жизни.
Разум покинул его уже после первых нескольких часов этого
непрекращающегося кошмара. Он сгорел до волдырей под горячими
лучами тропического солнца; его непривычные к работе мускулы
мучительно ныли при каждом новом движении; он больше не
чувствовал ужасного смрада, исходившего от соседей; он уже не
слышал стоны своих товарищей по несчастью, не различал их лица
и спины; он перестал узнавать даже собственный крик, постепенно
превратившийся в глухое прерывистое хрипенье. Он видел лишь
синее небо с ослепительным палящим диском, время от времени
сменявшееся непроницаемой чернотой с россыпью звезд, да слышал
бешеный стук собственного сердца и непрерывный, почти ритмичный
звон цепей.
Да, стук собственного сердца и звон цепей! Это были
единственные звуки, которые он теперь слышал, зато они
