мотреть на королевского Грильдрига.
Время от времени Глюмдальклич приказывала носильщикам остановиться,
доставала Гулливера из ящика и ставила его себе на ладонь, чтобы любо-
пытным было удобнее его рассматривать.
Когда шел дождь, Глюмдальклич и Гулливер выезжали по делам и на про-
гулку в карете. Карета была величиной с шестиэтажный дом, поставленный
на колеса. Но это была самая маленькая из всех карет ее величества. Ос-
тальные были гораздо больше.
Гулливер, который всегда был очень любознателен, с интересом осматри-
вал различные достопримечательности Лорбрульгруда.
Где только он не побывал! И в главном храме, которым так гордятся
бробдиигнежцы, и на большой площади, где устраиваются военные парады, и
даже в здании королевской кухни...
Вернувшись домой, он сейчас же раскрывал свой путевой журнал и вкрат-
це записывал впечатления.
Вот что написал он после возвращения из храма:
"Здание действительно великолепное, хоть колокольня его вовсе не так
уж высока, как говорят здешние жители. В ней нет и полной версты. Стены
сложены из тесаных камней какой-то местной породы. Они очень толстые и
прочные. Если судить по глубине бокового входа, толщина их равняется со-
рока восьми шагам. В глубоких нишах стоят прекрасные мраморные статуи.
Они выше живых бробдингнежцев по крайней мере в полтора раза. Мне уда-
лось разыскать в куче мусора отломанный мизинец одной статуи. По моей
просьбе Глюмдальклич поставила его стоймя рядом со мной, и оказалось,
что он доходит мне до уха. Глюмдальклич завернула этот обломок в платок
и принесла домой. Я хочу присоединить его к другим безделушкам моей кол-
лекции".
После парада бробдингнежских войск Гулливер написал:
"Говорят, на поле было не больше двадцати тысяч пехотинцев и шести
тысяч кавалеристов, но я ни за что не мог бы сосчитать их - такое огром-
ное пространство занимала эта армия. Мне пришлось смотреть парад издале-
ка, так как иначе я бы ничего не увидел, кроме ног.
Это было очень величественное зрелище. Мне казалось, что каски всад-
ников касаются своими остриями облаков. Земля гудела под копытами коней.
Я видел, как все кавалеристы по команде обнажили сабли и взмахнули ими в
воздухе. Кто не бывал в Бробдингнеге, пусть даже не пытается вообразить
себе эту картину. Шесть тысяч молний разом вспыхнули со всех сторон не-
бесного свода. Куда бы ни занесла меня судьба, я не забуду этого".
О королевской кухне Гулливер написал в своем журнале всего несколько
строк:
"Я не знаю, как изобразить словами эту кухню. Если я самым правдивым
и честным образом буду описывать все эти котлы, горшки, сковородки, если
я попробую рассказать, как повара поджаривают на вертеле поросят величи-
ной с индийского слона и оленей, рога которых похожи на большие ветвис-
тые деревья, мои соотечественники мне, пожалуй, не поверят и скажут, что
я преувеличиваю по обычаю всех путешественников. А если я из осторожнос-
ти что-нибудь преуменьшу, все бробдингнежцы, начиная от короля и кончая
последним поваренком, обидятся на меня.
Поэтому я предпочитаю промолчать".
Иногда Гулливеру хотелось побыть одному. Тогда Глюмдальклич выносила
его в сад и пускала побродить среди колокольчиков и тюльпанов.
Гулливер любил такие одинокие прогулки, но часто они кончались
большими неприятностями.
Один раз Глюмдальклич, по просьбе Гулливера, оставила его одного на
зеленой лужайке, а сама вместе со своей учительницей пошла в глубь сада.
Неожиданно надвинулась туча, и сильный частый град посыпался на зем-
лю.
Первый же порыв ветра сбил Гулливера с ног. Градины, крупные, как
теннисные мячи, хлестали его по всему телу. Кое-как, на четвереньках,
ему удалось добраться до грядок с тмином. Там он уткнулся лицом в землю
и, накрывшись каким-то листком, переждал непогоду.
Когда буря утихла, Гулливер измерил и взвесил несколько градин и убе-
дился, что они в тысячу восемьсот раз больше и тяжелее тех, которые ему
приходилось видеть в других странах.
Эти градины так больно исколотили Гулливера, что он был весь в синя-
ках и должен был десять дней отлеживаться у себя в ящике.
В другой раз с ним случилось приключение более опасное.
Он лежал на лужайке под кустом маргариток и, занятый какими-то раз-
мышлениями, не заметил, что к нему подбежала собака одного из садовников
- молодой, резвый сеттер.
Гулливер не успел и крикнуть, как собака схватила его зубами, опро-
метью побежала в другой конец сада и положила там у ног своего хозяина,
радостно виляя хвостом. Хорошо еще, что собака умела носить поноску. Она
умудрилась принести Гулливера так осторожно, что даже не прокусила на
нем платье.
Однако же бедный садовник, увидя королевского Грильдрига в зубах у
своей собаки, перепугался до смерти. Он бережно поднял Гулливера обеими
руками и стал расспрашивать, как он себя чувствует. Но от потрясения и
страха Гулливер не мог выговорить ни слова.
Только через несколько минут он пришел в себя, и тогда садовник отнес
его обратно на лужайку.
Глюмдальклич была уже там.
Бледная, воя в слезах, она металась взад и вперед и звала Гулливера.
Садовник с поклоном вручил ей господина Грильдрига.
Девочка внимательно осмотрела своего питомца, увидела, что он цел и
невредим, и с облегчением перевела дух.
Утирая слезы, она стала укорять садовника за то, что тот впустил в
дворцовый сад собаку. А садовник и сам был этому не рад. Он божился и
клялся, что больше никогда не подпустит даже к решетке сада ни одной со-
баки - ни своей, ни чужой, - пусть только госпожа Глюмдальклич и госпо-
дин Грильдриг не говорят об этом случае ее величеству.
В конце концов на том и порешили.
Глюмдальклич согласилась молчать, так как боялась, что королева на
нее рассердится, а Гулливеру совсем не хотелось, чтобы придворные смея-
лись над ним и рассказывали друг другу, как он побывал в зубах у разыг-
равшегося щенка.
После этого случая Глюмдальклич твердо решила ни на минуту не отпус-
кать от себя Гулливера.
Гулливер давно уже опасался такого решения и поэтому скрывал от своей
нянюшки разные мелкие приключения, которые то и дело случались с ним,
когда ее не было поблизости.
Один раз коршун, паривший над садом, камнем упал прямо на него. Но
Гулливер не растерялся, выхватил из ножен свою шпагу и, обороняясь ею,
бросился в заросли кустов.
Если бы не этот ловкий маневр, коршун, наверно, унес бы его в своих
когтях.
В другой раз во время прогулки Гулливер взобрался на вершину како-
го-то холмика и вдруг по шею провалился в нору, вырытую кротом.
Трудно даже рассказать, чего ему стоило выбраться оттуда, но он
все-таки выбрался сам, без посторонней помощи, и ни одним словом ни од-
ной живой душе не обмолвился об этом происшествии.
В третий раз он вернулся к Глюмдальклич хромая и сказал ей, что слег-
ка подвернул ногу. На самом деле, гуляя в одиночестве и вспоминая свою
милую Англию, он нечаянно наткнулся на раковину улитки и чуть не сломал
себе ступню.
Странное чувство испытывал Гулливер во время своих одиноких прогулок:
ему было и хорошо, и жутко, и грустно.
Даже самые маленькие птички нисколько не боялись его: они спокойно
занимались своими делами - прыгали, суетились, отыскивали червяков и бу-
кашек, как будто Гулливера вовсе и не было возле них.
Однажды какой-то смелый дрозд, задорно чирикнув, подскочил к бедному
Грильдригу и клювом выхватил у него из рук кусок пирога, который Глюм-
дальклич дала ему на завтрак.
Если Гулливер пытался поймать какую-нибудь птицу, она преспокойно по-
ворачивалась к нему и норовила клюнуть прямо в голову или в протянутые
руки. Гулливер невольно отскакивал.
Но как-то раз он все-таки изловчился и, взяв толстую дубинку, так
метко запустил ею в какую-то неповоротливую коноплянку, что та повали-
лась замертво. Тогда Гулливер схватил ее обеими руками за шею и с тор-
жеством потащил к нянюшке, чтобы поскорей показать ей свою добычу.
И вдруг птица ожила.
Оказалось, что она вовсе не была убита, а только оглушена сильным
ударом палки.
Коноплянка начала кричать и вырываться. Она била Гулливера крыльями
по голове, по плечам, по рукам. Ударить его клювом ей не удавалось, по-
тому что Гулливер держал ее на вытянутых руках.
Он уже чувствовал, что руки его слабеют и коноплянка вот-вот вырвется
и улетит.
Но тут на выручку подоспел один из королевских слуг. Он свернул
разъяренной коноплянке голову и отнес охотника вместе с добычей к госпо-
же Глюмдальклич.
На следующий день по приказанию королевы коноплянку зажарили и подали
Гулливеру на обед.
Птица была немного крупнее, чем лебеди, которых он видел у себя на
родине, и мясо ее оказалось жестковато.
Гулливер часто рассказывал королеве о своих прежних морских путешест-
виях.
Королева слушала его очень внимательно и однажды спросила, умеет ли
он обращаться с парусами и веслами.
- Я корабельный врач, - ответил Гулливер, - и всю свою жизнь провел
на море. С парусом я управляюсь не хуже настоящего матроса.
- А не хочешь ли ты, мой милый Грильдриг, покататься на лодке? Я ду-
маю, это было бы очень полезно для твоего здоровья, - сказала королева.
Гулливер только усмехнулся. Самые маленькие лодочки в Бробдингнеге
были больше и тяжелее первоклассных военных кораблей его родной Англии.
Нечего было и думать справиться с такой лодкой.
- А если я закажу для тебя игрушечный кораблик? - спросила королева.
- Боюсь, ваше величество, что его ждет судьба всех игрушечных кораб-
ликов: морские волны перевернут и унесут его, как ореховую скорлупку!
- Я закажу для тебя и кораблик и море, - сказала королева.
Через десять дней игрушечных дел мастер изготовил по рисунку и указа-
ниям Гулливера красивую и прочную лодочку со всеми снастями,
В этой лодочке могло бы поместиться восемь гребцов обыкновенной чело-
веческой породы.
Чтобы испытать эту игрушку, ее сначала пустили в лохань с водой, но в
лохани было так тесно, что Гулливер едва мог пошевелить веслом.
- Не горюй, Грильдриг, - сказала королева, - скоро будет готово твое
море.
И в самом деле, через несколько дней море было готово.
По приказу королевы плотник смастерил большое деревянное корыто, дли-
ной в триста шагов, шириной в пятьдесят и глубиной больше чем в сажень.
Корыто хорошо просмолили и поставили в одной из комнат дворца. Каждые
два-три дня воду из него выливали и двое слуг в каких-нибудь полчаса на-
полняли корыто свежей водой.
По этому игрушечному морю Гулливер часто катался на своей лодке.
Королева и принцессы очень любили смотреть, как ловко он орудует вес-
лами.
Иногда Гулливер ставил парус, а придворные дамы с помощью своих вее-
ров то нагоняли попутный ветер, то поднимали целую бурю.
Когда они уставали, па парус дули пажи, и часто Гулливеру бывало сов-
сем не легко справиться с таким сильным ветром.
После катания Глюмдальклич уносила лодку к себе в комнату и вешала на
гвоздь для просушки.
Однажды Гулливер чуть не утонул в своем корыте. Вот как это произош-
ло.
Старая придворная дама, учительница Глюмдальклич, взяла Гулливера
двумя пальцами и хотела посадить в лодку.
Но в эту минуту кто-то окликнул ее. Она обернулась, чуть разжала
пальцы, и Гулливер выскользнул у нее из руки.
Он бы непременно утонул или разбился, рухнув с шестисаженной высоты
на край корыта или на деревянные мостки, но, к счастью, зацепился за бу-
лавку, торчавшую из кружевной косынки старой дамы. Головка булавки прош-
ла у него под поясом и под рубашкой, и бедняга повис в воздухе, замирая
от ужаса и стараясь не шевелиться, чтобы не сорваться с булавки.
А старая дама растерянно глядела вокруг и никак не могла понять, куда
же девался Гулливер.
Тут подбежала проворная Глюмдальклич и осторожно, стараясь не поцара-