задал вопрос Меркадье, - кто может здесь промышлять?!
Старый моряк задумчиво пожал плечами.
- Промышлять пиратством, ваше сиятельство, здесь дело обычное.
Тут, поди, и не разберешь, кто купец или, скажем, рыбак, а кто -
распоследний головорез. А чаще всего между первыми и вторыми и
разницы-то особой нет. Но вот одно можно сказать наверняка:
если этот корабль - дело рук кого-то из местных, то Сен-
Маргетский Аббат об этом наверняка знает.
- Монах? - с презрительной миной кинул Эд, с малолетства,
похоже, испытывавший к слугам господним гадливое отвращение.
Морской волк как-то странно ухмыльнулся и взъерошил седеющую
шерсть на подбородке.
- С позволения вашего сиятельства, монах. Однако одному ему
ведомо, какому богу он служит. Если вам, милорды, будет угодно,
я расскажу его историю так, как сам ее слышал.
Меркадье с некоторым сомнением посмотрел на меня. Я уже
полностью овладел своими эмоциями и готов был к действию, как
когда-то было написано на гербе нашей доблестной части: "В любое
время, в любом месте, любыми средствами". Мысли, выстроившись в
ровные штурмовые колонны, рвались на приступ самой неразрешимой
из проблем. Загвоздка была пока что лишь в одном - четко
сформулировать цели и задачи.
Я вполне допускал, что нападение на "Элефант" было делом рук
пиратов. Судя по тому, что тело несчастного рыцаря,
возглавлявшего охрану Лауры, было зверски истерзано, наверняка
не обошлось без них, но вместе с тем передо мной неотвязно,
словно призрак сумасшедшего налогового инспектора, маячил
светлый образ императора Оттона и его криворотого сынка.
Последнего, правда, мне видеть никогда не доводилось, но
услужливое воображение живо рисовало его средоточием всех
возможных уродств и пороков.
Ободренный нашим молчанием, шкипер начал свое повествование.
- Значит, дело было так. Лет тридцать назад, еще при прежнем
французском короле, когда тот только начал присоединять к своему
домену земли графства Вермондуа, против него выступил один
местный рыцарь, не пожелавший повиноваться Людовику. Звали его
шевалье де Монмюзон, а может, и как иначе, доподлинно мне
неизвестно. Уж и не знаю, как долго смог он держаться против
королевских войск, а только в конце концов замок его взяли и, в
назидание люду, сровняли с землей. Самому же рыцарю отсекли голо
ву, руки и ноги, чтоб впредь неповадно было бунтовать.
Эд усмехнулся. Видимо, подобный метод убеждения мятежников был
вполне ему по душе.
- А у этого шевалье было три сына. Старшего в ту пору в отчем
доме не было, он уже сам заработал золотые шпоры и искал славы
за тридевять земель. Средний, который в ту пору только вошел в
пору мужества, в бою был рядом с отцом, но, увидев, что военная
удача на стороне короля, доверил спасение своей жизни ногам
скакуна и благополучно избежал расправы. Младшему же из братьев
едва исполнилось десять лет, но на короля, ступавшего по его
разоренному обиталищу, он глядел столь гордо и независимо, что
Людовик повелел оставить ему жизнь и для смирения духа отправил
на конюшню выносить конский навоз и чистить стойла. Клянусь
святым Маргетом, переплывшим некогда Аквитанское море, стоя на
каменной глыбе, чтобы вещать язычникам слово Божье, это была не
лучшая мысль его величества. Как-то ночью, дождавшись, пока все
остальные слуги уснут, мальчишка бежал, предварительно перебив
поленом ноги королевских скакунов. Понятное дело, Людовик был в
ярости. Беглеца поймали и, прежде чем представить прел очи
августейшего монарха, нещадно высекли на конюшне кнуюм. Да так,
что забили едва не до смерти. Ходить он педели, этак, две не
мог. Когда же паконец его притащили к Людовику, разгневанный ба
тюшка нынешнего короля Филиппа велел сварить маленького
разбойника в кипящем масле. На счастье приговоренного, как раз в
тот день начинался светлый праздник Пасхи, и его величество в
честь этого смилостивились и заменили казнь заточением в монас
тырь на Иль-Сен-Маргет, известный своим крайне суровым уставом.
Может быть, на том бы все и окончилось, и брат Клод, как
теперь его звали, стал бы примерным слугой Божьим, но спустя
десять лет после того, как маленький бунтарь впервые преклонил
колени перед мощами святого Маргета, произошло следующее. Как-то
утром в ворота монастыря, который, к слову сказать, возвышался
на неприступной скале и был настоящей крепостью, постучалось
несколько мокрых и оборванных мужчин, назвавшихся рыбаками,
чудом спасшимися с разбившейся о камни барки. Святой Маргет, как
известно, покровительствует морякам, к тому же, судя по
выговору, все просившие действительно происходили из этих мест,
так что просьба об убежище не вызвала и тени сомнений у святых
отцов. Тем больше было их негодование, увы, бессильное, когда,
едва дождавшись темноты, мнимые рыбаки перебили стражу у ворот
и, открыв их, впустили в стены обители толпу отчаянных
головорезов.
В очень скором времени одни монахи были убиты, другие,
невзирая на их священный сан, взяты в плен и на следующее же
утро оказались прикованными к веслам на пиратской галере.
С этого дня стены обители стали надежным гнездом для шайки
негодяев.
- Ну а этот-то, твой аббат? - недовольно рыкнул Меркадье,
возвращая шкипера, в котором явно пропадал великий сказитель, к
интересовавшему нас предмету. Слова коннетабля несколько
обескуражили шкипера, тут только заметившего, что его сиятель
ство, слушая его, нетерпеливо барабанит пальцами по пергаменту,
испещренному какими-то значками и рисунками, напоминающими
экзерсисы ученика младших классов художественной школы. Ум
проницательный и искушенный в решении ребусов и загадочных
рисунков в зрелом размышлении вполне мог бы заподозрить в нем
карту Франции и прилегающих к ней вод.
- Прошу простить меня, милорды, - смущенно произнес капитан,
решая, видимо, более не загружать наши головы живописанием всех
перипетий жизни Сен-Маргетского Аббата. - Если вы позволите, я
продолжу.
- Давай, - напутствовал его мой бывший оруженосец, - только
говори по делу.
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - поклонился рассказчик. - Я
подхожу как раз к самому главному. Однако должен вам заметить...
Я тихо вздохнул.
- Ну да, ну да, - смешавшись, пробормотал он. - Так вот,
значит. Пираты захватили монастырь, и велико же было удивление
молодого священника, когда он узнал в вожаке негодяев своего
среднего брата. Молитвы и посты единым духом вылетели из его
шальной головы. Братья обнялись и последующие три года плечом к
плечу сражались на палубах чужих кораблей, творя свой злодейский
промысел.
И вот уже при нынешнем короле Филиппе к острову как-то подошли
несколько боевых кораблей под флагом его величества. Взять
пиратское пристанище штурмом командир этой эскадры решил не
пробовать. И правильно. Крепость на острове поставил еще великий
Цезарь, направляясь в Британию. Удобная, закрытая от штормов
бухта делает остров прекрасной перевалочной базой...
- К делу! - рявкнул Эд.
- Да-да. Крепость отлично укреплена, а потому рыцарь, посланный
королем покарать разбойников, решил прибегнуть к осаде. Он
блокировал выход из бухты и, высадив часть своих солдат на
берег, перекрыл единственную дорогу, ведущую от гавани к мо
настырю, тем самым отрезав осажденных от провианта и воды.
Несколько раз пираты пробовали делать вылазки, но безуспешно. Их
каждый раз отбрасывали назад с большими потерями. А спустя месяц
продовольствие в стенах цитадели было уже на исходе, и главарь
пиратов - брат Клода - заговорил о сдаче. Но не тут-то было!
Аббат Сен-Маргета, как раз в те дни и получивший это прозвище,
выхватил меч и отсек голову своему брату, как будто это был
какой-нибудь грязный сарацин. Потом, спрятав ее в мешок, он
послал одного из своих верных людей с этим подарком к
королевскому военачальнику, предлагая поутру сдать ему крепость
в обмен на жизнь.
Утром, как и обещал "аббат", ворота обители были открыты, а на
стенах толпились защитники, размахивая пустыми руками в знак
сдачи.
Довольный полководец вместе со своей свитой начал подниматься
вверх по дороге, вырубленной в скалах, туда, где ждал его
"аббат" Клод с ключами от Сен-Маргета. Одним словом, все было
так, как и должно быть, вплоть до того момента, когда на башне
цитадели запела боевая труба. Ворота сейчас же захлопнулись, а
со скал на торжественную кавалькаду посыпались огромные камни и
стрелы. В то же время корабли, дотоле спокойно стоявшие в
гавани, начали один за другим выходить в море. Оказывается,
ночью новый предводитель пиратов отобрал лучших из своих
головорезов, на веревках спустил их вниз со скалы, и Те,
добравшись вплавь до кораблей, одолели вялое сопротивление
сонных матросов и захватили их всех до единого.
- И что, никто не поднял тревогу? - недовольно произнес Эд,
внимательно слушавший описание пиратской стратегмы'.
Шкипер пожал плечами.
- Никто не ожидал нападения на корабли. А если кто-то и
пробовал подать сигнал на берег, то там в это время царило такое
ликование, что никто просто не обратил на них внимания. В общем,
как я уже сказал, корабли были захвачены, королевский полководец
и многие другие рыцари убиты, прочие же ранены. Воодушевленные
успехом, разбойники поспешили устроить вылазку, чтобы сделать
свою победу полной.
Впереди в кольчуге поверх сутаны с обнаженным мечом в руках
бежал Клод де Монмюзон. Солдаты, остававшиеся на берегу, очень
быстро поняли, что, отрезанные от кораблей, лишенные
командования, они обречень! на гибель, и потому поспешили
сложить оружие. Впоследствии часть их перешла на сторону
негодяев. Те же, кто не пожелал становиться пиратом, были
проданы на невольничьих рынках...
Услужливая память, словно фокусник, вытаскивающий туза из
колоды, моментально нарисовала панораму рыночной площади
Александрии после взлета с нее именного дракона двадцать
третьего герцога Бедфордского.
- ...Когда же бой стих и Сен-Маргетский Аббат стал возвращаться
в свое логово, он приблизился к мертвому королевскому
полководцу...
- ...И узнал в нем своего старшего брата, - проговорил я в тон
рассказчику.
- Да! Верно! Вы знали об этом? - недоумевающе поинтересовался
капитан.
- Нет. Догадался, - ответил я. - Иначе зачем было бы в начале
упоминать о братьях этого пирата? Морской волк глубоко
задумался.
- И верно!
- Послушайте, мой дорогой друг. Кто рассказал вам эту
поучительную историю?
- Гарсьо де Риберак, трубадур, возвращающийся ныне из Англии на
родину.
- Трубадур, - хмыкнул Меркадье. - Ну, эти много чего расскажут.
- Гарсьо утверждает, что провел в плену у Сен-Маргетского
Аббата больше года и только чудом спасся, бежав из крепости.
Мне невольно вспомнилась вывеска корчмы в порте Вулидж с
акулой, грызущей якорь, и почему-то мучительно захотелось, чтобы
на месте этой акулы был наш капитан.
- Так волоки его сюда! - неожиданно для себя рявкнул я.
Шкипер попятился.
- Постой, поманил его пальцем Эд. -- Ну-ка покажи, где этог
самыи остров. Он повернул к нашему собеседнику то, что с очень
сильным допущением можно было именовать картой.
- Вот здесь, - едва взглянув на карту, кинул наш просоленный
морской волк, тыкая пальцем в какую-то загогулину, которую я бы,
наверное, по простоте душевной принял за чернильную каплю,
ненароком сорвавшуюся с пера.
- Отлично! А теперь давай сюда своего певца. - Меркадье
хлопнул ладонью по карте, накрывая остров и пол-Европы в
придачу. - Значит, курс на Сен-Мар-гет!
Гарсьо де Риберак постучал в дверь нашей каюты вскоре после
ухода капитана, но запах ароматических притираний, которыми он
щедро умащивал свое тело, травмировал мое слабое обоняние минуты
за две до этого.
- Вы позволите? - спросил он. Голос его был тих и нежен. Кожа
бела, золотистые локоны густы и шелковисты, а печальный взгляд
голубых с поволокой глаз, мерцавших подобно двум сапфирам из-под
