основания, чтобы ее можно было поставить, - на грязный,
покрытый папоротником пол у моего колена и протянула мне чашу.
- Выпей, милорд Медведь, это сократит долгий путь назад.
Я медленно взял чашу и сидел, глядя в ее слегка янтарную
глубину, оттягивая неизбежный момент... Старейшая сказала:
- Выпей, в нем нет вреда. Или ты боишься заснуть и
проснуться на голом склоне холма, а вернувшись в форт,
обнаружить, что он пуст, а твои братья по копью умерли сотню
лет назад?
И охвативший меня холод словно усилился с воспоминанием о
другой женщине, которая когда-то сказала почти те же самые
слова. Я выпил тогда - все, что она могла мне дать; и
проснулся на своем холодном склоне, и хотя я находил потом
радость в обществе моих товарищей, в солнечном тепле, в балансе
меча и в послушных мне могучих мускулах лошади под моими
коленями, какая-то часть меня осталась на этом холодном склоне
навеки.
Но я знал, что если я не выпью, то навсегда потеряю дружбу
Маленького Темного Народца, не исполню того, что привело меня
сюда, и, возможно, приобрету врагов столь же смертоносных, что
и маленькая отравленная стрела, так небрежно убранная в колчан.
Вполне возможно, я потеряю Британию.
Я заставил свое сведенное лицо улыбнуться.
- Никто не боится выпить в доме друга - я пью за Темный
Народ и за Солнечный Народ.
Я встал бы на ноги, но под этой крышей я не мог
выпрямиться в полный рост и откинуть назад голову. Поэтому я
выпил, стоя на коленях, осушил чашу до последней капли и вернул
ее в руки девушки. Напиток был прохладным, и в нем не было
сладости верескового пива: лесной напиток, и в сердце его
прохлады таилось пламя. Я никогда больше не пробовал ничего
подобного.
Потом я поднял флягу и мешочек с травами.
- Сожги травы на закате на месте успокоения малышки,
разбрызгай вокруг Темный Напиток, смешав его с пеплом, и с ней
все будет хорошо, - сказала Старейшая, а потом, когда я
пробормотал что-то в знак прощания и повернулся к крутым
ступенькам и дыре входа, добавила: - Постой. Дочь моей дочери
пойдет с тобой, чтобы проводить тебя назад в твой мир.
На этот раз, думаю, мы двигались напрямик, потому что мы
вышли из долины не в том месте, в котором вошли, и не
переходили ручей, и три пика Эйлдона всю дорогу были перед
нами; а расстояние не составило и четверти того, что мы покрыли
в темноте. Подойдя к подножию крепостного холма, мы начали
подниматься наверх. Ветер уже успокоился, и среди кустов
ракитника плясали в теплых лучах солнца сверкающие облачка
мошкары. Как нам удалось избежать внимания часовых на стенах на
этот раз, я не знаю; разве что девушка Ита была со мной, и,
полагаю, какая-то часть окутывающего ее плаща теней закрывала
нас обоих. Знаю только, что в то время тишина наверху усиливала
мое беспокойство, пока неопределенные шорохи и лошадиное ржание
не помогли слегка развеять страх, который все еще дышал холодом
мне в спину. Мы были уже почти под красными песчаниковыми
стенами, когда Ита свернула в сторону с оленьей тропы и в
последний раз сказала:
- Сюда - идем.
Я следовал за ней так долго, что теперь прошел, не
спрашивая, и этот небольшой путь. Она привела меня к небольшой
потаенной впадине среди кустов орешника, меньше чем в половине
выстрела из лука от стены. Наверно, что-то в строении холма в
этом месте приглушало звуки, потому что я услышал какое бы то
ни было журчание падающей воды только тогда, когда подошел к
источнику почти вплотную. И даже тогда это был очень слабый
звук, странно похожий на колокольчик. Девушка спустилась в
крошечную лощинку и, нагнувшись, убрала в сторону плотную массу
листовика и куманики.
- Смотри, - сказала она, и я увидел миниатюрную струйку
воды, которая пробивалась между двух камней и стекала в
углубление размером с кавалерийский щит, а потом снова исчезала
под камнями и папоротником. Можно было пройти на расстоянии
собственного роста от этого источника и так и не догадаться,
что он здесь.
- Это замечательно, - сказал я. - Если бы ты не
показала его мне, он мог бы остаться скрытым до тех пор, пока
мы не начали бы вырубать кустарник.
- Именно это я и имела в виду, - отозвалась она. - По
крайней мере, это избавит вас от многих трудов, потому что вам
не придется таскать воду в гору от ручья. Вода здесь хорошая и
свежая... Когда тебе понадобятся мои сородичи, повесь
соломенную гирлянду на ветку большой ольхи, что растет над
запрудой для водопоя, и кто-нибудь придет.
Я стоял на коленях у воды, бросая себе в лицо ее свежую
прохладу; и я спросил:
- А я могу быть уверен, что это то самое дерево? Откуда
ты знаешь, где мы будем поить лошадей?
- Есть одно место, которое явно лучше всех остальных, -
там, где ручей спускается вниз и сливается с рекой, почти сразу
над бродом. Мы поим там наш скот, когда перегоняем его с одного
пастбища на другое. Ты узнаешь и это место, и дерево.
Она говорила совсем рядом за моей спиной, но когда я
обернулся, собираясь задать ей еще какой-то вопрос, ее там не
было. И лишь - несколько мгновений спустя - что-то
промелькнуло на склоне холма ниже того места, где я стоял, но
это мог быть какой-то дикий зверь, пробегающий среди кустов
орешника.
я встал на ноги, повернулся к калитке, которая виднелась в
стене форта у меня над головой, и начал подниматься.
В растрескавшемся дверном проеме разрушенной караулки
прижился росток бузины. Прошлой ночью я заметил его, как обычно
замечаешь всякие незначительные мелочи; и теперь, пока я
поднимался к калитке, меня на какой-то миг охватило леденящее
предчувствие, что я не найду там ничего, кроме изъеденного
временем пня, и что знакомые звуки лагеря исходят от людей, чьи
лица мне незнакомы.
Но росток был таким же, как и прошлой ночью, и внезапно
меня со всех сторон окружили дозорные, и раздались крики, и
кто-то прибежал, примчался, как мальчишка, по проходу между
разрушенными бараками, и я увидел, что это Бедуир, а за ним -
Малек и юный Эмлодд. Последний холодок страха, пробегавший,
словно слабый ветерок, у меня между лопатками, растаял без
следа, так что ко мне пробилось тепло солнца, и в тот же самый
миг на меня навалилась такая усталость, что я едва смог
доковылять к ним навстречу.
- Все в порядке? С тобой все в порядке? - спрашивали
они.
- Все в порядке, - успокоил я их. - Я думаю, что все в
полном порядке. Я получил то, за чем ходил.
- Иди поешь, - сказали они.
Ноя покачал головой, одурманенно смеясь.
- Все, что мне нужно, - это место, где можно выспаться;
уголок, в который можно заползти и где никто не споткнется о
мои ноги.
Глава четырнадцатая. Сит Койт Каледон
Погода, возможно, позволила бы нам продолжать кампанию в
течение еще двух месяцев, но я, посоветовавшись с Кеем и
Бедуиром и остальными командирами и капитанами, решил не
распылять в конце лета свои силы в напрасной попытке окружить
разбитое и разбежавшееся войско Гуиля. Лучше было
сосредоточиться на том, чтобы устроить здесь, в Тримонтиуме,
хорошо защищенные зимние квартиры; превратить Кастра Кунетиум в
надежный сторожевой пост, пока на нас не опустилась зима и у
посланного туда гарнизона еще было время там закрепиться; и
наладить постоянное патрулирование соединяющей оба города
дороги.
Первое, что нужно было сделать, - это снова поговорить с
Маленьким Темным Народцем и убедиться, что купец Деглеф не
ошибся насчет положения старого форта, а еще проверить, сможем
ли мы войти в него беспрепятственно, или же он находится в
руках неприятеля и занимать его нужно будет с боем, как мы
занимали Тримонтиум.
Так что на третье утро после моего возвращения из Полых
Холмов я приказал Флавиану повесить соломенную гирлянду на
сломанную ветку большой ольхи, когда он со своим эскадроном
поведет лошадей на водопой. Девушка Ита была права; одно место
было просто идеальным для водопоя - там, где ручей, который мы
позже назвали Лошадиным, замедлял свой стремительный бег и,
прежде чем разлиться над столетними наносами, которые
образовывали брод, расширялся в небольшую заводь с заросшими
ольхой берегами, а уже потом делал последний головокружительный
бросок и вливался в большую реку. А над заводью, выделяясь
среди своих более мелких и более молодых сородичей, как
военачальник выделяется среди своих братьев по оружию, стояла
одна древняя ольха.
Вернувшись с лошадьми, Флавиан доложил мне, что все
сделано, и тем же вечером Друим Дху, тот воин, который
показывал мне свою стрелу, вошел в узкую северную калитку,
бросив охраняющим ее часовым:
- Солнечный Господин послал за мной, и я пришел.
Они привели его ко мне, к одному из костров, разожженных
вечером на старом плацу, - мы пока еще не имели никаких
постоянных квартир и просто разбили лагерь на развалинах
Тримонтиума, как разбивали его на вересковых пустошах, - и он
с достоинством дикого животного уселся наземь в свете костра, с
виду совершенно не обращая внимания на глазеющую на него толпу;
и без какого бы то ни было слова приветствия устремил взгляд на
мое лицо, ожидая, чтобы я сказал ему, что мне нужно.
Когда я сделал это, он заговорил:
- Что до того форта, который ты назвал, то он лежит в
двух днях пути по Великой Дороге в сторону заходящего солнца. Я
знаю, потому что сам проделывал этот путь, когда перегонял
стадо; и стены пока еще крепки. Пустой он или находится в
чьих-то руках, я не знаю, но дай мне день, самое большее -
два, чтобы послать вопрос и получить ответ, и я приду и скажу
тебе. О, господин, что-нибудь еще?
- Ничего, если форт пуст. Если он занят, то сообщи мне,
сколько там людей и какие у них запасы оружия и провианта. Это
можно сделать?
- Можно.
Он подобрал под себя ноги, собираясь встать.
- Поешь, прежде чем идти, - сказал я.
- Я ем только у своего собственного очага.
Но я знал, что вера должна быть обоюдной.
- Ешь! Я пил у вашего.
Он долго и с сомнением смотрел на меня, потом снова
опустился на землю у костра и протянул руку за горячей ячменной
лепешкой, которую передал ему кто-то из толпы; и съел ее, не
отводя глаз от моего лица. Поев, он встал и, не произнося ни
слова прощания, - как не говорил слов приветствия - сделал
странное размашистое движение рукой в сторону лба и, покинув
круг света, растворился в темноте.
Назавтра о нем не было ни слуху, ни духу, но на утро
следующего дня Флавиан, приведя лошадей с водопоя, разыскал
меня.
- Сир, Друим Дху пришел опять, - сказал он. - Я не
понимаю, как он это делает, но у меня просто мурашки бегут по
коже! Мы повели лошадей от реки, и он оказался прямо среди нас!
Я глянул мимо него, ожидая увидеть за его спиной маленькую
темную фигурку, но он покачал головой.
- Он не захотел подняться в форт. Он просто сказал:
"Передай Солнечному Господину, что ему некого выгонять из той
крепости, о которой мы говорили, если не считать горных лис и,
может быть, пары сов" - а потом исчез. Может быть, он
превратился в ольху.
Он слегка посмеивался, говоря это, но смех его был не
вполне естественным.
- Способность превращаться в ольху - не такое уж плохое
умение для разведчика.
- Наверно, нет. Но все равно, это не к добру - то, как
он приходит и уходит, - Флавиан нетерпеливо передернул плечами
и, внезапно посерьезнев, посмотрел на меня. - Артос, сир, мы,
что, должны доверять ему - им? Я имею в виду насчет Кастра
