продвижении разносился сквозь вереск: один или два зажиточных
землевладельца, чьи фермы до сих пор избежали нашествия Морских
Волков, каждый с римским оружием в хорошем состоянии и с
небольшим отрядом домочадцев и работников с фермы; беглые рабы
со шрамами от цепей; все еще свободные воины с раскрашенными
щитами, с которыми их племя шло в давние дни против легионов.
Они присоединялись к нам на марше и двигались в нашем строю -
трусцой среди наших пехотинцев или верхом на своих маленьких
горячих пони; на коротких ночных стоянках они подходили к
нашему костру, гордые, как туры, с глазами, уже горящими огнем
битвы, и говорили просто и прямо, как говорят люди в глухих
местах:
- Милорд Артос, я Гуэрн, или Талор, или Гунофариний, сын
Ратмайла. Я буду с тобой в этом деле.
К вечеру предпоследнего дня марша мы наткнулись на
маленькую сожженную ферму, где под обуглившейся крышей и серым
пеплом все еще теплился тусклый огонь и повсюду были видны
следы побывавшей здесь большой компании. Айрак обежал все
кругом, по-собачьи внюхиваясь в каждую вещь, а потом вернулся
ко мне, вытирая руки о свой кильт из волчьей шкуры.
- Они прошли мимо этой фермы меньше чем полдня назад.
Здесь они снова собрались в единое войско. Пусть милорд Медведь
поторопится.
Я подозвал к себе Бедуира и Кея и сказал им:
- Мы будем идти со всей возможной скоростью, пока не
сядет солнце; с наступлением темноты сделаем часовой привал,
чтобы поесть, напоить лошадей и дать им покататься по траве. А
потом будем идти всю ночь, а пехота пусть догоняет нас, как
сможет. Последний этап гонки начинает оживляться, мои герои!
И вот так, не считая этого одного привала, мы без
остановки неслись сквозь тьму, бросая усталых лошадей вперед
через волнистую равнину и снова выезжая на мощеную щебнем
дорогу; и к полудню следующего дня, уже почти в виду Эбуракума,
нагнали арьергард саксонского войска.
Глава одиннадцатая. Сын ведьмы
То была беспорядочная схватка при отступлении; схватка, в
которой ряды сражающихся раскалывались, сливались снова,
рассыпались десятками мелких отдельных стычек по зеленым
равнинам, среди зарослей ив и орешника, и снова собирались
вместе, все время оттягиваясь назад, к серым стенам Эбуракума,
которые теперь приблизились настолько, что я уже мог их
разглядеть. Медленно, очень медленно воротные башни вырастали и
нависали над нами все более грузной массой, а тени сражающихся
людей и белых курчавых кустов боярышника становились все
длиннее. я почти до самого последнего мгновения надеялся
втиснуться между саксами и их цитаделью и отбросить их назад;
но я понятия не имел, сколько Морских Волков оставалось в
гарнизоне старой крепости легионеров, а мои люди и лошади были
настолько измучены, что я не осмелился теперь подвергать их
такой опасности. Вместо этого я пошел на другой риск: мы
рванулись вперед, прижимаясь к саксам так близко, чтобы они не
успели закрыть перед нами ворота. Мы гнали их, как собаки гонят
овечье стадо, - не то чтобы эти люди были очень похожи на
овец; они были доблестными бойцами и отступали перед нашим
натиском размеренно и без всяких признаков беспорядочного
бегства. Правду сказать, сейчас они держались более твердо, чем
когда бы то ни было с тех пор, как их строй дрогнул на дороге,
ведущей в Дэву, - щит у плеча и разящий меч, и ни единого
взгляда на своих убитых, остающихся лежать на всем пути
отступления.
Когда они достигли ворот, их оставалось всего две или три
сотни, и мы наседали на них так плотно, что торжествующие
передние ряды Товарищей уже смешивались с дружинниками Окты, а
Алый Дракон Британии и белые бунчуки саксов почти сливались на
ветру в единое целое. Я уже слышал сквозь вопли своих парней,
как под копытами Ариана глухо гудят бревна моста; видел за
воротами людей, женщин, стариков, мальчиков, и рядом с ними
воинов гарнизона, готовых втащить своих соплеменников внутрь и
не дать нам прорваться в ворота - и закрыть их перед нашим
носом, когда последний сакс окажется в крепости. И если бы им
удалось осуществить свой план, это означало бы гибель нашего
авангарда, который тоже оказался бы внутри, отрезанный от
всякой помощи с нашей стороны.
Я сам принял решение вступить в эту ужасную игру, но
теперь, увидев черные челюсти ворот и кишащих вокруг них
саксонских воинов, я на мгновение почувствовал тоскливую
беспомощность охотника, который видит, как его собаки срываются
вниз с обрыва. Слишком поздно отступать теперь, слишком поздно
сделать что бы то ни было, кроме как сжать зубы и нестись
вперед, сметая саксов со своего пути и удерживая ворота
открытыми силой своего натиска...
Я испустил боевой клич: "Ир Виддфа! Ир Виддфа!" и пониже
пригнулся в седле, снова и снова ударяя каблуком в потный
конский бок, бросая Ариана вперед между неприятельских копий.
- Держитесь ближе! Бога ради, держитесь ближе! Не дайте
им закрыть ворота!
Рядом со мной Проспер трубил атаку, и Товарищи за моей
спиной устремлялись вперед. Но защитники крепости уже
подскочили на помощь своим шатающимся соплеменникам; другие с
воплем повисли на тяжелых, обшитых листами бронзы бревенчатых
створках ворот...
На нас упала тень подворотной арки. Брошенное кем-то копье
вонзилось в грудь Айракова пони, и бедное животное, не
переставая отчаянно визжать, кубарем покатилось на землю; сам
Айрак успел с него соскочить. Мчащаяся сзади лошадь, испуганно
всхрапывая, шарахнулась в сторону, и на какое-то мгновение весь
наш передний край был остановлен и охвачен смятением. Остановка
длилась всего один кратчайший вздох, один бешеный удар сердца,
но этого было бы достаточно... А потом в этот последний черный
миг нашей атаки, когда все казалось уже потерянным, произошло
чудо - так быстро, что в момент своего начала оно уже
разливалось могучим свирепым потоком. Среди защитников крепости
воцарился внезапный ревущий хаос; сзади, с боков выскакивали
странные, фантастические фигуры, спрыгивая словно бы ниоткуда в
самую гущу тех, кто пытался закрыть ворота; мужчины и женщины,
тоже изможденные и одичавшие, в развевающихся лохмотьях, с
невольничьими ошейниками на шее, с жердями, ножами, мясницкими
топорами в руках; они бросались на створки ворот, удерживая их
открытыми. Сама преисподняя разверзлась и клубилась теперь
вокруг меня в темной пещере подворотной арки. Крики и визг
усилились, сливаясь в один непроницаемый водоворот звука; тут
же затянутый и поглощенный могучим, хриплым, ликующим воплем,
который мог бы быть радостным воем проклятых душ. И снова я
услышал свой собственный голос, который выкрикивал боевой клич:
"Ир Виддфа! Ир Виддфа!", подхваченный за моей спиной
раскатистым ревом, и, словно на гребне мощной волны этого
торжествующего крика, мы врезались в доблестный арьергард
саксов, топча их копытами, сметая их с дороги, как внезапно
разлившаяся река сметает все на своем пути; а за нашими спинами
все еще напрягались и подрагивали крепкие створки ворот. Айрак,
словно пес, бежал у моего стремени. Мы пробились сквозь темный
тоннель подворотной арки, где нас оглушил гулкий грохот копыт
наших лошадей под крестовыми сводами; сквозь качающуюся,
воющую, обезумевшую толпу, люди в которой сражались теперь уже
не с нами, а друг с другом; и за спинами сопротивляющегося
саксонского арьергарда нашему взору открылась безжизненная,
прямая главная улица Эбуракума.
И в этот момент я даже сквозь одуряющий рев битвы услышал
высокий, волчий, леденящий кровь в жилах вой - боевой клич
Темного Народца; и айрак метнулся вперед, устремляясь со своим
кинжалом в клокочущую массу воинов. Он не мог и думать о том,
чтобы пробиться сквозь них, он снова следовал обычаям своего
племени, которое верит, что победу можно купить сознательной и
добровольной жертвой. И с этой верой он бросился на
неприятельские копья. Поистине, этот маленький человечек съел
храбрость своего отца - или, может быть, у него было
достаточно своей собственной.
- Давайте, ребята! - закричал я. - Ко мне! Следуйте за
Айраком! Следуйте за мной к цели!
И охотничий рог подхватил этот клич. Прямо перед собой я
увидел среди немногих оставшихся в живых дружинников
исполинскую фигуру Окты Хенгестона; его волосы слиплись от
крови, вытекшей из раны на голове, и кровь же, словно ржавчина,
покрывала бурыми пятнами кольчугу на его плечах и груди. Щит он
потерял или отшвырнул прочь. Я бросил Ариана на него, а он с
пронзительным, вызывающим криком прыгнул мне навстречу; и когда
он взмахнул мечом, я на какой-то миг увидел его глаза, словно
горящие серо-зеленым пламенем. Острие моего копья ударило его в
изгиб сильного горла над золотой гривной. Кровь брызнула
струей, и я увидел, как его глаза расширились, словно от
изумления; а потом он, не издав ни звука, рухнул навзничь среди
своих дружинников.
После этого мужество оставило саксов, и они начали
отступать быстрее.
Кто-то поджег кровлю на одной из саксонских хибарок, и
огонь быстро распространился, подгоняемый свежим вечерним
ветром, который переносил клочки пылающей соломы с одной крыши
на другую; над широкой улицей, теперь почти наполовину
заваленной кучами мусора, начал собираться дым; высокая белая
базилика, стоящая, как утес, над похожим на воронье гнездо
скоплением варварских лачуг, потемнела, затянутая его ползучими
клубами, и его едкий запах перехватывал нам горло. Рядом со
мной, прямо под копытами лошадей Товарищей, бежали люди с самым
невероятным оружием в руках и с невольничьими ошейниками на
шее... А потом Морские Волки дрогнули и покатились назад, и
битва закончилась, и началась охота.
Позже, когда пожар был уже наполовину потушен, я сидел в
центре форума на бортике ограды богато украшенного фонтана, на
руке у меня висел повод Ариановой уздечки, и я ждал, пока
старый жеребец утолит жажду, а тем временем конница, пехота и
воины в боевой раскраске рыскали по всему Эбуракуму в поисках
бежавших саксов, а Кей с небольшим отрядом легкой конницы летел
следом за другими беглецами в сторону побережья; и вокруг меня
кипел ревущий поток победы. Рядом со мной стоял рослый человек.
Я видел его в первых рядах неистовой толпы, напавшей на ворота;
он был светловолос, точно какой-нибудь сакс, но его шею
охватывал серый железный невольничий ошейник, а в руках у него
был обнаженный меч, который он заботливо чистил пучком травы,
вырванным у основания фонтана.
- Кем бы ты ни был, друг, я должен поблагодарить тебя.
Мой собственный голос, тяжело и хрипло прозвучавший в моих
ушах, заставил меня очнуться.
- Что до того, кто я такой, так я - кузнец Джейсон; и
вот потому-то у меня в руках это, а не выдернутая из плетня
жердь или мясницкий нож. А тот парень, - он указал клинком на
другого человека, который шел мимо, пошатываясь под тяжестью
большого кувшина с вином, - был учетчиком зерна в городском
хранилище; а это Сильвианий, у которого была своя собственная
земля и целая комната книг для чтения... а вот это Хелен, наша
золотая Хелен.
Посмотрев в ту сторону, куда он указывал, я распознал
женщину, которую тоже видел в самой гуще сражения.
- Морские Волки обращались с ней, как с обыкновенной
шлюхой, и ей это не очень-то нравилось, ведь она в течение
десяти и более лет была хозяйкой собственного дома с девушками.
Теперь-то, как видишь, почти все мы - невольники, - он
