фырканьем. Цири натянула перчатки.
- Я готова.
Шум в ушах. Вспышка и яркость. А потом - тьма.
Воды озера и предвечерняя тишина несли ругань Короля-Рыбака, который на
своей лодке тянул и дергал леску, пытаясь освободить блесну, зацепившуюся
за дно. Глухо плеснуло упущенное весло.
Нимуэ нетерпеливо кашлянула. Кондвирамурса отвернулась от окна, снова
склонилась над акварелями. Особенно притягивал взгляд один из картонов:
девушка с развевающимися волосами верхом на вздыбленной вороной кобыле.
Рядом - белый единорог, тоже поднявшийся на дыбы. Его грива развевается
так же, как волосы девушки.
- Пожалуй, только относительно одного этого фрагмента легенды, -
заметила адептка, - мнения историков не разошлись. Они единодушно считают
его вымыслом и сказочным украшательством либо же тонкой метафорой. А
художники и графики назло и наперекор ученым облюбовали именно этот
эпизод. Пожалуйста, что ни картинка, то Цири и единорог. Например - здесь:
Цири и единорог на обрыве у приморского пляжа. А тут, смотри, Цири и
единорог на фоне прямо-таки пейзажа из наркотического транса, ночью, под
двумя лунами.
Нимуэ молчала.
- Словом, - Кондвирамурса отложила картоны на стол, - всюду Цири и
единорог. Цири и единорог в лабиринте мест. Цири и единорог в бездне
времен.
- Цири и единорог, - сказала Нимуэ, глядя в окно, на озеро, на лодку и
мечущегося в ней Короля-Рыбака. - Цири и единорог появляются из небытия,
как призраки, висят над гладью вод одного из озер... А может - одного и
того же озера, связывающего, как застежка, времена и места всякий раз
разные - и все же всегда одни и те же?
- Не поняла.
- Призраки. - Нимуэ не смотрела на нее. - Пришельцы из иных измерений,
иных плоскостей, иных мест, иных времен. Видения, изменяющие чью-то жизнь.
Изменяющие и свою жизнь, свою судьбу... Не ведая о том. Для них это
попросту... очередное место. Не то место, не то время... Снова, в который
уже раз подряд, не то место, не то время...
- Нимуэ, - вымученно улыбнулась Кондвирамурса. - Напоминаю: здесь я -
снящая, именно я нахожусь тут для того, чтобы наблюдать сонные видения и
онейроскопии. А ты ни с того ни с сего начинаешь вещать так, словно то, о
чем говоришь, видела... во сне.
Королю-Рыбаку, судя по резко усилившейся ругани, блесну отцепить не
удалось, леска порвалась. Нимуэ молчала, глядя на рисунки. На Цири и
единорога.
- Все это, - очень спокойно сказала она наконец, - я действительно
видела во сне. Видела во сне множество раз. И однажды видела наяву.
На поездку из Члухова в Мальборк при определенных условиях может, как
известно, уйти даже и пять дней. А поскольку письма члуховского комтура1
Винриху фон Книпроде, Великому магистру ордена, должны были дойти до
адресата не позже, чем в Троицын день, рыцарь Генрих фон Швельборн тянуть
не стал, а отправился на следующее утро после праздника Вознесения, чтобы
иметь возможность ехать спокойно и не бояться опоздать. Langsam, aber
sicher2. Такое поведение рыцаря очень нравилось его эскорту из шести
конных стрелков под командой Хассо Планка, сына пекаря из Кельна.
Арбалетчики и Планк больше привыкли к таким господам-рыцарям, которые
ругались, орали, погоняли и приказывали гнать во весь опор, а потом, все
равно не успев к сроку, всю вину валили на несчастных ландскнехтов,
отговариваясь враньем, недостойным рыцаря, к тому же рыцаря Ордена. Было
тепло, хоть и пасмурно. Время от времени моросило, яры затягивал туман.
Поросшие буйной зеленью холмы напоминали рыцарю Генриху его родную
Тюрингию, матушку, а также то, что у него больше месяца не было женщины.
Едущие позади арбалетчики тупо напевали балладу Вальтера фон дер
Фогельвейде. Хассо Планк дремал в седле.
Wer gute Fraue Liebe hat
Der schamt sich aller Missetat3...
Странствие протекало спокойно и, кто знает, может, таковым оставалось бы
и до конца, если б не то, что ближе к полудню рыцарь Генрих заметил
неподалеку от тракта поблескивающий плес озера. А поскольку завтра была
пятница и имело смысл заблаговременно запастись постной пищей, рыцарь
приказал спуститься к воде и поискать какую-нибудь рыбацкую хибару.
Озеро было большое и даже обзавелось собственным островом. Никто не знал
его настоящего названия, но оно, несомненно, было Святым. В здешней
языческой стране - словно в насмешку - каждое второе озеро именовалось
Святым.
Подковы захрустели по устилающим берег ракушкам. Озеро затягивал туман,
но все же было видно, что с людьми здесь жидковато. Ни лодки, ни сетей и
вообще ни живой души. "Придется поискать в другом месте, - подумал Генрих
фон Швельборн. - А если нет, ничего не поделаешь. Поедим, что есть в
мешках, даже если это ветчина, а в Мальборке исповедуемся, капеллан
назначит епитимью и освободит от греха".
Он уже собирался отдать приказ, когда в голове под шлемом что-то
зашумело, а Хассо Планк дико заорал. Фон Швельборн глянул и остолбенел. И
перекрестился.
Перед ними из ничего возникли две лошади - белая и вороная, а мгновение
спустя он с ужасом увидел, что из выпуклого лба белой лошади торчит
закрученный винтом рог. Увидел он также, что на вороной кобыле сидит
девушка с пепельными волосами, зачесанными так, чтобы они заслоняли щеку.
Мираж, похоже, не касался ни земли, ни воды, а выглядел так, словно повис
над стелющимся по глади вод туманом.
Вороная лошадь заржала.
- Uuups, - вполне отчетливо произнесла девушка с пепельными волосами. -
Ire lokke, ire tedd! Squaess'me.
- Святая Урсула, покровительница, - забормотал Хассо, побледнев как
смерть. Арбалетчики замерли, раскрыв рты и осеняя себя крестными
знамениями.
Фон Швельборн тоже перекрестился, затем нетвердой рукой вытянул меч из
ножен, притороченных под тебеньком.
- Heilige Maria, Mutter Gottes, - рявкнул он. - Steh mir bei!4
Рыцарь Генрих не опозорил в тот день своих бравых предков фон
Швельборнов, в том числе и Дитриха фон Швельборна, храбро бившегося под
Дамьеттой и одного из немногих, которые не убежали, когда сарацины
волшебством запустили на крестоносцев черного демона. Пришпорив коня и
вспомнив неустрашимого предка, Генрих фон Швельборн ринулся на привидение,
разбрызгивая вылетающие из-под конских копыт крошки беззубок.
- Орден и святой Георгий!
Белый единорог совершенно по-геральдически поднялся на задние ноги,
черная кобыла заплясала. Девушка испугалась, это было видно с первого же
взгляда. Генрих фон Швельборн бурей мчался на них. Как знать, чем бы все
кончилось, если б озеро вдруг не покрыл туман, а таинственный мираж
лопнул, распался на разноцветные осколки, словно витраж, в который
швырнули камнем. И все исчезло. Все - белый единорог, вороная лошадь,
странная девушка...
Мерин Генриха фон Швельборна с плеском влетел в озеро, остановился,
мотнул головой, заржал, принялся грызть зубами удила.
С трудом усмирив закапризничавшего коня, Хассо Планк подлетел к рыцарю.
Фон Швельборн глубоко дышал и сопел, чуть ли не сипел, а глаза у него были
выпучены, как у рыбы.
- Клянусь мощами святой Урсулы, святой Кордулы и всех одиннадцати тысяч
кельнских дев-мучениц... - выдавил из себя Хассо Планк. - Что это было,
edier Herr Ritter5? Чудо? Явление?
- Teufelwerk, - простонал фон Швельборн, только теперь бледнея от
изумления и щелкая зубами. - Schwarze Magie! Zauberey!6 Проклятое,
языческое и чертовское наваждение.
- Лучше поедем отсюда, благородный господин. Да поскорее... До Пельплина
недалеко, только бы церковные колокола услыхать.
У самого леса, на возвышенности, рыцарь Генрих фон Швельборн оглянулся
последний раз. Ветер разогнал туман, в местах, закрытых стеной леса,
gepj`k|m` поверхность озера поматовела и пошла рябью.
Над водой кружил огромный орел-рыболов.
- Безбожный, языческий мир, - пробормотал Генрих фон Швельборн. - Много,
много трудов, работ и огня ждет нас, прежде чем Орден Немецких
Госпитальеров наконец изгонит отсюда дьявола.
- Конек, - сказала Цири укоризненно и одновременно насмешливо, - не
хотелось бы быть назойливой, но я немного тороплюсь в свой мир. Я нужна
близким, ты же знаешь. А мы сначала оказываемся у какого-то озера и
налетаем на какого-то смешного простака в клетчатом костюме, потом на
толпу грязных и орущих лохмачей с палицами, наконец на психа с черным крес
том на плаще. Нет, нет! Не те времена, не те места! Очень тебя прошу.
Конек, поднатужься как следует. Очень тебя прошу.
Иуарраквакс заржал, вскинул рогом и передал ей что-то, какую-то мысль.
Цири поняла не до конца. Задумываться не было времени, потому что в голове
у нее опять разлился холодный свет, в ушах зашумело, а в затылке
похолодало.
И ее снова поглотило черное бархатное ничто.
Нимуэ, заливаясь веселым смехом, потянула мужчину за руку, они сбежали к
озеру, петляя меж невысоких березок и ольшинок, вывороченных с корнями и
поваленных стволов. Выбежав на пляж, Нимуэ сбросила сандалии, приподняла
платьице, зашлепала босыми ногами по прибрежной воде. Мужчина тоже скинул
ботинки, но в воду входить не спешил, а сбросил плащ и разложил на песке.
Нимуэ подбежала, закинула ему руки на шею и поднялась на цыпочки,
однако, чтобы ее поцеловать, мужчине все равно пришлось сильно
наклониться. Не напрасно Нимуэ называли Локотком - но теперь, когда ей уже
исполнилось восемнадцать и она была адепткой магических искусств, называть
ее так могли лишь самые близкие подруги. И только некоторые мужчины...
Мужчина, не отрываясь от губ Нимуэ, сунул руку в разрез ее платья.
Потом все пошло быстро. Они оказались на расстеленном на песке плаще,
платьице Нимуэ подвернула повыше талии, ее бедра крепко охватили бедра
мужчины, а руки впились ему в спину. Когда он ее брал, как всегда слишком
нетерпеливо, она стиснула зубы, но быстро нагнала его, сравнялась,
подхватила ритм. Опыт и сноровка у нее были.
Мужчина издавал смешные звуки. Поверх его плеч Нимуэ видела медленно
плывущие по небу кучевые облака фантастических форм.
Что-то зазвенело - так звонит затопленный на дне океана колокол. В ушах
зашумело. "Магия", - подумала она, отворачивая голову, чтобы высвободиться
из-под щеки и руки лежащего на ней мужчины.
На берегу озера - повиснув над его поверхностью - стоял белый единорог.
Рядом - вороная лошадь. А в седле вороной лошади сидела...
"Но я же знаю эту легенду, - пронеслось в мозгу Нимуэ. - Я знаю эту
сказку! Я была ребенком, маленькой девчушкой, когда слышала ее от деда
Посвиста, бродячего сказочника. Ведьмачка Цири. Со шрамом на щеке...
Вороная кобыла Кэльпи... Единорог... Страна эльфов..."
Движения мужчины, вообще не заметившего появившейся картины, стали
резче, издаваемые им звуки - смешнее.
- Uuups, - сказала девушка, сидевшая на вороной кобыле. - Опять ошибка!
Не то место, не то время. Вдобавок, если не ошибаюсь, совершенно
несвоевременно. Простите.
Картина поблекла и лопнула, лопнула, как лопается раскрашенное стекло,
вдруг разлетелась, распалась на тысячи радужных мерцающих искорок, бликов
и мигающих золотинок. А потом исчезла.
- Нет! - крикнула Нимуэ. - Нет! Не исчезай! Я не хочу! Она распрямила
колени и хотела высвободиться из-под мужчины, но не могла - он был тяжелее
и сильнее ее. Мужчина застонал и икнул.
- Ооооох, Нимуэ... Оооох!
Нимуэ вскрикнула и впилась ему зубами в плечо.
Они лежали на плаще, возбужденные и жаркие. Нимуэ смотрела на берег
озера, на шапки взбитой волнами пены. На наклоненные ветром камыши. На
бесцветную, безнадежную пустоту, пустоту, которая осталась от рассеявшейся
