Джонсону, чудом спасшемуся в Далласе, мы устроим гигантский мангал,
всеамериканское родео! А вы, швейцарцы, производители швейцарских плавленных
сырков, не прячьтесь за своими стальными сейфами, стоять на месте, сезам
идет! Он знает все комбинации замков фирм Бош и Фише. Скоро ваши штаны будут
набиты растаявшим шоколадом, друзья! Вам дарит его фирма "Нестле"!
Берю делает смачный плевок на шесть метров, чтобы освободиться от
тяжести на душе, и продолжает, все больше покрываясь пунцовыми пятнами и
размахивая руками.
-- Заметьте, что я не хочу осуждать этих китаез. Они так долго
наступали друг другу на ноги, что теперь они хотят расширить свою
территорию. И их можно понять. Чем больше они делают детей, тем им теснее, а
чем им теснее, тем больше они трутся друг о друга, тем больше делают
глупостей: это порочный круг. И я о них говорю только в связи с нашими
"черными куртками". Они слышат эти разговоры с первой соски. Им сулят
гигантскую и неизбежную катастрофу. Неслыханной силы "трам-тарарам", который
превратит их в зеленый свет. Ультраядовитый гриб! В ожидании обещанного
конца они видят перед собой только бетонные нагромождения больших скученных
жилых массивов, слишком больших и слишком скученных! Тысячи и тысячи окон, в
которых торчат рожи, похожие на мою ж...! Пространства, на которых вместо
газонов растут машины.
Квартиры-конуры, в которых мужики ночной смены трахают баб мужиков
дневной смены, которые сами, дымясь, выползают из постелей работяг из ночной
смены! Молодой человек, который дрожит за свою шкуру и живет в такой
паршивой квартире, на что же он может еще надеяться, хотел бы я знать, что
вы на это скажете? Что может отвлечь его от этой страшной напасти в третьей
степени, которая с секунды на секунду может свалиться на его голову? Кто
может дать ему гарантию, что все это -- только дурной сон, и что, как и
прежде, у моего папаши все так же будут кукарекать петухи? Кто же протянет
ему руку? Кто же, наконец, расскажет ему последнюю историю о Мариусе и
Оливе, чтобы сменить тему? Его батя, прилипший к соседке или к этому
омерзительному окошку телека? Его хозяева, которым на него наплевать? Его
товарищи, еще более подавленные, чем он сам? А мы, общественность, мы
возмущаемся. Мы хотим, чтобы они, эти несчастные осколки последней войны,
которым сулят новую войну, придерживались какогото облика морале!
Берю неподражаем! Он само величие и преувеличие, в нем есть что-то
магическое, величественное, неподдающееся, не входящее ни в какие рамки! Ему
не хватает кислорода, и он втягивает его, как может и чем может. Он
расстегивает крючки и пуговицы, расшнуровывает ботинки. Он расслабляется. Он
полагает, что выступает в роли защитника, а сам стал гражданским истцом.
-- Мы хотели бы сделать из них честных и услужливых, и так далее, --
индивидуев! Которые вытирают башмаки о коврик, которые отсылают обратно
лифт, которые спускают за собой воду в унитазе, которые прикрывают за собой
дверь, чтобы, паче чаяния, за них это на сделал чернокожий швейцар. Какая
ерунда! Какая глупость! У этого молодого парня, о котором я говорю, есть
только один дружок на свете -- забегаловка на углу. Его единственная защита
-- велосипедная цепь в кармане, которая пачкает смазкой его штаны. Его
единственный идеал -- это угнать автомобиль и прокатить на нем в ближайшую
рощу чемпионку по подмахиванию на пересеченной местности. Его единственное
развлечение -- это прокуренная киношка, где крутят фильмы о невозмутимых
гангстерах, шлепающих друг друга из бесшумных пистолетов. Все, кто здесь
присутствуют, уже комиссары. Так думайте хорошенько о том, что я вам сейчас
сказал, когда ваши гренадеры приволокут к вам на допрос какую-нибудь банду
дрожащих от страха малолетних хулиганов. Не стоит им рубить головы,
достаточно укоротить им прическу. Не стоит переодевать их в казенную одежду,
достаточно просто снять с них черные куртки, которые они позаимствовали из
фильмов Бранлона Мадо. Нужно учить их жить не для того, чтобы наказывать, а
для того, чтобы научить жить!
Он говорит об этом с таким пафосом, что мы не можем удержаться от
аплодисментов, которых он, безусловно, заслуживает. И в нем появляется
что-то от гомеровских богов из "Илиады". Успех придает таланта, а власть --
храбрости.
-- А поскольку молодежь делают взрослые, -- возобновляет он речь, --
так нечего жаловаться на то, что у нас такая беспокойная молодежь. Так
вместо того, чтобы ее наказывать, давайте поможем ей. Будем ее развлекать!
Доверимся ей! На окраинах больших городов, по которым я проезжаю, каждый раз
я вижу новые курятники! Все строят и строят! Все те же самые, громадные,
холодные, набитые живностью и все-таки пустые! Мрачные до жути! В них
набивают мужиков так плотно, как банки с вареньем на полку. Им говорят:
"Будьте спокойны. Забудьтесь. Поработали -- и баиньки!" К тому же,
муниципалитеты ничего не скрывают, они так и называют их: городки-спальни! В
общем, сейчас официально строят города, где людям дано только одно право:
дрыхнуть! За рабочим скотом приезжают автобусы, отвозят его к станкам и
привозят обратно с мешками под глазами: "Спите, будьте умницами".
Постарайтесь дожить до завтра. Трахайте потихоньку свою бабенку или бабенку
соседа, чтобы снять усталость. Собак иметь запрещается! Отправляйте гулять
своих ребятишек! Платите регулярно за газ и за квартиру и ждите завтрашнего
дня, чтобы все началось снова. Вот такая штуковина! И вас удивляет,
друзья-приятели, что молодежь сыта всем по горло и все разносит вокруг себя!
Вас шокирует, что они мочатся на мерзкие стены этих заводов для спанья? Вас
беспокоит, что они бьют в них стекла, что они воруют машины и начинают
пьянствовать, как только их отнимают от сиськи? Меня нет! В комиссариатах
полиции обстановка гораздо лучше, чем у них дома! Полицейские, по крайней
мере, выслушивают их, дают им выговориться, разговаривают с ними! Это
становится, так сказать, их настоящей семьей, потому что фараоны тоже люди!
И потому что именно этого им не хватает пуще всего, этим соплякам в черных
курках. Людей, с которыми можно поговорить.
На этот раз Берю, ублаженный криками "браво", энергичным жестом руки
прерывает наши аплодисменты и опускает руку.
-- Я на какое-то время, -- вздыхает он, -- отошел от своей
энциклопедии, ребята! Вы знаете, это что? Когда у человека воспламеняющий
характер, как у меня, у Берю, тебя так и тянет на умные речи, слова из тебя
так и прут. Но всегда полезно сказать о сути своей мысли. Это помогает
разобраться в вопросе.
Итак, вернемся, к воспитанию молодого человека. Многие из них, несмотря
на то, что я только что рассказывал, ведут себя с девушками неестественно и
робеют перед ними. Когда какая-то нравится им, они боятся ей это сказать или
сделать так, чтобы она поняла. Вышеупомянутым молодым людям я хочу дать
несколько формул.
Большим и указательным пальцем он крепко сжимает переносицу, вызывая у
себя вдохновение.
И оно осеняет его.
-- Предположим, -- начинает Энциклопедист, -- что молодой человек
служит в какой-нибудь конторе. Он втюривается в хорошенькую секретаршу и
запутывается в своем чувстве. Он издалека рассматривает ее ноги, обтянутые
чулком без шва, когда она "нога на ногу" сидит за машинкой, любуется
манерой, с какой она курит, стучит на своем "Ундервуде" или подкрашивает
помадой губы. Он приходит в отчаяние от того, что не может ей сказать, что
из-за нее у него в груди бьется не сердце, а горит паяльная лампа. И вот у
этого славного молодого человека пропадает аппетит, за обедом он не доедает
свою лапшу и нарушает обмеа веществ, как говорит мой доктор. Как же сделать
так, чтобы добиться своего? Система такая. Каждое утро парень приходит
раньше всех в контору и кладет под чехол пишущей машинки этой крошки букетик
фиалок (если сезон) или садовых мальв. Раскошеливаться особо не надо, важен
сам жест. Заинтригованная девчонка начинает задавать вопросы насчет того,
кто это с ней так мило шутит. Влюбленный не раскрывает себя и продолжает в
том же духе. Машинистку все больше и больше начинает разбирать дух
любопытства. Чтобы очаровать девчонку, сыны моя, есть только два способа:
интриговать, либо чем-нибудь забавлять. В конце концов мисс Ундервуд уже не
может больше терпеть. И тогда молодому человеку остается только отправить ей
простенькую записочку, надушенную одеколоном "Сирень", в стиле: "Это я,
Жюльен, который обожает вас в тайне своей души и решается вам об этом
говорить только цветами".
Она не может устоять, даже если у воздыхателя рост жокея, кос картошкой
и раскосые глаза. Потом, все так же через писульку, потому что наш любитель
езды задним ходом не решается на большее, он назначает первое свиданье:
"Завтра, в субботу, я буду ждать вас с трех часов и до конца моей жизни в
кафе "Моя Бургундия" на бульваре Оссман. Там подают лучшее божоле в Париже и
такие бутерброды с колбасой, что сам "Железная Маска" провел бы себе в
тюрьму трубопровод, чтобы попробовать это".
Надо все делать с блеском, парни! Их можно взять только на красивом.
Ставлю содержимое галантерейной лавки против содержимого трусов, что на
следующий день эта капризная секретарша будет на месте и при полном параде.
Только не будьте идиотом и не торчите там с двух часов! Только не это!
Хитрость заключается в том, чтобы прийти с опозданием на полчаса. Это для
того, чтобы молодая девственница немного поволновалась.
Увидев вас, она сразу теряет рассудок от радости. Вы заливаете ей
что-нибудь насчет аварии в метро или пробке на улице. Затем нежно берете ее
за ручку и шепчете, напустив туману в свои глаза:
"Ах, Жермен (если, естественно, ее зовут Жермен), ах, Жермеи, отныне
только от вас зависит, от чего я умру: от экстаза или от горя!"
Если вы в этот момент сможете выдавить из глаза жалобную слезу -- это
будет воще. От такого допинга девчонка начинает ворковать, как голубка, а
вам остается только слушать. Всю работу она сделает сама, как, если привести
другой пример, это делает ваша супружница, когда вы приходите домой в три
часа утра на рогах. Резюме: оружие скромника -- в его романтичности. Только
так он сможет устоять на своих двоих, исполняя эту очаровательную роль под
Жерар Филиппа.
А теперь другие советы, -- продолжает поучать Неистощимый. -- Когда вы
ведете девчушку в кино, чтобы пообжиматься, не надевайте штаны с молнией:
во-первых, она трещит в тишине, а, во-вторых, вы можете защемить себя, когда
обстоятельства заставят вас в темпе застегнуть ширинку. Нет ничего лучше
добрых пуговиц наших дедов. На кадреже, -- продолжает Неутомимый, -- когда
вы хотите перепихнуться с девчонкой, -- не забирайтесь в кусты. Бывает,
сидите вы с вашей дамой в укрытии, на горизонте вроде все спокойно, и вы,
вместо того, чтобы дать поостыть ее берданке, решаете стрельнуть еще один
разок. В таких случаях никогда не ложитесь на подлесок. Это очень интригует
охотничьих кобелей. Заинтригованные, они примутся облаивать ваш зад. На лай
по-шустрому прискочит какой-нибудь очкарик-охотник и влепит вам в мягкое
место заряд дроби, до того, как вы успеете ему объяснить, чем вы тут
занимаетесь. Молодой кадрило, которым овладевает мимолетное желание, должен
пользовать свою Диану, прислонив ее к дереву. Ни в коем случае в
горизонтальном положении! Пусть лучше вас примут за продольных пильщиков,
чем за кроликов.
Он пытается сплюнуть -- напрасный труд. Ничего не выходит из слизистой,
